И доказывать, что недуг не изгоняют, а лечат — бесполезно. Люди хотят верить в моментальное выздоровление. Этим и пользуются нечистые на руку целители. Усиленно лечат человека, как правило, безрезультатно. А потом, выдержав надлежащий для нагнетания обстановки срок, предлагают последнее средство — ритуал изгнания. Получив монеты, врачеватель убеждает больного, что тот здоров. Это в лучшем случае. А то ведь есть умельцы, знающие, куда нужную травку подложить, чтобы болезнь вызвать, а уж потом и вылечить.
Но я отвлеклась, а женщина тем временем рассказывала:
— Сговорились с Мироном-гончаром. Сменяли козу на отрез хлопка. Мать Мирона, та самая бабка Нюля, привела животину на убой. Хотели провести ритуал на заднем дворе, но… но… — женщина испуганно посмотрела мужа.
— Не решились, — закончил за нее Рион. — А зря, тогда и вопросов бы не было. Моя земля, моя скотина, когда хочу — тогда и режу.
— Неча заразу у дома плодить, — прогудел ткач.
— Рея провела обряд, — дождавшись одобрительного кивка мужа, продолжила женщина. — Зарезала козу, заговорила кровь, сделала талисман для больного.
— Вот уж гадость, — не выдержала я. Ткачиха дернулась, словно ее ударили, но не возразила. Нечего. Гадость на крови — гадостью и останется.
— То же самое мне сказали и Мирон, и Ташка, — кивнул чаровник и посмотрел на меня. — Та девочка, что нашла тело старой Нюли.
— Но Рея к этому времени уже у нас была. Здесь,— проговорила женщина. — Я помню, когда Ташка заголосила, я как раз перину переворачивала, а Рея мне помогала.
— А что у вас болит? — поинтересовалась я у ткача.
На мой взгляд, дядька был здоров, никакой хворобы. По воцарившейся тишине я поняла, что вопрос задала зря. Даже травница перестала всхлипывать.
— Какое тебе дело до моих хворей, водянка? — процедил ткач сквозь зубы.
— Никакого, — я пожала плечами. — Но раз травница еще здесь, до излечения, надо полагать, далеко.
Мужчина с шумом втянул воздух, в глазах разгорелся гнев. Я заставила себя стоять на месте, не поддаваясь трусливому желанию спрятаться за мага.
Домочадцы Керея переглянулись. Жена посмотрела умоляюще.
— Я теряю мужскую силу, — выдохнул он.
Трактирщик отвернулся. Один из лесорубов усмехнулся. Ткач стал наливаться краснотой.
— Давно?
Керей сжал руки в кулаки, на скулах заиграли желваки, но он ответил:
— Третью седмицу.
— Я могу осмотреть кровать?
Мужчина плюнул под ноги. Я не шевельнулась. Рион сделал шаг вперед и… Я запомню это движение, почти незаметное. Он собирался встать на пути у дородного ткача, закрыть меня собой. Да, защищал он не меня, а свою силу, но… Это показалось неожиданно приятным.
Керей обернулся к семье, ища поддержки. Но все были растеряны.
— Хуже уже все равно не будет, — выдавила женщина, обнимая дочь.
— Вторая дверь от светелки, — пересилил себя мужчина.
Под испуганные перешептывания я вошла в спальню. Думаю, после моего осмотра белье сожгут, мебель выкинут, а стены перекрасят. Да еще и смирта вызовут, чтобы вернуть семейному ложу благословение. Мне-то что, лишь бы людям в радость.
Хозяйская опочивальня была убрана с заботой и любовью. Резная кровать с вышитым покрывалом, невесомые занавески на открытых окнах, свежие розы в глиняном кувшине, вышивка на стенах.
Принюхалась. Бесполезно, аромат роз перебивал все запахи.
Терять мужскую силу — не к добру, это вам любой мужик скажет. Правда, вряд ли он знает, что причин тому может быть несколько. На хворого ткач совсем не походил, и, как говаривала бабка Сима, сначала нужно исключить самое очевидное.
