Предупреждение / Trigger Warning
Этот текст содержит следующие чувствительные темы:
• попытка самоубийства
• депрессия и посттравматическое состояние
• эмоциональная зависимость
• сцены в психиатрической клинике
• галлюцинации и расстройства восприятия
• сексуальные сцены, переплетённые с болью и травмой
Пожалуйста, будьте бережны к себе.
Этот текст не про спасение.
Но он — про любовь, которая может быть настоящей, даже если она невозможна.
Спасибо, что вы здесь.
Она почувствовала ткань под своими пальцами. Тихое гудение ламп. И удары сердца, бьющие по вискам — слишком замедленные и чуждые.
Юна открыла глаза.
Белый свет ударил по ним, заставляя жмуриться. На внутренней поверхности век расплывались цветные пятна. Свет был слишком резким — казалось, она слишком долго провела в темноте. В горле ощущалось першение.
Она чувствовала запах хлорки, антисептика. И лёгкий шлейф слишком сладкого аромата, едва уловимый, будто кто-то разлил духи в этой стерильной комнате.
Медленно открыв глаза, словно сквозь вуаль, она начала различать очертания.
Потолок над головой был идеально белым, без единой трещины. Стены — гладкие.
Комната казалась вне времени.
Она попыталась сжать пальцы — но не смогла это почувствовать. Тело казалось ватным.
Я во сне?
Она попробовала пошевелить ногой. Тело отзывалось странно, как будто не принадлежало ей. Оно было вялым, словно за стеклом. Она даже не была уверена, что моргала — всё тело будто забыло, как должно двигаться.
Во рту стоял горький привкус, как от лекарств. Язык казался распухшим.
Я что-то приняла?
Звуков не было. Ни голосов, ни шагов. Только гудение ламп над головой.
Она снова уставилась в потолок. Тот казался чересчур ровным. Даже слишком идеальным, чтобы быть настоящим.
Где я вообще?
Мысль пронеслась в голове. Без паники. Просто как констатация.
Где я? Кто я? Почему мне всё равно?
Она пыталась вспомнить своё имя — но там, в мыслях, была только пустота.
Она пыталась вспомнить, что произошло до этой комнаты, — но память будто стерли. Остались только ощущения. Чувство опустошения, тягучее и липкое, обволакивающее изнутри.
Я должна была… что-то сделать. Или, наоборот, не должна была.
Она медленно повернула голову.
Слева — окно, закрытое решётками с внешней стороны.
Справа — металлическая тумбочка. На ней стоял пластиковый стакан с водой. Свет ламп отражался на его поверхности.
Сердце билось слишком ровно.
Это точно нормально?
Она снова попыталась пошевелить пальцами. Они всё ещё были ватными — но теперь чуть более чувствительными. Она их ощущала. Это хорошо. Значит, она всё ещё здесь.
Но здесь — это где?
— …
Она хотела что-то сказать, но голоса не было. Только тихий выдох из лёгких.
Я пыталась умереть.
Мысль возникла неожиданно.
Она моргнула и глубоко вдохнула. Снова ощутив этот сладковатый, приторный запах.
Зачем кто-то разлил духи в палате?
И тут осознание ударило резко:
это был её запах.
Кожа. Волосы. Всё пропиталось этим ароматом.
Будто из неё пытались сделать коллекционную куклу.
Она резко вдохнула. Горло засаднило сильнее.
Глаза снова защипало от света ламп.
Всё вокруг казалось странным.
А вдруг я умерла?
И теперь это… мой персональный ад?
А если нет — то почему вокруг так тихо?
Она снова закрыла глаза. Пытаясь разобраться.
Вдруг — щелчок.
Шаги.
Через пару секунд — скрип стула.
А потом запах духов с холодной цитрусовой нотой.
— Вы проснулись, — раздался спокойный женский голос.
Юна резко распахнула глаза.
Рядом с кроватью, на простом пластиковом стуле, сидела женщина в белом халате. Волосы — убраны в безупречный пучок. Очки в серебристой оправе. В руках — планшет, чьё свечение отражалось в линзах.
Кто вы? Что вы тут делаете? Почему вы так близко?
— Кто вы?.. — голос Юны сорвался. Горло саднило, будто по нему прошлись наждачкой.
