— Это оружие слишком опасно. Ты сам должен понимать это.
— А министр обороны с этим согласен?
— Да.
— Ложь! Он не мог… Иисусе! А если взорвётся ещё один реактор?!
Президент презрительно наморщил брови.
— Ты ведь знаешь, что эта катастрофа была подстроена. Реакторы не взрываются просто так.
— А если подстроят ещё? А если пустят в ход ядерное оружие?!
— Ох… – Глесс тяжело вздохнул. – С тобой стало так трудно, будто ты уже перестал принимать некоторые лекарства. Я и не ожидал от тебя, Юнг.
— А уж я как не ожидал от тебя, Ричард. Элькса-оружие слишком опасно, серьёзно?! Да ведь они покорны, как машины! Абсолютно никакой самодеятельности! Ты испугался того, что натворила Андрия? Но ведь натворил это один сумасшедший, который сейчас мёртв! И он как раз не был эльксаримом. Ричард, пойми, они опасны ровно настолько, насколько опасен их хозяин. Господи… – Лихтенберг схватился за слипшиеся от проступившего пота волосы и перевёл дыхание, пытаясь расслабить сведённые непроизвольным спазмом мышцы. – Я уверен, что если они решат подчиняться мне – я сумею держать их под контролем, но пожалуйста, Ричард… Не проси меня их убивать, только не их… Или ты мне так не доверяешь? Разве я не заслужил твоё доверие до сих пор?.. Я буду достойным руководителем, ну пожалуйста…
— Что тебя так привязало к этим существам? – спросил президент.
Снова повисла неловкая пауза.
— Может быть, то, что их не понимает… никто, – сказал, наконец, полковник. – Они слишком другие, как будто… в них есть какое-то совершенство, которого мы лишены. Какая-то… надежда.
Где-то в городе завыла сирена, пронеслась и стихла вдали.
— Так и быть, Юнг. Я доверюсь твоему чутью, – произнёс тогда Глесс. – Но я боюсь. Человечество может пожалеть о том, что мы не уничтожили их сейчас.
— А по-моему, человечество пожалеет, если не научится жить в мире с другими расами, – парировал Лихтенберг твёрдо. – Спасибо, Ричард. Я у тебя в долгу. Впрочем… всегда был.
— Брось… Свой старый долг ты отплатил сполна.
Эрих Кастанеда надеялся, он лелеял тайную мечту о том, чтобы освободить органокиборгов от гнёта военных. Хотя и понимал разумом, что едва ли такое возможно, и что подчинение для эльксаримов – не обуза, а благо. Но всё же, человеческая душа его не могла до конца с этим согласиться. И в этом двухмесячном перерыве, когда Лихтенберга забрали на детокс и реабилитацию, он видел подарок судьбы… Сами эльксаримы, однако, не разделяли его надежд. Даже в своём Меоне профессор видел стремление ежедневно находиться как можно ближе к нему, молодой эльксарим старался как можно лучше соответствовать его, Эриха, ожиданиям в мельчайших деталях, что было гораздо легче сделать теперь, когда профессор был с ним рядом. Меон был разрушителем – но при этом он так часто улыбался ему, особенно в первые дни после долгой разлуки… Была ли это улыбка сыновней любви, или… нет. Определённо, нет. Он был для Меона тем же, кем был генерал для остальных эльксаримов базы. И теперь ими овладела какая-то рассеянная апатия. Они тренировались по-прежнему, но почему-то стали меньше заботиться о себе. Казалось, будто они дичают. Всё чаще Эрих находил кого-то из эльксаримов застывшим посреди какого-то занятия, словно он внезапно забыл, в чём была его цель. Органокиборги вели себя странно.
— Хаттори, что ты делаешь? – спросил профессор у лазерника, который только что нашёл в ящике стола ножницы и собирался открыть ими упаковку замороженных креветок. – У тебя ведь есть MPLS.
Тот странно на него посмотрел, открыл креветки ножницами и высыпал на сковороду.
Эви почему-то одёргивала маленького Тора, когда он выбегал в коридор, хотя никто не говорил, что этого делать нельзя. Они не стали действовать свободнее – но как раз наоборот. Будто бы специально втискивали себя в противоестественные рамки. Боялись использовать своё оружие, как раньше. Опасаясь за их психическое здоровье, Эрих иногда давал им поручения, чтобы эльксаримы чувствовали себя хоть немного полезными – и тогда они действительно слушались, но он видел, что этого мало. Скованность движений, заторможенность и замкнутость – всё выдавало их фрустрацию.
