В далекой деревне подле тисовой рощи жил купец, и было у него три дочери. Мать их давно умерла, но передала завет свой. С малых лет девочки должны сплести себе судьбу. И чем старательнее будут, чем ровнее и красивее выйдет полотно, тем лучше и жизнь их сложится.
Старшая, Абигаил, сплела тончайшее кружево, с ажурными узорами, мягкое, как лебединый пух. В нем хоть сразу и замуж выходи.
Средняя, Авонмора, соткала шерстяной плед – теплый, рыжий, уютный. Под таким осенью, зимой спать и холодов не знать.
А младшая, Аэрин, рукодельничать не любила. Больше всего нравилось ей выйти утром в поле, босиком по росе, да песни петь. Правда, получалось скорее «голосить», нежели «петь». Зычный голос эхом проносился над полем, деревней и рощей. Аэрин и довольна. Бегала до полудня, после возвращалась – щеки красные, ноги по колено в грязи, подол мокрый, а глаза так и сияют.
Отец неодобрительно качал головой.
– Аэрин, пора и о судьбе подумать!
– Позже, папаня, позже! – и знай себе бегает, хохочет.
Годы все шли, и вот отец не выдержал, сурово взял младшую за руку, да снова напомнил о материном наказе. Недовольно охая, пошла Аэрин на болото, нарвала камышей, при этом вся измазалась в тине. Села в кресло-качалку, начала сплетать меж собой камыши. Получалось что-то грубое, несуразное. Отец тяжко вздыхал, сестры хихикали. Кое-как Аэрин сплела некое подобие венка, повесила на стену и тут же забыла о нем.
Колесо года еще несколько раз прокрутилось. И вот Абигаил исполнилось четырнадцать. Как только пробил час, раскинула она руки в стороны и стали они крыльями с белоснежными перьями. Обратилась дева прекрасной лебедью с изящной тонкой шеей. Взмахнула крыльями да полетела в иные края. Опустилась в красивый пруд, окруженный мраморными камнями. Поплавала, вышла на берег в саду, благоухающем цветущим боярышником, и снова обратилась девушкой с мягкими, как пух, волосами цвета пшеницы. А все это время за ней из окна мраморной башни наблюдал королевич Взморья. Это был его пруд и его сад. Увидел он прекрасную деву-лебедя да тут же влюбился. Вышел к ней, взял за руки белые, отвел во дворец. А там представил отцу-королю, как будущую жену.
На следующий год Авонморе исполнилось четырнадцать. Как пробили часы двенадцать, так встала она на четвереньки и обратилась пушистой рыжей кошкой с ласковыми зелеными глазами. Мяукнула кошка, замурчала, выбежала из дома. Быстро-быстро понесли ее мягкие, пружинистые лапки. Наступил день, очутилась Авонмора в лесу. А там как раз охотился королевич Межречья. Увидел он перед собой красивого зверя, да так и замер с поднятым луком. Кошка замурчала, потерлась о его сапоги. Ласково погладил королевич ее, взял на руки и отнес в свой дворец. А там кошка обратилась девою с изумрудными глазами да волосами цвета липового меда. В тот же миг королевич влюбился и повел Авонмору к отцу, представить как будущую жену.
Заскрипело Колесо года, и теперь уже Аэрин исполнилось четырнадцать лет. В тот самый миг сморщилась ее кожа, и стала она… скользкой сероватой жабой, покрытой пупырышками. Обратно в девушку превратиться уже не смогла. Поглядел на это отец и страшно рассердился.
– Всю жизнь дурью маялась, вот и судьба у тебя скверная! Жаба поганая. Кому ты сдалась такая? Уйди с глаз долой, чтоб не видел тебя!
Не очень-то и расстроилась жаба. Сидит себе на пороге и квакает.
– Я хоть и жаба, но жаба, знаете ли, на все сто!
Перепрыгнула через порог и пошлепала навстречу приключениям.
