ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СУДЬБА
Танцуй! Под плач гитар,
Под звон златых монет,
В крови струится жар,
Безумный лунный свет!
Танцуй! Босым ногам
Нет никаких преград -
На зависть всем богам
Создай свой рай и ад!
Танцуй! Под шепот звезд,
Под тихий смех ручья,
Ловя осколки грез -
Свободная, ничья!
Танцуй! В сплетенье рук -
Сплетение дорог,
Пока есть сердца стук -
Никто не одинок!
Танцуй! Под счастья крик,
В объятиях огня,
Чтобы на краткий миг
Вновь обрести себя!
Танцуй! Живи, пылай,
Как пламени душа!
Люби, страдай, желай,
Дотла сгореть спеша...
Этой ночью город не спал. На главной площади царило веселье: в свете многочисленных факелов гуляли беззаботные горожане, сновали лотошники, предлагая горячие пирожки, бдительно оглядывались стражники, то и дело отвлекаясь на выступление бродячих артистов, прибывших в город еще днем. Фокусники и пожиратели огня, шуты и метатели кинжалов, музыканты, танцовщицы, гадалки... Вечные странники, кочующие из селения в селение для того, чтобы хоть на миг, но расцветить жизнь простых обывателей новыми красками, подарить ощущение счастья и наивной веры в чудо...
От реки тянуло свежестью и прохладой. Сладкие трели флейты, плач скрипки и серебристые переливы гитары переплетались с веселыми голосами, взвивались ввысь, к темным, вызолоченным частой россыпью крупных звезд небесам. Ярко-алые языки костров пронзали прозрачную весеннюю ночь, крошевом жарких искр осыпаясь на мостовую. Невидимая, неосязаемая магия жизни дрожала в воздухе - казалось, протяни руку, и она до краев наполнит стосковавшееся по сказке сердце...
Тьена стояла, прислонившись к стене двухэтажного дома, и с задумчивой улыбкой скользила рассеянным взглядом по лицам веселящихся людей. Волшебство весенней ночи кружило голову, душа рвалась к застывшей в небе полной луне, и, не в силах больше сопротивляться зову музыки, смуглянка шагнула к ближайшему костру, где соловьем заливалась гитара Дана... и остановилась, заметив в толпе спешащую куда-то девушку. Совсем юная, едва ли не младше самой Тьены, высокая, в летящем светлом платье, с живыми цветами, вплетенными в рассыпавшиеся по плечам серебряные локоны. В голубых глазах бликами костров светилось счастье...
Улыбнувшись, Тьена порхнула ей навстречу. Взметнулись яркие юбки, звякнули браслеты на тонких запястьях и вплетенные в черные кудри монетки...
- Стой, красавица! - слегка прикоснулась Тьена к плечу изумленно посмотревшей на нее девушки. - Как тебя зовут?
- Лия... - тихо проговорила она, рассматривая темноглазую смуглянку в диковинном наряде.
- Хочешь, погадаю? - лукаво улыбнулась та, чуть склонив голову набок, так, что монетки отозвались тихим перезвоном крохотных колокольчиков.
Светлые глаза от детского восторга засияли еще ярче - и тут же погасли:
- Ой... А у меня и денег-то нет! - огорченно вздохнула девушка. Гадалка рассмеялась и протянула ей свою смуглую узкую ладонь:
- Так мне счастливую судьбу предречь - лучшей наградой будет!
Лия робко улыбнулась и, решившись, положила на ладонь Тьены свою ладошку.
Ярче вспыхнули костры, и смуглянка, склонившаяся над тонкими, выведенными на белоснежной коже линиями, складывающимися в руны Судьбы, ахнула и переменилась в лице.
- Что?.. - испуганно выдохнула Лия, заметив, как побледнела гадалка. Тьена с трудом отвела взгляд от хитрого узора на хрупкой ладошке и в растерянности прикрыла глаза.
"Никогда не пытайся обмануть Судьбу - Слепая Ткачиха непременно покарает за это!" - часто говаривала Сэя, наставница Тьены, и девушка всегда помнила ее слова. Не забыла она это неписаное правило и сейчас, но что-то, светящееся в глубине наивных глаз Лии, нашло отклик в душе гадалки, заставляя противиться верному решению...