— Профессор, – обратился однажды к учёному эльксарим Гаррис. – Когда они назначат нового человека на место генерала?
Надо же, он прямо спросил его об этом.
— Гаррис. Ты не думал о том, чтобы уехать отсюда? Ведь ты можешь уйти в любой момент, тебя ничто не держит, – Эрих решился тоже быть честным.
Эльксарим медленно повёл головой.
— Нельзя, – произнёс он. – Я не могу.
— Почему?
— Это единственное место, где я могу получить хозяина.
— Ты так сильно этого хочешь?
— Да.
— Зачем он тебе, Гаррис? Ведь ты обладаешь всем для самостоятельной жизни! Ты можешь быть свободен!
Мольба во взгляде Эриха разбилась об лёд его бездонного взгляда.
— Нельзя действовать как попало. Я чувствую потребность – но не могу реализовать её без воли хозяина, – проговорил он.
«Ну да, конечно. Я ведь так и знал…» Все чаяния оказались тщетны. Эльксарим-разрушитель не мог допустить и мысли, чтобы использовать своё оружие бесконтрольно. Это ведь так… рационально. Несомненно, в эльксаримах было куда больше разума, чем в человеке разумном. Хотя и происходил этот разум из неведомых нам инстинктов. Как будто их разум принадлежал… вселенной.
Эльксаримы никуда не ушли. Через два месяца, как и обещал президент, полковник Лихтенберг вернулся, чтобы принять командование спецкибернетическим дивизионом Гаттарии – и все эльксаримы базы, кроме Меона, присягнули ему на верность. Рядом со второй АЭИЗ, которую создали эльксаримы-созидатели после атомной аварии, и которая теперь называлась Новой Гаттарией, основали ещё одну военно-исследовательскую базу спецкибернетического направления, чтобы взять эту территорию в оборот. Полковника не избавили полностью от лекарственной зависимости, но от внушительного ряда препаратов, на которых ему приходилось «сидеть», осталась лишь пара наименований. Личность его сделалась куда более мягкой – но не сказать, чтоб её не стало вовсе, как он прежде любил говорить. Оказалось, что под маской суперагента всё же скрывался живой человек. Он очень не любил вспоминать свою службу на генерала, и кошмары всё-таки иногда мучили его по ночам. И даже… наяву. Месть не приносит облегчения, разве что, на миг. Препараты – подольше. Но полностью не излечивает даже время…
Юнг по-прежнему любил отдыхать на берегу лесного озера, хотя теперь ему не приходилось вплетать водоплавающих птиц в телефонные разговоры. Можно было, наконец, расслабиться и просто за ними понаблюдать. Однако не его одного привлекала живописная окрестность. Приблизившись, он услышал бормотание и увидел малыша, который стоял под кустом и играл с летучками растения, сосредоточенно прицепляя их друг к другу. Полоса конденсации металла на его головке сделалась существенно уже, чем в первый год жизни, и русые волосики покрыли освободившуюся из каталитового плена кожу. На конечностях его конденсат ложился теперь более равномерно, образуя, по-видимому, зачатки брони. Задорный огонёк мелькнул в глазах Лихтенберга. Он резко кинулся вперёд и наскочил на ребёнка, подставив ногу и сбив его с ножек. Эльксарим отреагировал – но был ещё слишком мал, чтобы перепрыгнуть, и повалился назад. Распластавшись в траве, он зачем-то поднял перед собой ручки и соединил их хлопком. Лихтенберг навис над ним сверху, опираясь на вытянутые руки и весело хихикая. Тёмные, раскосые глазки испуганно расширились, выглядывая из-за соединённых вместе ладошек. Наконец, встрепенувшись, как взъерошенный кот, крошечный мальчик поднялся и сел.
— Паконик! А-я-яй! Тор пачит! – подрагивая, воскликнул он.
— Испугался? Извини, – Лихтенберг потискал малыша, а потом чмокнул в лобик.
Тельце его так и трепетало под пальцами. «Он сказал, что плачет, но только шмыгнул пару раз носом, – отметил он про себя. – Разрушитель. Пускай и маленький, но какие же они другие».
