Августина Светлая
"Эльфийские крылья"
Амина снова и снова рисовала одну и ту же картину. Девушка без лица на странном стуле с колёсами. Эльфийка никак не могла взять в толк, для чего может понадобиться столь странное приспособление. Зачем колёса стулу, когда можно бегать, летать и плясать.
— Янис?… – она постучала в дверь и замерла, ожидая ответа. Брат всегда работал под самой крышей. У него была большая светлая мастерская, из которой круглый год доносилась лёгкая музыка и чувствовался запах растворителя для масла. – Мне нужна помощь.
Мелодия резко оборвалась. Послышались шаги, и через секунду дверь отворилась. Янис в рабочем халате, с перепачканной зелёной краской щекой, удивлённо посмотрел на сестру. Между ними повисла вполне объяснимая пауза. Он её не приглашал, сообщений ни от кого не ждал, да и, вообще, впускал к себе лишь в порядке исключения членов комитета. Раз в квартал те собирали данные о том, какую работу проделал каждый из эльфов. Если бы Янис не пускал их в свою мастерскую, они (и в этом сомнений не было) требовали бы его являться к ним в комитет самостоятельно. Четыре часа лёта туда и обратно! Трудящийся эльф себе такого позволить не мог. Работа есть работа.
— Ты что-то хотела, Амина?
Девушка осторожно кивнула и протянула папку с рисунками. Он закатил глаза, но всё же приоткрыл дверь, впуская сестру внутрь.
— Я рисую нечто странное, – доверительно призналась эльфийка, вынимая из папки нужный лист, – вот, глянь…
— У тебя беда с пропорциями и цветопередачей. Здесь должна быть тень, а здесь рефлекс, – как это уже случалось, гений главного эльфа-целителя разносил старания сестры в пух и прах. Но в этот раз слова не достигли цели, Амина пришла не за критикой, и вопрос, который её мучал, оставался куда более важным:
— Это девушка…
— Девушка, – подтвердил эльф.
— В танцевальных туфлях и платье.
Брат кивнул.
— Но она не пляшет, Янис, глянь, – Амина вынула ещё десяток рисунков и раскидала по полу, – здесь сидит у окна; здесь читает книгу; гладит кота; обшивает бисером ворот на блузе.
Брови эльфа поползли вверх:
— Зачем ты постоянно пририсовываешь ей эти колёса?
Амина покачала головой:
— Это не просто колёса. Она постоянно сидит. Сидит на одном и том же стуле.
— Не танцует?
Девушка покачала головой. Эльф ещё какое-то время вглядывался в изображение. Красивая, утончённая героиня картин сестры никогда не поднималась.
— Ты пробовала это исправить? – после паузы уточнил он. Исправление, исцеление – именно это было задачей мастера-эльфа.
— Десятки раз! – обречённо вздохнула сестра и вывалила на пол ещё десяток картинок. В общей сложности набралось уже не меньше сорока. – Может что–то с моей магией? С твоей всё в порядке?
Эльф кивнул. То, что эльфийке вообще пришёл образ человека, выглядело странным. Сестра специализировалась на точечной работе: листья деревьев, рисунки на крыльях бабочек, пёрышки у мелких пернатых.
— Какое красивое озеро! – тем временем воскликнула эльфийка, подбегая к его последней работе. Вдохновение вновь заполнило её целиком и отразилось на голосе. – Сколько времени у тебя ушло, чтобы его очистить?
Янис равнодушно махнул рукой. Для него это уже давно не было чем-то выдающимся. Он был целителем природы. Сначала писал одинокий, полугниющий пень, а потом делал так, что тот начинал давать ростки, новые листья, а вокруг вырастала целая роща. Если в видениях приходило грязное, заболотившееся озеро, он рисовал его иным – живым и чистым. Разрушенные горы набирали силу. Гневные ветра успокаивались. У эльфа всегда было много работы, от того мужчина почти и не покидал мастерскую.
— Как давно ты её рисуешь?
— Уже пару недель, – призналась девушка.
— А почему не попыталась нарисовать отдельно от этих колёс? – на последнем слове Янис даже фыркнул. Отчего–то подобный симбиоз человека и кресла–коляски вызывал у него смесь грусти, жалости и даже боли.