- Все так плохо? - не дождавшись ответа, чуть не плача шепнула светловолосая, и Тьена вздрогнула, стряхнув с себя оцепенение.
- Ну что ты! - ласково улыбнулась она. - Все лучше некуда! Ждет тебя, красавица, путь долгий да счастливый... К жениху ведь идешь сейчас, так? - Лия чуть порозовела и смущенно кивнула, а Тьена, невольно улыбнувшись и легонько коснувшись самой звонкой монеты браслета, той самой, что недавно подарил Дан, продолжила: - Рука об руку дальше по жизни пойдете... Только не ходи сегодня этим переулком; по главной улице вернее счастье свое найдешь...
- Спасибо тебе, сестра! - улыбнулась Лия и, порывисто обняв гадалку, убежала прочь. По главной улице, как ей и было сказано.
Тьена с трудом перевела дух, пытаясь убедить себя, что поступила верно, опустила глаза и, приметив оброненный Лией алый цветок, подняла его, рассеянно воткнула в свои густые волосы цвета безлунной ночи, счастливо улыбнулась молодому гитаристу, не сводящему с нее глаз, и скользнула к костру...
Тихо звякнули монетки, зазвенели браслеты, закружились красные юбки, изогнулось в танце стройное гибкое тело, словно продолжение пламени и музыки...
Танцуй, вольная душа, пока поют тонкие струны; танцуй, пока горит жаркий, словно кровь, костер; танцуй, пока Слепая Ткачиха не вспомнила о тебе... танцуй, как в последний раз!..
***
Утро после празднества выдалось неспокойным. Тревожно перекликались бродячие артисты, суетились стражники, а возле одного из переулков собралась целая толпа.
Молодая пара, пересекавшая площадь, в недоумении смотрела на это столпотворение.
- Эран, там что-то случилось! - с тревогой произнесла молоденькая девушка с серебристыми волосами.
- Разве нас это касается, Лия? - улыбнулся своей невесте русоволосый высокий парень, бросая короткий взгляд на взволнованно галдящий народ.
Но глаза Лии были полны мольбы, и Эран, вздохнув, направился туда. Расталкивая перешептывающихся людей, пара оказалась в первых рядах. Испуганно вскрикнула Лия, отшатнулась, едва не упав, и, придушенно всхлипнув, уткнулась жениху в грудь.
- Не смотри, милая! - побледнев, выдохнул Эран, прижимая невесту к себе, но было уже поздно: она успела разглядеть лежавшую на окровавленной мостовой девушку.
Разглядеть - и узнать черные непокорные кудри, яркие юбки, тонкие черты смуглого лица и хрупкие запястья - почему-то без звонких, набранных из золотых монеток, браслетов. Рядом с бессильно протянутой рукой лежал увядший алый цветок...
- Не плачь, Лия, - увещевал невесту Эран, чуть ли не на руках вынося ее из толпы. - Мало ли что в жизни происходит... Значит, такова ее судьба... Не плачь! Ну хочешь, я тебя на лодке покатаю? Хочешь, милая?
Лия подняла на него заплаканные голубые глаза, из которых постепенно уходило детское горе, уступая место такой же детской радости.
- Хочу, - улыбнулась сквозь слезы, поправляя в волосах свежесорванную алую лилию, девушка, даже не подозревающая, чья именно Нить должна была оборваться прошлой ночью.
А в проклятом переулке, стоя на коленях над телом Тьены, страшно, без слез, рыдал черноволосый смуглый парень, не сумевший сберечь свое нагаданное на долгие годы счастье.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДУША МУЗЫКАНТА
В вечных скитаниях он -
Тот, Кто вещает без слов;
Мир бесконечный - семья,
Небо бездонное - кров.
Ноги босые в росе,
Ветер ночной в волосах,
Даль горизонта в душе,
Звезд отраженье в глазах;
Пальцы в мозолях от струн,
Пеплом в висках - пыль дорог;
С верной гитарой в руках -
С музыкой венчанный бог.
