Нанеся лёгкий макияж и расчесав длинные густые золотистые волосы, я наконец осталась довольна и принялась ждать Лео.
Он обещал приехать к трём – раньше он был бы на месте на полчаса раньше, сейчас же задерживался уже на десять минут. Я подошла к окну и беспокойно выглянула на улицу, тщетно пытаясь увидеть его, приближающегося к дому. Затем прошла в комнату и прилегла на кровать, прикрыв глаза и привычно скрестив руки и ноги.
«Я этого не замечаю, но я уже на нервах, а он ещё даже не пришёл. Во мне слишком много недовольства из-за груза ожиданий, и я начну его упрекать, мы не сможем получить удовольствие. Сегодня я должна быть лёгкой и игривой. Как вода. Надо представить, что я вода – плавная, текучая, живительная, освежающая». Я представила, что я вся, в своём светло-голубом платье, с волнистыми светлыми волосами, сливаюсь с изменчивой и податливой стихией воды, обволакивая нас обоих энергией наслаждения. Вода – это сама жизнь.
Медитативную тишину прорезал звонок домофона. Я открыла дверь и застыла, опёршись о косяк. Лео вскоре появился в коридоре – запыхавшийся, в своём извечном лиловом свитере и очках, неся в руках кучу всего. При виде него моё лицо озарила привычная светлая улыбка.
— Проходи же скорее, — прошептала я, когда он привлёк меня к себе и подарил нежный поцелуй.
— Это тебе, — вручил он мне букет нежных бледно-розовых розочек, и я с удовольствием вдохнула их тонкий аромат.
— Как красиво! – я широко улыбнулась и тихо хлопнула в ладоши. – Спасибо тебе!
— Пойдём на кухню, разрежем торт.
Мы прошли, и он достал из пакета чизкейк со слоем клубничного желе. Я застыла в изумлении.
— Как ты узнал, что я хочу именно этот торт?
Я вспомнила, как пару часов назад, во время уборки, мне в голову резко ворвалась мысль о том, какой же всё-таки торт я бы хотела. «Чизкейк, но в то же время что-то ягодное. Да уже поздно думать, какой купит, такой купит», — пожала я плечами и вернулась к мытью полов. И вот теперь передо мной стоял этот самый чизкейк с ягодами. Иногда сама удивлялась, как в жизни даже в мелочах ярко проявляется наша с ним тонкая связь на уровне чувств и мыслей.
— Да я не знаю, — простодушно пожал он плечами. – Давай покурим?
Мы опустились за стол и зажгли свои сигареты, в молчании глядя друг на друга. Затем разлили по бокалам багряное вино, чокнулись и пригубили. «Празднование началось, по всей видимости. Но… где же подарок? Неужели лишь цветы, торт и вино? Ведь я сделала ему дорогой подарок на день рождения, потому что он дорог мне сам. А я, получается, для него нет?»
Прочитав в моих юных бегающих глазах немой вопрос, он улыбнулся и произнес:
— Ты, наверное, думаешь: где же, сука, подарок?
— Ох, что ты! Я рада тебе и без подарка, — невнятно промолвила я с глупой улыбкой, в то время как он уже подскочил с места и убежал в коридор за презентом.
Вручил мне сертификат в элитный магазин нижнего белья. «Видать, это подарок не столько для меня, сколько для него самого», — иронично улыбнулась я и порывисто обняла его, уткнувшись носом в шею.
— Спасибо тебе!
Отстранилась.
— А теперь – постой! – подмигнула я.
Убежала в другую комнату, слегка трясущимися руками достала с полки ту самую синюю бархатную коробочку с ручкой и брелком. Спрятав их за спину, с широкой довольной улыбкой сытой кошки встала перед ним.
— У меня для тебя тоже кое-что есть, всё никак не могла тебе вручить.
Его глаза зажглись неподдельным интересом, как у ребёнка. Так и было, именно его внутренний ребёнок свободно и радостно принимал подарки.