Жаба шла не спеша. Листья сделались золотыми, а ветра – холодными. Деревня, поле и роща остались позади. Впереди возникла стена древнего леса, у которого не было даже имени. Он дышал сумерками и грибами. Недолго думая, жаба ступила на тоненькую тропинку, оставляя на влажной земле следы перепончатых лапок. Сразу стало так темно, что силуэты веток и листьев едва различались. Лишь только странные огоньки мелькали то тут то там. Зеленые, красные. Вспыхивали, и тут же гасли. Поначалу казалось, что в лесу стоит тишина. Даже сам ветер не проникал сквозь плотное сплетение веток. Но, продвигаясь вперед, жаба стала улавливать звуки. Тихие скрипы, стоны, вздохи. Они возникали спонтанно, то прямо за спиной, то где-то далеко, расползаясь эхом по всему лесу.
Внезапно звуки оформились в голоса. Жаба отчетливо уловила окрики, с каждым шагом они становились ближе. Поначалу она и слов не разобрала. Но, пройдя дальше, услышала:
– Мабон!
– Мабон! Где же ты?
– Вернись!
Голоса полнились тревогой. Ответом им был только шум древнего леса.
«Кого-то ищут, - поняла жаба. – Немудрено. Заблудиться в таком лесу – дело простое!»
Шлепая еще дальше, она увидела людей в одежде из шкур животных. Те ходили по тропинкам, заглядывая в заросли кустов и звали, звали некоего Мабона.
Резко похолодало. По мху и листьям зашелестели капли дождя. Воздух наполнился влагой, грибной аромат стал еще явственнее. А жаба и рада, наслаждаясь тем, как струятся капли по ее скользкой коже. Она и сама не заметила, как забрела все дальше и дальше. Голоса смазались, отдалились. Под лапками зачавкало, местность стала болотистой. Густая тишина разлилась в воздухе, изредка нарушаемая лишь криком воронов над головами.
Вскоре жаба уже не шлепала, а плыла по грязной, загнившей воде. То и дело по бокам из-под воды выныривали зеленокожие кикиморы и русалки. Они переплетали водоросли и корчили страшные рожицы, видимо, пытаясь напугать жабу, но та лишь насмешливо квакала, продолжая свой путь.
Вдруг жаба различила сквозь сумерки островок в темной воде. Там кто-то был. Работая лапками, доплыла, выбралась на берег, пригляделась. Смуглый темноволосый юноша сидел на мшистом камне и что-то бормотал себе под нос. Правой рукой он подбрасывал кости, кидая на камень и разглядывая, какие знаки выпали.
Жаба подобралась ближе и уселась рядом.
– Ты Мабон?
Парень вздрогнул и огляделся, пытаясь понять, кто с ним говорит.
– Здесь я, здесь. Ниже смотри.
Он опустил взгляд и увидел жабу. На секунду в темных глазах мелькнул испуг, но затем он расслабился.
– А, просто жаба.
– Что значит, «просто»?! Я, хоть и жаба, но жаба, знаешь ли, на все сто!
Мабон пожал плечами.
– Понятно. Мне нет до этого дела.
– Тебя там ищут.
На лице Мабона мелькнула хитрая улыбка.
– Пускай. Не найдут. Это зачарованное место. Даже не знаю, как ты сюда попала. Впрочем, жабам везде есть ход.
– Так ты не потерялся?
– Нет. Убежал, - Мабон скривился. – Меня хотят женить на Лиадэйн – девчонке из соседнего племени. А она глуповатая. То и делает, что хихикает. Но она дочь друида. Такой союз выгоден моей семье. А я не хочу. Лучше на жабе женюсь, чем на ней!
Мабон потряс рукой и с силой бросил кости на камень. Выпали две шестерки. Мабон изумленно вскинул брови, переводя взгляд с костей на жабу.
– А что! – в хитрых глазах мелькнуло оживление. - Так и сделаю!
Услышав это, жаба расхохоталась.
– А ты рисковый парень.
– Еще как. Эй, жаба, имя-то у тебя есть?
– Было раньше, но я его уже не помню.