— Доктор Рейна, — ровно произнесла женщина, не отрываясь от экрана. — Ваш психотерапевт. Сейчас вы в безопасности. Можете расслабиться.
В безопасности?
Юна медленно вдохнула. Воздух в палате был натянутым. Ни о каком спокойствии речи не шло.
— Где я?
Доктор просматривала планшет:
— В восстановительном центре. Частная клиника. Вы поступили сюда три дня назад.
Поступила?
Словно курьер доставил посылку.
— Что произошло?.. — Юна вцепилась пальцами в край простыни. Холодная ткань чуть-чуть заземляла. Простыни были чистыми. Свеже выглаженные.
Доктор подняла глаза. Пауза перед ответом была выверенной, почти театральной.
— Вы совершили попытку суицида.
Тишина.
Это не про меня. Это не я. Я бы запомнила это. Разве не так?..
— Но… — губы еле шевелились. — Я не… не помню.
— Это нормально, — сказала доктор. Ровным, отработанным голосом. Без эмоций. Будто она уже десятки раз повторяла это. — Амнезия после травматических событий — частое явление. Вам повезло: вас нашли вовремя.
Горло Юны сжалось.
Повезло?
Почему это прозвучало как издёвка?
— Значит… я действительно… — она не закончила. Горло сжалось сильнее. Язык стал чужим, неподвижным.
— Здесь вы будете восстанавливаться. Мы будем работать вместе. Шаг за шагом. Вам нужно будет научиться слушать своё тело. И следовать курсу лечения.
— Лечения?.. — с каждой фразой всё казалось всё более оскорбительным.
Доктор не ответила. Только снова уставилась в планшет, как будто там был прописан весь диалог.
— Вы будете принимать медикаменты. Проходить сеансы психотерапии. Мы поможем вам выстроить структурированный распорядок. Время для прогулок, отдых. Безопасная среда. Всё, чтобы вы в итоге снова почувствовали себя живой.
Она промолчала.
Живой — или выживающей?
А может, просто выглядящей как живая?
Доктор встала. Движение было плавным, почти беззвучным. Даже халат не шелохнулся. Она подошла к двери.
— Я зайду позже. Если появятся вопросы — позовите.
— Подождите… — Юна чуть подалась вперёд. — Вы можете… сказать мне моё имя?
Доктор обернулась.
— Вы не помните? Ну… не волнуйтесь. Скоро вспомните. Это важный шаг при восстановлении памяти.
Дверь тихо открылась и закрылась за ней.
Юна снова осталась одна.
В комнате было слишком тихо.
Безопасность?
Слово повисло в воздухе. После её ухода оно казалось особенно странным.
Она почувствовала сквозняк от открытой двери.
Кто-то вошёл в палату — даже не постучав.
Юна подняла взгляд. Это была медсестра.
— Измерим давление, — сказала женщина в белом, лицо её оставалось бесстрастным. Ни намёка даже на фальшивую заботу.
Прохладный манжет сдавил руку. Один, два, три удара сердца. Оно всё так же билось замедленно.
Потом пришла другая — с подносом еды.
За ней ещё одна — поставила капельницу. Юна смотрела, как по трубке падали капли, и ловила себя на мысли: они так обращаются со всеми. Она словно пустое место в этой палате.
— Вам станет лучше, — сказала одна из них и вышла.
Никто из них не спросил: «Как вы себя чувствуете?». Они не проявляли ни признаков заботы, ни доброжелательности.
Ни одна не назвала её по имени.
И как мне понять, как меня зовут?
Она ничего им не говорила.
Если спросит — всё равно не получит ответа.
Если промолчит — они быстрее оставят её в покое.
Мир вокруг двигался по расписанию, составленному задолго до её появления здесь.
Никаких личных разговоров — только процедуры. Только звук колёсиков тележки.
Иногда она пыталась зацепиться за что-то, чтобы сосредоточится на реальности:
— за тени, которые отбрасывала потолочная лампа;
— за жжение в руке, где стоял катетер;
— за собственный пульс.
Я здесь.
Но никто не смотрит на меня.
Пустота внутри уплотнилась.
В коридоре она услышала смех.
Мимо палаты проходили другие пациенты, но она видела их лишь мельком.