Помню, в Солодках Таська прибежала к нам после одиннадцатого ребенка. Со слезами просила найти управу на ее неустанного мужа. Не знаю, что тронуло Симу, изможденное лицо соседки или паскудный характер ее муженька, от которого я не раз получала хворостиной просто за то, что мимо проходила да глаза таращила, но выдала она Тасе один корешок.
Если его поджечь, тлеть будет несколько дней, источая едва уловимый пряный аромат. Успокоительное, расслабляющее средство для нервных людей. Но при ежедневном окуривании человек становится вялым. Растение так и называют «лентяй-трава». Мужикам от него все время хочется спать. Тут уж не до женских округлостей.
Расстройство замечают не сразу, потому как стоит выйти из дома, голова проясняется, руки просят работы, а… хм… тело — любви. Но только сунется мужик обратно в светелку, прижать жену на вышитом покрывале, как дымок снова делает свое дело.
Таське тоже поначалу помогло, но потом ее мужик Варьку на сеновале от души повалял. Пришлось женщине отказываться от средства, если хотела при муже остаться. Отказалась. К лету снова люльку качала.
А семейство ткачей многочисленное… Может, хозяйка решила отдохнуть от чрезмерного внимания благоверного? Только тот оказался не в пример вернее Таськиного мужа и на сторону ходить брезговал?
Я прошла в комнату и приступила к поиску. Осмотрела вазу, шкатулку, сундук и стену за ним, подняла половик, заглянула под кровать. Ничего.
Неужели настоящее расстройство? Странно, что нет других симптомов, такие болячки обычно любят компанию. Тут хочешь, не хочешь, а десятком риниров придется пожертвовать. Или травница, закончив работу, все убрала? Если так, мужик должен был поправиться, но не зря же он так кулаки сжимает.
Все подходящие места я осмотрела — не положишь же тлеющую деревяшку под матрас или в сундук между бельем, так и до пожара недалеко.
Подхваченная ветром занавеска взлетела и опала. Стоял теплый летний вечер, до темноты было еще далеко, запахи свежевскопанной земли и травы перемешивались с ароматом цветов. Я обшарила подоконник, раму и… В углублении между ставнями рука наткнулась на железную коробочку. Бабушка, как всегда, оказалась права, сначала надо исключить очевидное.
Корешок все еще тлел, почти незаметный дым проходил сквозь неровные пробитые отверстия и тут же рассеивался.
Я осмотрела остальные окна в комнате и достала еще две курительницы. Основательно сработано. Если бы не открытые окна, хозяев в один прекрасный день вовсе не добудились бы.
Открыв коробочки, от души поплевала внутрь. Затухая, корешки издали едва слышное шипение. Закрыв крышки, убрала курительницы в карман и вернулась в светелку.
— Все в порядке, — сказано было с улыбкой, но мою радость не спешили разделять. — На опочивальне сглаз. Переберетесь в другую комнату, и все сразу наладится, — повернувшись к Рее, я спросила. — Не хотите ли помочь господину магу?
Рея отрицательно замотала головой и даже открыла рот для отказа, но вытащенная невзначай из кармана коробочка изменила ее решение. Отрицательные кивки сменились утвердительными, и женщина от желания оказаться подальше от дома ткача, которого так усиленно лечила, даже вскочила с лавки.
Ответы на любые вопросы, на самом деле, лежат на поверхности, в который раз убеждаюсь в этом.
Дом Керея мы покинули в полной тишине. Петриш вышел первым, лесорубы следом, потом на улицу юркнула травница. Рион схватил меня за руку и прошептал:
— Она не маг, раз не видит печать.
— Поблагодарим Эола за маленькие радости, — так же тихо ответила я.
В трактире лесорубы вернулись к прерванному ужину, Петриш занял место у стойки. Сев за столик, я выложила перед Реей жестяные коробочки.
— Почему ткач? — спросила я.
— Выбрали дом позажиточней, — пожала плечами женщина.
— Что это? — спросил Рион.
— Лентяй-трава, ее дым отбивается всякую охоту к… к чему бы то ни было, — ответила я, а парень фыркнул, выражая отношение к подобным народным средствам. — Почему вовремя не убрали? — Я указала на курительницы.
— Всего не упомнишь, — пробормотала Рея. — Не успели мы…
— Мы? Кто еще в этом участвовал? — спросил парень, а мне сразу вспомнилось усталое и встревоженное лицо жены ткача.