— Я пыталась, – призналась Амина и вытащила ещё несколько рисунков. Все они были выдержаны в тёмных, чёрных, серых и коричневых тонах. На большинстве девушка с картинки падала или уже лежала. Нигде, ни на одном рисунке, её ноги не поднимали тело над землёй.
— Выходит не кресло привязано к ней, – сделал вывод Янис. – Она к креслу. Твоё «видение» не ходит.
— Как не ходит? – Амина с удивлением взглянула на свои картинки и захлопала ресницами. – Ну да, не ходит… но ноги… ноги-то есть…
Эльф вернулся к своему пейзажу. Лесу позади озера не доставало оленя и белок.
— Похоже, такое случается… когда ноги есть, а человек не ходит. Но это не наше дело, Амина. Возвращайся к работе.
Чем ближе время подходило к вечеру, тем мрачнее становился Янис. Деревья вместо того, чтобы устремляться ввысь, падали, точно никак не могли найти свою связь с корнями; озеро получилось до того маленькое, что едва вмещало в себя с десяток лягушек и стайку окуней; небо то и дело затягивало тучами, которые не давали дождя и мешали солнцу греть землю. Всё не ладилось, и причиной тому была странная героиня с картинок сестры. Уже давно подобного с ним не случалось. Эльф подошёл к окну и выглянул во двор. Сестра сидела на ветке раскидистого дуба и рисовала небо. Мастеру её профиля требовалось переходить временами на большие формы, чтобы после, возвращаясь к деталям, суметь передать широту и масштаб. Амина сейчас выглядела сияющей и умиротворённой. Совсем не такой, какой была утром, нарушив все правила и придя в его мастерскую. Янис вздохнул, возвращаясь к мольберту. В чём причина подобной перемены он знал. Древний дар целителей по-своему пробуждался в каждом члене рода. Янис выбрал для себя стезю мастера природы. Отец – мастера морей и вод. Мама – рукоделия. Сестра творила детали. Ни один из членов рода не стал мастером–целителем для людей. Ещё никому не было дано соприкасаться с ними, узнавать их истории, эмоции, мысли.
Но если в роду были такие таланты, рано или поздно они должны были проявить себя. Сестре дали видение. Что, если возможность «исцеления» подарили брату? Что требуется именно исцеление, Янис уже не сомневался. Будь это случайностью, девушку давно бы получилось выбросить из головы. Но нет… её тонкий силуэт он видел в отражении озера, которое писал днём, и танец ветвей высоких деревьев напоминал ему о том танце, который девушка, сидя в своём кресле, исполнить не могла. Он убрал неоконченный пейзаж, приколов на его место чистый белый лист.
«Я тебя напишу!» – решительно заключил эльф и принялся за работу.
Ася сидела возле окна и с интересом наблюдала за тем, как меняется небо. Сегодня, обычно чисто голубое, оно покрылось пушистыми облаками с серым и даже сиреневым отливом. Ей тут же захотелось их нарисовать. Впрочем, чем ещё заняться, когда прикована к инвалидному креслу и заперта в четырёх стенах. В выходные приезжала тётя и хотя бы могла помочь выехать во двор. Там зелень вместе с запахом летних цветов и трав становились ближе. Иногда к ней подбегали дети, с которыми можно было поболтать о самом разном: новеньких кедах, играх в съедобное–несъедобное, о том, что папа обещал отвезти их на море. Такие дни всегда были наполнены жизнью и праздником. Во все другие всё, что оставалось Асе – ждать возвращения матери с работы и делать что-то по мере сил. Рисование – единственная отдушина, которая помогала скрасить время.
Обычно все её картины были о танцах. Балетные туфли, балетные залы, пачки, кринолины, нарядные ленты в волосах дивных танцовщиц. Даже сейчас, по замыслу художницы, под высоким красивым небом должны были плясать нимфы.
Да только не рисовались их тонкие тела и лёгкие ткани нарядов. Как ни начни, всё выходили какие-то странные эльфы. С маленькой девчушкой, которая на картинке тоже рисовала, сидя в ветвях раскидистого дуба, в общем-то, не было ничего необычного. Она выглядела вполне довольной собой и прорисовывала мельчайшие узоры на дубовых листочках. А вот эльф – красивый молодой мужчина, работающий в мастерской в доме, напротив, вызывал массу вопросов. Главный из них: от чего, спрашивается, был столь раздражён, и почему несмотря на то, что его окружала масса великолепных картин, та, которую он пытался написать именно сейчас, не получалась?
