ПРОЛОГ.
Леслава: Июль 2011
Июльская ночь опустилась на город, уставший от жаркого дня, душным покрывалом и не принесла ни свежести, ни прохлады. Ни малейшего дуновения ветерка.
В качестве наблюдательного поста Леслава выбрала последний этаж старинного особняка, предназначенного под снос, и устроилась поудобнее, наблюдая за пустым переулком. Ожидание могло затянуться.
Через пару часов её терпение было вознаграждено: одинокая мужская фигура была поймана видоискателем. Любитель ночных прогулок нервно вздрагивал и озирался, как будто за ним кто-то следит.
"И почему как будто? Я и слежу, – усмехнулась она про себя. – Хотя странно, обычно люди не чувствуют моего взгляда", – холодком проскользнула тень удивления.
Шеф любил повторять: «Леславка, добытчица ты моя! Взгляд у тебя ласковый. Кто ж тебя заметит, лису такую?». И по-отечески тепло улыбался, слушая про очередное выполненное задание. Строго отчитать её у детектива не получалось даже когда Лисо-появление в ещё по-утреннему тихом офисе было сравнимо с ураганом, чётко ограниченным отдельно взятой конторой. Возмущало это только секретаршу Мариночку, которая при этом вздрагивала и начинала сверлить возмущённым взглядом возмутительницу спокойствия, довольную произведённым эффектом.
– А вот и я! А вот и моя добыча! – с гордостью рапортовала Леслава после особо сложных дел, крутя пальцами миниатюрную карту памяти с фотоаппарата.
Неверные мужья. Неверные жёны. И их ревнивые половины.
Шалости подростков. И волнующиеся за своих чад родители.
Иногда нечистые на руку партнёры.
Стандартный набор невелик.
Сегодня ночью Лиса прихватила задание Вадика, который температурил уже второй день.
Отработанный алгоритм предполагал, что если завтра утром не будет снимков, свидетельствующих об измене (или об отсутствии таковой – пока не доказала нельзя ничего утверждать), то на каждой лестничной площадке нужного подъезда под прикрытием проверки инет-кабеля, Сашка крепнёт по крохотной видеокамере. Основная подготовительная работа проведена – остальное дело техники. Всё просто.
Девушка вздрогнула от неожиданности, ещё раз наведя резкость, но так и не поняла, как в кадре оказались эти двое. Мужчина и женщина.
«Их же секунду назад не было? – пыталась она понять, что происходит, – Откуда они взялись?! И так хорошо, даже изысканно одеты. На грабителей не похожи. Зачем они его остановили? Дорогу спросить?»
Почему-то тот, за кем она следила испугался. Казалось, он готов сорваться с места и убежать, но боится повернуться к прибывшим спиной, потому и отступает, при этом лопоча явно что-то бессвязное. Уже хватая ртом воздух, он вытащил бумажник, выронил, выхватил сотовый, лихорадочно, даже не глядя, начал тыкать в кнопки непослушными пальцами. Двое, а было видно, что они именно пара, неторопливо следовали за добычей, двигаясь так гибко, отточено, словно перетекая из одного положения в другое.
Душный, стоячий воздух не доносил ни слов, ни звуков. Лишь короткий вскрик слегка потревожил затишье сонного города и сменился странным звуком, похожим на бульканье. И снова резкая, оглушающая тишина.
С трудом воспринимая происходящее, Лиса пыталась сдержать подступающую к горлу тошноту, осознав, что эта ненормальная пара ест человека, по очереди припадая к шее, открытой разорванным воротником рубашки. Никакой торопливости, хотя на всё им хватило пары минут. Закончив, они отпустили тело, повалившееся на асфальт безвольной куклой.
Моменты отпечатывались где-то в подсознании, потому что разум отказывался верить происходящему.
Мужчина наклонился, снял часы, прихватил валяющийся бумажник с телефоном и небрежно сунул их в свой карман.
«Наверно, чтобы было похоже на ограбление», – автоматически мелькнуло объяснение, а пара уже пропала из видоискателя, мгновенно растворяясь в темноте.