— Вам-то что за дело, господин чаровник? — развязно спросила Рея. — В Вышград на меня донесете? Да и ладно. А кто людей лечить будет, кто роды принимать? Сами, что ли, возьметесь? Все бы вам, магам, на нас, травниц, напраслину возводить…
— Лечить? Напраслину? — поднял бровь Рион.
— Да брось, чаровник, ничего бы с Кереем не сталось, охолонул бы с недельку и снова к женке…
Я достала из кармана тряпку, в которую было завернуто псише, и молча положила рядом с коробочками, здорово умерив браваду травницы. Если уж она собралась страдать за правду, пусть страдает за всю.
— Ваше?
Рея побледнела. Потом посерела. На нас начали оглядываться. Петриш нахмурился, но вмешиваться не стал.
— Воды, — попросила женщина и, не дождавшись разносчицы, стала заваливаться вбок, старательно кося глазами. Пожалуй, слишком старательно.
Но доиграть падение в обморок до конца не смогла, в последний момент ухватилась рукой за лавку, чтобы не приложиться об оную головой. Так что, сочувствия не нашла не только у меня, но и у Риона. Чаровник щелкнул пальцами, и на ладони зажегся маленький огонек, отразившийся в глазах парня. Это подействовало лучше всяких уговоров.
— Это все Лиска. Племяшка моя, — я бросила взгляд на мага, но тот остался спокойным. — Она прошлым летом у нас появилась. Говорила, что Пелагеи дочка, сестры моей молочной.
— И вы ей сразу поверили? — удивилась я. У нас в Солодках годов пять прошло, прежде чем маслобойщик признал невесть откуда взявшегося сына. Пять лет работы на сыроварне, пять лет чистки сараев и сбора урожая. Неблагодарное это дело — набиваться в родню. Работать заставят, вместо того чтобы дом отписать да серебряными динами осыпать.
— А чего ж не поверить? — хмыкнула травница. — Они же с Пелагеей на одно лицо. Породу сразу видать, что у собак, что у коней, что у людей. Лиска — девка бедовая да до мужиков охочая. Точь-в-точь как Пелагея, — женщина говорила, а взгляд слезящихся глаз не отрывался от старого куска ветоши. — Обычно кобели и сами рады стараться, а тут… Как-то нарвалась девка на Керея, а тот возьми да и отвернись. — Рея взяла со стола тряпку и стала комкать в руках. — Обидно ей, все слюни пускают, а этот морду воротит. Она все и придумала.
— Она знала о силе корешков? Вы ее ремеслу учите? — спросила я.
Тетка обожгла меня злым взглядом. Рион чуть качнул огоньком, и она торопливо продолжила:
— Болезнь я подсказала, Лиске хотелось, чтобы хворь постыднее была, чтобы он глаза прятал. Курительницы она подложила. Исхитрилась на день к ткачихе помощницей устроиться, когда они перины выбивали. Потом должна была убрать, когда Керей мошной тряхнет.
— Зеркало откуда? — не вытерпел Рион.
— Зерцало-то? Так Лискино, попросила подержать покамест, — нарочито небрежно сказала травница, что совсем не вязалось с ее напряженным взглядом и руками, вцепившимися в старую тряпку.
— И вы согласились?
— Ага, боязно, конечно, было, но одна она у меня, кровинка, остала-а-а-ась, — на последнем слове тетка вдруг завыла. Чаровник от неожиданности сжал ладонь, и огонь с тихим «пых» погас. На нас обернулась половина зала. — Сказала, что подарок, думаю, вра-а-ала. Украла, поди. Но у Петриша никто не хватился, вот я-я-я и успокоила-а-а-ась, — Рея начала всхлипывать и уткнулась в тряпку.
— Вчера что случилось? — спросила ее. — С козой?
— Я болезнь изгна-а-а-ала, — парень поморщился, и тетка, размазав грязь по лицу, уже спокойнее продолжила. — Скотину зарезала. Нюлька должна была к ночи, пока никто не видит, тушу забрать, чтоб не пропала, значит. Не думайте, сами бы есть не стали, на торги свезли, аль Петришу за гроши сдали, — она кивнула на трактирщика. — Чужакам все равно, никого не знают, ни о чем не бредят.