– Ну, тогда просто жаба. Э-э… ладно-ладно, жаба-на-все-сто! – поспешил исправиться Мабон, видя, как жаба раздувается от негодования. - Ну, так вот. Давай поженимся на год и один день. Мать поймет, что я обручен и отстанет от меня. А там и разойдемся своими дорогами.
– Идея толковая, - одобрила жаба. – Но для женитьбы лучшее время Белтейн или Лита. Ну, или хотя бы Ламмас. А сейчас период угасания.
– Ай, ладно, - Мабон непринужденно махнул рукой. – У меня все не как у людей. Думаю, у тебя тоже.
Они поглядели друг на друга и весело расхохотались. Затем Мабон подошел к краю островка, присел на корточки и свесился вниз.
– Эй, кикиморы! Сюда идите. Пусть хоть польза от вас будет.
Вода покрылась пузырьками, гнилостный запах усилился. Из глубины вынырнули две кикиморы и любопытно уставились горящими зелеными глазами.
– Помогите нам. Проведите церемонию хэндфастинга.
Кикиморы тихонько захихикали, жаба квакнула в предвкушении. Мабон сел, свесив ноги вниз, прямо в воду. Невеста-жаба примостилась рядом, на крупном камешке. Одна из кикимор нырнула обратно, вскоре вернулась с двумя венками из примятых, заляпанных грязью кувшинок. Один набросила на голову Мабону. По его лбу тотчас же заструились темные ручейки. Другой – совсем маленький – достался жабе.
Мабон протянул руку и взял двумя пальцами жабью лапку, вздрогнув от прикосновения к скользкой и холодной кожице. Несколько секунд привыкал к непривычному ощущению. Кикиморы суетились рядом, издавая булькающие звуки и хихиканье. Затем достали болотные водоросли и обмотали соединенную руку и жабью лапку.
– Теперь клятвы, - Мабон сам едва не лопался от смеха. Отвесил шутливый поклон. – Ну что, жаба. Клянусь быть с тобой рядом этот год и один день, любить и защищать от всего дурного.
– Клянусь быть с тобой рядом, любить, кормить вкусным супом из мухоморов и песнями развлекать, - откликнулась жаба.
Кикиморы захлопали в ладоши, выкрикивая что-то неразборчивое. Над болотом начал сгущаться колдовской зеленый туман.
– С поцелуями, думаю, обойдемся, - крякнул Мабон, отпуская жабью лапку. – Ну а теперь пойдем. Обрадуем мою матушку!
Жаба спрыгнула с камня и вместе с новоиспеченным супругом поплыла навстречу новым приключениям.
А Безымянный лес никогда еще не был свидетелем стольких воплей и проклятий, которые выпустили в воздух родственники Мабона и Лиадэйн, узнав о тайном обручении.
Прошло три года. На медовый Ламмас купец отправился в путь-дорогу – проведать своих дочерей. Приплыл он на корабле к берегам Взморья. Там, у песчаного залива, стоял высокий замок из белого мрамора. Из ворот тотчас выбежала к отцу Абигаил, вся разодетая в нежно-розовый шелк. А с ней – маленькая дочурка. Провели отца во дворец, прямиком на пир, усадили за длинный стол, уставленный всевозможными яствами. Три дня шло гуляние. Абигаил с мужем-королевичем показали отцу владения, вкусно покормили и напоследок дали золота, серебра.
Затем сел купец в лодку и поплыл к Межречью. На берегу между Хрустальной и Сапфировой реками стоял замок из красного кирпича. Тотчас ворота распахнулись и выбежала радостная Авонмора, а с ней за ручку – двое мальчишек. Авонмора была одета в голубой атлас, в рыжие косы вплетены шелковые ленты. С королевичем-мужем устроили они пир прямо на берегу реки. Отведал отец разных кушаний, послушал охотничьи рассказы, с внуками пообщался. А напоследок дали ему сапфиров и изумрудов.