— Это ручка и брелок – приятные мелочи. Я заколдовала их для тебя на удачу, — протянула я ему коробочку, так долго ждавшую своего часа.
Лео восхищенно открыл её и осмотрел презенты, затем порывисто поцеловал, схватил меня за руку и потянул в узкий коридор. Я покорно прошла за ним. В полутьме, разбавляемой лишь теплым светом с кухни, он с силой припечатал меня к стене и прижался всем телом, горячим языком лаская шею и губы.
— Ты не хочешь сначала поесть? – робко спросила я, когда он оторвался от меня на мгновение.
Он хитро покачал головой и снова впился в меня поцелуем. Натянутая от возбуждения ткань джинсов упиралась в меня, его руки резко дернули вверх платье, а пальцы скользнули между ног и проникли внутрь, сорвав с наших губ резкий стон. Всё в нём говорило о голоде по мне, моему телу и энергии. Развернув меня лицом к стене, он рывком отодвинул ткань в сторону и вошёл на всю длину, чуть ли не рыча от удовольствия и покусывая мой хрящик уха. Всё во мне сжалось, и я слышала свой крик не то боли, не то удовольствия как в тумане, словно кричал кто-то другой, где-то там далеко. Длинные красные ногти с силой впились в обои, и один из них с хрустом сломался и упал на пол.
А всё-таки, в этот момент мне хотелось верить, что он меня любит. Будто от этого зависела моя жизнь. Будто у меня никого больше не было. Иногда, когда он обнажённый нависал надо мной, мне резко хотелось всадить ему в спину нож или хотя бы впиться ногтями. Отомстить за всю боль, что он приносит мне, а затем, как ни в чем не бывало, возвращается домой, к семье — лицемерить. Но едва его горячий поцелуй и волна страсти накрывали нас с головой, образ ножа, зудящего в руке, тут же растворялся в воздухе. И я была готова простить всё – абсолютно всё, и только переезд в другой город мог меня спасти от этого порочного круга гнева и прощения.
Я не хотела насилия – это был лишь последний способ получить любовь и ласку, когда в других ситуациях он оставался глух и слеп. Я продолжала терять себя. Снова и снова.
Лео резко рванул меня за руку, выдернув из мыслей, и потянул в ванную. Одним движением смахнул все стоящие бутыльки на стиральной машинке и посадил меня на неё. И снова впился в мою шею горячим поцелуем, пока его руки блуждали по телу. Вскоре Лео начал покрывать поцелуем мои икры и ступни, зажимая мне рот рукой…
Полчаса спустя мы снова сидели на кухне, растрёпанные и раскрасневшиеся. Я растянулась на широком кожаном диване, положив голову на колени Лео и наблюдая, как он вальяжно отхлёбывает из бокала полусухое красное.
Внезапно перед внутренним взором киноплёнкой промелькнула наша первая встреча наедине – во время переезда. Я нахмурилась, осторожно наблюдая, как внутри меня рождается важная мысль. Он божился, что измены – это ужасно, что его будет гложить чувство вины, но через несколько минут уже залез мне под белье. Он рассказывал мне, что ему очень редко к себе кого-то подпустить и у него было мало отношений, но наши общие знакомые с серверного отдела шепнули мне по секрету, что во время общих командировок он открыто звал их с собой пройтись по барам и «поразвлечься». Но я ведь видела в нём человека, способного на верность – и надеялась, что, полюбив меня, он останется верен лишь мне и построит семью со мной.
Внезапно у картины в голове, с которой я мирно жила почти год, стали с болезненным скрипом смещаться полюса.
— Лео, а можно вопрос? – тихо подала я голос, и он опустил глаза, разглядывая не то меня, не то свои колени.
— Давай.
— А как так вышло, что ты так быстро переспал со мной?
Он отвернулся, нервно глядя в пыльное окно. Рука, гладившая мои волосы, соскользнула вниз.
— Не знаю, наверное, потому что был пьян.
Что-то внутри с лёгким треском оборвалось.