В целом я была с ней согласна, мясо есть мясо, особенно если учесть, что изгнание — полная чушь. Но все равно слова травницы оставили в душе какой-то кисловатый привкус. Наверное, так ощущается гадливость.
— А Лиска? — спросил Рион.
— А что Лиска?
— Зачем меня на сеновал потащила? — спрашивая, парень отвернулся, не от тетки, от меня, словно это могло иметь хоть какое-то значение. Да развлекайся он там с целым хороводом красоток, я бы не почесалась.
— Молодой вы еще, неужели сами не догадываетесь, зачем девки парней туда тащат? — Рея прищурилась, парень тут же разозлился.
— Я спрашиваю, не для чего, а почему она меня позвала?
— Кто же знает, — тетка вздохнула. — Пожалела или отвлечь хотела от мыслей ненужных…
Я, к вящему неудовольствию чаровника, хмыкнула. Лиска зря время теряла, у нас и с нужными — беда.
— Кровинка-а-а-а, — снова завыла тетка. — Пропа-а-ала девочка-а-а моя-я-я!
Сидящий за крайним столом мужчина в рубахе с рваным воротом привстал, но под взглядом Петриша сел обратно.
— Как пропала? Она не вернулась? — Я посмотрела на мага.
— Не знаю, — проговорил он. — Как крики услышал, сразу сюда бросился. Она там осталась.
— А вы сидели у ткача? — спросила я. — Ждали выздоровления?
— Ждала, — закивала тетка. — Но Лиска не пришла, а куда запрятала лекарство, не сказала, вот я и боялась уйти, вдруг найдут.
— В ночь третьего дня к тебе мужичок приходил. Зачем? — спросил Рион.
— За смородиновкой, зачем же еще. Но я не дала, — ответила Рея, вздохнула, отложила тряпку и добавила. — Плеснула чуток, чтоб отвязался.
— Так и ушел ни с чем? — изумилась я.
— Да нет, поскандалил малость. Он должен был крышу перекрыть. Задаток уж взял, а за дело вторую седмицу не брался. Вот и поругались. Живой он был. Это и Лиска подтвердить может, он при ней приходил, — зачастила Рея, но, вспомнив, что девушка куда-то запропастилась, сникла.
— Все? — уточнил маг.
— Все-все, — закивала тетка.
— Тогда пошла отсюда, — рявкнул Рион, и обрадованная тетка стала сгребать в подол коробочки с корешками. — Еще раз услышу, что ты подлогом занимаешься, доложу в Вышград. Поняла?
Судя по тому, как рьяно Рея кивала в такт каждому слову, услышала она только первую фразу. Сравнивать эту — травницей ее язык не поворачивается назвать — тетку и бабушку просто не получалось. Это как поставить рядом осла и лошадь, вроде похоже, а суть разная.
— Целый день впустую потратили, — протянул маг. — Такими темпами до зимы тут застрянем.
— Все ты со своим обетом, — не сдержалась я.
Но на этот раз парень не полез в бутылку.
— Три ночи — три покойника… — с тоской протянул он.
— Не боишься, что сегодня будет четвертый?
— Ох, — выдохнул Рион. — Умеешь ты успокоить. Что предлагаешь?
— Я? — невольно округлила глаза. — В идеале — седлать лошадей и не останавливаться до столицы.
— Айка, прекрати, — перебил маг.
— Тогда давай поднимемся наверх и запремся в комнатах. И никому не станем открывать, даже если будут умолять.
— Зря я спросил. Больше не буду. Значит, у нас нет выбора, — проговорил он будто самому себе.
— Ты о чем?
— Придется дежурить, — чаровник постучал пальцами по столу. — Но вдвоем всю местность не охватим. Надо просить людей о помощи.
Я открыла рот, чтобы возразить… То есть, он хочет предложить людям взять в руки оружие и защищать себя самим? Да они же друг друга перережут за один подозрительный чих. Вместо одного покойника получат дюжину.
И тут же рот закрыла. Не мое дело. Сами зарядят, сами постреляют, сами похоронят. Мое дело — я и еще этот маг, до поры до времени.