Вспомнил отец об Аэрин и тяжко вздохнул. Ноги сами повели его к древнему лесу. А дальше путь пролегал через болото. Купец то и дело брезгливо морщился, вдыхая запах тины и водорослей. Держался тропинки, чтобы не угодить в топи черные.
И вдруг стало светлее. Купец меж ветками различил гирлянды из плывущих по воздуху зеленых и красных блуждающих огоньков. А потом послышались звуки. Купец прислушался – пение. Мощное, уверенное, наполняющее лес чем-то веселым и живительным. Купец выбрался на открытое пространство и обомлел. Тут и там прямо на камнях сидели люди. Кто-то – в одеждах из шкур диких зверей, кто-то –разодетый в шелк и парчу, приправленную золотой нитью. Все с благоговением смотрели вперед. Там, на островке посреди болота, пела жаба. Ее голос лился свободно и легко. Слушая его, невольно ощущался прилив сил. Хотелось выпрямиться да пуститься в пляс, купец с трудом удержался от такого желания.
– Ваш билетик? – окликнули его строгим голосом.
Купец вздрогнул, обернулся и увидел зеленоволосую русалку. Она протянула к нему белую руку, ожидая чего-то. Купец растерялся.
– Это папаня мой, пропустите! – крикнула с импровизированной сцены жаба, затем подмигнула отцу и продолжила петь.
Русалка хмыкнула и убрала руку. Притихший купец сел на свободный камешек. Песни у жабы были то веселые, зазывные, то пробирающие своей тоской до самой души, то лирические, отчего на глазах выступали слезы благоговения.
То и дело среди зрителей раздавался шепот.
– Какое глиссандо! Вы только послушайте.
– А этот дивный переход от низких нот к верхним. Высшее мастерство!
Когда выступление окончилось, гости разразились аплодисментами. По очереди все подходили к жабе и выражали свой восторг.
– Папаня, значит?
Рядом с купцом возник смуглый темноволосый юноша, в чьих карих глазах мелькали загадочные огоньки.
– Меня звать Мабон. Я зятюшка ваш, - он протянул ладонь.
– Д-да? – едва выдохнул купец, пожимая руку парня.
– Сперва наш брак длился год и один день, но потом я решил соединиться с вашей дочерью навечно.
– Но… она ведь жаба!
Мабон мечтательно вздохнул и глянул на жену такими глазами, что купец от удивления вытаращился. Там было столько нежности и восхищения, что хоть ведрами черпай.
– Она хоть и жаба, но жаба, знаете ли, на все сто! Что там у нас по плану, милая?
Жаба деловито задумалась:
– Послезавтра еще один концерт, а потом гастроли по Межречью. О, как раз с сестрой повидаюсь.
– Чудесно, - Мабон подхватил жабу на ладони и звонко поцеловал. До ушей купца донесся шепот. – Так, друиды нам не помогли, у болотной ведьмы тоже были. Сходим, значит, к Талиесину. Он в Эрин самый толковый маг. Явно смыслит в метаморфозах. Мы обязательно вернем тебе человеческий облик. А если нет, то и пес с ним. Все равно тебя любить буду!
Купец умиленно заморгал.
– Пожалуй, погощу у вас еще немного, - он огляделся. – Уютно здесь. А покушать найдется?
– Конечно, папань, - отозвалась жаба. – Клюквенный суп с боровиками.
– О, и мне, и мне такого супа! – тут же послышалось со всех сторон. – Я ничего вкуснее не пробовал.
Жаба одобрительно крякнула.
– Вот и славно. Супа хватит на всех!
Из болота вылезли кикиморы, загремели деревянными тарелками.
– И все-таки, - отец смущенно поманил жабу к себе. – В чем твой секрет, Аэрин? Неужто в суп дурман какой добавляешь?
Жаба мечтательно прикрыла глаза. На островке уже разожгли костер, чтобы подогреть суп. Затрещали языки пламени, выплевывая первые искры.
– Нет, суп самый обычный. А секрет в том, что я нашла свое призвание. Когда ты на своем месте, то и все вокруг ладится.