— Давай-ка, Тор. Хочешь конфетку? – он показал малышу маленькую шоколадку, завёрнутую в фантик, но потом спрятал её в кулак и поднял руку. – Отними!
Тор сразу забыл про свой испуг. Он вскочил, протянул свои ручки и ухватил за жилистое предплечье полковника так цепко, что тот никак не сумел бы высвободиться. Лихтенберг догадывался, что играть следует всерьёз. Маленький киборг потянул на себя – и никакое мышечное усилие не смогло противодействовать силе его крохотных ручонок. Юнг раскрыл ладонь и позволил Тору завладеть конфетой. «Ещё не хватало, чтобы он мне пальцы сломал, – рассудил он здраво. – Всё, как и говорил профессор. Система натяжения формируется. Насколько же они другие…» В сознании возник образ белокурой маленькой девочки… и уголки его рта сразу опустились. Он ещё раз, уже механически, потрепал малыша по волосам и подошёл к его матери, которая наблюдала за их вознёй, опершись спиною о ствол дерева.
— Эви, – тихо проговорил Юнг. – Скажи мне, кто из вас зачищал остров Крон?
— Мы с Хаттори, – как всегда честно ответила плазменница.
— Понятно. Всего двое… сильнейших, – он помолчал немного, не поднимая взгляда, а потом всё-таки поднял и заглянул Эви прямо в глаза. – Моя дочь. Маленькая девочка, восемь лет. Её звали Петра. Волосы – как у меня. И глаза. Худенькая. Может быть, ты её помнишь?
Его голос сбивался и дрожал, но он всё же смог договорить.
— Кто из вас убил её?
— Похоже, Хаттори.
— Она… не мучилась?
— Нет.
— AFLS?
— MPLS.
— В голову?
— В голову.
Юнг сгорбился, опустил и закрыл рукой лицо, сдержав стон. Должно быть, представил… Но быстро взял себя в руки и, вновь посмотрев на эльксарима, вдруг погладил её по плечу.
— Вы не виноваты. У вас был приказ. Это инстинкт… Я понимаю.
Глаза Эви расширились.
— Это ничего, Эви. Ничего.
Развернувшись, полковник Лихтенберг ушёл. А девушка-разрушитель всё смотрела ему вслед.
— Мама! На ручки! – потянулся к ней маленький мальчик, и мать подняла его, нежно лаская.
— Это твой хозяин, Тор. Служи ему.
— Хо-зя-ин.
Рассел не забыл об обещании, которое дал мальчику из Гаттарии. Тем более, что Трейдан Далунг, несмотря на свой юный возраст, сыграл неоценимую роль для операции свержения Андрийского террора. Его не показали по телевизору, не дали никакого ордена. Но это и не важно: юному панте не нужно было никаких регалий. Всё, чего он хотел…
— Ждёшь?
Тонированное стекло автомобиля опустилось, и оттуда выглянуло улыбающееся лицо медикомеханика. С другой стороны из машины вышел полковник. Трейдан поднялся на ноги и склонил голову, щурясь от солнца.
— Моя мать померла, – мирно произнёс он, передёрнув плечами. – И я сбежал. Между прочим, почти месяц вас уже жду.
— Ну. Всё бывает в жизни. Извини, что задержались, – ответил Рассел. – Полезай?
Лихтенберг открыл ему дверь, и панта покорно сел в машину. Автомобиль тронулся, но разворачиваться не стал, устремившись прямиком в Гаттарию.
— Трейдан, – заговорил Рассел, глядя перед собой на бегущую дорогу. – Твой элькса-потенциал – сорок три. Это значит, что элькса-мутация будет сопряжена с риском для жизни.
— Плевать, – ответил панта.
Рассел озабоченно улыбнулся и вздохнул.
— Я понимаю, возможно, тебе сейчас кажется, что твоя жизнь потеряла смысл, но пока ты жив, ты можешь снова его найти. Со смертью кончается всё. Ах… Если честно, я пока ещё никого не убил, и мне очень не хочется открывать своё личное кладбище… Обычно мы не…
— Просто скажите, какие у меня шансы? – перебил его Трейдан.
— Пятьдесят на пятьдесят.