А может, среди людей найдется несколько здравомыслящих, которые быстро объяснят парню всю дурость его предложения?
Как оказалось, недооценила я наш народ.
— Слушайте, люди добрые, — Рион вскочил на лавку. — Зло пришло в Хотьки!
Но я отвлеклась, а женщина тем временем рассказывала:
— Сговорились с Мироном-гончаром. Сменяли козу на отрез хлопка. Мать Мирона, та самая бабка Нюля, привела животину на убой. Хотели провести ритуал на заднем дворе, но… но… — женщина испуганно посмотрела мужа.
— Не решились, — закончил за нее Рион. — А зря, тогда и вопросов бы не было. Моя земля, моя скотина, когда хочу — тогда и режу.
— Неча заразу у дома плодить, — прогудел ткач.
— Рея провела обряд, — дождавшись одобрительного кивка мужа, продолжила женщина. — Зарезала козу, заговорила кровь, сделала талисман для больного.
— Вот уж гадость, — не выдержала я. Ткачиха дернулась, словно ее ударили, но не возразила. Нечего. Гадость на крови — гадостью и останется.
— То же самое мне сказали и Мирон, и Ташка, — кивнул чаровник и посмотрел на меня. — Та девочка, что нашла тело старой Нюли.
— Но Рея к этому времени уже у нас была. Здесь,— проговорила женщина. — Я помню, когда Ташка заголосила, я как раз перину переворачивала, а Рея мне помогала.
— А что у вас болит? — поинтересовалась я у ткача.
На мой взгляд, дядька был здоров, никакой хворобы. По воцарившейся тишине я поняла, что вопрос задала зря. Даже травница перестала всхлипывать.
— Какое тебе дело до моих хворей, водянка? — процедил ткач сквозь зубы.
— Никакого, — я пожала плечами. — Но раз травница еще здесь, до излечения, надо полагать, далеко.
Мужчина с шумом втянул воздух, в глазах разгорелся гнев. Я заставила себя стоять на месте, не поддаваясь трусливому желанию спрятаться за мага.
Домочадцы Керея переглянулись. Жена посмотрела умоляюще.
— Я теряю мужскую силу, — выдохнул он.
Трактирщик отвернулся. Один из лесорубов усмехнулся. Ткач стал наливаться краснотой.
— Давно?
Керей сжал руки в кулаки, на скулах заиграли желваки, но он ответил:
— Третью седмицу.
— Я могу осмотреть кровать?
Мужчина плюнул под ноги. Я не шевельнулась. Рион сделал шаг вперед и… Я запомню это движение, почти незаметное. Он собирался встать на пути у дородного ткача, закрыть меня собой. Да, защищал он не меня, а свою силу, но… Это показалось неожиданно приятным.
Керей обернулся к семье, ища поддержки. Но все были растеряны.
— Хуже уже все равно не будет, — выдавила женщина, обнимая дочь.
— Вторая дверь от светелки, — пересилил себя мужчина.
Под испуганные перешептывания я вошла в спальню. Думаю, после моего осмотра белье сожгут, мебель выкинут, а стены перекрасят. Да еще и смирта вызовут, чтобы вернуть семейному ложу благословение. Мне-то что, лишь бы людям в радость.
Хозяйская опочивальня была убрана с заботой и любовью. Резная кровать с вышитым покрывалом, невесомые занавески на открытых окнах, свежие розы в глиняном кувшине, вышивка на стенах.
Принюхалась. Бесполезно, аромат роз перебивал все запахи.
Терять мужскую силу — не к добру, это вам любой мужик скажет. Правда, вряд ли он знает, что причин тому может быть несколько. На хворого ткач совсем не походил, и, как говаривала бабка Сима, сначала нужно исключить самое очевидное.
Помню, в Солодках Таська прибежала к нам после одиннадцатого ребенка. Со слезами просила найти управу на ее неустанного мужа. Не знаю, что тронуло Симу, изможденное лицо соседки или паскудный характер ее муженька, от которого я не раз получала хворостиной просто за то, что мимо проходила да глаза таращила, но выдала она Тасе один корешок.
