Глава 1. Мальчик, который пережил свой собственный сюжет (и Ему понадобится терапевт)
Мистер и миссис Придурсль с гордостью именовали себя «нормальными» — что, как мы все знаем, в литературе код для «скучных до мозолей на глазах». Их дом на Гипсовой улице напоминал музей среднестатистической тоски: плюшевые диваны, фото их сына Удодли в золотой раме (он умел дышать! И есть ложкой! Гений!), и ни намека на магию. Хотя, если присмотреться, их страх перед «странностями» был настолько истеричным, что сам по себе становился главной странностью. Представьте: они так боялись волшебства, что даже чайник покупали с функцией «анти-телекинез».
Мистер Придурсль, чья шея успешно эволюционировала в подбородок, руководил фирмой по производству дрелей — метафора его личности, если вы любите глубокомысленные намеки. Миссис Придурсль, чья шея тянулась к сплетням, как жираф к акации, мечтала лишь о двух вещах: чтобы Удодли съел пятый торт и чтобы сестра-волшебница не испортила им репутацию «людей без скелетов в шкафу». Да, о Потерах. Тех самых, чья жизнь напоминала блокбастер, пока Придурсли перематывали мыльные оперы.
Утро, с которого всё началось, было серым, как носки бухгалтера. Мистер Придурсль, завязывая галстук цвета «офисной депрессии», напевал мотив из рекламы дрелей. Миссис Придурсль, впихивая в Удодли кашу (ребенок орал так, будто его пытались накормить брокколи, а не сахарной массой), радовалась: соседка купила новую штору! Скандал! Никто не заметил сову за окном — ведь совы же не летают днем, верно? Если, конечно, автору не нужно затолкать в сюжет экспозицию.
По дороге на работу мистер Придурсль увидел кошку, изучающую карту. «Галлюцинация!» — решил он, забыв, что в книгах про магию все случайности — знаки судьбы. Кот оказался профессором Магконогалл — потому что, конечно, превращаться в животное и сидеть на заборе сутки совершенно нормально для директора факультета. Но Придурсли, как типичные наглы, предпочли логику: «Коты не читают! Это… эээ… солнечный удар!»
В пробке мистер Придурсль заметил толпу в мантиях — видимо, выпускников «Ховатса для пенсионеров». «Сборщики пожертвований!» — убеждал он себя, игнорируя, что наглы в 90-х предпочитали косухи и джинсы. В офисе его ждали дрели, крики на подчиненных и пончик с предсказуемо фатальной начинкой — джемом совести. Услышав шепот о «Потерах» и «Гаррет», он чуть не подавился глазурью. «Гаррет? Гарольд? Гарри? Неважно!» — Придурсли, как всегда, выбрали страусиную тактику.
Вечером, пока миссис Придурсль хвасталась, что Удодли выучил слово «хаччу!» (вероятно, «хайль» в детском произношении), по ТВ говорили о совах и звездопадах. «Это всё сестра!» — подумал мистер Придурсль, но промолчал. Зачем портить ужин? Тем более, когда на пороге уже маячил дедушка в мантии цвета «я съел радугу» — Албаний Дамблдорк, чья борода содержала больше мудрости, чем весь Оксфорд.
— Профессор Магконогалл, вы так неподвижны, что я подумал — вы статуя «Идеального Занудства», — пошутил Дамблдорк, доставая лимонные дольки (потому что волшебники едят странное, когда планета в опасности).
Они говорили о Вован-де-Морде — или «Том-Кого-Нельзя-Называть-Из-Авторских-Прав», — чья карьера злодея оборвалась из-за малыша. «Он не смог убить младенца! — возмущалась Магконогалл. — После стольких лет террора! Это как если бы Саурон споткнулся о кольцо в душе».
Появился Хаггард на мопеде. В его руках был Гаррет — ребёнок, уже обречённый на семь книг страданий.
— Отдадим его Придурслям! — объявил Дамблдорк.
— Вы с ума сошли?! — Магконогалл указала на дом, где Удодли орал, требуя новую игрушку.
— Идеально! Он вырастет скромным… или психологически травмированным. Но это уже тема для фанатских теорий.
Оставив Гаррет на пороге с письмом (потому что объяснять всё лично — не драматично), волшебники исчезли. Дамблдорк щёлкнул зажигалкой, вернув свет — метафора надежды или просто пиротехника для красоты.