Ася гулко выдохнула и наморщила лобик. Может художница из неё никакая? Ну почему бы этому эльфу не улыбнуться? Да и что рисует он там на своём холсте?
Янис бился над своей работой уже четвёртый час. Простая, на первый взгляд, в отличие от других его картин, она никак не хотела складываться. Девушка не поднималась с кресла на колёсах. Сидела возле окна, наблюдала за небом. Так же как и мужчина, рисовала что-то в своём блокноте, но самое необычное – она, впрочем как и он, была совершенно недовольна результатом. Стук в дверь оторвал художника от его занятия. Амина, вновь нарушая все правила приличия, вбежала в мастерскую, не дождавшись ответа и разрешения.
— Над чем ты работаешь? – с порога спросила она. – Глянь, что я нарисовала.
Из блокнота выскочило красивое синее небо, покрытое пушистыми облаками с серым и даже сиреневым отливом.
— Девушка в кресле на колёсах тебя больше не волнует? – уточнил брат, хотя знал ответ. Сестра нужна была только для того, чтобы передать видение ему. Он мысленно усмехнулся. Это ж надо было так увлечься природой и напрочь забыть, для кого он её восстанавливал.
— Как думаешь она уже танцует? – наивно захлопав ресницами, спросила Амина.
Янис с мягкой улыбкой покачал головой и потрепал сестру по щеке:
— Иди давай и передай на кухню, что ужинать я сегодня не буду.
— Ты много работаешь, – огорчённо сказала девушка и неожиданно его обняла. Быстро, практически вскользь, но мягкий шёлк волос, коснувшийся кожи, и теплота её тела передали ему важное послание.
Провожая силуэт сестры взглядом, Янис понял, как сильно любит её, и что ради таких моментов стоило жить. Он повернулся к мольберту и внимательно вгляделся в девушку на листке:
«И всё же я напишу тебя! Теперь я знаю на что опереться».
В комнате на восьмом этаже обычной многоэтажки перед окном сидела Ася. Девушка немного задремала, наблюдая за облаками. Ей снились балетные туфли, и то как раньше она плясала в них под светом софитов. Как мама и тётя аплодировали. После ей подарили благоухающие лилии. Такая счастливая она была. Папа сделал фото на дорогущую лейку. Он был фотографом. Авария Асе тоже снилась. И то, что было после. Выглядело это как расколовшееся зеркало. Оно не то, что не отражало больше их жизнь. Жизни не было. Одной, папиной, точно.
Мама целый год приходила в себя. Да и сейчас вряд ли можно было сказать, что пришла. Папины фото были повсюду. Каждая как маленький портал в то мгновение, в котором все они вместе и счастливы. На прошлой неделе мама сняла каждую. Кое–где на стенах даже отпечатки остались. Там, где удалось, их просто затёрли, в нескольких совсем безнадежных местах пришлось подклеить обои. Для этого мама тётю позвала. А Ася умолила её тайком пронести все фотографии в свою комнату. В отличие от мамы, у девушки не было обиды, и о том, как отец вёл в тот вечер автомобиль, она не думала.
Зато на фото могла вновь увидеть храм на Талабских островах, Сергеево-Печерскую лавру, крымский Суворовский дуб, как из сказки, и Иссык-куль, на берегу которого в воде плещутся дети. Отец любил путешествовать и везде брал её с собой. Не мог не брать. Ася это тоже любила. Он фотографировал. Она рисовала.
Любила, танцевала, жила – всё в прошлом. В нынешнем – только городской шум со двора, на который она даже выйти без помощи не может.
Янис рисовал золотой купол. Уже десятый. Купол вершил крест. И так снова и снова. Эльф не знал, что это и к чему. В природе ничего подобного не встречалось. Но девушка, которая на очередной картинке вместо того, чтобы встать с кресла, задремала, видела то, что он рисовал. У неё были повреждены правое колено и спина. Они и не позволяли встать физическому телу. Но душа… душе тоже требовалось нечто, способное возбудить её искренний интерес. Не тело должно было исцелиться, а сердце должно было вспомнить то, что дало бы телу крылья.