Озадаченный купец почесал голову. А жаба, квакнув с довольным видом, пошлепала навстречу новым приключениям.
Старшая, Абигаил, сплела тончайшее кружево, с ажурными узорами, мягкое, как лебединый пух. В нем хоть сразу и замуж выходи.
Средняя, Авонмора, соткала шерстяной плед – теплый, рыжий, уютный. Под таким осенью, зимой спать и холодов не знать.
А младшая, Аэрин, рукодельничать не любила. Больше всего нравилось ей выйти утром в поле, босиком по росе, да песни петь. Правда, получалось скорее «голосить», нежели «петь». Зычный голос эхом проносился над полем, деревней и рощей. Аэрин и довольна. Бегала до полудня, после возвращалась – щеки красные, ноги по колено в грязи, подол мокрый, а глаза так и сияют.
Отец неодобрительно качал головой.
– Аэрин, пора и о судьбе подумать!
– Позже, папаня, позже! – и знай себе бегает, хохочет.
Годы все шли, и вот отец не выдержал, сурово взял младшую за руку, да снова напомнил о материном наказе. Недовольно охая, пошла Аэрин на болото, нарвала камышей, при этом вся измазалась в тине. Села в кресло-качалку, начала сплетать меж собой камыши. Получалось что-то грубое, несуразное. Отец тяжко вздыхал, сестры хихикали. Кое-как Аэрин сплела некое подобие венка, повесила на стену и тут же забыла о нем.
Колесо года еще несколько раз прокрутилось. И вот Абигаил исполнилось четырнадцать. Как только пробил час, раскинула она руки в стороны и стали они крыльями с белоснежными перьями. Обратилась дева прекрасной лебедью с изящной тонкой шеей. Взмахнула крыльями да полетела в иные края. Опустилась в красивый пруд, окруженный мраморными камнями. Поплавала, вышла на берег в саду, благоухающем цветущим боярышником, и снова обратилась девушкой с мягкими, как пух, волосами цвета пшеницы. А все это время за ней из окна мраморной башни наблюдал королевич Взморья. Это был его пруд и его сад. Увидел он прекрасную деву-лебедя да тут же влюбился. Вышел к ней, взял за руки белые, отвел во дворец. А там представил отцу-королю, как будущую жену.
На следующий год Авонморе исполнилось четырнадцать. Как пробили часы двенадцать, так встала она на четвереньки и обратилась пушистой рыжей кошкой с ласковыми зелеными глазами. Мяукнула кошка, замурчала, выбежала из дома. Быстро-быстро понесли ее мягкие, пружинистые лапки. Наступил день, очутилась Авонмора в лесу. А там как раз охотился королевич Межречья. Увидел он перед собой красивого зверя, да так и замер с поднятым луком. Кошка замурчала, потерлась о его сапоги. Ласково погладил королевич ее, взял на руки и отнес в свой дворец. А там кошка обратилась девою с изумрудными глазами да волосами цвета липового меда. В тот же миг королевич влюбился и повел Авонмору к отцу, представить как будущую жену.
Заскрипело Колесо года, и теперь уже Аэрин исполнилось четырнадцать лет. В тот самый миг сморщилась ее кожа, и стала она… скользкой сероватой жабой, покрытой пупырышками. Обратно в девушку превратиться уже не смогла. Поглядел на это отец и страшно рассердился.
– Всю жизнь дурью маялась, вот и судьба у тебя скверная! Жаба поганая. Кому ты сдалась такая? Уйди с глаз долой, чтоб не видел тебя!
Не очень-то и расстроилась жаба. Сидит себе на пороге и квакает.
– Я хоть и жаба, но жаба, знаете ли, на все сто!
Перепрыгнула через порог и пошлепала навстречу приключениям.
