Где-то в километре отсюда, просто на рельсах, стоял обычный канцелярский стул с ещё живым человеком, он был сильно избит и крепко связан. Рядом стоял один из членов местной боснийской мафии и следил, чтобы он не пришёл в себя. В десяти метрах от них стояла машина, в которой находился ещё один бандит.
Предстоящая казнь должна была снята быть на видеокамеру, которую тот, что сидел в машине, держал на коленях, до появления поезда оставалось минут пятнадцать-двадцать. Убийцы вели себя спокойно, они знали местность – пустынная, безлюдная, их вряд ли кто-то увидит, а если и увидит, то ничего никому не скажет. Местные хорошо знали, кто они и всегда обходили стороной, но даже если кто-то из них и увидел бы их сейчас там, то вряд ли до конца догадался бы, что на самом деле там происходит. Расправа, снятая на видеокамеру, была лишь так называемым жизненным фоном этих событий, его внешней картинкой, подкладкой, за которой умело скрывалось главное то, что оставалось за кадром, там за потусторонней чертой, никому не видимой, находились, застыв в напряженном ожидании, настоящее и главные любители ничем не прикрытых страданий. Это они, а не эти жалкие люди из местной мафии, присмотрели для себя этот железнодорожный переезд, чтобы не просто так в очередной раз разжечь для себя такой жестоко-волнующий их всегда «костёр страстей», чтобы как можно дольше погреться над ним, как можно дольше насладиться тёмными энергиями, которые будут от него, этого костра, исходить и которые они из людей помимо этого будут выдавливать, как из тюбиков, под разными поводами и предлогами.
На этот раз, в этом случае, этот затерянный переезд давно заброшенный и забытый всеми, должен был послужить нерядовой «столовой» для них. Самые умные и дальновидные из падших, решили сделать из него, на будущее, некое подобие резервуара для так необходимых для их пропитания страданий. Для этого они провели ещё с полгода назад свою генеральную репетицию будущего события-спектакля, который вот-вот должен был обрести так называемую плотность, материальность совершенного, чтобы затем по законам своих демонических технологий, стать катализатором, своеобразным тёмный детонатором, ещё большего в разы злодеяния, которое заключалось в создании тут и сейчас, в виде будущего наезда поезда, не на этого жалкого, никчемного бандита, а на огромную фуру-трейлер с беженцами, которая должна была проехать здесь в будущем и чье точное время этого момента, эти тёмные твари, благодаря своим магическим, насквозь чёрным способностям, давно для себя вычислили, и для реализации всего этого зверского плана им теперь не хватало только одного – стремительно приближающегося поезда на этого бандита, без сознания сидящего сейчас на его пути.
Я уже добегал до переезда, когда увидел наконец силуэты своих падших «друзей», которых вряд ли бы кто-то, кроме меня, увидел бы здесь. Они слишком хорошо умели прятать себя среди повседневности, чтобы их мог кто-то увидеть. Они стояли в отдалении от убийц, образуя своеобразное магическое оцепление вокруг них, чтобы никто не мог им помешать провести свой ритуал так называемый закраски кровью этой территории, этого места под предстоящее, будущее преступление.
Заметив моё приближение, некоторые из них рванулись в бешенстве ко мне, чтобы как-то помешать. Но было уже поздно. Бандита в машине я нейтрализовал одним ударом в голову, со вторым завязалась короткая схватка.
Скорый поезд был в сотни метрах от нас, когда я освободился и от второго убийцы, и за мгновения до столкновения успел связанного на стуле отшвырнуть ногой с путей на противоположную сторону от себя. Сам едва успел застыть в считаных сантиметрах от проносящихся вагонов. Моё обледенелое лицо почти касалось их холодной стали, мелькающей мимо меня. Что-то острое, торчащее из обшивки последнего вагона, едва не вырвало мне пол-лица, но в последние секунды я успел каким-то чудом отстраниться от него и острый металл только немного рассек мне лицо.
Когда поезд, наконец-то, исчез вдали мои тёмные «друзья» в неописуемой ярости покинули это место, ставшее теперь абсолютно бесполезным для них, жалея только об одном, что так и не успели приблизиться ко мне, добраться до меня в последний момент, когда я только подбегал к месту предполагаемой казни.