Я могла бы встать. Поговорить хоть с кем-то. Но зачем?
Мир казался замедленным.
Она не чувствовала эмоций — будто всё внутри выгорело. Даже боли не было.
Личность будто стерли. Может, ей дают лекарства, превращающие в «овощ»?
Позже кто-то снова зашёл, чтобы поменять капельницу. Даже не взглянул на неё.
Если я исчезну прямо сейчас — хоть кто-то здесь это заметит?
Белый потолок. Те же лампы. Теперь они казались чужими, далекими. Равнодушными.
Капля стекала по стеклу и скользила вниз, оставляя кривую дорожку.
За решёткой окна стремительно темнел день. Вдалеке колыхались ветви деревьев, будто пытаясь подать какой-то знак сквозь дождь.
Фонари зажигались незаметно. Их свет был желтоватым, старым. Лучи падали косо, пробивались в окно и оставляли следы на стене.
Юна неподвижно лежала на кровати.
Гул ламп начал вызывать тревогу и тошноту.
Ночь пройдёт, так же как день.
Завтра всё повторится.
И потом.
Она пыталась сосредоточиться на дыхании, чтобы успокоить тревогу. Но мысли текли медленно в её нынешнем положении.
И тогда она услышала его:
— …Юна.
Голос.
Тихий, как шелест листвы. Слишком живой на фоне всех этих медсестёр.
Она резко перевела взгляд на дверной проём.
Пусто.
После этого имени наступила тишина.
Но в сердце…
Что-то колыхнулось.
Юна.
Имя отозвалось в её теле — будто кто-то дотронулся до натянутой струны внутри груди.
Это моё имя?
Пальцы вцепились в покрывало так, что костяшки побелели.
Это не был страх. Это было что-то другое — словно кто-то вернул ей недостающую часть.
Она приподнялась на локтях, вглядываясь в дверной проём.
Пульс отдавался в висках.
— Здесь кто-то есть?.. — голос сорвался. Вопрос прозвучал глупо, учитывая пустой проём. Ее тон был слишком оживлённым на фоне мёртвой тишины.
Никто не ответил.
Ясно. Я это выдумала.
Наверное… просто устала.
Но если всё это было только в её голове, то почему ее пальцы начали дрожать от нахлынувшей паники?
Почему глаза защипало от слёз?
Почему она была уверена, что слышала настоящий голос?
Юна снова опустилась на подушку.
Свет фонарей всё так же пробивался в окно. Капли стекали по стеклу. Лампы гудели. Всё было как раньше… почти.
Но теперь она не чувствовала себя такой одинокой.
Это глупо. Немного страшно.
Но все равно утешающе.
Её взгляд упал на тумбочку. На ней стояла белая фарфоровая чашка. Не пластиковый стакан и не металлическая кружка, как обычно.
По отсутствию пара можно было понять: чай остыл.
Её здесь не было раньше.
Пару минут назад, до голоса, тумбочка была пустой.
И никто не заходил. Она бы заметила.
Пальцы дрогнули. Она села, сжимая край матраса, и медленно протянула руки.
Чашка была прохладной.
Внутри — чёрный чай, густого цвета. Лёгкий запах бергамота почему-то снял часть напряжения, словно кто-то шепнул: я с тобой.
Странно. Неправильно.
Медсестры приносили только воду — всегда в пластиковых стаканах.
Она наклонилась ближе, вглядываясь в поверхность.
В отражении — растерянное лицо.
Пить или нет?
В горле пересохло, но пить из этой странно появившейся чашки она опасалась.
Она поставила её обратно, чуть отодвинув.
Краем глаза заметила движение: тень у двери. Но она исчезла, едва она повернула голову.
И снова голос:
— Юна…
Шёпот, от которого холодок побежал по коже.
Мысли путались:
Что это? Галлюцинация? Сон наяву?
Почему я слышу голос, когда здесь никого нет?
Почему он видимо знает моё имя, хотя я сама не знаю, как меня зовут?
Сердце билось от страха… и лёгкого предвкушения.
Если этот голос зовёт её так, значит, это скорее всего её имя.
Если он его знает — значит, знает и её.
Ну, если не путает, этот голос ничего не перепутал.
Она снова посмотрела на тумбочку.