Жаба шла не спеша. Листья сделались золотыми, а ветра – холодными. Деревня, поле и роща остались позади. Впереди возникла стена древнего леса, у которого не было даже имени. Он дышал сумерками и грибами. Недолго думая, жаба ступила на тоненькую тропинку, оставляя на влажной земле следы перепончатых лапок. Сразу стало так темно, что силуэты веток и листьев едва различались. Лишь только странные огоньки мелькали то тут то там. Зеленые, красные. Вспыхивали, и тут же гасли. Поначалу казалось, что в лесу стоит тишина. Даже сам ветер не проникал сквозь плотное сплетение веток. Но, продвигаясь вперед, жаба стала улавливать звуки. Тихие скрипы, стоны, вздохи. Они возникали спонтанно, то прямо за спиной, то где-то далеко, расползаясь эхом по всему лесу.
Внезапно звуки оформились в голоса. Жаба отчетливо уловила окрики, с каждым шагом они становились ближе. Поначалу она и слов не разобрала. Но, пройдя дальше, услышала:
– Мабон!
– Мабон! Где же ты?
– Вернись!
Голоса полнились тревогой. Ответом им был только шум древнего леса.
«Кого-то ищут, - поняла жаба. – Немудрено. Заблудиться в таком лесу – дело простое!»
Шлепая еще дальше, она увидела людей в одежде из шкур животных. Те ходили по тропинкам, заглядывая в заросли кустов и звали, звали некоего Мабона.
Резко похолодало. По мху и листьям зашелестели капли дождя. Воздух наполнился влагой, грибной аромат стал еще явственнее. А жаба и рада, наслаждаясь тем, как струятся капли по ее скользкой коже. Она и сама не заметила, как забрела все дальше и дальше. Голоса смазались, отдалились. Под лапками зачавкало, местность стала болотистой. Густая тишина разлилась в воздухе, изредка нарушаемая лишь криком воронов над головами.
Вскоре жаба уже не шлепала, а плыла по грязной, загнившей воде. То и дело по бокам из-под воды выныривали зеленокожие кикиморы и русалки. Они переплетали водоросли и корчили страшные рожицы, видимо, пытаясь напугать жабу, но та лишь насмешливо квакала, продолжая свой путь.
Вдруг жаба различила сквозь сумерки островок в темной воде. Там кто-то был. Работая лапками, доплыла, выбралась на берег, пригляделась. Смуглый темноволосый юноша сидел на мшистом камне и что-то бормотал себе под нос. Правой рукой он подбрасывал кости, кидая на камень и разглядывая, какие знаки выпали.
Жаба подобралась ближе и уселась рядом.
– Ты Мабон?
Парень вздрогнул и огляделся, пытаясь понять, кто с ним говорит.
– Здесь я, здесь. Ниже смотри.
Он опустил взгляд и увидел жабу. На секунду в темных глазах мелькнул испуг, но затем он расслабился.
– А, просто жаба.
– Что значит, «просто»?! Я, хоть и жаба, но жаба, знаешь ли, на все сто!
Мабон пожал плечами.
– Понятно. Мне нет до этого дела.
– Тебя там ищут.
На лице Мабона мелькнула хитрая улыбка.
– Пускай. Не найдут. Это зачарованное место. Даже не знаю, как ты сюда попала. Впрочем, жабам везде есть ход.
– Так ты не потерялся?
– Нет. Убежал, - Мабон скривился. – Меня хотят женить на Лиадэйн – девчонке из соседнего племени. А она глуповатая. То и делает, что хихикает. Но она дочь друида. Такой союз выгоден моей семье. А я не хочу. Лучше на жабе женюсь, чем на ней!
Мабон потряс рукой и с силой бросил кости на камень. Выпали две шестерки. Мабон изумленно вскинул брови, переводя взгляд с костей на жабу.
– А что! – в хитрых глазах мелькнуло оживление. - Так и сделаю!
Услышав это, жаба расхохоталась.
– А ты рисковый парень.
– Еще как. Эй, жаба, имя-то у тебя есть?
– Было раньше, но я его уже не помню.