Приведя в чувство только что спасенного, я развязал и освободил его, после чего повёл по дороге к ближайшему населенному пункту. Его несостоявшиеся убийцы продолжали лежать в беспамятстве, там, где я их оставил. Через некоторое время нас подобрал местный житель, выехавший в это утро на работу. Что было потом? Больше ничего интересного. Я оставил его на пороге маленькой больницы, чтобы ему оказали первую медицинскую помощь. Он был сильно избит. А сам после этого вернулся туда, откуда пришёл.
25.02.2021
15:47 (время приблизительное)
Этот чистый прямоугольник бумаги снова перед глазами. Этот прямоугольный квадрат Малевича, который, у меня есть такое подозрение, явно специально для меня меняет свой чёрный цвет на белый, как только оказывается передо мной. И всё для того, чтобы вырвать из меня ещё и ещё одну историю о ком-то.
Зачем ему это нужно? Не знаю… возможно каждый лист бумаги так ненавидит свою чистоту, что всегда мечтает быть испорченным чьим-то почерком, любыми буквами, чем угодно лишь бы не быть примером своей невинности, своей чистоты, которую, наверное, не хочет изначально, как те падшие создания, которые невидимо и незримо бродят по нашим городам днём и ночью в поисках всё новых и новых доказательств своей испорченности, такой запредельной, что совершенно невозможна, невыносима для любого неискушенного в этом человеческого ума. Совсем не подготовленного даже к мимолетному лицезрению одухотворенной злом бездны, которая всегда светится в их невыносимо чёрных глазах, под взглядом которых любая человеческая ночь может окраситься в несвойственный ей цвет, кроваво красно-желтый цвет раскаленной лавы, нечеловеческую температуру, которой могут выдержать только они.
И чтобы не выжечь окончательно свои зрачки во время очередного приближения к ним, ты вынужден менять свои воспоминания, чьи мучительно-прозрачные слои, как волны безымянного океана, то забирают тебя с собой, то вновь освобождают от себя, и каждый раз только ты решаешь уйти вместе с ними с этими воспоминаниями или вернутся от них, и всё только для того, чтобы в очередной раз найти в этой беспрестанной смене времен того, кого ты захочешь опять спасти любой ценой, то, что уже обречено кем-то на неминуемое разрушение, на пустоту. И тогда ты делаешь новый шаг навстречу всему этому…
…город за городом, улица за улицей, нескончаемая череда их многолюдных проспектов, площадей и дорог проносится передо мной, как в детском калейдоскопе, который все меняет и меняет перед моими глазами разноцветные узоры, но приходит время его остановить. Вот этот момент! Стоп! Приехали, подошли…
Какой-то городской парк или сквер. Через дорогу от него большой пятиэтажный дом. Вокруг поздняя осень. Судя по одежде людей, которые проходят мимо, это начало девяностых где-то в Европе. Ни страны, ни города обозначить, определить не удается. Только этот большой каменный дом. Тёмный, мрачный…Сажусь напротив него в почти безлюдном сквере и начинаю следить за всеми его подъездами.
Скоро, где-то там в этом доме должно произойти убийство всех членов одной семьи. Но в будущем кто-то из этой семьи будет очень важен для этого самого будущего. Для всех, кто там будет в нём. Больше мне узнать пока ничего не удается. Поэтому моя задача теперь, если не помешать этому убийству, то хотя бы сделать всё возможное, чтобы что-то исправить в нём или перед ним. Но все-таки, я надеюсь, что мне удастся его предотвратить.
Итак, эта семья была полная, состояла из мужчины и женщины и двух маленьких детей. Вселятся они в этот дом где-то через пару месяцев, убьют их примерно через год после этого, а может быть даже раньше. Одним прекрасным, хотя каким же оно будет прекрасным после этого, утром. Примерно в такое же время, что и сейчас. Убьют зверски, после чего всех обезглавят.
Зачем, по какой причине? Пока понять это было невозможно, но я пытаюсь, при этом пристально разглядывая окна на всех этажах этого дома.
