Глава 1. Тот сон
Холодные каменные плиты на полу. Холодные тёмные стены, обсидианово-черные, то ли влажные, то ли отполированные широкой полосой на уровне глаз. Длинный коридор заворачивает, открывая взгляду большое тёмное помещение. Резкий, острый луч дневного света бьёт из невидимого отверстия в стене и безнадёжно рассеивается, не достигнув и центра зала. Нет, это не зал. Это пещера, тёмная и страшная, холодная и пустая. Зачем я здесь? Факел шипит и плюётся, я будто вижу себя со стороны - высокая фигура, освещённая оранжевым пламенем, меняющим черты лица. Факел падает из рук, рассыпая искры, и за спиной встаёт что-то страшное, чёрное. Волна бешеного ужаса захлёстывает сознание, я падаю на колени и кричу, чей-то голос зовёт меня, а чёрное сзади надвигается, стремится сожрать, уничтожить, раздавить, а потом - неотвратимое падение, падение в бездну.
Этот сон снился мне с детства. Он повторялся много раз; не помню, когда увидела его впервые, но точно помню, что ужас, сковавший меня тогда, буквально сводил с ума. Я бросилась в комнату нянюшки, путаясь босыми ногами в подоле длинной ночной рубашки - ах, Ви, нельзя же носиться сломя голову по коридорам, юные леди так не ведут себя! - и нырнула к ней под одеяло, хорошенько приложившись об её коленку косточкой на лодыжке. Коленки, наверное, - единственное твёрдое, что было в нянюшке Алиде, она вся была воплощением мягкости и уюта, а запах ванильных булочек, которые она любила на завтрак, прочно и неделимо соединился в моей памяти с обрывками воспоминаний о детстве.
В этих воспоминаниях всё подёрнуто сияющим флёром очарования, которым окутывает их прошедшее время. Они всегда наполнены ароматами свежей травы и маминых духов, древесной стружки в столярной мастерской, куда удалось сбежать, пока отец беседует с мастером о прикладе для нового охотничьего ружья, - ох, Ви, непоседа, и как Алида с тобой справляется, - запахом нагретой солнцем шерсти рыжего пони и нового кожаного седла на его спине. В них всегда - или почти всегда - улыбки друзей светлы, а дни, которые, болея, проводишь в кровати, подслащены медовыми пряниками или оладьями с малиновым вареньем, а то и шоколадными конфетами из лавки в городе, которые отец привозит в роскошной глянцевой коробке с бантом, и они лежат там в гнёздах бумажной мишуры, будто яйца волшебных птиц из сказок Алиды, которые она так искусно придумывает прямо на ходу.
Этот сон среди моих детских воспоминаний - как пятно чёрной смолы, в которую случайно наступаешь в лесу, собирая травы. Такая неприятность приключилась со мной после очередной болезни, когда я напросилась с мамой и сестрой за травами. Корни того дерева будто выросли передо мной из земли, полёт был недолгим и закончился шишкой на лбу, а чуть позже я обнаружила, что на подоле моего любимого платья красуется липкое чёрное пятно. Платье было розовым, потому и любимым, и позволить такой неуместной гадости оставаться на нём я не могла, поэтому потёрла нежную ткань и ахнула: пятно увеличилось в два раза, но черноты не растеряло.
Домой я шла, прикрыв следы своего несчастья наспех набранным букетиком цветов, - смекалки на это хватило, а смелости, чтобы признаться маме - нет, потому что, несмотря на пышный фасад нашей светской жизни, на деле мы едва сводили концы с концами. Мама бы не ругала меня, нет. Её красивые голубые глаза затуманились бы печалью, а тонкие пальцы, тщательно оттёртые от грязи и следов работы по дому, едва заметно бы пошевелились, считая, сколько денег уйдёт на новое платье или на хорошую портниху, которая заузит подол, вырезав испачканную часть и искусно переместив шов куда-нибудь в незаметное место.
Поэтому, хорошенько поразмыслив и потерев подол ещё раз, отчего пятно только разрослось, я переместила в незаметное место всё платье, постаравшись забыть о неприятности, и совершенно позабыв ещё и о том, что всё тайное рано или поздно всплывает. Причём в самый неподходящий момент.