Неужели если у человека действительно есть хоть какие-то моральные принципы и любовь к супруге, то их могут за десять минут два бокала вина? Нет, это снова попытка перебросить на девушку или алкоголь ответственность за всё происходящее. Горло поцарапал ком.
Я так хотела услышать: «Потому что ты слишком глубоко запала мне в душу и ради тебя я не смог устоять. Потому что с первого взгляда понял, что ты – моя». Когда женщина не чувствует любовь мужчины, она начинает требовать от него её подтверждений хоть в какой-то осязаемой форме, которые можно услышать, увидеть, поставить на полочку как вечное напоминание.
— Ты что, хочешь, чтобы я начал себя есть изнутри? Не делай мне мозг. Какие вопросы, такие и ответы, - добавил он, недовольно хмурясь.
Снова попытка переложить на меня весь груз происходящего и закрыться от чувства вины, спящего внутри? Едва ли теперь это удастся. Раньше я готова была простить ему всё, взять на себя его боль, если надо – даже замарать руки в крови. Возможно, я и сейчас не откажусь это сделать, но смотрю на него и его уловки более трезво.
Как же быстро летит время! Ровно год назад у меня была к вселенной единственная просьба – свети наши с ним дороги воедино. Прав был Оскар Уайльд, утверждая, что, когда боги хотят нас наказать, они отвечают на наши молитвы. Теперь, за этот короткий период, мы действительно познали глубину соблазна, страсти, сострадания. Того уровня связи, когда вы уже чувствуете и понимаете друг друга без слов. Увы, мы познали и разочарование, и отрезвление от влюбленности – да, именно отрезвление, противное, как похмелье после бурной ночи веселья. Вопрос в том, сохранятся ли отношения после неизбежной стадии рассеивания иллюзий? Готовы ли мы принять друг друга реальными людьми, а не красивым полотном качеств, которых нам не хватает в нас самих?
Спустя ещё час он кратко поцеловал меня на прощание. Несмотря на сказанные им грубые слова в попытке защититься, взгляд сиял теплом и восторгом. Я нежно поправила ему чёлку, он кивнул мне и скрылся за дверью. Я вернулась в комнату, поймав в зеркале своё обнажённое отражение, зябко поёжилась – осень уже вступила в свои права, а отопление ещё не включили. Блуждающий взгляд остановился на раскиданных на белом ковре голубом платье, белых чулках и чёрных лакированных туфлях.
Как же незаметно пролетели эти пять часов рядом с ними! Бывает, несколько часов стоят целого года, а бывает, год не стоит и часа. Моя жизнь, несомненно, была интересна и насыщенна внешними событиями. Но только встреча с Лео перевернула всё с ног на голову, окунув меня в новый мир, разрушив старые нежизнеспособные убеждения о реальности и разбив розовые очки.
Я свернулась клубком в ледяной постели, которая ещё час назад была горячей от наших слившихся в страсти тел, и укрылась толстым пледом, отсутствующим взглядом уставившись в стену. Хотелось залечь на дно и выключить весь мир. Но если во время июльской депрессии это была агония, то сейчас внутри меня что-то окончательно умерло. Я ощущала тягостную усталость и пустоту, будто душа впала в летаргический сон.
Не хотелось ничего. Всплеск чувств, живые, наполненные смыслом разговоры, взаимная поддержка превратились в тягостную рутину, и каждый из нас не знал, что с этим делать. «Доброе утро – как прошёл день — спокойной ночи». Словно солнце по небосводу, не отклоняющееся от ежедневного маршрута, протекало наше общение. Жаль, что к солнцу настолько привыкают, что перестают обращать на него внимание.
«Ничего никогда не изменится», — смирилась я, чувствуя, как все больше растёт глухая пустота внутри с каждым его невыполненным обещанием, очередным эпизодом трусости и молчания. «Я билась за нас слишком долго, и теперь все, что я хочу, это покой», — подумала я, дотрагиваясь до покалывающей грудной клетки.