Если его поджечь, тлеть будет несколько дней, источая едва уловимый пряный аромат. Успокоительное, расслабляющее средство для нервных людей. Но при ежедневном окуривании человек становится вялым. Растение так и называют «лентяй-трава». Мужикам от него все время хочется спать. Тут уж не до женских округлостей.
Расстройство замечают не сразу, потому как стоит выйти из дома, голова проясняется, руки просят работы, а… хм… тело — любви. Но только сунется мужик обратно в светелку, прижать жену на вышитом покрывале, как дымок снова делает свое дело.
Таське тоже поначалу помогло, но потом ее мужик Варьку на сеновале от души повалял. Пришлось женщине отказываться от средства, если хотела при муже остаться. Отказалась. К лету снова люльку качала.
А семейство ткачей многочисленное… Может, хозяйка решила отдохнуть от чрезмерного внимания благоверного? Только тот оказался не в пример вернее Таськиного мужа и на сторону ходить брезговал?
Я прошла в комнату и приступила к поиску. Осмотрела вазу, шкатулку, сундук и стену за ним, подняла половик, заглянула под кровать. Ничего.
Неужели настоящее расстройство? Странно, что нет других симптомов, такие болячки обычно любят компанию. Тут хочешь, не хочешь, а десятком риниров придется пожертвовать. Или травница, закончив работу, все убрала? Если так, мужик должен был поправиться, но не зря же он так кулаки сжимает.
Все подходящие места я осмотрела — не положишь же тлеющую деревяшку под матрас или в сундук между бельем, так и до пожара недалеко.
Подхваченная ветром занавеска взлетела и опала. Стоял теплый летний вечер, до темноты было еще далеко, запахи свежевскопанной земли и травы перемешивались с ароматом цветов. Я обшарила подоконник, раму и… В углублении между ставнями рука наткнулась на железную коробочку. Бабушка, как всегда, оказалась права, сначала надо исключить очевидное.
Корешок все еще тлел, почти незаметный дым проходил сквозь неровные пробитые отверстия и тут же рассеивался.
Я осмотрела остальные окна в комнате и достала еще две курительницы. Основательно сработано. Если бы не открытые окна, хозяев в один прекрасный день вовсе не добудились бы.
Открыв коробочки, от души поплевала внутрь. Затухая, корешки издали едва слышное шипение. Закрыв крышки, убрала курительницы в карман и вернулась в светелку.
— Все в порядке, — сказано было с улыбкой, но мою радость не спешили разделять. — На опочивальне сглаз. Переберетесь в другую комнату, и все сразу наладится, — повернувшись к Рее, я спросила. — Не хотите ли помочь господину магу?
Рея отрицательно замотала головой и даже открыла рот для отказа, но вытащенная невзначай из кармана коробочка изменила ее решение. Отрицательные кивки сменились утвердительными, и женщина от желания оказаться подальше от дома ткача, которого так усиленно лечила, даже вскочила с лавки.
Ответы на любые вопросы, на самом деле, лежат на поверхности, в который раз убеждаюсь в этом.
Дом Керея мы покинули в полной тишине. Петриш вышел первым, лесорубы следом, потом на улицу юркнула травница. Рион схватил меня за руку и прошептал:
— Она не маг, раз не видит печать.
— Поблагодарим Эола за маленькие радости, — так же тихо ответила я.
В трактире лесорубы вернулись к прерванному ужину, Петриш занял место у стойки. Сев за столик, я выложила перед Реей жестяные коробочки.
— Почему ткач? — спросила я.
— Выбрали дом позажиточней, — пожала плечами женщина.
— Что это? — спросил Рион.
— Лентяй-трава, ее дым отбивается всякую охоту к… к чему бы то ни было, — ответила я, а парень фыркнул, выражая отношение к подобным народным средствам. — Почему вовремя не убрали? — Я указала на курительницы.
— Всего не упомнишь, — пробормотала Рея. — Не успели мы…
— Мы? Кто еще в этом участвовал? — спросил парень, а мне сразу вспомнилось усталое и встревоженное лицо жены ткача.
— Вам-то что за дело, господин чаровник? — развязно спросила Рея. — В Вышград на меня донесете? Да и ладно. А кто людей лечить будет, кто роды принимать? Сами, что ли, возьметесь? Все бы вам, магам, на нас, травниц, напраслину возводить…
— Лечить? Напраслину? — поднял бровь Рион.