То утро, помню как сейчас, было светлым и чистым, хоть и прохладным. В наших местах весна ранняя и дружная, снег сходит в начале марта, и ко дню рождения старшей сестры первоцветы уже поднимают свои белые чашечки над подстилкой из хвои между рыжих стволов. Мама накануне почему-то не пришла поцеловать нас на ночь, но мы списали это на её усталость: весь день маленькая Инэс капризничала, и мы с Талисой удручённо ждали, что у сестрёнки поднимется жар, а следом заболеем и мы. Наутро взволнованная мама поднялась к нам в спальню и сказала надеть лучшие наряды. Оказалось, вечером приезжал гонец, и мы ожидали теперь визита эскалто с востока, из эскалии Керват.
Глава 2. Память
Эскалто! Мы с сестрой переглянулись с восторгом и ужасом, потому что прекрасно понимали, зачем эскалто могут пожаловать в дом, где подрастают три девочки. Невеста эскалто - завидная судьба! Талиса бросилась к шкафу, а я рванула на себя ящик комода и замерла, потеряв дар речи. Конечно же, как я могла забыть! Скомканное платье лежало в нижнем ящике. Я разворачивала его в растущем дурном предчувствии, и мама, стоявшая за спиной, ахнула: пятно смолы пропитало складки смятой ткани, и подол был похож на кожу больного чёрной сыпью, которую переносят ядовитые болотные пиявки.
- Ви, как же так… - прошептала мама, касаясь нежными пальцами виска. - Ладно, ничего, солнышко… Достань зелёное.
Зелёное не было моим любимым, и я разрыдалась, а потом ещё пуще, обнаружив вдобавок, что оно мне мало. Отец ходил за дверью, половицы скрипели, во дворе служанка громко созывала кур, а я рыдала так горько, как только может рыдать десятилетняя девочка над розовым платьем, которое она испортила. Иногда я думаю, что именно с того дня мои воспоминания стали постепенно чернеть, теряя туманную светящуюся дымку, которая сглаживала острые края реальности, делая её похожей на мечту.
Мама, прости меня. Твоё надгробие из нежно-розового мрамора холодно на ощупь, как твои пальцы в то утро. Начало августа, третий день рождения Инэс, вскрик с верхнего этажа, из спальни родителей, а потом бесконечный топот ног по лестнице и грохот таза по ступенькам. «Энни, корова! Смотри, куда прёшь!» - «Простите, Халма!». Скрип половиц, шаги, шаги, потом крики, раздирающие душу, и наконец - «Уа-а-а! Уа-а-а!». Инэс плакала, когда ей сказали, что она теперь не младшая, а отец тоже плакал, - когда ему сказали, что у него родился сын.
Мама была счастлива. Все, кроме Инэс, были счастливы. Сестрёнка забилась в платяной шкаф и сидела там почти час, потом отец, радостный, раскрасневшийся, достал её оттуда и подкидывал в воздух, а нянюшка Алида причитала: «Ох, лорд Холлант, подвыпимши - да ребёнка подбрасывать»… Я пробралась к маме в спальню уже ближе к ночи, когда все легли спать, погладила нежные щёчки спящего брата и наклонилась поцеловать её.
- Иди ко мне, солнышко, - прошептала мама, откидывая одеяло.
Её постель пахла свежим бельём и травяным настоем, который доктор прописал, уезжая. Мама была красива какой-то чистой, светлой красотой: золотистые локоны, голубые глаза, счастливое, умиротворённое лицо.
Я запомнила её такой, какой она была вечером. Светлой, тёплой, с глазами цвета небесной синевы. Я не хочу помнить то утро, когда я проснулась в остром металлическом запахе крови, пропитавшей простыни и матрас под нами, и не смогла разжать холодные пальцы мамы на своих запястьях. Брат плакал в колыбели, я освободила руки, встряхнула и потёрла ладони, но моя сила, недостаточная даже для заживления царапин, вернуть к жизни не могла и подавно. Сияние было слабым, от отчаяния я задыхалась, дрожа, тёрла руки вновь и вновь, пока ладони не начали гореть, а перед глазами не почернело. Когда я очнулась, оказалось, что прошло четыре дня, а маму уже похоронили.