Я думала, что молодость всё стерпит и простит, что я могу отдавать всю себя на растерзание страсти и тому, кто не умеет ценить всю преданность другого человека. По спине пробежал холодок. До сих пор мне везло. Люди от несчастной любви сходят с ума, лежат в такой же тяжелой депрессии, как и я летом, и даже доходят до нервного истощения, заканчивают жизнь самоубийством.
Глубокая психологическая привязка к другому человеку выливается в соматическую зависимость на гормональном уровне, и, когда людей корёжит от переживаний, они проживают вполне реальную боль, которая может привести их в стены больницы или морга. У меня сильная душа, и пока везло — обошлось тем, что я лишь неделю не могла встать с кровати летом, но с тех пор снова и снова нахожу силы жить. Не так я представляла единение душ, союз близнецовых пламён, длящийся не первую жизнь. Не так. Я погибну — а он лишь пожмёт плечами и промолчит. Прошепчет: «Я не хотел делать тебе больно».
Пройдёт ещё немного, пару лет, и я забуду, что такое – спокойно и свободно проводить время с любимым человеком, а не прятаться, выкраивая по несколько часов в месяц. Уже почти не помню, что же ощущается в тот момент, когда вы в свой выходной валяетесь дома, заказав пиццу и смотря очередную комедию, или гуляете вечером по парку, открыто держась за руки, или сидите с родителями на праздничном семейном ужине и болтаете обо всём и смотрите семейные фотографии. Когда-то это было в моей жизни – доверие, открытость, тепло. Я так хотела для нас с ним этого.
Солнце. Теперь я Луна: моё время – ночь, покров тайны и темноты, под которым не видно, что происходит на самом деле. Я спрятана ото всех и будто не существую для Лео при свете солнца. Но, будто ещё помня и чувствуя, что происходило между нами много жизней назад, он упорно продолжает называть меня своим солнцем.
У каждого в этом треугольнике своя правда, которую он будет отстаивать. Моя правда в том, что я люблю и верно жду. Его правда в том, что он ничего не обещал. Правда его жены в том, что она хочет сохранить привычное положение вещей в браке. Мы все трое правы – и все трое ошибаемся.
Передо мной вновь предстало лицо Кристины в тот день, когда я пришла подписать у неё документы. Разражённое, обозлённое, покрасневшее. Глаза, опущенные вниз и избегающие моего взгляда. Я уже начала забывать её черты – ведь отныне она стала для меня анонимным фейковым аккаунтом, упорно следящим за моим блогом в поисках ответов, но, когда находила даже явные намёки, то ничего не предпринимала. Лео иногда жаловался, что ему «попадает» по разным поводам от неё, но ничего кардинально в их отношениях не менялось. Даже учитывая, что Кристина уже знает об измене и лишь заняла позицию принятия, надела на глаза шоры, не в силах покинуть привычный брак с ребёнком на руках, не понимая, что малыш – это не приговор, особенно когда есть поддержка от родителей.
Я задумчиво накрутила на палец прядь волос. Если в начале наших с ним отношений я, естественно, воспринимала его жену как помеху в горячности своей молодости и в дурмане его красивых ухаживаний, то теперь, испытав на себе его некрасивые, ранящие выходки в последние месяцы, прониклась к Кристине сочувствием и уважением.
Кто знает, что она испытывает там, за закрытыми дверями его квартиры? Может быть, Лео уже давно для неё не тот, с кем она познакомилась, и она сполна познала на себе теневые стороны его характера, вложила очень много сил в поддержание их отношений на плаву. И теперь, с маленьким ребёнком на руках, когда ей некуда идти, беспомощно наблюдает, как её муж в открытую ей изменяет, выпивает и всё ещё колеблется в том, готов ли он остаться на работе или просто уволиться в никуда. Я тоже наблюдала, как раскрываются его теневые стороны – но мне было легче, ведь я уже морально готовилась улететь через несколько месяцев. Эта лёгкость, безусловно, омрачалась набегающей тенью чувства вины — я не могла так просто покинуть своего Лео, хотя понимала, что наши отношения не получат развития, и бесполезно ждать от него решительных шагов.