— Могло быть и хуже…
— Это довольно нешуточный риск. Подумай хорошенько, так ли тебе это нужно.
Панта пристально посмотрел на ассистента.
— Знаете, мистер. Я сыт по горло этим вонючим миром, – чётко проговорил он. – Я просто хочу выбрать другой. Можно?
— Чёрт!.. – Рассел помотал головой и рассмеялся. – Сколько на свете людей, солидарных с тобой, ты даже не представляешь! Ладно, проехали. Обещаю, я сделаю всё, что в моих силах.
— А кстати, почему вы, а не Кастанеда?
— Он говорит, мне нужна практика.
— Поняно. Но куда мы едем?
Авто затормозило у знакомого домика. Рассел с полковником вышли и, пройдя через аккуратный, ухоженный двор, позвонили в дверь.
— Ой… Это вы? – на порог вышла бледная мать, и смущённо потупила глаза.
— Мисс Паркер младшая дома? – осведомился Лихтенберг.
Джейн предпочла бы не слышать этого вопроса… Но понимала, что нельзя быть столь эгоистичной… Это их выбор, и она не должна стоять на пути.
— Мисси!
Панта уже стояла внизу.
— Это за тобой.
— Привет, Минкс. Готова?
Милисента взглянула в доброе лицо Лихтенберга с его милыми морщинками у глаз, и так вдруг стало радостно, что захотелось следовать за ним на край света! О лучшем хозяине нельзя было и мечтать. Как же ей повезло! Лицо панты само собой расплылось в улыбке. Но надо было проститься с родными. И мама стояла тут же, как в воду опущенная. Минкс подошла и обняла её, тепло заглянув в глаза.
— Я всё понимаю, – тихо произнесла Джейн. – Прощай, Мисси…
Она пыталась сдержать слёзы, но это было просто невозможно… и они потекли.
— Ну что ты, мама, перестань… Всё хорошо.
Рассел Флинт подошёл и положил руку девочке на плечо.
— Я обещаю позаботиться о вашей дочери. С ней всё будет в порядке. Здесь хотя бы прогноз благоприятный, – добавил он себе под нос.
Джейн отстранила от себя дочку и, словно обессилев, опустилась на стул. Закрыла лицо руками. Она стремилась скрыть непрерывные потоки слёз на своём лице, но трясущиеся плечи и всхлипывания всё равно выдавали её.
— Ну мама…
— Прости меня, Мисси… Прости… Я просто представила… что проснусь завтра – и тебя здесь не будет… Я только… купила твои любимые йогурты… А теперь… кто же их будет есть?!
— Давай я их с собой возьму?
— Испортятся по дороге… – сквозь рыдания выдавила Джейн.
— Здесь рядом, – Милисента отвернулась и вопросительно посмотрела на полковника.
— Здесь рядом, – подтвердил тот.
— Прости меня… Что же я делаю! Я ведь знаю, что тебе это надо. Теперь ты переживать за меня… будешь.
— Мне скоро станет всё равно, – тихо проговорила Минкс.
А Джейн подняла на неё пропитанный горечью взгляд, обхватила руками стройные, узкие плечи…
— Да… Подожди, йогурты… я сейчас.
…
Рихард Кастанеда стоял за углом ограды соседнего двора и видел, как вышла из дома Милисента в сопровождении людей с военной базы. Как чёрный автомобиль со знаком на боку умчался прочь из посёлка. Но только проводил его взглядом и ушёл.
Милисента Паркер, 12 лет, (элькса-потенциал 87) и Трейдан Далунг, 15 лет, (элькса-потенциал 43) успешно перенесли элькса-мутацию и стали эльксаримами полковника Лихтенберга. Оба (эльксарим Трейдан и эльксарим Минкс) оказались разрушителями физического класса.
Рано или поздно это должно было случиться. Люди не могут оставаться в неведении вечно. И даже морок аномальной зоны не выдержит со временем натиска неопровержимых фактов. Они копились, как снежный ком, катящийся со склона. Спецкибернетики с военной базы понимали, что это уже не остановить. И однажды лавина сошла.
Толпа гудела и размахивала транспарантами, растяжками, фотокамерами, телефонами, а некоторые – даже оружием. Боевые роботы, окружили протестующих железным заслоном, но стояли, не предпринимая никаких агрессивных действий.