Где-то там, за тёмными зеркалами их стекол уже скрывается будущая трагедия, которая ещё не знает об этом. Пока там скрывается только её тень, только её зыбкий образ, который может, если этому вскоре не помешать, наполнится вполне реальным овеществленным содержанием плана действий со всеми детально расписанными и распланированными ролями для этого. По чьей воле она наполнится своим ужасным содержанием скоро узнаем…
Чтобы этому помешать я и пришёл теперь к этому дому и продолжаю следить за ним через дорогу, пытаясь набросать для себя план действий на ближайшее время. Ведь мне снова придется иметь дело с падшими созданиями, на профессиональном жаргоне которых такие убийства, совершенные в первую половину дня, называются утренниками. Существа, принадлежащее бездне, всегда любят давать страшным событиям, в подготовке которых принимают непосредственное участие, безобидные детские названия.
Вы спросите каким образом они будут причастны к этой трагедии? Да очень простым. Как известно из ничего не возникает ничего. Любое событие, значимое в той или иной степени для мира, как хорошее, так и не очень, тем или иным образом подготавливаются либо светлой частью мира, либо её тёмной стороной. В демонических кругах среди падших этот процесс называется по-разному: «сделать спектакль», «разжечь костёр», «организовать утренник» и так далее. И все эти события, их реализация, где бы они не происходили требуют от падших некоторой подготовки, иначе говоря, своеобразного набивания в окружающем пространстве некоторой трафаретности развития того или иного страшного события в нём, а затем его так называемой репетиции, порой очень детально проработанной с бесчисленным количеством повторений и генеральной прогонки на бис для своих коллег по ремеслу, если так можно выразиться и если для падших это предстоящее событие по тем или иным причинам очень важно.
Между собой они этот процесс иногда сравнивают с прокладкой рельсов для своих «трамваев», они так и говорят друг другу время от времени, когда у них появляется игривое настроение – «пойдем покидаем рельсы для трамваев». Кого они имеют ввиду под этими словами вы и так догадываетесь. Конечно, нас. Тех из нас, которые в силу обстоятельств, не по своей воле, как им кажется совершенно случайно для себя, начинают входить и участвовать в каких-нибудь ужасных для себя событиях, которые на самом деле мастерски, порой просто виртуозно, казалось из ничего, подготовлены какой-нибудь передвижной бригадой таких творчески настроенных, твою мать, созданий.
И те из нас, кто в какой-то момент осознает, что стал участником каких-то страшных непоправимых событий начинают себя успокаивать, что это всё роковое стечение обстоятельств, фатум, не подозревая, что на самом деле все эти события, вся эта симфония зла были в это время, в этот именно час сыграны только для них, а перед этим тщательно была подготовлена вся эта постановка всего этого дьявольского действа с учётом всех тёмных сторон вашей личности.
Без элементарной человеческой слабости и порока эти падшие создания не смогли бы с нами сделать ничего, но, к сожалению, мы все не идеальны и потусторонние существа этим всегда пользуются. Мы всегда им помогаем в этом своими тёмными движениями души, своей несветлой духовностью.
Но хватит отступлений. Вернемся к нашему дому. Находясь сейчас перед ним, мне надо было точно вычислить именно ту квартиру в нём, которую падшие выберут для арены своего будущего злодеяния. Они, как охотничьи собаки в этом деле, днями и ночами блуждают по улицам и площадям все новых и новых городов, и селений в поисках таких подходящих мест, где можно устроить, если не полноценный «спектакль», полноценное зрелище, то хотя бы пару-тройку костров разжечь из встреченных ими здесь людей.
К слову сказать, чисто визуально на потустороннем уровне, кто мог бы увидеть этот процесс воочию, то он действительно чем-то напоминает костёр, его горение. Правда вместо дров тут падшие в буквальном смысле используют живых и не очень людей, «подожжённых» ими или без них, эмоциями горя, страданий и любых мучений всех видов и разновидностей, а также остальных чувств со знаком минус. Когда это происходит, эти друзья тьмы жадно обступают их со всех сторон, как измученные путники, как усталые альпинисты на своих дорогах перед восхождением на свои вершины, которые всегда их ведут вниз, и начинают греться над ними до тех пор, пока не впитают в себя, не «съедят» все до остатка излучения от этих несчастных людей, которые исходят от них. И как со стороны это не выглядит ужасно и отталкивающе, но такова их природа, их тёмная физиология естества, которая требует всё новых и новых страданий, любых мучительных эмоций от них, потому что это их хлеб, их еда, без которой они просто физически не смогут существовать рядом с нами ни на земле, ни под землей. Но для всего этого пиршества всегда нужен повод, тема и место. Но главное в самом начале должно быть то место, где всё начнется и где раньше, как бы смазано перед жаркой тем маслом схожих эмоций, чувств, действий, которые были уже здесь до всего этого, где кто-то уже пострадал здесь по разным причинам и поводам, от болезней, от насилия близких людей, от самих себя в конце концов. Когда такое подготовленное место ими наконец найдено, падшие начинают свою подготовку к предстоящему действу.