Леслава пошатнулась на ставших ватными ногах и прислонилась к стене, медленно сползая на пол. Час, оставшийся до рассвета, девушка просидела, глядя прямо перед собой.
– Почему я не снимала?.. Я же могла... Хотя бы пару кадров... А так мне никто не поверит... – еле слышно шептала она, как заведённая, и подскочила лишь на звук истошно вопящей сирены.
Ей действительно не поверили полицейские, отмахнувшись от сбивчивых, невнятных объяснений.
Шеф, разбуженный трелью телефона, окончательно проснулся услышав: «Приезжайте, пожалуйста... Вы должны всё увидеть сами... Надо же что-то делать...». Он прервал её вопросом «Куда приехать?», и, бросив «Жди меня…», быстро забрал и отвёз домой. Лиса всё увиденное пересказала ещё в машине.
Но шеф тоже не поверил. Сказал переработала и пора отдохнуть. И Леслава замолчала, постепенно осознавая, как неправдоподобно звучит её рассказ. Она же детектив. Без доказательств слова ничего не значат.
– Конечно, со мной всё будет хорошо, – заверила она шефа, оказавшись дома, – Я обязательно позвоню, – добавила она, надеясь, что достаточно уверенно. Закрыв дверь за Семёном Андреевичем, девушка переоделась, выключила свет и свернулась в кресле. Не замечая времени, она не двигалась, пока не поймала себя на том, что начинает вести внутренний диалог, всё настойчивее уговаривая саму себя, что ничего не видела.
– А ведь насколько легче стало бы, убеди я себя, что мне всё привиделось...
И тут Лиса ужаснулась, осознав, что произнесла это вслух.
Она быстро оделась и выметнулась из квартиры, испугавшись, что иначе сойдёт с ума.
ГЛАВА 1
# Тимур: 15 октября 2011 г. 04:30
Ночь окутала ласковым теплом, несмотря на осенние запахи.
«Моя самая любимая и любящая женщина. Верная, скрытная и скрывающая. Каждый раз новая...»
Свесив ноги с подоконника, Кот попытался рассмотреть звезды за темными пиками домов. Но даже нечеловечески острое зрение позволило это сделать с огромным трудом. Лишь пара блеклых отголосков пробивалось сквозь уличное освещение. Задумчиво затянувшись, он окунался в воспоминания такой же ночи, только двадцать лет назад.
Самые первые воспоминания о себе, приблизительно в возрасте семи лет.
Ночь, наполненная запахом влажной листвы. Мокрый асфальт, блестящий в свете луны да немногих ещё не потухших окон. И бег, стремительный бег от... От кого, он не помнил, но надо бежать, бежать на исходе сил, даже если дыхание хрипит в легких, обжигая горло каждым глотком такого необходимого воздуха. Тело напрягалось в каждом рывке.
Резкий скрип тормозов, свет фар, слепящий глаза, он припал к земле, но все-таки встретился лбом с бампером, на приличной скорости отлетая на обочину. Громкая, нецензурная речь резала слух и причиняла дополнительную боль, помимо скрутившей всё тело. Он слизнул каплю крови из прокушенной клыком губы. Металлический вкус отрезвлял. Хотелось есть. Водитель выскочил из машины, понося на чем свет стоит и эту новую мощную «Волгу», и пустынные ровные улицы, и отсутствие нормального освещения. Но, в особенности, этих глупых детей, кидающихся под колеса, и безголовых родителей, бросивших ребенка. В общем, всех, кроме себя.
Мальчишка, верней уже не совсем мальчишка, вскинул голову на приближение. Машину развернуло поперёк дороги, и обочину освещали лишь тусклые красные огоньки задних фар. Водитель склонился, желая убедиться, что с ребенком всё в порядке и его не надо везти в больницу, марать кровью новый салон… Коснувшись плеча мальчика, он получил хлесткий удар по щеке, оставивший четыре глубоких царапины, как от когтей. Взвыв, мужчина подскочил и не успел понять, куда метнулась тень. Мальчишки больше не было. Память предпочла затереть эти воспоминания: раз под рукой он ощутил шерсть, то это был не ребенок, а какое-то животное. Царапины ещё долго не заживали и служили причиной шуток и подколов.