Чашка всё так же стояла на месте.
Было ли это приглашением к знакомству?
Абсолютная темнота окутала коридор.
Хотя ещё вечером медсестра уверяла, что свет у поста дежурных горит каждую ночь, сейчас же за дверью не было ни намёка на хоть какой-нибудь свет.
Юна неподвижно лежала на спине, медленно дыша, уговаривая тело заснуть.
Вдох… выдох…
Но вместо сонливости у нее появлялось ощущение, что за ней наблюдают.
Кто-то смотрел, как подрагивают её пальцы от напряжения, как непроизвольно дёргаются веки, как сбивается дыхание.
В этом взгляде была странная теплота. Почти ласка.
И именно это казалось худшим.
Боже, что происходит? Это лекарства? Галлюцинация? Сон?
Даже с закрытыми глазами она ощущала силуэт в углу палаты, который не двигался.
Он словно ждал чего-то.
Возможно, ждал, пока она откроет глаза.
Ждал, пока она заговорит с ним.
Но Юна оставалась неподвижной, вцепившись пальцами в край одеяла.
Не обращай внимания. Это всего лишь мое богатое воображение.
В тишине палаты между ней и силуэтом завязался негласный диалог:
он будет молчать, а она будет делать вид, что его нет.
Минуты тянулись. Каждый удар сердца слишком громко отдавался в висках.
Если я открою глаза и что-то увижу… у меня уже не получится списать все на фантазии.
Она надеялась, что всё закончится само: силуэт исчезнет, чужой взгляд растворится.
Но даже на грани сна она ощущала его присутствие.
В какой-то момент ночи ей показалось, что в коридоре мелькнула полоска света. Но в следующее мгновение он погас.
Тьма за дверью стала густой, плотной. Казалось, она приближалась к палате.
Юна застыла. Холод медленно пробирался по телу.
Зачем они мне наврали, что свет горит всю ночь? Что за чертовщина происходит в этой клинике?..
Разве медсестра не говорила, что дежурный свет всегда включён?
В этой тьме будто что-то шептало ей.
Она попыталась убедить себя:
Это сон. Кошмар. Мне нужно проснуться. Или мне наоборот нужно заснуть.
Но шёпот стал громче, его уже можно было различить:
— Не бойся меня.
Голос был тихим, мягким. И именно от этой мягкости Юне ещё сильнее захотелось сбежать из этой клиники.
— Мы уже были знакомы раньше.
Что? Знакомы? Когда?
Кто ты вообще?
Откуда?
Вопросы пронеслись в голове, но она ничего не могла сказать.
Она лишь попыталась выровнять дыхание, закрыла глаза плотнее, будто показывая этому шепоту: «Я сплю».
Но теперь она знала: в темноте коридора кто-то есть. И этот кто-то считает, что они знакомы.
Юна резко подскочила на кровати.
Сердце билось так быстро, будто готово было вырваться из груди.
Она была в палате. Те же белые стены. Солнечные лучи пробивались сквозь окно. Запах дезинфицирующего средства. Всё как обычно.
Кроме одного.
На прикроватной тумбочке лежала тетрадь.
Тёмно-синяя, с потёртыми краями, словно её годами таскали в сумке. Вчера её здесь не было — Юна была в этом уверена.
Кто-то оставил её? Это была медсестра, которая приходила утром?
Она осторожно взяла тетрадь. Обложка была прохладной, чуть шероховатой. От чего по коже прошлись мурашки.
Она открыла её и на первом развороте увидела рисунок руки. Длинные пальцы, тонкое запястье, аккуратные ногти. Ладонь раскрыта, словно чего-то ждёт.
Дальше — та же рука, уже держащая чашку, из которой поднимался пар.
Следующая страница — ладонь, сжимающая что-то невидимое.
— Почему здесь только руки? — тихо прошептала Юна в пустоту.
В глубине коридора что-то скрипнуло.
Она продолжила перелистывать рисунки.
Чем дальше, тем «свежее» казались рисунки: где-то линии нервные, торопливые; где-то — идеальные, с предельной внимательностью.
На одном рисунке рука была обмотана бинтами, и в углу угадывался край больничной пижамы.