Он обещал приехать к трём – раньше он был бы на месте на полчаса раньше, сейчас же задерживался уже на десять минут. Я подошла к окну и беспокойно выглянула на улицу, тщетно пытаясь увидеть его, приближающегося к дому. Затем прошла в комнату и прилегла на кровать, прикрыв глаза и привычно скрестив руки и ноги.
«Я этого не замечаю, но я уже на нервах, а он ещё даже не пришёл. Во мне слишком много недовольства из-за груза ожиданий, и я начну его упрекать, мы не сможем получить удовольствие. Сегодня я должна быть лёгкой и игривой. Как вода. Надо представить, что я вода – плавная, текучая, живительная, освежающая». Я представила, что я вся, в своём светло-голубом платье, с волнистыми светлыми волосами, сливаюсь с изменчивой и податливой стихией воды, обволакивая нас обоих энергией наслаждения. Вода – это сама жизнь.
Медитативную тишину прорезал звонок домофона. Я открыла дверь и застыла, опёршись о косяк. Лео вскоре появился в коридоре – запыхавшийся, в своём извечном лиловом свитере и очках, неся в руках кучу всего. При виде него моё лицо озарила привычная светлая улыбка.
— Проходи же скорее, — прошептала я, когда он привлёк меня к себе и подарил нежный поцелуй.
— Это тебе, — вручил он мне букет нежных бледно-розовых розочек, и я с удовольствием вдохнула их тонкий аромат.
— Как красиво! – я широко улыбнулась и тихо хлопнула в ладоши. – Спасибо тебе!
— Пойдём на кухню, разрежем торт.
Мы прошли, и он достал из пакета чизкейк со слоем клубничного желе. Я застыла в изумлении.
— Как ты узнал, что я хочу именно этот торт?
Я вспомнила, как пару часов назад, во время уборки, мне в голову резко ворвалась мысль о том, какой же всё-таки торт я бы хотела. «Чизкейк, но в то же время что-то ягодное. Да уже поздно думать, какой купит, такой купит», — пожала я плечами и вернулась к мытью полов. И вот теперь передо мной стоял этот самый чизкейк с ягодами. Иногда сама удивлялась, как в жизни даже в мелочах ярко проявляется наша с ним тонкая связь на уровне чувств и мыслей.
— Да я не знаю, — простодушно пожал он плечами. – Давай покурим?
Мы опустились за стол и зажгли свои сигареты, в молчании глядя друг на друга. Затем разлили по бокалам багряное вино, чокнулись и пригубили. «Празднование началось, по всей видимости. Но… где же подарок? Неужели лишь цветы, торт и вино? Ведь я сделала ему дорогой подарок на день рождения, потому что он дорог мне сам. А я, получается, для него нет?»
Прочитав в моих юных бегающих глазах немой вопрос, он улыбнулся и произнес:
— Ты, наверное, думаешь: где же, сука, подарок?
— Ох, что ты! Я рада тебе и без подарка, — невнятно промолвила я с глупой улыбкой, в то время как он уже подскочил с места и убежал в коридор за презентом.
Вручил мне сертификат в элитный магазин нижнего белья. «Видать, это подарок не столько для меня, сколько для него самого», — иронично улыбнулась я и порывисто обняла его, уткнувшись носом в шею.
— Спасибо тебе!
Отстранилась.
— А теперь – постой! – подмигнула я.
Убежала в другую комнату, слегка трясущимися руками достала с полки ту самую синюю бархатную коробочку с ручкой и брелком. Спрятав их за спину, с широкой довольной улыбкой сытой кошки встала перед ним.
— У меня для тебя тоже кое-что есть, всё никак не могла тебе вручить.
Его глаза зажглись неподдельным интересом, как у ребёнка. Так и было, именно его внутренний ребёнок свободно и радостно принимал подарки.
— Это ручка и брелок – приятные мелочи. Я заколдовала их для тебя на удачу, — протянула я ему коробочку, так долго ждавшую своего часа.