Животное, устремившееся в тёмный проулок и сливающееся с его тьмой цветом шкуры, вначале прихрамывало, но вскоре легко перепрыгивало через завалы мусора новостройки.
В предрассветном тумане мальчишка ощутил себя сидящим на куче мусора, сжимая в зубах задушенную крысу. Хотя то, что это крыса, он понял только когда выплюнул ее и хорошенько рассмотрел. Спокойно отнесшись к такой неуместной вещи во рту ребенка, вызвавшей бы истеричные крики взрослых «выплюнь каку!», он почесал за ухом ногой, опираясь костяшками рук в землю.
Инстинкты подсказывали ему, что пора снова бежать, но сил уже не было. Хотелось свернуться калачиком в каком-нибудь тёплом месте, хотя бы вон за тем ящиком, и уснуть. Ненадолго. Позволяя чуткому уху следить за окружающим. Но это самое ухо уже слышало чье-то приближение. К тому же с нескольких сторон.
— Эй, ты чьих будешь? Это наша территория! — раздался возмущенный высокий голос, послышался звук вытираемых соплей.
Мальчишка оскалился, зашипел, закрутился на месте, ища, куда бы убежать.
— Да ладно тебе, Сопля, видно же, что он сбежал или потерялся. Сам бы не стал голышом по улицам бегать, — одернул первого более грубый голос. — Эй, парнишка, как тебя зовут? — обратился тот уже к замершему в напряжении мальчишке, недоуменно взиравшему на него янтарными глазами. — Не обидим тебя, к Шляпе отведем, может и пристроит, — постарался успокоить голосом.
Мальчишка, чуть склонив голову, прислушивался. Он ещё не знал, что везучесть в очередной раз не подводит его.
— Да что ты с ним балакаешь, дикарь какой-то. — Третий хриплый голос закашлялся после своих слов, насторожив обернувшегося в его сторону мальчика. Окруженный со всех сторон, он понимал, что может вырваться, но не чувствовал опасности. Любопытство, презрение, равнодушие, желание защитить территорию — всё это было, но не чистая агрессия, от которой стоит делать ноги.
В попытке задержать мальчишку доброжелатели получили несколько царапин, вывихов, синяков, но так началась сознательная жизнь Дикаря. Так звали его поначалу среди банды бездомных и сбежавших детей, объединенных под одним крылом более старшего — Шляпы. Жесткий, но справедливый, он давал еду и кров, взамен забирая всю добычу. Промышляли на помойках, побирались, не чурались краж. Мальчишка быстро учился, буквально схватывая на лету. Гибкость, умение залезать в такие места, которые не снились и в кошмарах, помогли подняться до домушника. Однако он мог и из кармана постового вытащить кошелек так, что тот даже свистнуть не успевал. Кот – как стали звать Дикаря вскоре – оказался очень ценным приобретением для Шляпы.
Свою возможность оборачиваться он скрывал. Периодически пропадал на задворках, а потом приносил в оплату «дезертирства» энную сумму денег и ценных вещей. Он не знал почему, но чувствовал, что так надо. Особенно когда понял, что остальные дети оборачиваться не умеют.
«Такие яркие воспоминания тех дней, и ни одной зацепки, что было до того. А ведь я на память никогда не жаловался. Помню первую кражу. Эйфорию свободы и голод, когда впервые начал осознавать себя в шкуре зверя. Соплю, оказавшуюся девчонкой, но обучившую меня читать и элементарно считать. Облаву, нож в спине Шляпы. Казалось, помнил даже все лазейки воздуховода, по которому удалось тогда сбежать. День, когда получил свой первый поддельный документ и относительно официально стал Тимуром Тимофеевичем Тёмным. Куча литературы и макулатуры, прочитанной во время обучения абсолютно разным профессиям и просто, чтобы попытаться понять себя. Хотя до сих пор непонятно, зачем мне эти корочки юриста, актера, экономиста, программиста, психолога и даже историка, полученные на разные имена, когда нарисовать я их могу сколько угодно. Кому и что я пытался доказать, изучая за год-два пять курсов очередной профессии?» — Кот всё перебирал и перебирал воспоминания, мелькавшие яркими кадрами или смутными картинками. Он помнил даже въедливый голос гипнотизёра, к которому попытался обратиться, но внутренний зверь сам испугал этого профессионала до транса. И никаких воспоминаний, что же было до той, первой его осени…
Еще одна глубокая затяжка, и дым окрасил темноту серым. Вроде бы ничего такого — многие помнят из своего детства ненамного больше, однако оборотню это не давало покоя последние пару лет, проведенных в настойчивых, но таких безрезультатных поисках.