— Что ты знаешь про купола, Амина? – Янис стоял под дубом, на котором трудилась сестра. Как же давно он не покидал мастерскую. Мягкая трава пружинила под подошвой ботинок, а лёгкие наполнил аромат полевых цветов. Пока девушка размышляла, эльф успел забраться к ней и примоститься на ветку рядом. Блокнот и карандаш он взял с собой.
— Я как-то рисовала мельчайшие блики на одном золочёном. Красивые они, – припомнила Амина. В её глазах при этом появился счастливый блеск. Там ещё был колокол. Мне нужно было прорисовать особый рельеф, который позволил бы ему издавать целебные звуки.
— Колокол… – задумчиво притянул Янис.
— А ещё там такой запах… я чувствовала, когда рисовала. Ладан, вроде…
По мере того как Амина вспоминала новые детали, брат рисовал не прекращая.
— Там ещё бывают такие витражи на окнах… я писала несколько отражений. Солнечные лучи играют в стёклах и рисуют разноцветные картины на плитах на полу. И свечи! Свечи! – не унималась сестра. – У них огоньки – просто фантастика. Знаешь, каким теплом они окутывают дарящего. Я рисовала, рисовала это тепло.
Амина обняла себя за плечи и с наслаждением прикрыла глаза.
— Но зачем это тебе, Янис? Это ведь не природа вовсе….
— А это и не мне, – улыбнулся эльф.
Но восьмом этаже обычной многоэтажки в своём кресле проснулась Ася. Первое, что она увидела, как напротив окна по ветке дуба скачет сорока. Большая такая. Птица посмотрела на девушку своими чёрными бусинами глазами и, взмахнув крыльями, полетела по своим делам.
«Как бы мне хотелось также», – подумала Ася. – «Взмахнуть крыльями и отправиться по своим делам».
Она потянулась и почувствовала, как губы расплываются в улыбке. Это оказалось столь неожиданным, что девушка коснулась их пальцами, чтобы убедиться. Ася давно не улыбалась просто так без причины, а тут… на полу были разбросаны рисунки. Видимо, когда она уснула, папка с листами выпала из рук и россыпью недавних творений девушки легла на ковёр. Пуанты, платья, ленты. Пожалуй, стоит попросить у тёти новый наряд и ленты. И сходить на концерт. На набережной через одну остановку по четвергам вечером пары танцуют латинские танцы. Кто хочет может прийти. Почему бы не отправиться туда? Не плясать, так рисовать танцоров. Кто знает, может это станет востребовано, и кому-то даже придётся по душе. Её же душа ликует!
Она развернулась и проехала в сторону шкафа, на котором висело зеркало, позволяющее ей видеть своё лицо. Бледные до этого щёки покрылись румянцем. Что-то определённо изменилось. Даже сердце наполнилось воодушевлением.
Она улыбнулась ещё шире. Ещё кое-что очень важное трепетало в сознании. Жизнь всё–таки есть. И жить её можно и нужно прямо сейчас.
Она набрала маму, чего давно не делала, посреди рабочего дня. Женщина испугалась, решила, что–то произошло. «Всё отлично, мамочка», – сказанное бодрым голосом ещё больше ввело её в ступор. – «Просто хотела попросить тебя сводить меня в четверг на танцы вечером. Ещё мне нужен новый блокнот. И платье. Я хочу платье и, если ты не против, попрошу об этом тётю». Мама всё ещё рассеянно поддержала все идеи. «Ааа, чуть не забыла! Помнишь, нам предлагали попробовать реабилитацию в Мурзинском? Я тогда сказала: «не стоит и какой смысл».
"Эльфийские крылья"
Амина снова и снова рисовала одну и ту же картину. Девушка без лица на странном стуле с колёсами. Эльфийка никак не могла взять в толк, для чего может понадобиться столь странное приспособление. Зачем колёса стулу, когда можно бегать, летать и плясать.
— Янис?… – она постучала в дверь и замерла, ожидая ответа. Брат всегда работал под самой крышей. У него была большая светлая мастерская, из которой круглый год доносилась лёгкая музыка и чувствовался запах растворителя для масла. – Мне нужна помощь.