И вот теперь, зная дом, где произойдет будущее убийство, я пытаюсь опередить падших и первому раньше их понять, какую квартиру они для себя выберут. По каким признакам, по каким причинам? Это всегда непонятно, невидимо для обычного человека, их глаза просто неподготовлены к этому. Эту квартиру я вскоре вычислил по окнам, как, впрочем, вероятнее всего, сделают это и мои тёмные друзья после меня. Я нисколько не сомневаюсь в этом, поскольку я слишком хорошо знаю их таланты и способности в этой сфере, чтобы питать какие-то неоправданные иллюзии по этому поводу.
Стекла нужной мне квартиры «фонили» определенного рода излучениями, свойственные тем, которые исходят от людей, страдающих неизлечимыми болезнями. Эти излучения, если они достаточно сильны и продолжительны, имеют некий фиолетовый оттенок, цвет, который невидим обычному человеческому глазу, но я ведь давно уже не был обычным человеком с обычными глазами, поэтому я всё увидел, я всё заметил…
Это отвратительно фиолетовое свечение, кроме тошноты ничего не вызывающее, пропитывает в таких квартирах, в таких домах все вокруг предметы, если там мучается такой болезнью кто-то из живущих там и даже тогда, когда страдания и боль эти исчезают, то все равно долгое время их отблеск, их фон остается на поверхностях всего того, что было рядом с такими людьми, включая и стекла окон, за которыми они тогда находились. В природе в таких местах, где происходит нечто подобное долгое время, люди и животные, тонко чувствующие эти излучения, избегают долго находится.
Но снова хватит отступлений, вернемся в тот день к нашей задачи.
Предстоящая казнь должна была снята быть на видеокамеру, которую тот, что сидел в машине, держал на коленях, до появления поезда оставалось минут пятнадцать-двадцать. Убийцы вели себя спокойно, они знали местность – пустынная, безлюдная, их вряд ли кто-то увидит, а если и увидит, то ничего никому не скажет. Местные хорошо знали, кто они и всегда обходили стороной, но даже если кто-то из них и увидел бы их сейчас там, то вряд ли до конца догадался бы, что на самом деле там происходит. Расправа, снятая на видеокамеру, была лишь так называемым жизненным фоном этих событий, его внешней картинкой, подкладкой, за которой умело скрывалось главное то, что оставалось за кадром, там за потусторонней чертой, никому не видимой, находились, застыв в напряженном ожидании, настоящее и главные любители ничем не прикрытых страданий. Это они, а не эти жалкие люди из местной мафии, присмотрели для себя этот железнодорожный переезд, чтобы не просто так в очередной раз разжечь для себя такой жестоко-волнующий их всегда «костёр страстей», чтобы как можно дольше погреться над ним, как можно дольше насладиться тёмными энергиями, которые будут от него, этого костра, исходить и которые они из людей помимо этого будут выдавливать, как из тюбиков, под разными поводами и предлогами.
На этот раз, в этом случае, этот затерянный переезд давно заброшенный и забытый всеми, должен был послужить нерядовой «столовой» для них. Самые умные и дальновидные из падших, решили сделать из него, на будущее, некое подобие резервуара для так необходимых для их пропитания страданий. Для этого они провели ещё с полгода назад свою генеральную репетицию будущего события-спектакля, который вот-вот должен был обрести так называемую плотность, материальность совершенного, чтобы затем по законам своих демонических технологий, стать катализатором, своеобразным тёмный детонатором, ещё большего в разы злодеяния, которое заключалось в создании тут и сейчас, в виде будущего наезда поезда, не на этого жалкого, никчемного бандита, а на огромную фуру-трейлер с беженцами, которая должна была проехать здесь в будущем и чье точное время этого момента, эти тёмные твари, благодаря своим магическим, насквозь чёрным способностям, давно для себя вычислили, и для реализации всего этого зверского плана им теперь не хватало только одного – стремительно приближающегося поезда на этого бандита, без сознания сидящего сейчас на его пути.