— Да брось, чаровник, ничего бы с Кереем не сталось, охолонул бы с недельку и снова к женке…
Я достала из кармана тряпку, в которую было завернуто псише, и молча положила рядом с коробочками, здорово умерив браваду травницы. Если уж она собралась страдать за правду, пусть страдает за всю.
— Ваше?
Рея побледнела. Потом посерела. На нас начали оглядываться. Петриш нахмурился, но вмешиваться не стал.
— Воды, — попросила женщина и, не дождавшись разносчицы, стала заваливаться вбок, старательно кося глазами. Пожалуй, слишком старательно.
Но доиграть падение в обморок до конца не смогла, в последний момент ухватилась рукой за лавку, чтобы не приложиться об оную головой. Так что, сочувствия не нашла не только у меня, но и у Риона. Чаровник щелкнул пальцами, и на ладони зажегся маленький огонек, отразившийся в глазах парня. Это подействовало лучше всяких уговоров.
— Это все Лиска. Племяшка моя, — я бросила взгляд на мага, но тот остался спокойным. — Она прошлым летом у нас появилась. Говорила, что Пелагеи дочка, сестры моей молочной.
— И вы ей сразу поверили? — удивилась я. У нас в Солодках годов пять прошло, прежде чем маслобойщик признал невесть откуда взявшегося сына. Пять лет работы на сыроварне, пять лет чистки сараев и сбора урожая. Неблагодарное это дело — набиваться в родню. Работать заставят, вместо того чтобы дом отписать да серебряными динами осыпать.
— А чего ж не поверить? — хмыкнула травница. — Они же с Пелагеей на одно лицо. Породу сразу видать, что у собак, что у коней, что у людей. Лиска — девка бедовая да до мужиков охочая. Точь-в-точь как Пелагея, — женщина говорила, а взгляд слезящихся глаз не отрывался от старого куска ветоши. — Обычно кобели и сами рады стараться, а тут… Как-то нарвалась девка на Керея, а тот возьми да и отвернись. — Рея взяла со стола тряпку и стала комкать в руках. — Обидно ей, все слюни пускают, а этот морду воротит. Она все и придумала.
— Она знала о силе корешков? Вы ее ремеслу учите? — спросила я.
Тетка обожгла меня злым взглядом. Рион чуть качнул огоньком, и она торопливо продолжила:
— Болезнь я подсказала, Лиске хотелось, чтобы хворь постыднее была, чтобы он глаза прятал. Курительницы она подложила. Исхитрилась на день к ткачихе помощницей устроиться, когда они перины выбивали. Потом должна была убрать, когда Керей мошной тряхнет.
— Зеркало откуда? — не вытерпел Рион.
— Зерцало-то? Так Лискино, попросила подержать покамест, — нарочито небрежно сказала травница, что совсем не вязалось с ее напряженным взглядом и руками, вцепившимися в старую тряпку.
— И вы согласились?
— Ага, боязно, конечно, было, но одна она у меня, кровинка, остала-а-а-ась, — на последнем слове тетка вдруг завыла. Чаровник от неожиданности сжал ладонь, и огонь с тихим «пых» погас. На нас обернулась половина зала. — Сказала, что подарок, думаю, вра-а-ала. Украла, поди. Но у Петриша никто не хватился, вот я-я-я и успокоила-а-а-ась, — Рея начала всхлипывать и уткнулась в тряпку.
— Вчера что случилось? — спросила ее. — С козой?
— Я болезнь изгна-а-а-ала, — парень поморщился, и тетка, размазав грязь по лицу, уже спокойнее продолжила. — Скотину зарезала. Нюлька должна была к ночи, пока никто не видит, тушу забрать, чтоб не пропала, значит. Не думайте, сами бы есть не стали, на торги свезли, аль Петришу за гроши сдали, — она кивнула на трактирщика. — Чужакам все равно, никого не знают, ни о чем не бредят.
В целом я была с ней согласна, мясо есть мясо, особенно если учесть, что изгнание — полная чушь. Но все равно слова травницы оставили в душе какой-то кисловатый привкус. Наверное, так ощущается гадливость.