Сотни рифмованных строк
Тают как мед на губах;
Нежных аккордов капель -
Эхо дыханья в веках.
Пряная летняя ночь,
Лунные сны до утра...
Звонкое золото струн
Вьется средь искр костра.
Сердце выводит мотив
Песни свободных ветров;
Вновь до рассвета не спит
Тот, Кто вещает без слов.
Сверкали в темном небе брызги фейерверка, на мелкие осколки разбивали тишину звуки быстрой, как биение взволнованного сердца, и радостной, как выглянувшее из-за туч солнышко, музыки; высокие костры освещали центральную площадь, превращая обычный город - в цветущую, затерянную на необозримых просторах мира степь, где есть лишь высокие травы, вольный ветер да частые крупные звезды.
Даже нелюдимый в общем-то Шэг-кузнец, невзирая на густо посыпанные серебром времени волосы, и то улыбался и невольно притоптывал в такт счастливым напевам гитар и скрипок. А уж как хороши девушки-танцовщицы, порхающие возле костров, словно яркие мотыльки! Легкие, невесомые, беззаботные...
Взгляд скользнул чуть в сторону - и кузнец вздрогнул от неожиданности, заметив у неосвещенной стены одинокую фигуру. Смуглый черноволосый парень, не желающий принимать участие в общем веселье, был его помощником. Появился он здесь два года назад, и за этот довольно-таки долгий срок не обзавелся ни домом, ни семьей, ни друзьями. Да и не стремился к этому вовсе, отгородившись ото всех и не подпуская к себе никого. Всякое про парня говорили - и что беглый каторжник он, и что умом слаб, и что... А Ролвик-портной как-то обмолвился, что это нелепая гибель любимой парня смысла жизни лишила.
Парень взгляд кузнеца заметил. Не впервые ему приходилось ловить на себе такие взгляды - жалостливо-тревожные, - но вот привыкнуть к ним он так и не смог. Он сам не понимал, зачем пришел на площадь; праздник этот для него был все равно что ножом по сердцу... тупым зазубренным ножом, оставляющим рваную, глубокую и незаживающую рану...
Тогда, два года назад, стояла такая же дивная ночь...
Нет, не в этом городе все случилось, отнюдь, но - в похожем на него, как брат походит на брата. И проулок, близнец того проклятого, чья земля впитала ее кровь, здесь тоже был...
... темный - даже сейчас, в свете праздничных огней. Холодный - теплым весенним вечером, щедро отдающим сбереженный дневной дар солнца. Чуждый - в хороводе смеха и веселья, закружившем город...
Рассыпались последние аккорды песни - и тут же зазвучала новая мелодия, яркая и жаркая, подобная пламени разгорающихся костров; мгновение - и в нее вплелись стук каблучков с медными набойками, дуновение ветерка, жемчужинки смеха - так близко... и легкий аромат темных волос, разметавшихся по хрупким плечам...
Девушка скользнула мимо, не заметив словно слившегося с серой стеной парня, но он не мог не заметить ее.
- Тьена! О Тьена!.. - задыхаясь, вымолвил парень, схватив девушку за тонкое запястье. Та испуганно вздрогнула и резко обернулась; на побледневших губах трепетал готовый сорваться крик...
Ему показалось, что он - в очередной раз - медленно, мучительно умирает: в ее широко распахнутых глазах плескалась не южная безлунная ночь, а предрассветная туманная дымка... От неожиданности его пальцы судорожно сжали запястье девушки, и тревожный вскрик все-таки прозвучал:
- Тэлай!..
Опомнившись, помощник кузнеца тут же разжал привыкшие к грубому металлу пальцы и отшатнулся от девушки, а она юркнула за спину словно из-под земли выросшего светловолосого парня.
- Дан?.. - изумленно выдохнул он, опуская сжавшиеся было в кулаки руки...
***
Благоухающий жасмином вечер лениво плавился в по-летнему теплую ночь. Веселье и не думало заканчиваться, но здесь, на окраине города, было почти тихо... почти спокойно.
Небольшой двухэтажный дом, казалось, спал. Лишь в одном оконце едва теплился золотистый свет.