— А министр обороны с этим согласен?
— Да.
— Ложь! Он не мог… Иисусе! А если взорвётся ещё один реактор?!
Президент презрительно наморщил брови.
— Ты ведь знаешь, что эта катастрофа была подстроена. Реакторы не взрываются просто так.
— А если подстроят ещё? А если пустят в ход ядерное оружие?!
— Ох… – Глесс тяжело вздохнул. – С тобой стало так трудно, будто ты уже перестал принимать некоторые лекарства. Я и не ожидал от тебя, Юнг.
— А уж я как не ожидал от тебя, Ричард. Элькса-оружие слишком опасно, серьёзно?! Да ведь они покорны, как машины! Абсолютно никакой самодеятельности! Ты испугался того, что натворила Андрия? Но ведь натворил это один сумасшедший, который сейчас мёртв! И он как раз не был эльксаримом. Ричард, пойми, они опасны ровно настолько, насколько опасен их хозяин. Господи… – Лихтенберг схватился за слипшиеся от проступившего пота волосы и перевёл дыхание, пытаясь расслабить сведённые непроизвольным спазмом мышцы. – Я уверен, что если они решат подчиняться мне – я сумею держать их под контролем, но пожалуйста, Ричард… Не проси меня их убивать, только не их… Или ты мне так не доверяешь? Разве я не заслужил твоё доверие до сих пор?.. Я буду достойным руководителем, ну пожалуйста…
— Что тебя так привязало к этим существам? – спросил президент.
Снова повисла неловкая пауза.
— Может быть, то, что их не понимает… никто, – сказал, наконец, полковник. – Они слишком другие, как будто… в них есть какое-то совершенство, которого мы лишены. Какая-то… надежда.
Где-то в городе завыла сирена, пронеслась и стихла вдали.
— Так и быть, Юнг. Я доверюсь твоему чутью, – произнёс тогда Глесс. – Но я боюсь. Человечество может пожалеть о том, что мы не уничтожили их сейчас.
— А по-моему, человечество пожалеет, если не научится жить в мире с другими расами, – парировал Лихтенберг твёрдо. – Спасибо, Ричард. Я у тебя в долгу. Впрочем… всегда был.
— Брось… Свой старый долг ты отплатил сполна.
Эрих Кастанеда надеялся, он лелеял тайную мечту о том, чтобы освободить органокиборгов от гнёта военных. Хотя и понимал разумом, что едва ли такое возможно, и что подчинение для эльксаримов – не обуза, а благо. Но всё же, человеческая душа его не могла до конца с этим согласиться. И в этом двухмесячном перерыве, когда Лихтенберга забрали на детокс и реабилитацию, он видел подарок судьбы… Сами эльксаримы, однако, не разделяли его надежд. Даже в своём Меоне профессор видел стремление ежедневно находиться как можно ближе к нему, молодой эльксарим старался как можно лучше соответствовать его, Эриха, ожиданиям в мельчайших деталях, что было гораздо легче сделать теперь, когда профессор был с ним рядом. Меон был разрушителем – но при этом он так часто улыбался ему, особенно в первые дни после долгой разлуки… Была ли это улыбка сыновней любви, или… нет. Определённо, нет. Он был для Меона тем же, кем был генерал для остальных эльксаримов базы. И теперь ими овладела какая-то рассеянная апатия. Они тренировались по-прежнему, но почему-то стали меньше заботиться о себе. Казалось, будто они дичают. Всё чаще Эрих находил кого-то из эльксаримов застывшим посреди какого-то занятия, словно он внезапно забыл, в чём была его цель. Органокиборги вели себя странно.
— Хаттори, что ты делаешь? – спросил профессор у лазерника, который только что нашёл в ящике стола ножницы и собирался открыть ими упаковку замороженных креветок. – У тебя ведь есть MPLS.
Тот странно на него посмотрел, открыл креветки ножницами и высыпал на сковороду.
Эви почему-то одёргивала маленького Тора, когда он выбегал в коридор, хотя никто не говорил, что этого делать нельзя. Они не стали действовать свободнее – но как раз наоборот. Будто бы специально втискивали себя в противоестественные рамки. Боялись использовать своё оружие, как раньше. Опасаясь за их психическое здоровье, Эрих иногда давал им поручения, чтобы эльксаримы чувствовали себя хоть немного полезными – и тогда они действительно слушались, но он видел, что этого мало. Скованность движений, заторможенность и замкнутость – всё выдавало их фрустрацию.