Этот текст содержит следующие чувствительные темы:
• попытка самоубийства
• депрессия и посттравматическое состояние
• эмоциональная зависимость
• сцены в психиатрической клинике
• галлюцинации и расстройства восприятия
• сексуальные сцены, переплетённые с болью и травмой
Пожалуйста, будьте бережны к себе.
Этот текст не про спасение.
Но он — про любовь, которая может быть настоящей, даже если она невозможна.
Спасибо, что вы здесь.
Прода от 07.08.2025
ГЛАВА 1 — «Безопасность?»
Она почувствовала ткань под своими пальцами. Тихое гудение ламп. И удары сердца, бьющие по вискам — слишком замедленные и чуждые.
Юна открыла глаза.
Белый свет ударил по ним, заставляя жмуриться. На внутренней поверхности век расплывались цветные пятна. Свет был слишком резким — казалось, она слишком долго провела в темноте. В горле ощущалось першение.
Она чувствовала запах хлорки, антисептика. И лёгкий шлейф слишком сладкого аромата, едва уловимый, будто кто-то разлил духи в этой стерильной комнате.
Медленно открыв глаза, словно сквозь вуаль, она начала различать очертания.
Потолок над головой был идеально белым, без единой трещины. Стены — гладкие.
Комната казалась вне времени.
Она попыталась сжать пальцы — но не смогла это почувствовать. Тело казалось ватным.
Я во сне?
Она попробовала пошевелить ногой. Тело отзывалось странно, как будто не принадлежало ей. Оно было вялым, словно за стеклом. Она даже не была уверена, что моргала — всё тело будто забыло, как должно двигаться.
Во рту стоял горький привкус, как от лекарств. Язык казался распухшим.
Я что-то приняла?
Звуков не было. Ни голосов, ни шагов. Только гудение ламп над головой.
Она снова уставилась в потолок. Тот казался чересчур ровным. Даже слишком идеальным, чтобы быть настоящим.
Где я вообще?
Мысль пронеслась в голове. Без паники. Просто как констатация.
Где я? Кто я? Почему мне всё равно?
Она пыталась вспомнить своё имя — но там, в мыслях, была только пустота.
Она пыталась вспомнить, что произошло до этой комнаты, — но память будто стерли. Остались только ощущения. Чувство опустошения, тягучее и липкое, обволакивающее изнутри.
Я должна была… что-то сделать. Или, наоборот, не должна была.
Она медленно повернула голову.
Слева — окно, закрытое решётками с внешней стороны.
Справа — металлическая тумбочка. На ней стоял пластиковый стакан с водой. Свет ламп отражался на его поверхности.
Сердце билось слишком ровно.
Это точно нормально?
Она снова попыталась пошевелить пальцами. Они всё ещё были ватными — но теперь чуть более чувствительными. Она их ощущала. Это хорошо. Значит, она всё ещё здесь.
Но здесь — это где?
— …
Она хотела что-то сказать, но голоса не было. Только тихий выдох из лёгких.
Я пыталась умереть.
Мысль возникла неожиданно.
Она моргнула и глубоко вдохнула. Снова ощутив этот сладковатый, приторный запах.
Зачем кто-то разлил духи в палате?
И тут осознание ударило резко:
это был её запах.
Кожа. Волосы. Всё пропиталось этим ароматом.
Будто из неё пытались сделать коллекционную куклу.
Она резко вдохнула. Горло засаднило сильнее.
Глаза снова защипало от света ламп.
Всё вокруг казалось странным.
А вдруг я умерла?
И теперь это… мой персональный ад?
А если нет — то почему вокруг так тихо?
Она снова закрыла глаза. Пытаясь разобраться.
Вдруг — щелчок.
Шаги.
Через пару секунд — скрип стула.
А потом запах духов с холодной цитрусовой нотой.
— Вы проснулись, — раздался спокойный женский голос.
Юна резко распахнула глаза.
Рядом с кроватью, на простом пластиковом стуле, сидела женщина в белом халате. Волосы — убраны в безупречный пучок. Очки в серебристой оправе. В руках — планшет, чьё свечение отражалось в линзах.
Кто вы? Что вы тут делаете? Почему вы так близко?
— Кто вы?.. — голос Юны сорвался. Горло саднило, будто по нему прошлись наждачкой.