— А Лиска? — спросил Рион.
— А что Лиска?
— Зачем меня на сеновал потащила? — спрашивая, парень отвернулся, не от тетки, от меня, словно это могло иметь хоть какое-то значение. Да развлекайся он там с целым хороводом красоток, я бы не почесалась.
— Молодой вы еще, неужели сами не догадываетесь, зачем девки парней туда тащат? — Рея прищурилась, парень тут же разозлился.
— Я спрашиваю, не для чего, а почему она меня позвала?
— Кто же знает, — тетка вздохнула. — Пожалела или отвлечь хотела от мыслей ненужных…
Я, к вящему неудовольствию чаровника, хмыкнула. Лиска зря время теряла, у нас и с нужными — беда.
— Кровинка-а-а-а, — снова завыла тетка. — Пропа-а-ала девочка-а-а моя-я-я!
Сидящий за крайним столом мужчина в рубахе с рваным воротом привстал, но под взглядом Петриша сел обратно.
— Как пропала? Она не вернулась? — Я посмотрела на мага.
— Не знаю, — проговорил он. — Как крики услышал, сразу сюда бросился. Она там осталась.
— А вы сидели у ткача? — спросила я. — Ждали выздоровления?
— Ждала, — закивала тетка. — Но Лиска не пришла, а куда запрятала лекарство, не сказала, вот я и боялась уйти, вдруг найдут.
— В ночь третьего дня к тебе мужичок приходил. Зачем? — спросил Рион.
— За смородиновкой, зачем же еще. Но я не дала, — ответила Рея, вздохнула, отложила тряпку и добавила. — Плеснула чуток, чтоб отвязался.
— Так и ушел ни с чем? — изумилась я.
— Да нет, поскандалил малость. Он должен был крышу перекрыть. Задаток уж взял, а за дело вторую седмицу не брался. Вот и поругались. Живой он был. Это и Лиска подтвердить может, он при ней приходил, — зачастила Рея, но, вспомнив, что девушка куда-то запропастилась, сникла.
— Все? — уточнил маг.
— Все-все, — закивала тетка.
— Тогда пошла отсюда, — рявкнул Рион, и обрадованная тетка стала сгребать в подол коробочки с корешками. — Еще раз услышу, что ты подлогом занимаешься, доложу в Вышград. Поняла?
Судя по тому, как рьяно Рея кивала в такт каждому слову, услышала она только первую фразу. Сравнивать эту — травницей ее язык не поворачивается назвать — тетку и бабушку просто не получалось. Это как поставить рядом осла и лошадь, вроде похоже, а суть разная.
— Целый день впустую потратили, — протянул маг. — Такими темпами до зимы тут застрянем.
— Все ты со своим обетом, — не сдержалась я.
Но на этот раз парень не полез в бутылку.
— Три ночи — три покойника… — с тоской протянул он.
— Не боишься, что сегодня будет четвертый?
— Ох, — выдохнул Рион. — Умеешь ты успокоить. Что предлагаешь?
— Я? — невольно округлила глаза. — В идеале — седлать лошадей и не останавливаться до столицы.
— Айка, прекрати, — перебил маг.
— Тогда давай поднимемся наверх и запремся в комнатах. И никому не станем открывать, даже если будут умолять.
— Зря я спросил. Больше не буду. Значит, у нас нет выбора, — проговорил он будто самому себе.
— Ты о чем?
— Придется дежурить, — чаровник постучал пальцами по столу. — Но вдвоем всю местность не охватим. Надо просить людей о помощи.
Я открыла рот, чтобы возразить… То есть, он хочет предложить людям взять в руки оружие и защищать себя самим? Да они же друг друга перережут за один подозрительный чих. Вместо одного покойника получат дюжину.
И тут же рот закрыла. Не мое дело. Сами зарядят, сами постреляют, сами похоронят. Мое дело — я и еще этот маг, до поры до времени.
А может, среди людей найдется несколько здравомыслящих, которые быстро объяснят парню всю дурость его предложения?
Как оказалось, недооценила я наш народ.
— Слушайте, люди добрые, — Рион вскочил на лавку. — Зло пришло в Хотьки!