Я уже добегал до переезда, когда увидел наконец силуэты своих падших «друзей», которых вряд ли бы кто-то, кроме меня, увидел бы здесь. Они слишком хорошо умели прятать себя среди повседневности, чтобы их мог кто-то увидеть. Они стояли в отдалении от убийц, образуя своеобразное магическое оцепление вокруг них, чтобы никто не мог им помешать провести свой ритуал так называемый закраски кровью этой территории, этого места под предстоящее, будущее преступление.
Заметив моё приближение, некоторые из них рванулись в бешенстве ко мне, чтобы как-то помешать. Но было уже поздно. Бандита в машине я нейтрализовал одним ударом в голову, со вторым завязалась короткая схватка.
Скорый поезд был в сотни метрах от нас, когда я освободился и от второго убийцы, и за мгновения до столкновения успел связанного на стуле отшвырнуть ногой с путей на противоположную сторону от себя. Сам едва успел застыть в считаных сантиметрах от проносящихся вагонов. Моё обледенелое лицо почти касалось их холодной стали, мелькающей мимо меня. Что-то острое, торчащее из обшивки последнего вагона, едва не вырвало мне пол-лица, но в последние секунды я успел каким-то чудом отстраниться от него и острый металл только немного рассек мне лицо.
Когда поезд, наконец-то, исчез вдали мои тёмные «друзья» в неописуемой ярости покинули это место, ставшее теперь абсолютно бесполезным для них, жалея только об одном, что так и не успели приблизиться ко мне, добраться до меня в последний момент, когда я только подбегал к месту предполагаемой казни.
Приведя в чувство только что спасенного, я развязал и освободил его, после чего повёл по дороге к ближайшему населенному пункту. Его несостоявшиеся убийцы продолжали лежать в беспамятстве, там, где я их оставил. Через некоторое время нас подобрал местный житель, выехавший в это утро на работу. Что было потом? Больше ничего интересного. Я оставил его на пороге маленькой больницы, чтобы ему оказали первую медицинскую помощь. Он был сильно избит. А сам после этого вернулся туда, откуда пришёл.
25.02.2021
15:47 (время приблизительное)
Этот чистый прямоугольник бумаги снова перед глазами. Этот прямоугольный квадрат Малевича, который, у меня есть такое подозрение, явно специально для меня меняет свой чёрный цвет на белый, как только оказывается передо мной. И всё для того, чтобы вырвать из меня ещё и ещё одну историю о ком-то.
Зачем ему это нужно? Не знаю… возможно каждый лист бумаги так ненавидит свою чистоту, что всегда мечтает быть испорченным чьим-то почерком, любыми буквами, чем угодно лишь бы не быть примером своей невинности, своей чистоты, которую, наверное, не хочет изначально, как те падшие создания, которые невидимо и незримо бродят по нашим городам днём и ночью в поисках всё новых и новых доказательств своей испорченности, такой запредельной, что совершенно невозможна, невыносима для любого неискушенного в этом человеческого ума. Совсем не подготовленного даже к мимолетному лицезрению одухотворенной злом бездны, которая всегда светится в их невыносимо чёрных глазах, под взглядом которых любая человеческая ночь может окраситься в несвойственный ей цвет, кроваво красно-желтый цвет раскаленной лавы, нечеловеческую температуру, которой могут выдержать только они.