А Гаррет спал, не зная, что его ждёт: кузен-тиран, сова с письмом в 11 лет и пожизненная должность «Спасителя Мира». Где-то вдали наглы спорили о совах, а волшебники пили за «Мальчика-Который-Выжил» — потому что в этом мире даже апокалипсис отмечают как повод для вечеринки.
Так начиналась история, где сирота обретает семью в школе-интернате, злодей воскресает к каждой книге, а читатели учат заклинания, чтобы найти выход из туалета. Добро пожаловать в сказку, Гаррет. Ты даже не представляешь, сколько тебе придётся терпеть метафоры о взрослении.
Глава 2. Исчезнувшее стекло, или «Спасибо, Я уже ушёл»
Десять лет — срок, за который можно вырастить дерево, выучить китайский или, как в случае Придурслей, довести искусство отрицания магии до уровня олимпийского спорта. Дом номер четыре на Гипсовой улице застыл во времени, словно законсервированный в банке с лицемерием. Единственные изменения — фотографии Удодли, эволюционировавшего от «розового мяча в чепчике» до «свиньи в парике с IQ тостера». Гаррет же, как положено сироте в классической сказке, по-прежнему ютился в чулане, деля кровать с пауками и мечтая о том дне, когда тетя Роза научится стучать в дверь, а не орать, как сирена апокалипсиса.
— Подъём! Вставай! Ты испортишь бекон! — завизжала тетя, будто Гаррет был не племянником, а бомбой замедленного действия.
«Идеально» — ключевое слово в лексиконе Придурслей. Идеальный бекон. Идеальный Удодли. Идеальное игнорирование факта, что второй ребёнок в доме питается крошками внимания и донашивает одежду, в которой даже моль чувствует себя стеснённо. Гаррет, чьи джинсы напоминали палатку бедуина, спустился на кухню, где стол ломился от подарков: новый компьютер (чтобы Удодли мог ругаться в онлайн-играх), велосипед (чтобы пылился в гараже) и видеокамера (чтобы снимать, как он ест пятый торт).
— Тридцать шесть подарков! Это на два меньше, чем в прошлом году! — заныл Удодли, демонстрируя математические способности калькулятора с севшей батарейкой.
— Мы купим ещё два! — в панике предложила тетя Тупенья, словно от количества подарков зависела судьба Вселенной.
Гаррет, знавший, что «день рождения Удодли» — синоним «дня выживания», мечтал лишь об одном: чтобы его оставили дома. Но судьба, как всегда, подбросила ему «подарок»: миссис Шиш сломала ногу. Теперь Гаррет ехал в зоопарк — место, где животные свободнее, чем он.
— Если ты чихнёшь в моей машине, я заколочу тебя в чулан до Рождества! — пригрозил дядя Вивернон, словно Гаррет был переносчиком чумы, а не ребёнком в носках с дырками.
Дорога прошла под аккомпанемент ворчания дяди о мопедах, молодежи и налогах. Гаррет, нарушив священное правило «не упоминать странное», пробормотал:
— Мне снилось, будто я летал на мопеде...
— МОПЕДЫ НЕ ЛЕТАЮТ! — взревел дядя, покраснев, как помидор в парике. Удодли и Спирс захихикали, будто услышали лучшую шутку года.
В зоопарке Гаррет получил лимонный фруктовый лёд — символ милости Придурслей. Он лизал его, наблюдая за гориллой, которая, как ему казалось, сочувственно смотрела на него. Всё шло неплохо, пока они не добрались до террариума.
— Смотри, это Боа из Бразилии! — Спирс тыкал пальцем в стекло, за которым спала змея размером с автобус.
— Разбуди её! — заныл Удодли, демонстрируя таланты будущего тирана. Дядя Вивернон забарабанил по стеклу, но змея хранила стоическое спокойствие — видимо, за годы в неволе выработала иммунитет к идиотам.
Когда Придурсли отвлеклись, Гаррет остался один у вольера. Змея открыла глаза, и между ними пробежала искра понимания: два заключённых, разделённых стеклом и абсурдом обстоятельств.
— Скучно тут, да? — спросил Гаррет.
Змея кивнула, ткнув хвостом в табличку «Рождена в неволе».
— Мечтаешь о Бразилии?