Одинокая свеча скупо освещала грубо сколоченный стол, наполняя крохотную каморку за пределами неровного мерцающего круга мраком и тенями. Странными, искореженными, порой - страшными... всего лишь отражениями тех чувств, что горели в душе парня, склонившегося над листом бумаги.
Черный уголек оставлял на сероватой грубой поверхности неровные штрихи. То едва заметные, то четкие и яркие, они, послушные мозолистым пальцам, постепенно складывались в цельную картину. Однако мысли Дана были далеки от работы...
Он почти физически ощущал, как стены города давят на него, душат в каменных объятиях, заслоняя собой некогда желанный горизонт, нерушимой плотиной преграждая струящуюся вдаль дорогу, стирая воспоминания о том, как сладок дым разведенного в чистом поле костра, как серебрятся под луной припорошенные пылью травы...
А еще город оглушил его. Раньше мысли Дана были наполнены образами и звуками, сплетающимися в прихотливые узоры, - теперь же его вечным спутником стала тишина. Он не мог играть. Более того - не хотел. Дану казалось кощунством прикасаться к струнам гитары - зачем, если этого не услышит она? Если не улыбнется, заставляя его сердце биться быстрее, не рассмеется, вторя серебристому голосу гитары?.. Не вплетет в музыку, рожденную лишь для нее, стремительный и обжигающий, как огонь, танец?..
Пальцы свело судорогой, уголек, перечеркнув рисунок толстой кривой линией, сломался... Дан смял испорченный набросок, смахнул его на пол, закрыл лицо руками и замер.
Тишина... Оглушающая, безнадежная... Разбавленная лишь его тяжелым дыханием, больше похожим на едва сдерживаемые рыдания.
А ведь было... было же...
... хрустальный перезвон свежего ветра в облаках... Шепот листвы и трав... Птичий посвист... Потрескивание костра и шелест языков пламени, свивающихся в плавном танце... И шаги... Шаги босых ног по земле, отзывающейся едва слышным шорохом... И невесомое дыхание на щеке... И узкая горячая ладошка на плече...
- Дан!..
Он вздрогнул и резко обернулся, едва не опрокинув стол. Тоненькая фигурка метнулась в сторону, испуганно прижалась к стене. В полумраке настороженно блестели жемчужно-серые глаза...
- Малья, - выдохнул Дан, и острое разочарование вновь полоснуло по сердцу. - Что ты делаешь здесь?..
Девушка неуверенно повела плечами, будто раздумывая над ответом.
- Ты так быстро ушел с площади, - наконец сказала она, скользнув ближе. Плавные движения, внутренний огонь, кипящий в крови... Танцовщица, как и... Дан до боли закусил губу, запрещая себе искать в Малье любимые черты. - Я хочу поговорить.
- О чем? - глухо отозвался он, вновь устало закрывая лицо ладонями.
- О тебе. - Девушка присела рядом, осторожно прикоснулась к его руке. - Дан... Что с тобой происходит?..
Он убрал ладони от лица. Долго смотрел на столешницу, то ли не желая отвечать, то ли подбирая слова. Малья ждала молча, не торопила, не настаивала... но и уходить не собиралась.
- Со мной больше ничего не происходит, - усмехнулся Дан. - Так и должно быть.
Девушка нахмурилась. Наклонилась, подняла с пола скомканный листок бумаги, расправила его...
- Почему у нее нет лица? - удивленно шепнула Малья, рассматривая набросок танцующей девушки.
- Я не помню ее, - с трудом проговорил Дан.
- Что?.. - не поняла незваная гостья.
- Тьена, она... - с тоской произнес парень. - Я не слышу ее больше, не вижу, не чувствую... Закрываю глаза - и не могу вспомнить ее лицо, хотя когда-то думал - вовек не забуду ни единой черточки... Я не помню ее голоса, а ведь только его и мог слушать часами, только его и мечтал слышать всю жизнь...
Задохнувшись, Дан до боли прикусил губу. В наступившей тишине было слышно, как потрескивает фитилек свечи.
Малья осторожно разгладила набросок ладошкой и положила его на стол. Дан смотрел в окно, но танцовщица могла поклясться чем угодно, что видел он отнюдь не темный кусок неба...