– Ну, тогда просто жаба. Э-э… ладно-ладно, жаба-на-все-сто! – поспешил исправиться Мабон, видя, как жаба раздувается от негодования. - Ну, так вот. Давай поженимся на год и один день. Мать поймет, что я обручен и отстанет от меня. А там и разойдемся своими дорогами.
– Идея толковая, - одобрила жаба. – Но для женитьбы лучшее время Белтейн или Лита. Ну, или хотя бы Ламмас. А сейчас период угасания.
– Ай, ладно, - Мабон непринужденно махнул рукой. – У меня все не как у людей. Думаю, у тебя тоже.
Они поглядели друг на друга и весело расхохотались. Затем Мабон подошел к краю островка, присел на корточки и свесился вниз.
– Эй, кикиморы! Сюда идите. Пусть хоть польза от вас будет.
Вода покрылась пузырьками, гнилостный запах усилился. Из глубины вынырнули две кикиморы и любопытно уставились горящими зелеными глазами.
– Помогите нам. Проведите церемонию хэндфастинга.
Кикиморы тихонько захихикали, жаба квакнула в предвкушении. Мабон сел, свесив ноги вниз, прямо в воду. Невеста-жаба примостилась рядом, на крупном камешке. Одна из кикимор нырнула обратно, вскоре вернулась с двумя венками из примятых, заляпанных грязью кувшинок. Один набросила на голову Мабону. По его лбу тотчас же заструились темные ручейки. Другой – совсем маленький – достался жабе.
Мабон протянул руку и взял двумя пальцами жабью лапку, вздрогнув от прикосновения к скользкой и холодной кожице. Несколько секунд привыкал к непривычному ощущению. Кикиморы суетились рядом, издавая булькающие звуки и хихиканье. Затем достали болотные водоросли и обмотали соединенную руку и жабью лапку.
– Теперь клятвы, - Мабон сам едва не лопался от смеха. Отвесил шутливый поклон. – Ну что, жаба. Клянусь быть с тобой рядом этот год и один день, любить и защищать от всего дурного.
– Клянусь быть с тобой рядом, любить, кормить вкусным супом из мухоморов и песнями развлекать, - откликнулась жаба.
Кикиморы захлопали в ладоши, выкрикивая что-то неразборчивое. Над болотом начал сгущаться колдовской зеленый туман.
– С поцелуями, думаю, обойдемся, - крякнул Мабон, отпуская жабью лапку. – Ну а теперь пойдем. Обрадуем мою матушку!
Жаба спрыгнула с камня и вместе с новоиспеченным супругом поплыла навстречу новым приключениям.
А Безымянный лес никогда еще не был свидетелем стольких воплей и проклятий, которые выпустили в воздух родственники Мабона и Лиадэйн, узнав о тайном обручении.
***
Прошло три года. На медовый Ламмас купец отправился в путь-дорогу – проведать своих дочерей. Приплыл он на корабле к берегам Взморья. Там, у песчаного залива, стоял высокий замок из белого мрамора. Из ворот тотчас выбежала к отцу Абигаил, вся разодетая в нежно-розовый шелк. А с ней – маленькая дочурка. Провели отца во дворец, прямиком на пир, усадили за длинный стол, уставленный всевозможными яствами. Три дня шло гуляние. Абигаил с мужем-королевичем показали отцу владения, вкусно покормили и напоследок дали золота, серебра.
Затем сел купец в лодку и поплыл к Межречью. На берегу между Хрустальной и Сапфировой реками стоял замок из красного кирпича. Тотчас ворота распахнулись и выбежала радостная Авонмора, а с ней за ручку – двое мальчишек. Авонмора была одета в голубой атлас, в рыжие косы вплетены шелковые ленты. С королевичем-мужем устроили они пир прямо на берегу реки. Отведал отец разных кушаний, послушал охотничьи рассказы, с внуками пообщался. А напоследок дали ему сапфиров и изумрудов.
Вспомнил отец об Аэрин и тяжко вздохнул. Ноги сами повели его к древнему лесу. А дальше путь пролегал через болото. Купец то и дело брезгливо морщился, вдыхая запах тины и водорослей. Держался тропинки, чтобы не угодить в топи черные.