Змея закатила глаза, будто говоря: «Ты ещё спроси, мечтаю ли я о туристах с селфи-палками».
Внезапно появились Удодли и Спирс, оттолкнув Гаррет. Но в этот момент случилось чудо — или проклятие, смотря с чьей стороны посмотреть. Стекло исчезло. Змея, вздохнув с облегчением, выползла на свободу, бросив на прощание:
— Спасибо, амиго. Если будешь в Рио — загляни на кофе.
Хаос. Крики. Дядя Вивернон, побагровевший от ярости, поволок Гаррет в машину, обвиняя его в колдовстве, глобальном потеплении и падении курса фунта.
— Ты сидишь в чулане до Рождества! Никакой еды! — рявкнул дядя, словно объявлял приговор.
Гаррет, лёжа в темноте, размышлял о жизни. Десять лет в роли мебели. Родители, погибшие в «автокатастрофе» (самая удобная отмазка для волшебного мира). Странные незнакомцы, кланяющиеся ему в магазинах — то ли фанаты, то ли сектанты.
«Почему я? — думал он. — Почему не Удодли? Он идеально подошёл бы на роль злодея из третьесортного мультфильма».
Но Гаррет не знал, что его история — лишь первая глава эпоса о «мальчике, который выжил», где злодеи носят чёрные плащи, друзья умирают за красивый момент, а финальная битва всегда назначается на июнь. Пока же он мечтал о простом: бутерброде без паутины и дне, когда Удодли узнает, что Бразилия — это не болезнь.
А змея, между тем, уже заказывала коктейль на пляже Копакабаны. Ей и невдомёк было, что её побег — лишь пролог к приключениям ребёнка, которому предстоит понять, что «нормальность» — это скучно. А волшебство начинается тогда, когда исчезает стекло.
Глава 3. Гаррет Потер и письма, которые назойливее родственников на рождество, или «Спам из Ховатса»
Лето у Придурслей выдалось жарким — не из-за погоды, а из-за нервов дяди Вивернона, который превратил дом в крепость против совиной почты. После инцидента с «исчезнувшим стеклом» (читай: побегом змеи-анархиста) Гаррет переселили из чулана в комнату Удодли — точнее, в склад сломанных игрушек, где даже пыль вздыхала от скуки. Здесь царил хаос: разбитые телевизоры, искореженное ружьё и книги, которые, кажется, купили для галочки — как фитнес-абонемент, которым не пользуются.
— Ты слишком вырос для чулана! — заявил дядя Вивернон, будто делал одолжение. — Теперь ты будешь жить среди хлама Удодли. Это прогресс!
Прогресс, конечно, если твои соседи — сдохший попугай и призрак детских истерик. Но Гаррет не жаловался: он мечтал о письме, которое Придурсли так рьяно уничтожали, словно это был вирус в спам-рассылке.
Первое письмо пришло в конверте из пергамента — видимо, в волшебном мире не слышали об экологии. Адрес гласил: «Чулан под лестницей». Дядя Вивернон, увидев зелёные чернила и печать с гербом (лев, орёл, барсук и змея — стандартный набор для школьного факультета), побледнел, как молоко, и устроил семейный совет:
— Они знают, где он спит! Это слежка! — кричал он, будто Гаррет был не ребёнком, а секретным агентом.
Тётя Тупенья предложила написать ответ: «Спасибо, не интересуемся магией. Искренне ваши, Нормальные Люди». Но дядя Вивернон выбрал тактику страуса: сжёг письмо, заколотил щели и объявил войну почтальонам.
Письма, однако, оказались настойчивее телемаркетологов. Они лезли через окна, дымоход, яйца от молочника (видимо, совы прошли курсы доставки в стиле «Макдональдса»). Дом превратился в поле битвы: Придурсли против пергаментного спама.
— Может, это реклама? — наивно спросил Удодли, разрывая конверт. — Типа, «Поступи в Ховатс — получи палочку в подарок»?
К пятнице дядя Вивернон, напоминавший взбешённого ежа, срывался на крик от шороха бумаги. В воскресенье, когда письма ворвались через камин, как новогодние конфетти из ада, он сдался:
— Всё! Едем! Куда угодно, лишь бы подальше от этой магической почты!
Семья рванула в ночь, бросив всё, кроме телевизора Удодли (приоритеты!). После часов блужданий они остановились у хижины на скале — идеальное место для тех, кто мечтает стать героем фильма ужасов.