— Доктор Рейна, — ровно произнесла женщина, не отрываясь от экрана. — Ваш психотерапевт. Сейчас вы в безопасности. Можете расслабиться.
В безопасности?
Юна медленно вдохнула. Воздух в палате был натянутым. Ни о каком спокойствии речи не шло.
— Где я?
Доктор просматривала планшет:
— В восстановительном центре. Частная клиника. Вы поступили сюда три дня назад.
Поступила?
Словно курьер доставил посылку.
— Что произошло?.. — Юна вцепилась пальцами в край простыни. Холодная ткань чуть-чуть заземляла. Простыни были чистыми. Свеже выглаженные.
Доктор подняла глаза. Пауза перед ответом была выверенной, почти театральной.
— Вы совершили попытку суицида.
Тишина.
Это не про меня. Это не я. Я бы запомнила это. Разве не так?..
— Но… — губы еле шевелились. — Я не… не помню.
— Это нормально, — сказала доктор. Ровным, отработанным голосом. Без эмоций. Будто она уже десятки раз повторяла это. — Амнезия после травматических событий — частое явление. Вам повезло: вас нашли вовремя.
Горло Юны сжалось.
Повезло?
Почему это прозвучало как издёвка?
— Значит… я действительно… — она не закончила. Горло сжалось сильнее. Язык стал чужим, неподвижным.
— Здесь вы будете восстанавливаться. Мы будем работать вместе. Шаг за шагом. Вам нужно будет научиться слушать своё тело. И следовать курсу лечения.
— Лечения?.. — с каждой фразой всё казалось всё более оскорбительным.
Доктор не ответила. Только снова уставилась в планшет, как будто там был прописан весь диалог.
— Вы будете принимать медикаменты. Проходить сеансы психотерапии. Мы поможем вам выстроить структурированный распорядок. Время для прогулок, отдых. Безопасная среда. Всё, чтобы вы в итоге снова почувствовали себя живой.
Она промолчала.
Живой — или выживающей?
А может, просто выглядящей как живая?
Доктор встала. Движение было плавным, почти беззвучным. Даже халат не шелохнулся. Она подошла к двери.
— Я зайду позже. Если появятся вопросы — позовите.
— Подождите… — Юна чуть подалась вперёд. — Вы можете… сказать мне моё имя?
Доктор обернулась.
— Вы не помните? Ну… не волнуйтесь. Скоро вспомните. Это важный шаг при восстановлении памяти.
Дверь тихо открылась и закрылась за ней.
Юна снова осталась одна.
В комнате было слишком тихо.
Безопасность?
Слово повисло в воздухе. После её ухода оно казалось особенно странным.
ГЛАВА 2 - «Никто не называет меня по имени»
Она почувствовала сквозняк от открытой двери.
Кто-то вошёл в палату — даже не постучав.
Юна подняла взгляд. Это была медсестра.
— Измерим давление, — сказала женщина в белом, лицо её оставалось бесстрастным. Ни намёка даже на фальшивую заботу.
Прохладный манжет сдавил руку. Один, два, три удара сердца. Оно всё так же билось замедленно.
Потом пришла другая — с подносом еды.
За ней ещё одна — поставила капельницу. Юна смотрела, как по трубке падали капли, и ловила себя на мысли: они так обращаются со всеми. Она словно пустое место в этой палате.
— Вам станет лучше, — сказала одна из них и вышла.
Никто из них не спросил: «Как вы себя чувствуете?». Они не проявляли ни признаков заботы, ни доброжелательности.
Ни одна не назвала её по имени.
И как мне понять, как меня зовут?
Она ничего им не говорила.
Если спросит — всё равно не получит ответа.
Если промолчит — они быстрее оставят её в покое.
Мир вокруг двигался по расписанию, составленному задолго до её появления здесь.
Никаких личных разговоров — только процедуры. Только звук колёсиков тележки.
Иногда она пыталась зацепиться за что-то, чтобы сосредоточится на реальности:
— за тени, которые отбрасывала потолочная лампа;
— за жжение в руке, где стоял катетер;
— за собственный пульс.
Я здесь.
Но никто не смотрит на меня.
Пустота внутри уплотнилась.
В коридоре она услышала смех.
Мимо палаты проходили другие пациенты, но она видела их лишь мельком.