Лео восхищенно открыл её и осмотрел презенты, затем порывисто поцеловал, схватил меня за руку и потянул в узкий коридор. Я покорно прошла за ним. В полутьме, разбавляемой лишь теплым светом с кухни, он с силой припечатал меня к стене и прижался всем телом, горячим языком лаская шею и губы.
— Ты не хочешь сначала поесть? – робко спросила я, когда он оторвался от меня на мгновение.
Он хитро покачал головой и снова впился в меня поцелуем. Натянутая от возбуждения ткань джинсов упиралась в меня, его руки резко дернули вверх платье, а пальцы скользнули между ног и проникли внутрь, сорвав с наших губ резкий стон. Всё в нём говорило о голоде по мне, моему телу и энергии. Развернув меня лицом к стене, он рывком отодвинул ткань в сторону и вошёл на всю длину, чуть ли не рыча от удовольствия и покусывая мой хрящик уха. Всё во мне сжалось, и я слышала свой крик не то боли, не то удовольствия как в тумане, словно кричал кто-то другой, где-то там далеко. Длинные красные ногти с силой впились в обои, и один из них с хрустом сломался и упал на пол.
А всё-таки, в этот момент мне хотелось верить, что он меня любит. Будто от этого зависела моя жизнь. Будто у меня никого больше не было. Иногда, когда он обнажённый нависал надо мной, мне резко хотелось всадить ему в спину нож или хотя бы впиться ногтями. Отомстить за всю боль, что он приносит мне, а затем, как ни в чем не бывало, возвращается домой, к семье — лицемерить. Но едва его горячий поцелуй и волна страсти накрывали нас с головой, образ ножа, зудящего в руке, тут же растворялся в воздухе. И я была готова простить всё – абсолютно всё, и только переезд в другой город мог меня спасти от этого порочного круга гнева и прощения.
Я не хотела насилия – это был лишь последний способ получить любовь и ласку, когда в других ситуациях он оставался глух и слеп. Я продолжала терять себя. Снова и снова.
Лео резко рванул меня за руку, выдернув из мыслей, и потянул в ванную. Одним движением смахнул все стоящие бутыльки на стиральной машинке и посадил меня на неё. И снова впился в мою шею горячим поцелуем, пока его руки блуждали по телу. Вскоре Лео начал покрывать поцелуем мои икры и ступни, зажимая мне рот рукой…
Полчаса спустя мы снова сидели на кухне, растрёпанные и раскрасневшиеся. Я растянулась на широком кожаном диване, положив голову на колени Лео и наблюдая, как он вальяжно отхлёбывает из бокала полусухое красное.
Внезапно перед внутренним взором киноплёнкой промелькнула наша первая встреча наедине – во время переезда. Я нахмурилась, осторожно наблюдая, как внутри меня рождается важная мысль. Он божился, что измены – это ужасно, что его будет гложить чувство вины, но через несколько минут уже залез мне под белье. Он рассказывал мне, что ему очень редко к себе кого-то подпустить и у него было мало отношений, но наши общие знакомые с серверного отдела шепнули мне по секрету, что во время общих командировок он открыто звал их с собой пройтись по барам и «поразвлечься». Но я ведь видела в нём человека, способного на верность – и надеялась, что, полюбив меня, он останется верен лишь мне и построит семью со мной.
Внезапно у картины в голове, с которой я мирно жила почти год, стали с болезненным скрипом смещаться полюса.
— Лео, а можно вопрос? – тихо подала я голос, и он опустил глаза, разглядывая не то меня, не то свои колени.
— Давай.
— А как так вышло, что ты так быстро переспал со мной?
Он отвернулся, нервно глядя в пыльное окно. Рука, гладившая мои волосы, соскользнула вниз.
— Не знаю, наверное, потому что был пьян.
Что-то внутри с лёгким треском оборвалось.