Запрыгнувшая на подоконник полосатая кошка потерлась о бок мужчины, призывно урча. Кошачьи чуяли его вторую сущность. Кошки любили его, ласкались и нежились в руках. Коты настораживались или выгибали спину и предупреждали ворчанием о своей готовности прервать близкий контакт некультурным царапаньем. В его руках таяли и кошечки человеческого рода, не зря ведь некоторые звали его Мартовским Котом, или коротко — Март. В этих встречах не то, что на один день, на один вечер или пару часов, оборотню удавалось успешно забыться хоть на короткое время, заодно насыщая внутреннего зверя. Он нуждался в энергетике секса, для него это было так же привычно, как голод и жажда.
Ещё одна затяжка, почти обжигая пальцы огоньком самокрутки.
«Говорят, что курение убивает лошадь, а хомячка разрывает на части, — мысленно хмыкнул Кот, перебирая пальцами окурок. — Но стоило признать, что иногда это помогает сосредоточиться и как раз собрать части чего надо в единое целое. Даже если получается уже не хомячок. К тому же я могу себе позволить потратить на это одну жизнь. Хорошо бы звериную, у него их ещё много».
Зверь недовольно заворочался где-то в груди, и Кот успокоил его, что всё равно дольше человеческой ипостаси тот не проживет. Так что жизнью больше, жизнью меньше...
Да и то, что курил оборотень было не по вкусам и вряд ли могло доставить удовольствие обычному человеку. Ему вспомнились пару споров, из которых он вышел победителем с кругленькой суммой, как он считал на тот момент, но постепенно слухи о его странных пристрастиях расползлись, лишив такого забавного и легкого заработка.
«И это ведь тоже помню, но не… — выдохнув, Кот признал: — Возможно, пора уже забыть об этих бесполезных поисках».
Задумчиво почесав замурлыкавшую, как мотор дорогого авто, кошку, оборотень слегка улыбнулся её настойчивому требованию ласки. Затянувшись последний раз, он проследил полет быстро уменьшающегося, рассыпающего искры огонька сигареты во тьму улицы, которой для него не существовало. Виделось всё иначе, чем днем, но виделось же.
— Что, милая, ласки не хватает? — негромко произнес Кот, сверкнув в ночи белозубой улыбкой с чуть более выделяющимися клыками.
Кошка мяукнула, жалуясь на свою одинокую жизнь.
— Понимаю, — почесал ее под подбородком Кот. — Твоя хозяйка тоже истосковалась, — хмыкнул он, посмотрев на разметавшуюся на кровати крашеную блондинку.
«В постели она звезда. И не потому, что ножки и ручки раскинет в стороны и спит».
— Ещё та кошка, — пробормотал мужчина, поведя плечами, на которых стремительно подживали царапины женских ногтей, впившихся в порыве экстаза. И довольно улыбнулся. Внутренний зверь утробно урчал во власти Морфея, насытившись бешенным сексуальным игрищем длиной в полночи. И были в его сновидениях выгнутые дугой спины удовлетворенных женщин, стоны и крики экстаза, крепкое сжатие на бедрах женских ног, вкус разгоряченного желания на губах и языке, громкий или тихий рык собственного удовольствия, мягкость податливых, готовых на всё ради очередной безумной ласки женщин… Очередных Кошечек и Кысок. Тряхнув головой, Кот попытался выбраться из ощущений зверя, но возбуждение уже гнало кровь по вновь разбуженному телу, хотя еще недавно казалось, что удовлетворение пресытило его.