— Профессор, – обратился однажды к учёному эльксарим Гаррис. – Когда они назначат нового человека на место генерала?
Надо же, он прямо спросил его об этом.
— Гаррис. Ты не думал о том, чтобы уехать отсюда? Ведь ты можешь уйти в любой момент, тебя ничто не держит, – Эрих решился тоже быть честным.
Эльксарим медленно повёл головой.
— Нельзя, – произнёс он. – Я не могу.
— Почему?
— Это единственное место, где я могу получить хозяина.
— Ты так сильно этого хочешь?
— Да.
— Зачем он тебе, Гаррис? Ведь ты обладаешь всем для самостоятельной жизни! Ты можешь быть свободен!
Мольба во взгляде Эриха разбилась об лёд его бездонного взгляда.
— Нельзя действовать как попало. Я чувствую потребность – но не могу реализовать её без воли хозяина, – проговорил он.
«Ну да, конечно. Я ведь так и знал…» Все чаяния оказались тщетны. Эльксарим-разрушитель не мог допустить и мысли, чтобы использовать своё оружие бесконтрольно. Это ведь так… рационально. Несомненно, в эльксаримах было куда больше разума, чем в человеке разумном. Хотя и происходил этот разум из неведомых нам инстинктов. Как будто их разум принадлежал… вселенной.
Эльксаримы никуда не ушли. Через два месяца, как и обещал президент, полковник Лихтенберг вернулся, чтобы принять командование спецкибернетическим дивизионом Гаттарии – и все эльксаримы базы, кроме Меона, присягнули ему на верность. Рядом со второй АЭИЗ, которую создали эльксаримы-созидатели после атомной аварии, и которая теперь называлась Новой Гаттарией, основали ещё одну военно-исследовательскую базу спецкибернетического направления, чтобы взять эту территорию в оборот. Полковника не избавили полностью от лекарственной зависимости, но от внушительного ряда препаратов, на которых ему приходилось «сидеть», осталась лишь пара наименований. Личность его сделалась куда более мягкой – но не сказать, чтоб её не стало вовсе, как он прежде любил говорить. Оказалось, что под маской суперагента всё же скрывался живой человек. Он очень не любил вспоминать свою службу на генерала, и кошмары всё-таки иногда мучили его по ночам. И даже… наяву. Месть не приносит облегчения, разве что, на миг. Препараты – подольше. Но полностью не излечивает даже время…
Юнг по-прежнему любил отдыхать на берегу лесного озера, хотя теперь ему не приходилось вплетать водоплавающих птиц в телефонные разговоры. Можно было, наконец, расслабиться и просто за ними понаблюдать. Однако не его одного привлекала живописная окрестность. Приблизившись, он услышал бормотание и увидел малыша, который стоял под кустом и играл с летучками растения, сосредоточенно прицепляя их друг к другу. Полоса конденсации металла на его головке сделалась существенно уже, чем в первый год жизни, и русые волосики покрыли освободившуюся из каталитового плена кожу. На конечностях его конденсат ложился теперь более равномерно, образуя, по-видимому, зачатки брони. Задорный огонёк мелькнул в глазах Лихтенберга. Он резко кинулся вперёд и наскочил на ребёнка, подставив ногу и сбив его с ножек. Эльксарим отреагировал – но был ещё слишком мал, чтобы перепрыгнуть, и повалился назад. Распластавшись в траве, он зачем-то поднял перед собой ручки и соединил их хлопком. Лихтенберг навис над ним сверху, опираясь на вытянутые руки и весело хихикая. Тёмные, раскосые глазки испуганно расширились, выглядывая из-за соединённых вместе ладошек. Наконец, встрепенувшись, как взъерошенный кот, крошечный мальчик поднялся и сел.
— Паконик! А-я-яй! Тор пачит! – подрагивая, воскликнул он.
— Испугался? Извини, – Лихтенберг потискал малыша, а потом чмокнул в лобик.
Тельце его так и трепетало под пальцами. «Он сказал, что плачет, но только шмыгнул пару раз носом, – отметил он про себя. – Разрушитель. Пускай и маленький, но какие же они другие».