— Здесь нас не найдут! — ликовал дядя Вивернон, игнорируя плесень и ветер, выбивавший стёкла. — Никаких писем, только шторм, крысы и экзистенциальный страх!
Ужин состоял из чипсов и бананов — видимо, дядя Вивернон путал поход с романтическим пикником. Удодли ныл о пропущенном ТВ-шоу, тётя Тупенья молилась, чтобы грибок на стенах не оказался смертельным, а Гаррет гадал, что страшнее: голодная смерть или вечность с Придурслями.
В полночь, когда Гаррет исполнилось 11, дверь хижины с треском выбили. На пороге стоял Хаггард — полугигант, полуборода, полностью нарушение всех норм приватности.
— Всё-таки нашли... — прошептал дядя Вивернон, падая в обморок.
— С днём рожденья, Гаррет! — прогремел Хаггард, протягивая смятый кекс. — Ты волшебник!
Гаррет посмотрел на кекс, на Хаггарда, на Придурслей, корчащихся в углу. В голове крутилось: «Волшебник? Серьёзно? После 11 лет в чулане?»
— А письма... — начал Гаррет.
— Ох, эти бюрократы из Минмага! — Хаггард махнул рукой. — Думали, ты любишь сюрпризы.
Так Гаррет узнал, что его жизнь — не дешёвое подражание Золушке, а квинтэссенция фэнтези-клише: сирота, тайное наследство, школа магии. Осталось лишь принять свою судьбу… или сбежать обратно в чулан.
Глава 4. Хаггард, или «Я пришёл сломать Вашу дверь»
Если бы Придурсли составляли список «Самые нежеланные гости», Хаггард занял бы первое место — прямо между налоговым инспектором и продавцом энциклопедий. Полутораметровая дверь хижины, отправившаяся в свободный полёт, стала идеальным вступлением к его визиту. В проёме возникла фигура, заставившая Удодли забыть о своём IQ в 5 баллов:
— Где пушка? — выдавил он, демонстрируя стратегическое мышление.
Хаггард, напоминавший гибрид йети и байкера, вошёл, попутно починив дверь жестом, достойным Икеи. Его борода могла бы стать домом для семьи сов, а куртка — музеем забытых вещей.
— Чайку не нальёте? — спросил он, словно не заметил, что Придурсли уже превратились в набор статуй «Ужас в трёх лицах».
Удодли, при виде гиганта, запищал и спрятался за тётей Петуньей, которая, в свою очередь, попыталась слиться с обоями. Хаггард, меж тем, достал из кармана торт с надписью «С днём рождения, Гаррет!» — слегка помятый, но всё ещё съедобный, что для него было высшим пилотажем.
— Ребус Хаггард, хранитель ключей Ховатса, — представился он, пожимая руку Гаррет с силой гидравлического пресса. — Ты волшебник, Гаррет.
Дядя Вивернон, до этого молчавший как рыба на льду, выдал перл:
— Он никуда не поедет! Мы вытравим из него эту дрянь!
Ответом стал ружейный ствол, завязанный в бантик. Дядя Вивернон издал звук, достойный заткнутого клаксона, и ретировался в тень.
Письмо, Которое Все Ждали (Кроме Придурслей)
Конверт из пергамента, пахнущий тайной и совиными перьями, наконец оказался в руках Гаррет. «Ховатс» предлагал место в школе магии, список учебников («1000 заклинаний для чайников») и напоминал, что ответ нужно отправить совой — видимо, электронная почта в магическом мире считалась моветоном.
— Ждём вашу сову не позднее 31 июля, — прочитал Гаррет, мечтая о питомце покруче Удодлиного хомяка.
Хаггард, как плохой актёр в школьной пьесе, начал повествование о Вован-де-Морде — «Тёмном Лорде», чьё имя все боялись произносить, словно это проклятие в чате.
— Он убил твоих родителей, но тебя... не смог. Ты жив благодаря любви, магии или багу в матрице — хз.
Гаррет, чьё детство прошло под девизом «Выжить любой ценой», пытался понять, как «любовь» соотносится с десятилетиями в чулане. Шрам на лбу внезапно стал круче, чем он думал: не просто след от падения с велосипеда, а боевой шрам от самого злодея вселенной.