Над могилой сестры мрамор тёмен. Это кажется мне странным, ведь сестра унаследовала мамину красоту и светлые локоны. В то мартовское утро, когда я сидела в слезах над платьем, мама не сильно тревожилась из-за моего наряда. Тогда-то я горевала, но горе, отступив, обнажило осознание - всем было всё равно, какое платье на мне будет надето. Звездой в тот день была Талиса.
Сестра блистала. Думаю, в тот день отец тысячу раз мысленно поблагодарил жену за то, что она настояла на учителях танцев и музыки, за наши редкие и такие дорогие визиты к соседям, куда более обеспеченным. Талиса сидела, учтиво склонив голову со сложной причёской, аккуратно подобрав носочки туфелек, и перчатки на её белых руках сидели как влитые. Потом она исполнила пару мелодий на лире и мило побеседовала сначала с леди, которая приехала вместе с эскалто, а после - с высоким мужчиной с чёрными волосами.
- А ваши другие дочери? - Хорошо одетый мужчина глядел на меня строго, и я заёрзала на диванчике. - Юная леди, должно быть…
- Вивэ, - сказала мама, бесшумно поставив чашку на белом блюдечке на столик. - Она на год с небольшим младше Талисы. Совсем ещё дитя. Хотите и с ней познакомиться, ваша светлость?
- Милое дитя, - улыбнулся мужчина. - Она тоже владеет иллюзией?
- Два года назад она обнаружила дар исцеления. Но он очень слаб. Она сама часто болеет, к сожалению.
Мужчина спрашивал меня о наших землях и о лошадях, которые неизменно меня интересовали, о чём я не преминула сообщить, потом прошёл с отцом в кабинет и уехал лишь к вечеру. Через пару дней к парадному входу подъехала большая карета, но гостей не было, зато в дом внесли большой и явно очень тяжёлый сундук.
Глава 3. Вайс
С того дня наша жизнь изменилась. Моё новое платье было длиннее чуть ли не на ладонь, а уж яркое настолько, что резало глаза. Мама днём была весела, а по вечерам грустнела, но я почти не обращала на это внимания: у меня наконец-то появился собственный, настоящий, живой пони. Из города мне привезли роскошную зелёную амазонку, но через год, когда я выросла и из неё, то перешла на мужские штаны - и опять всем было всё равно. Свобода! Она кружила голову, и тряская рысца Рыжика казалась мне полётом, безграничным и беспредельным.
А вот Талиса отдувалась за нас обеих. С утра до вечера бесконечные уроки, наставницы и учителя, куча книг и даже словари, и бесконечные тренировки. Её радужные птицы были великолепны, её огненные кони исполняли дивные трюки, а я…
Нет, я не страдала и не завидовала. Моя сила почти никак не проявляла себя - так чаще всего и случается. Лишь эскалто, истинные маги, победители драконов, владеют настоящей силой, а то, что мы с сестрой обе получили её от родителей - редкая случайность. Было лишь немного обидно, что мне достался какой-то огрызок. Ни туда, ни сюда. Моих способностей не хватало даже на лечение царапин, и попытки наскрести в себе силу, чтобы просто осветить руками путь в тёмном коридоре, приводили к тому, что весь следующий день кружилась голова. Сестра не смеялась надо мной, да и некогда ей было теперь шутить. С утра до вечера бесконечный хоровод, и совсем не весёлый.
Ветер был тёплым, но пальцы - ледяными. Я встала. Цветы приносят радость в душу, но только не тогда, когда умирают на могилах родных. Колокольчики завяли, я бережно подняла безжизненные стебли и направилась к калитке кладбища. Храм Семи Святых в белой штукатурке сиял на весеннем солнце, и, залезая в двуколку, я по привычке подняла руку в жесте силы.
- Всё никак не забудешь, Ви?
После тяжёлых воспоминаний слышать голос Вайса было радостно. Он залез на сиденье, потеснив меня, и отобрал поводья.
- Н-но!
- Как думаешь, может, вернуться в седло? - спросила я, поправляя перчатки. - Теперь я никого не скомпрометирую, даже если в штанах проскачу по улицам города.