Я могла бы встать. Поговорить хоть с кем-то. Но зачем?
Мир казался замедленным.
Она не чувствовала эмоций — будто всё внутри выгорело. Даже боли не было.
Личность будто стерли. Может, ей дают лекарства, превращающие в «овощ»?
Позже кто-то снова зашёл, чтобы поменять капельницу. Даже не взглянул на неё.
Если я исчезну прямо сейчас — хоть кто-то здесь это заметит?
Белый потолок. Те же лампы. Теперь они казались чужими, далекими. Равнодушными.
Капля стекала по стеклу и скользила вниз, оставляя кривую дорожку.
За решёткой окна стремительно темнел день. Вдалеке колыхались ветви деревьев, будто пытаясь подать какой-то знак сквозь дождь.
Фонари зажигались незаметно. Их свет был желтоватым, старым. Лучи падали косо, пробивались в окно и оставляли следы на стене.
Юна неподвижно лежала на кровати.
Гул ламп начал вызывать тревогу и тошноту.
Ночь пройдёт, так же как день.
Завтра всё повторится.
И потом.
Она пыталась сосредоточиться на дыхании, чтобы успокоить тревогу. Но мысли текли медленно в её нынешнем положении.
И тогда она услышала его:
— …Юна.
Голос.
Тихий, как шелест листвы. Слишком живой на фоне всех этих медсестёр.
Она резко перевела взгляд на дверной проём.
Пусто.
После этого имени наступила тишина.
Но в сердце…
Что-то колыхнулось.
Юна.
Имя отозвалось в её теле — будто кто-то дотронулся до натянутой струны внутри груди.
Это моё имя?
Пальцы вцепились в покрывало так, что костяшки побелели.
Это не был страх. Это было что-то другое — словно кто-то вернул ей недостающую часть.
Она приподнялась на локтях, вглядываясь в дверной проём.
Пульс отдавался в висках.
— Здесь кто-то есть?.. — голос сорвался. Вопрос прозвучал глупо, учитывая пустой проём. Ее тон был слишком оживлённым на фоне мёртвой тишины.
Никто не ответил.
Ясно. Я это выдумала.
Наверное… просто устала.
Но если всё это было только в её голове, то почему ее пальцы начали дрожать от нахлынувшей паники?
Почему глаза защипало от слёз?
Почему она была уверена, что слышала настоящий голос?
Юна снова опустилась на подушку.
Свет фонарей всё так же пробивался в окно. Капли стекали по стеклу. Лампы гудели. Всё было как раньше… почти.
Но теперь она не чувствовала себя такой одинокой.
Это глупо. Немного страшно.
Но все равно утешающе.
Её взгляд упал на тумбочку. На ней стояла белая фарфоровая чашка. Не пластиковый стакан и не металлическая кружка, как обычно.
По отсутствию пара можно было понять: чай остыл.
Её здесь не было раньше.
Пару минут назад, до голоса, тумбочка была пустой.
И никто не заходил. Она бы заметила.
Пальцы дрогнули. Она села, сжимая край матраса, и медленно протянула руки.
Чашка была прохладной.
Внутри — чёрный чай, густого цвета. Лёгкий запах бергамота почему-то снял часть напряжения, словно кто-то шепнул: я с тобой.
Странно. Неправильно.
Медсестры приносили только воду — всегда в пластиковых стаканах.
Она наклонилась ближе, вглядываясь в поверхность.
В отражении — растерянное лицо.
Пить или нет?
В горле пересохло, но пить из этой странно появившейся чашки она опасалась.
Она поставила её обратно, чуть отодвинув.
Краем глаза заметила движение: тень у двери. Но она исчезла, едва она повернула голову.
И снова голос:
— Юна…
Шёпот, от которого холодок побежал по коже.
Мысли путались:
Что это? Галлюцинация? Сон наяву?
Почему я слышу голос, когда здесь никого нет?
Почему он видимо знает моё имя, хотя я сама не знаю, как меня зовут?
Сердце билось от страха… и лёгкого предвкушения.
Если этот голос зовёт её так, значит, это скорее всего её имя.
Если он его знает — значит, знает и её.
Ну, если не путает, этот голос ничего не перепутал.
Она снова посмотрела на тумбочку.