Неужели если у человека действительно есть хоть какие-то моральные принципы и любовь к супруге, то их могут за десять минут два бокала вина? Нет, это снова попытка перебросить на девушку или алкоголь ответственность за всё происходящее. Горло поцарапал ком.
Я так хотела услышать: «Потому что ты слишком глубоко запала мне в душу и ради тебя я не смог устоять. Потому что с первого взгляда понял, что ты – моя». Когда женщина не чувствует любовь мужчины, она начинает требовать от него её подтверждений хоть в какой-то осязаемой форме, которые можно услышать, увидеть, поставить на полочку как вечное напоминание.
— Ты что, хочешь, чтобы я начал себя есть изнутри? Не делай мне мозг. Какие вопросы, такие и ответы, - добавил он, недовольно хмурясь.
Снова попытка переложить на меня весь груз происходящего и закрыться от чувства вины, спящего внутри? Едва ли теперь это удастся. Раньше я готова была простить ему всё, взять на себя его боль, если надо – даже замарать руки в крови. Возможно, я и сейчас не откажусь это сделать, но смотрю на него и его уловки более трезво.
Как же быстро летит время! Ровно год назад у меня была к вселенной единственная просьба – свети наши с ним дороги воедино. Прав был Оскар Уайльд, утверждая, что, когда боги хотят нас наказать, они отвечают на наши молитвы. Теперь, за этот короткий период, мы действительно познали глубину соблазна, страсти, сострадания. Того уровня связи, когда вы уже чувствуете и понимаете друг друга без слов. Увы, мы познали и разочарование, и отрезвление от влюбленности – да, именно отрезвление, противное, как похмелье после бурной ночи веселья. Вопрос в том, сохранятся ли отношения после неизбежной стадии рассеивания иллюзий? Готовы ли мы принять друг друга реальными людьми, а не красивым полотном качеств, которых нам не хватает в нас самих?
Спустя ещё час он кратко поцеловал меня на прощание. Несмотря на сказанные им грубые слова в попытке защититься, взгляд сиял теплом и восторгом. Я нежно поправила ему чёлку, он кивнул мне и скрылся за дверью. Я вернулась в комнату, поймав в зеркале своё обнажённое отражение, зябко поёжилась – осень уже вступила в свои права, а отопление ещё не включили. Блуждающий взгляд остановился на раскиданных на белом ковре голубом платье, белых чулках и чёрных лакированных туфлях.
Как же незаметно пролетели эти пять часов рядом с ними! Бывает, несколько часов стоят целого года, а бывает, год не стоит и часа. Моя жизнь, несомненно, была интересна и насыщенна внешними событиями. Но только встреча с Лео перевернула всё с ног на голову, окунув меня в новый мир, разрушив старые нежизнеспособные убеждения о реальности и разбив розовые очки.
Я свернулась клубком в ледяной постели, которая ещё час назад была горячей от наших слившихся в страсти тел, и укрылась толстым пледом, отсутствующим взглядом уставившись в стену. Хотелось залечь на дно и выключить весь мир. Но если во время июльской депрессии это была агония, то сейчас внутри меня что-то окончательно умерло. Я ощущала тягостную усталость и пустоту, будто душа впала в летаргический сон.
Не хотелось ничего. Всплеск чувств, живые, наполненные смыслом разговоры, взаимная поддержка превратились в тягостную рутину, и каждый из нас не знал, что с этим делать. «Доброе утро – как прошёл день — спокойной ночи». Словно солнце по небосводу, не отклоняющееся от ежедневного маршрута, протекало наше общение. Жаль, что к солнцу настолько привыкают, что перестают обращать на него внимание.
«Ничего никогда не изменится», — смирилась я, чувствуя, как все больше растёт глухая пустота внутри с каждым его невыполненным обещанием, очередным эпизодом трусости и молчания. «Я билась за нас слишком долго, и теперь все, что я хочу, это покой», — подумала я, дотрагиваясь до покалывающей грудной клетки.