- Ну, не знаю. Думаю, в штанах по городу всё же не стоит, - улыбнулся Вайс. - Твоему будущему мужу вряд ли понравится слушать, как тётушки судачат о твоих штанах.
Он сидел рядом, такой высокий и широкоплечий, энергичный и загорелый… Сердце стукнуло невпопад, и стало неловко. Я попыталась незаметно отодвинуться, но не получилось.
- Поедешь со мной на охоту? - спросил он, сделав вид, что не заметил моего ёрзанья. - Твой отец, помнится, любил зайцев.
- Нет, нет… - поспешно сказала я, вспомнив жжение в ладонях при виде подстреленного зверька. - Ты же знаешь…
- Я думал, это прошло, - удивился Вайс, спрыгивая у поворота к деревне. - Нам надо видеться почаще. Не так уж хорошо я тебя и знаю, оказывается.
Конюх увёл лошадь к каретному сараю, а я шла в дом, глядя под ноги. Да. Теперь нам нет причин не видеться часто, хоть я и дочь лорда, а он - сын деревенского старосты. И, похоже, мне не стоит тянуть время, потому что взгляды, которые на ярмарке на Вайса бросали деревенские красавицы, были весьма недвусмысленными. Эскалто Траверу больше нет дела до нашей семьи: в жёны сыну он выбрал не меня, а мою сестру. Красавицу, владеющую даром. Тот чёрный человек, который представился астрологом, не раз и не два подтверждал правильность выбора, когда эскалто приезжал проведать будущую невестку.
Но сестры больше нет.
В столовой было пусто, видимо, брат с сестрой убежали в рощу. Отец с утра уехал с управляющим на объезд земель. Служанка разложила приборы и принесла жаркое, налила слабенького сидра и исчезла.
Я ела и смотрела в окно на зарастающий сад. Запустение, казалось, подбиралось к нему, стоило лишь моргнуть. Дело было не в садовнике - нет, он был парень усердный. В чём же?
Тоскливо… Так всегда бывало, когда я ходила на кладбище. Тоска прилипала ко мне чёрной смолой, и отмыть было невозможно, только ждать, пока сойдёт сама с верхним слоем кожи. Воспоминания мелькали одно за другим. С каждым днём, с каждым месяцем с тех пор, как отец подписал брачный контракт, мы всё больше уверялись в том, что Талисе самой судьбой предназначено было стать женой эскалто Тарна Травера. Когда на шестнадцатилетие сестры к нам впервые приехал её будущий муж, и она спустилась к нему с лестницы, сияя, как зачарованная жемчужина, - а она действительно зачаровала платье, - он стоял с открытым ртом, не в силах пошевелиться. Его военная форма блестела начищенными пуговицами. Тарн всю неделю, пока эскалто гостили в поместье, не отрываясь смотрел на свою будущую жену, и вот тогда я действительно позавидовала сестре. Похоже, брак по расчёту окажется браком по любви, думала я тогда. Мне же их свадьба не предвещала ничего хорошего. На ту, чья сестра уехала во владения эскалто, выстроилась бы очередь от ворот поместья и до моста Брай, но мне была противна мысль, что рядом будет кто-то, кроме Вайса.
Глава 4. Огрызок
- Ви! - крикнул брат, вбегая в столовую. - Смотри! Мы набрали ягод!
Земляника пахла умопомрачительно. В большой роще на западе от дома её росло столько, что пройти, не наступив на ягоды, было просто невозможно. В прошлом году, незадолго до того, как наша жизнь круто поменялась, мы как раз гуляли с Вайсом по той роще.
- Талиса скоро уедет, - сказала я тогда, закидывая в рот горстку ягод. - Я останусь за старшую. Представляешь меня в роли хозяйки поместья? - хихикнула я и выплюнула попавший в рот листик. - Смешно, клянусь Семерыми!
- И вовсе не смешно, - как-то очень серьёзно сказал Вайс, делая шаг ко мне. - Ви… Я хотел бы…
Его обычно весёлое лицо было почему-то смятенным, он вглядывался в мои глаза, будто пытаясь что-то разглядеть в них, а я смотрела на его красивые губы.
