***Демоноголик***
– Одержимые! – отец Ансельмо, известный среди церковников как «изгоняющий дьявола», поднялся на кафедру. – Приветствую вас!
– Привет тебе, отче, падре, святой отец… – встретил его нестройный хор голосов.
Священник покровительственно взирал на прихожан. Шестеро несчастных на расставленных полукругом стульях посреди главного нефа собора. Ничтожные пылинки в радуге утреннего света, просеянного сквозь церковные витражи. Общество анонимных демоноголиков. Каждый из них с персональным демоном внутри.
Ансельмо слащаво улыбнулся в предвкушении. Он боготворил свою работу.
– Начнём. Выходите по очереди, рассказываете о себе, а в довершение проведём ритуал изгнания… Вы первый.
– Бонжорна! – вскочил миловидный мужчина, суетливо жестикулируя. – Меня зовут Джузеппе, я демоноголик. Демон овладел мною, и мы ограбили банк…
– Посмотри на них, любимый, хорошенько посмотри. Все они воры, насильники, распутники.
– Всякий может сорваться. Я ничем не отличаюсь от них.
– Отличаешься, любимый, поверь. Ты – особенный.
– Следующий, пожалуйста.
– Охайо! – поклонился щупленький японец. – Я – Кенджи. Демон вселился в меня и заставил присвоить чужие достижения…
– Смотри внимательно на этих лицемеров. Им нравится одержимость демоном.
– Зачем тогда они хотят избавиться от него?
– Общественное мнение, дорогой. Причина только в этом, а наедине с собой они думают иначе. Выйдут отсюда и примутся за старое. Ещё не раз вернутся.
– Гутен морген! – солидно поздоровался усатый и пузатый бюргер. – Реджинард имя моё. Я одержим демоном. Демон, это всё демон! Когда я увидел её… Ей тринадцать, она моя ученица, но демон нашёптывал мне. Я не хотел! Но не сумел удержаться…
– Ложь! Всё ложь. Он и не старался. Эти люди лгут, и себе, и священнику. И он им лжёт. Тот ещё фарисей и садист.
– Ты воспринимаешь жизнь в чёрном цвете. В людях есть и хорошее. Они исправятся.
– Ты добрый, тебе не понять. Они – исчадия ада, такова их сущность. Однако привыкли собственную порочность и злобу сваливать на демонов. На таких, как я.
– Ахахах! Бонь жюююр, – просюсюкала миниатюрная брюнеточка с жеманными манерами. – Я, хи-хи, Жаклин. Демоны сбили меня с пути… Совратили… О-ляля, l' amour a trois. Я не в силах противиться соблазну… Голоса моих демонов не давали мне остановиться. Обольстительные голоса…
– Видишь, mon ami, я была права.
– Не все такие!
– Да ну? Забыл, как твоя жёнушка изменила тебе с соседом?
– Её нельзя винить. Я пропадал на работе, забывал о днях рождения и годовщинах свадьбы.
– Ты зарабатывал ей на шубы и бриллианты, которые она не заслуживала, но всегда требовала, снова и снова. Развлекалась на курортах, пока ты вкалывал для неё в поте лица. Попадёт она к нам, будь уверен, а в аду убийственный загар.
– Буэнос диас! – воскликнул коренастый идальго. – Жозе меня звать. Мои демоны – это алкоголь и наркотики. Я колотил жену, но это демон управлял мной… Демон заставил!
– Возлюбленный! Ты лучше их! Но почему ты жесток со мной!? Я тебя люблю! Ради тебя пожертвовала роднёй, карьерой, отменила сделки и посмотри, посмотри же, что со мной стало. Меня заклеймили. Наказали за то, что я влюбилась в праведника! Такое клеймо на хвосте – позор на весь наш род!
Чувство вины поглощало его, сердце обливалось кровью. Его любимая страдала из-за него. Он её обожал, но губил своим малодушием и нерешительностью… Он ничем не мог ей помочь и корил себя за это.
В самом деле не мог?
«Я так люблю тебя, Джимми…», – ускользающий шёпот в воспалённом мозгу.
– Остались вы… – достигло его ушей вежливое приглашение священника. – Только вас и ждём. Покайтесь!
Последний. Какой-то потерянный, невзрачный, дёрганный. В сильно поношенной куртке.
Джим оборвал свой внутренний диалог с личным демоном. Поднялся и улыбнулся товарищам по несчастью. Жаклин наматывала локон на палец и призывно хлопала ресничками, а ещё стреляла глазками в Ансельмо. Это не она, а её демоны. По словам Жаклин, в неё влезло не меньше трёх.
– Хэллоу, – он застенчиво потупился. – Меня зовут Джим. Я демоноголик, как и вы, но… Демон вселился в меня потому что я праведник.
– Вы шутите? – удивился отец Ансельмо. – Это плохая шутка. Остальные недоумённо переглядывались и пожимали плечами.
– Нет-нет, не шучу! Мне не в чем каяться. Я приглянулся ему, то есть, ей. Она полюбила. Я тоже полюбил её, но мы не вместе. Я вижу любимую во сне, просыпаюсь, а её со мной нет. Она лишь голос в моей голове. Я бесконечно тоскую, что не попаду в ад… Меня не примут…
Француженка смахнула слезу и подумала:
«Как романтично».
Усы бюргера поникли, итальянец сентиментально шмыгнул носом, идальго сочувственно покачал головой. Губы у японца задрожали. Ансельмо кивал с приторной всепрощающей усмешкой, мол, продолжай, продолжай. Такой материал для будущей проповеди.
– Ей не вырваться из ада! Я здесь, а она там…И эта мука длится, длится и длится… Если бы вы знали! Это невозможно терпеть. Как будто медленно горишь на костре… – он спрятал лицо в ладонях, плечи его затряслись, а когда вновь поднял глаза, то во взгляде сверкала решимость.
– Но я – мужчина и не могу её подвести. Теперь я знаю, что делать.
– Да, Джим! Молодец! Борись за своё счастье! Всё ради любви!
– Спасибо. Вы помогли мне это понять, – он выхватил из-за пазухи пистолет. – Простите! Это единственный выход.
Первый выстрел достался священнику – тот рухнул ничком на кафедру с дыркой во лбу, а его мозги стекали по алтарю. Одержимые закричали, заметались в панике. Джузеппе ринулся к выходу, опрокинув стул, но пуля настигла и его. Навскидку Джим перестрелял остальных демоноголиков. Пикнуть не успели. Убийца обвёл взглядом залитые кровью стулья и пол, разбросанные по нефу тела и приставил дуло к виску.
«Я иду к тебе, любимая…».
Жарко. Как жарко!
Очнулся самоубийца в кольце пламени.
Джим истекал потом и задыхался, прикованный к пыточному креслу. Он рванулся, стремясь освободиться, но в пах ему упёрся изящный каблук. Он вскинул голову и всмотрелся в жуткие красные глаза с вертикальными зрачками. Прекрасная демоница взмахнула огненным хлыстом и пощекотала Джима хвостом с клеймом-сердечком на плоском конце. От этой ласки он задрожал.
– Наама…
– Привет, любимый, – проворковала демоница, сладострастно выписывая рукояткой хлыста дорожку на теле возлюбленного от шеи до живота пламенным зигзагом. Джим забился в её руках, а она обвила хвостом с сердечком мужское сокровенное. – Теперь ты мой. Только мой! Поиграем?