— Давай-ка, Тор. Хочешь конфетку? – он показал малышу маленькую шоколадку, завёрнутую в фантик, но потом спрятал её в кулак и поднял руку. – Отними!
Тор сразу забыл про свой испуг. Он вскочил, протянул свои ручки и ухватил за жилистое предплечье полковника так цепко, что тот никак не сумел бы высвободиться. Лихтенберг догадывался, что играть следует всерьёз. Маленький киборг потянул на себя – и никакое мышечное усилие не смогло противодействовать силе его крохотных ручонок. Юнг раскрыл ладонь и позволил Тору завладеть конфетой. «Ещё не хватало, чтобы он мне пальцы сломал, – рассудил он здраво. – Всё, как и говорил профессор. Система натяжения формируется. Насколько же они другие…» В сознании возник образ белокурой маленькой девочки… и уголки его рта сразу опустились. Он ещё раз, уже механически, потрепал малыша по волосам и подошёл к его матери, которая наблюдала за их вознёй, опершись спиною о ствол дерева.
— Эви, – тихо проговорил Юнг. – Скажи мне, кто из вас зачищал остров Крон?
— Мы с Хаттори, – как всегда честно ответила плазменница.
— Понятно. Всего двое… сильнейших, – он помолчал немного, не поднимая взгляда, а потом всё-таки поднял и заглянул Эви прямо в глаза. – Моя дочь. Маленькая девочка, восемь лет. Её звали Петра. Волосы – как у меня. И глаза. Худенькая. Может быть, ты её помнишь?
Его голос сбивался и дрожал, но он всё же смог договорить.
— Кто из вас убил её?
— Похоже, Хаттори.
— Она… не мучилась?
— Нет.
— AFLS?
— MPLS.
— В голову?
— В голову.
Юнг сгорбился, опустил и закрыл рукой лицо, сдержав стон. Должно быть, представил… Но быстро взял себя в руки и, вновь посмотрев на эльксарима, вдруг погладил её по плечу.
— Вы не виноваты. У вас был приказ. Это инстинкт… Я понимаю.
Глаза Эви расширились.
— Это ничего, Эви. Ничего.
Развернувшись, полковник Лихтенберг ушёл. А девушка-разрушитель всё смотрела ему вслед.
— Мама! На ручки! – потянулся к ней маленький мальчик, и мать подняла его, нежно лаская.
— Это твой хозяин, Тор. Служи ему.
— Хо-зя-ин.
Рассел не забыл об обещании, которое дал мальчику из Гаттарии. Тем более, что Трейдан Далунг, несмотря на свой юный возраст, сыграл неоценимую роль для операции свержения Андрийского террора. Его не показали по телевизору, не дали никакого ордена. Но это и не важно: юному панте не нужно было никаких регалий. Всё, чего он хотел…
— Ждёшь?
Тонированное стекло автомобиля опустилось, и оттуда выглянуло улыбающееся лицо медикомеханика. С другой стороны из машины вышел полковник. Трейдан поднялся на ноги и склонил голову, щурясь от солнца.
— Моя мать померла, – мирно произнёс он, передёрнув плечами. – И я сбежал. Между прочим, почти месяц вас уже жду.
— Ну. Всё бывает в жизни. Извини, что задержались, – ответил Рассел. – Полезай?
Лихтенберг открыл ему дверь, и панта покорно сел в машину. Автомобиль тронулся, но разворачиваться не стал, устремившись прямиком в Гаттарию.
— Трейдан, – заговорил Рассел, глядя перед собой на бегущую дорогу. – Твой элькса-потенциал – сорок три. Это значит, что элькса-мутация будет сопряжена с риском для жизни.
— Плевать, – ответил панта.
Рассел озабоченно улыбнулся и вздохнул.
— Я понимаю, возможно, тебе сейчас кажется, что твоя жизнь потеряла смысл, но пока ты жив, ты можешь снова его найти. Со смертью кончается всё. Ах… Если честно, я пока ещё никого не убил, и мне очень не хочется открывать своё личное кладбище… Обычно мы не…
— Просто скажите, какие у меня шансы? – перебил его Трейдан.
— Пятьдесят на пятьдесят.
— Могло быть и хуже…
— Это довольно нешуточный риск. Подумай хорошенько, так ли тебе это нужно.