И чтобы не выжечь окончательно свои зрачки во время очередного приближения к ним, ты вынужден менять свои воспоминания, чьи мучительно-прозрачные слои, как волны безымянного океана, то забирают тебя с собой, то вновь освобождают от себя, и каждый раз только ты решаешь уйти вместе с ними с этими воспоминаниями или вернутся от них, и всё только для того, чтобы в очередной раз найти в этой беспрестанной смене времен того, кого ты захочешь опять спасти любой ценой, то, что уже обречено кем-то на неминуемое разрушение, на пустоту. И тогда ты делаешь новый шаг навстречу всему этому…
…город за городом, улица за улицей, нескончаемая череда их многолюдных проспектов, площадей и дорог проносится передо мной, как в детском калейдоскопе, который все меняет и меняет перед моими глазами разноцветные узоры, но приходит время его остановить. Вот этот момент! Стоп! Приехали, подошли…
Какой-то городской парк или сквер. Через дорогу от него большой пятиэтажный дом. Вокруг поздняя осень. Судя по одежде людей, которые проходят мимо, это начало девяностых где-то в Европе. Ни страны, ни города обозначить, определить не удается. Только этот большой каменный дом. Тёмный, мрачный…Сажусь напротив него в почти безлюдном сквере и начинаю следить за всеми его подъездами.
Скоро, где-то там в этом доме должно произойти убийство всех членов одной семьи. Но в будущем кто-то из этой семьи будет очень важен для этого самого будущего. Для всех, кто там будет в нём. Больше мне узнать пока ничего не удается. Поэтому моя задача теперь, если не помешать этому убийству, то хотя бы сделать всё возможное, чтобы что-то исправить в нём или перед ним. Но все-таки, я надеюсь, что мне удастся его предотвратить.
Итак, эта семья была полная, состояла из мужчины и женщины и двух маленьких детей. Вселятся они в этот дом где-то через пару месяцев, убьют их примерно через год после этого, а может быть даже раньше. Одним прекрасным, хотя каким же оно будет прекрасным после этого, утром. Примерно в такое же время, что и сейчас. Убьют зверски, после чего всех обезглавят.
Зачем, по какой причине? Пока понять это было невозможно, но я пытаюсь, при этом пристально разглядывая окна на всех этажах этого дома.
Где-то там, за тёмными зеркалами их стекол уже скрывается будущая трагедия, которая ещё не знает об этом. Пока там скрывается только её тень, только её зыбкий образ, который может, если этому вскоре не помешать, наполнится вполне реальным овеществленным содержанием плана действий со всеми детально расписанными и распланированными ролями для этого. По чьей воле она наполнится своим ужасным содержанием скоро узнаем…
Чтобы этому помешать я и пришёл теперь к этому дому и продолжаю следить за ним через дорогу, пытаясь набросать для себя план действий на ближайшее время. Ведь мне снова придется иметь дело с падшими созданиями, на профессиональном жаргоне которых такие убийства, совершенные в первую половину дня, называются утренниками. Существа, принадлежащее бездне, всегда любят давать страшным событиям, в подготовке которых принимают непосредственное участие, безобидные детские названия.
Вы спросите каким образом они будут причастны к этой трагедии? Да очень простым. Как известно из ничего не возникает ничего. Любое событие, значимое в той или иной степени для мира, как хорошее, так и не очень, тем или иным образом подготавливаются либо светлой частью мира, либо её тёмной стороной. В демонических кругах среди падших этот процесс называется по-разному: «сделать спектакль», «разжечь костёр», «организовать утренник» и так далее. И все эти события, их реализация, где бы они не происходили требуют от падших некоторой подготовки, иначе говоря, своеобразного набивания в окружающем пространстве некоторой трафаретности развития того или иного страшного события в нём, а затем его так называемой репетиции, порой очень детально проработанной с бесчисленным количеством повторений и генеральной прогонки на бис для своих коллег по ремеслу, если так можно выразиться и если для падших это предстоящее событие по тем или иным причинам очень важно.
Между собой они этот процесс иногда сравнивают с прокладкой рельсов для своих «трамваев», они так и говорят друг другу время от времени, когда у них появляется игривое настроение – «пойдем покидаем рельсы для трамваев». Кого они имеют ввиду под этими словами вы и так догадываетесь. Конечно, нас. Тех из нас, которые в силу обстоятельств, не по своей воле, как им кажется совершенно случайно для себя, начинают входить и участвовать в каких-нибудь ужасных для себя событиях, которые на самом деле мастерски, порой просто виртуозно, казалось из ничего, подготовлены какой-нибудь передвижной бригадой таких творчески настроенных, твою мать, созданий.