Чашка всё так же стояла на месте.
Было ли это приглашением к знакомству?
ГЛАВА 3 — «Где-то рядом во тьме»
Абсолютная темнота окутала коридор.
Хотя ещё вечером медсестра уверяла, что свет у поста дежурных горит каждую ночь, сейчас же за дверью не было ни намёка на хоть какой-нибудь свет.
Юна неподвижно лежала на спине, медленно дыша, уговаривая тело заснуть.
Вдох… выдох…
Но вместо сонливости у нее появлялось ощущение, что за ней наблюдают.
Кто-то смотрел, как подрагивают её пальцы от напряжения, как непроизвольно дёргаются веки, как сбивается дыхание.
В этом взгляде была странная теплота. Почти ласка.
И именно это казалось худшим.
Боже, что происходит? Это лекарства? Галлюцинация? Сон?
Даже с закрытыми глазами она ощущала силуэт в углу палаты, который не двигался.
Он словно ждал чего-то.
Возможно, ждал, пока она откроет глаза.
Ждал, пока она заговорит с ним.
Но Юна оставалась неподвижной, вцепившись пальцами в край одеяла.
Не обращай внимания. Это всего лишь мое богатое воображение.
В тишине палаты между ней и силуэтом завязался негласный диалог:
он будет молчать, а она будет делать вид, что его нет.
Минуты тянулись. Каждый удар сердца слишком громко отдавался в висках.
Если я открою глаза и что-то увижу… у меня уже не получится списать все на фантазии.
Она надеялась, что всё закончится само: силуэт исчезнет, чужой взгляд растворится.
Но даже на грани сна она ощущала его присутствие.
В какой-то момент ночи ей показалось, что в коридоре мелькнула полоска света. Но в следующее мгновение он погас.
Тьма за дверью стала густой, плотной. Казалось, она приближалась к палате.
Юна застыла. Холод медленно пробирался по телу.
Зачем они мне наврали, что свет горит всю ночь? Что за чертовщина происходит в этой клинике?..
Разве медсестра не говорила, что дежурный свет всегда включён?
В этой тьме будто что-то шептало ей.
Она попыталась убедить себя:
Это сон. Кошмар. Мне нужно проснуться. Или мне наоборот нужно заснуть.
Но шёпот стал громче, его уже можно было различить:
— Не бойся меня.
Голос был тихим, мягким. И именно от этой мягкости Юне ещё сильнее захотелось сбежать из этой клиники.
— Мы уже были знакомы раньше.
Что? Знакомы? Когда?
Кто ты вообще?
Откуда?
Вопросы пронеслись в голове, но она ничего не могла сказать.
Она лишь попыталась выровнять дыхание, закрыла глаза плотнее, будто показывая этому шепоту: «Я сплю».
Но теперь она знала: в темноте коридора кто-то есть. И этот кто-то считает, что они знакомы.
Юна резко подскочила на кровати.
Сердце билось так быстро, будто готово было вырваться из груди.
Она была в палате. Те же белые стены. Солнечные лучи пробивались сквозь окно. Запах дезинфицирующего средства. Всё как обычно.
Кроме одного.
На прикроватной тумбочке лежала тетрадь.
Тёмно-синяя, с потёртыми краями, словно её годами таскали в сумке. Вчера её здесь не было — Юна была в этом уверена.
Кто-то оставил её? Это была медсестра, которая приходила утром?
Она осторожно взяла тетрадь. Обложка была прохладной, чуть шероховатой. От чего по коже прошлись мурашки.
Она открыла её и на первом развороте увидела рисунок руки. Длинные пальцы, тонкое запястье, аккуратные ногти. Ладонь раскрыта, словно чего-то ждёт.
Дальше — та же рука, уже держащая чашку, из которой поднимался пар.
Следующая страница — ладонь, сжимающая что-то невидимое.
— Почему здесь только руки? — тихо прошептала Юна в пустоту.
В глубине коридора что-то скрипнуло.
Она продолжила перелистывать рисунки.
Чем дальше, тем «свежее» казались рисунки: где-то линии нервные, торопливые; где-то — идеальные, с предельной внимательностью.
На одном рисунке рука была обмотана бинтами, и в углу угадывался край больничной пижамы.