И вдруг стало светлее. Купец меж ветками различил гирлянды из плывущих по воздуху зеленых и красных блуждающих огоньков. А потом послышались звуки. Купец прислушался – пение. Мощное, уверенное, наполняющее лес чем-то веселым и живительным. Купец выбрался на открытое пространство и обомлел. Тут и там прямо на камнях сидели люди. Кто-то – в одеждах из шкур диких зверей, кто-то –разодетый в шелк и парчу, приправленную золотой нитью. Все с благоговением смотрели вперед. Там, на островке посреди болота, пела жаба. Ее голос лился свободно и легко. Слушая его, невольно ощущался прилив сил. Хотелось выпрямиться да пуститься в пляс, купец с трудом удержался от такого желания.
– Ваш билетик? – окликнули его строгим голосом.
Купец вздрогнул, обернулся и увидел зеленоволосую русалку. Она протянула к нему белую руку, ожидая чего-то. Купец растерялся.
– Это папаня мой, пропустите! – крикнула с импровизированной сцены жаба, затем подмигнула отцу и продолжила петь.
Русалка хмыкнула и убрала руку. Притихший купец сел на свободный камешек. Песни у жабы были то веселые, зазывные, то пробирающие своей тоской до самой души, то лирические, отчего на глазах выступали слезы благоговения.
То и дело среди зрителей раздавался шепот.
– Какое глиссандо! Вы только послушайте.
– А этот дивный переход от низких нот к верхним. Высшее мастерство!
Когда выступление окончилось, гости разразились аплодисментами. По очереди все подходили к жабе и выражали свой восторг.
– Папаня, значит?
Рядом с купцом возник смуглый темноволосый юноша, в чьих карих глазах мелькали загадочные огоньки.
– Меня звать Мабон. Я зятюшка ваш, - он протянул ладонь.
– Д-да? – едва выдохнул купец, пожимая руку парня.
– Сперва наш брак длился год и один день, но потом я решил соединиться с вашей дочерью навечно.
– Но… она ведь жаба!
Мабон мечтательно вздохнул и глянул на жену такими глазами, что купец от удивления вытаращился. Там было столько нежности и восхищения, что хоть ведрами черпай.
– Она хоть и жаба, но жаба, знаете ли, на все сто! Что там у нас по плану, милая?
Жаба деловито задумалась:
– Послезавтра еще один концерт, а потом гастроли по Межречью. О, как раз с сестрой повидаюсь.
– Чудесно, - Мабон подхватил жабу на ладони и звонко поцеловал. До ушей купца донесся шепот. – Так, друиды нам не помогли, у болотной ведьмы тоже были. Сходим, значит, к Талиесину. Он в Эрин самый толковый маг. Явно смыслит в метаморфозах. Мы обязательно вернем тебе человеческий облик. А если нет, то и пес с ним. Все равно тебя любить буду!
Купец умиленно заморгал.
– Пожалуй, погощу у вас еще немного, - он огляделся. – Уютно здесь. А покушать найдется?
– Конечно, папань, - отозвалась жаба. – Клюквенный суп с боровиками.
– О, и мне, и мне такого супа! – тут же послышалось со всех сторон. – Я ничего вкуснее не пробовал.
Жаба одобрительно крякнула.
– Вот и славно. Супа хватит на всех!
Из болота вылезли кикиморы, загремели деревянными тарелками.
– И все-таки, - отец смущенно поманил жабу к себе. – В чем твой секрет, Аэрин? Неужто в суп дурман какой добавляешь?
Жаба мечтательно прикрыла глаза. На островке уже разожгли костер, чтобы подогреть суп. Затрещали языки пламени, выплевывая первые искры.
– Нет, суп самый обычный. А секрет в том, что я нашла свое призвание. Когда ты на своем месте, то и все вокруг ладится.
Озадаченный купец почесал голову. А жаба, квакнув с довольным видом, пошлепала навстречу новым приключениям.