Я думала, что молодость всё стерпит и простит, что я могу отдавать всю себя на растерзание страсти и тому, кто не умеет ценить всю преданность другого человека. По спине пробежал холодок. До сих пор мне везло. Люди от несчастной любви сходят с ума, лежат в такой же тяжелой депрессии, как и я летом, и даже доходят до нервного истощения, заканчивают жизнь самоубийством.
Глубокая психологическая привязка к другому человеку выливается в соматическую зависимость на гормональном уровне, и, когда людей корёжит от переживаний, они проживают вполне реальную боль, которая может привести их в стены больницы или морга. У меня сильная душа, и пока везло — обошлось тем, что я лишь неделю не могла встать с кровати летом, но с тех пор снова и снова нахожу силы жить. Не так я представляла единение душ, союз близнецовых пламён, длящийся не первую жизнь. Не так. Я погибну — а он лишь пожмёт плечами и промолчит. Прошепчет: «Я не хотел делать тебе больно».
Пройдёт ещё немного, пару лет, и я забуду, что такое – спокойно и свободно проводить время с любимым человеком, а не прятаться, выкраивая по несколько часов в месяц. Уже почти не помню, что же ощущается в тот момент, когда вы в свой выходной валяетесь дома, заказав пиццу и смотря очередную комедию, или гуляете вечером по парку, открыто держась за руки, или сидите с родителями на праздничном семейном ужине и болтаете обо всём и смотрите семейные фотографии. Когда-то это было в моей жизни – доверие, открытость, тепло. Я так хотела для нас с ним этого.
Солнце. Теперь я Луна: моё время – ночь, покров тайны и темноты, под которым не видно, что происходит на самом деле. Я спрятана ото всех и будто не существую для Лео при свете солнца. Но, будто ещё помня и чувствуя, что происходило между нами много жизней назад, он упорно продолжает называть меня своим солнцем.
У каждого в этом треугольнике своя правда, которую он будет отстаивать. Моя правда в том, что я люблю и верно жду. Его правда в том, что он ничего не обещал. Правда его жены в том, что она хочет сохранить привычное положение вещей в браке. Мы все трое правы – и все трое ошибаемся.
Передо мной вновь предстало лицо Кристины в тот день, когда я пришла подписать у неё документы. Разражённое, обозлённое, покрасневшее. Глаза, опущенные вниз и избегающие моего взгляда. Я уже начала забывать её черты – ведь отныне она стала для меня анонимным фейковым аккаунтом, упорно следящим за моим блогом в поисках ответов, но, когда находила даже явные намёки, то ничего не предпринимала. Лео иногда жаловался, что ему «попадает» по разным поводам от неё, но ничего кардинально в их отношениях не менялось. Даже учитывая, что Кристина уже знает об измене и лишь заняла позицию принятия, надела на глаза шоры, не в силах покинуть привычный брак с ребёнком на руках, не понимая, что малыш – это не приговор, особенно когда есть поддержка от родителей.
Я задумчиво накрутила на палец прядь волос. Если в начале наших с ним отношений я, естественно, воспринимала его жену как помеху в горячности своей молодости и в дурмане его красивых ухаживаний, то теперь, испытав на себе его некрасивые, ранящие выходки в последние месяцы, прониклась к Кристине сочувствием и уважением.
Кто знает, что она испытывает там, за закрытыми дверями его квартиры? Может быть, Лео уже давно для неё не тот, с кем она познакомилась, и она сполна познала на себе теневые стороны его характера, вложила очень много сил в поддержание их отношений на плаву. И теперь, с маленьким ребёнком на руках, когда ей некуда идти, беспомощно наблюдает, как её муж в открытую ей изменяет, выпивает и всё ещё колеблется в том, готов ли он остаться на работе или просто уволиться в никуда. Я тоже наблюдала, как раскрываются его теневые стороны – но мне было легче, ведь я уже морально готовилась улететь через несколько месяцев. Эта лёгкость, безусловно, омрачалась набегающей тенью чувства вины — я не могла так просто покинуть своего Лео, хотя понимала, что наши отношения не получат развития, и бесполезно ждать от него решительных шагов.