Панта пристально посмотрел на ассистента.
— Знаете, мистер. Я сыт по горло этим вонючим миром, – чётко проговорил он. – Я просто хочу выбрать другой. Можно?
— Чёрт!.. – Рассел помотал головой и рассмеялся. – Сколько на свете людей, солидарных с тобой, ты даже не представляешь! Ладно, проехали. Обещаю, я сделаю всё, что в моих силах.
— А кстати, почему вы, а не Кастанеда?
— Он говорит, мне нужна практика.
— Поняно. Но куда мы едем?
Авто затормозило у знакомого домика. Рассел с полковником вышли и, пройдя через аккуратный, ухоженный двор, позвонили в дверь.
— Ой… Это вы? – на порог вышла бледная мать, и смущённо потупила глаза.
— Мисс Паркер младшая дома? – осведомился Лихтенберг.
Джейн предпочла бы не слышать этого вопроса… Но понимала, что нельзя быть столь эгоистичной… Это их выбор, и она не должна стоять на пути.
— Мисси!
Панта уже стояла внизу.
— Это за тобой.
— Привет, Минкс. Готова?
Милисента взглянула в доброе лицо Лихтенберга с его милыми морщинками у глаз, и так вдруг стало радостно, что захотелось следовать за ним на край света! О лучшем хозяине нельзя было и мечтать. Как же ей повезло! Лицо панты само собой расплылось в улыбке. Но надо было проститься с родными. И мама стояла тут же, как в воду опущенная. Минкс подошла и обняла её, тепло заглянув в глаза.
— Я всё понимаю, – тихо произнесла Джейн. – Прощай, Мисси…
Она пыталась сдержать слёзы, но это было просто невозможно… и они потекли.
— Ну что ты, мама, перестань… Всё хорошо.
Рассел Флинт подошёл и положил руку девочке на плечо.
— Я обещаю позаботиться о вашей дочери. С ней всё будет в порядке. Здесь хотя бы прогноз благоприятный, – добавил он себе под нос.
Джейн отстранила от себя дочку и, словно обессилев, опустилась на стул. Закрыла лицо руками. Она стремилась скрыть непрерывные потоки слёз на своём лице, но трясущиеся плечи и всхлипывания всё равно выдавали её.
— Ну мама…
— Прости меня, Мисси… Прости… Я просто представила… что проснусь завтра – и тебя здесь не будет… Я только… купила твои любимые йогурты… А теперь… кто же их будет есть?!
— Давай я их с собой возьму?
— Испортятся по дороге… – сквозь рыдания выдавила Джейн.
— Здесь рядом, – Милисента отвернулась и вопросительно посмотрела на полковника.
— Здесь рядом, – подтвердил тот.
— Прости меня… Что же я делаю! Я ведь знаю, что тебе это надо. Теперь ты переживать за меня… будешь.
— Мне скоро станет всё равно, – тихо проговорила Минкс.
А Джейн подняла на неё пропитанный горечью взгляд, обхватила руками стройные, узкие плечи…
— Да… Подожди, йогурты… я сейчас.
…
Рихард Кастанеда стоял за углом ограды соседнего двора и видел, как вышла из дома Милисента в сопровождении людей с военной базы. Как чёрный автомобиль со знаком на боку умчался прочь из посёлка. Но только проводил его взглядом и ушёл.
Милисента Паркер, 12 лет, (элькса-потенциал 87) и Трейдан Далунг, 15 лет, (элькса-потенциал 43) успешно перенесли элькса-мутацию и стали эльксаримами полковника Лихтенберга. Оба (эльксарим Трейдан и эльксарим Минкс) оказались разрушителями физического класса.
Прода от 17.06.2022, 09:29
Эпилог
Рано или поздно это должно было случиться. Люди не могут оставаться в неведении вечно. И даже морок аномальной зоны не выдержит со временем натиска неопровержимых фактов. Они копились, как снежный ком, катящийся со склона. Спецкибернетики с военной базы понимали, что это уже не остановить. И однажды лавина сошла.
Толпа гудела и размахивала транспарантами, растяжками, фотокамерами, телефонами, а некоторые – даже оружием. Боевые роботы, окружили протестующих железным заслоном, но стояли, не предпринимая никаких агрессивных действий.