И те из нас, кто в какой-то момент осознает, что стал участником каких-то страшных непоправимых событий начинают себя успокаивать, что это всё роковое стечение обстоятельств, фатум, не подозревая, что на самом деле все эти события, вся эта симфония зла были в это время, в этот именно час сыграны только для них, а перед этим тщательно была подготовлена вся эта постановка всего этого дьявольского действа с учётом всех тёмных сторон вашей личности.
Без элементарной человеческой слабости и порока эти падшие создания не смогли бы с нами сделать ничего, но, к сожалению, мы все не идеальны и потусторонние существа этим всегда пользуются. Мы всегда им помогаем в этом своими тёмными движениями души, своей несветлой духовностью.
Но хватит отступлений. Вернемся к нашему дому. Находясь сейчас перед ним, мне надо было точно вычислить именно ту квартиру в нём, которую падшие выберут для арены своего будущего злодеяния. Они, как охотничьи собаки в этом деле, днями и ночами блуждают по улицам и площадям все новых и новых городов, и селений в поисках таких подходящих мест, где можно устроить, если не полноценный «спектакль», полноценное зрелище, то хотя бы пару-тройку костров разжечь из встреченных ими здесь людей.
К слову сказать, чисто визуально на потустороннем уровне, кто мог бы увидеть этот процесс воочию, то он действительно чем-то напоминает костёр, его горение. Правда вместо дров тут падшие в буквальном смысле используют живых и не очень людей, «подожжённых» ими или без них, эмоциями горя, страданий и любых мучений всех видов и разновидностей, а также остальных чувств со знаком минус. Когда это происходит, эти друзья тьмы жадно обступают их со всех сторон, как измученные путники, как усталые альпинисты на своих дорогах перед восхождением на свои вершины, которые всегда их ведут вниз, и начинают греться над ними до тех пор, пока не впитают в себя, не «съедят» все до остатка излучения от этих несчастных людей, которые исходят от них. И как со стороны это не выглядит ужасно и отталкивающе, но такова их природа, их тёмная физиология естества, которая требует всё новых и новых страданий, любых мучительных эмоций от них, потому что это их хлеб, их еда, без которой они просто физически не смогут существовать рядом с нами ни на земле, ни под землей. Но для всего этого пиршества всегда нужен повод, тема и место. Но главное в самом начале должно быть то место, где всё начнется и где раньше, как бы смазано перед жаркой тем маслом схожих эмоций, чувств, действий, которые были уже здесь до всего этого, где кто-то уже пострадал здесь по разным причинам и поводам, от болезней, от насилия близких людей, от самих себя в конце концов. Когда такое подготовленное место ими наконец найдено, падшие начинают свою подготовку к предстоящему действу.
И вот теперь, зная дом, где произойдет будущее убийство, я пытаюсь опередить падших и первому раньше их понять, какую квартиру они для себя выберут. По каким признакам, по каким причинам? Это всегда непонятно, невидимо для обычного человека, их глаза просто неподготовлены к этому. Эту квартиру я вскоре вычислил по окнам, как, впрочем, вероятнее всего, сделают это и мои тёмные друзья после меня. Я нисколько не сомневаюсь в этом, поскольку я слишком хорошо знаю их таланты и способности в этой сфере, чтобы питать какие-то неоправданные иллюзии по этому поводу.
Стекла нужной мне квартиры «фонили» определенного рода излучениями, свойственные тем, которые исходят от людей, страдающих неизлечимыми болезнями. Эти излучения, если они достаточно сильны и продолжительны, имеют некий фиолетовый оттенок, цвет, который невидим обычному человеческому глазу, но я ведь давно уже не был обычным человеком с обычными глазами, поэтому я всё увидел, я всё заметил…
Это отвратительно фиолетовое свечение, кроме тошноты ничего не вызывающее, пропитывает в таких квартирах, в таких домах все вокруг предметы, если там мучается такой болезнью кто-то из живущих там и даже тогда, когда страдания и боль эти исчезают, то все равно долгое время их отблеск, их фон остается на поверхностях всего того, что было рядом с такими людьми, включая и стекла окон, за которыми они тогда находились. В природе в таких местах, где происходит нечто подобное долгое время, люди и животные, тонко чувствующие эти излучения, избегают долго находится.
Но снова хватит отступлений, вернемся в тот день к нашей задачи.