Мелодия резко оборвалась. Послышались шаги, и через секунду дверь отворилась. Янис в рабочем халате, с перепачканной зелёной краской щекой, удивлённо посмотрел на сестру. Между ними повисла вполне объяснимая пауза. Он её не приглашал, сообщений ни от кого не ждал, да и, вообще, впускал к себе лишь в порядке исключения членов комитета. Раз в квартал те собирали данные о том, какую работу проделал каждый из эльфов. Если бы Янис не пускал их в свою мастерскую, они (и в этом сомнений не было) требовали бы его являться к ним в комитет самостоятельно. Четыре часа лёта туда и обратно! Трудящийся эльф себе такого позволить не мог. Работа есть работа.
— Ты что-то хотела, Амина?
Девушка осторожно кивнула и протянула папку с рисунками. Он закатил глаза, но всё же приоткрыл дверь, впуская сестру внутрь.
— Я рисую нечто странное, – доверительно призналась эльфийка, вынимая из папки нужный лист, – вот, глянь…
— У тебя беда с пропорциями и цветопередачей. Здесь должна быть тень, а здесь рефлекс, – как это уже случалось, гений главного эльфа-целителя разносил старания сестры в пух и прах. Но в этот раз слова не достигли цели, Амина пришла не за критикой, и вопрос, который её мучал, оставался куда более важным:
— Это девушка…
— Девушка, – подтвердил эльф.
— В танцевальных туфлях и платье.
Брат кивнул.
— Но она не пляшет, Янис, глянь, – Амина вынула ещё десяток рисунков и раскидала по полу, – здесь сидит у окна; здесь читает книгу; гладит кота; обшивает бисером ворот на блузе.
Брови эльфа поползли вверх:
— Зачем ты постоянно пририсовываешь ей эти колёса?
Амина покачала головой:
— Это не просто колёса. Она постоянно сидит. Сидит на одном и том же стуле.
— Не танцует?
Девушка покачала головой. Эльф ещё какое-то время вглядывался в изображение. Красивая, утончённая героиня картин сестры никогда не поднималась.
— Ты пробовала это исправить? – после паузы уточнил он. Исправление, исцеление – именно это было задачей мастера-эльфа.
— Десятки раз! – обречённо вздохнула сестра и вывалила на пол ещё десяток картинок. В общей сложности набралось уже не меньше сорока. – Может что–то с моей магией? С твоей всё в порядке?
Эльф кивнул. То, что эльфийке вообще пришёл образ человека, выглядело странным. Сестра специализировалась на точечной работе: листья деревьев, рисунки на крыльях бабочек, пёрышки у мелких пернатых.
— Какое красивое озеро! – тем временем воскликнула эльфийка, подбегая к его последней работе. Вдохновение вновь заполнило её целиком и отразилось на голосе. – Сколько времени у тебя ушло, чтобы его очистить?
Янис равнодушно махнул рукой. Для него это уже давно не было чем-то выдающимся. Он был целителем природы. Сначала писал одинокий, полугниющий пень, а потом делал так, что тот начинал давать ростки, новые листья, а вокруг вырастала целая роща. Если в видениях приходило грязное, заболотившееся озеро, он рисовал его иным – живым и чистым. Разрушенные горы набирали силу. Гневные ветра успокаивались. У эльфа всегда было много работы, от того мужчина почти и не покидал мастерскую.
— Как давно ты её рисуешь?
— Уже пару недель, – призналась девушка.
— А почему не попыталась нарисовать отдельно от этих колёс? – на последнем слове Янис даже фыркнул. Отчего–то подобный симбиоз человека и кресла–коляски вызывал у него смесь грусти, жалости и даже боли.
— Я пыталась, – призналась Амина и вытащила ещё несколько рисунков. Все они были выдержаны в тёмных, чёрных, серых и коричневых тонах. На большинстве девушка с картинки падала или уже лежала. Нигде, ни на одном рисунке, её ноги не поднимали тело над землёй.
— Выходит не кресло привязано к ней, – сделал вывод Янис. – Она к креслу. Твоё «видение» не ходит.
— Как не ходит? – Амина с удивлением взглянула на свои картинки и захлопала ресницами. – Ну да, не ходит… но ноги… ноги-то есть…
Эльф вернулся к своему пейзажу. Лесу позади озера не доставало оленя и белок.
— Похоже, такое случается… когда ноги есть, а человек не ходит. Но это не наше дело, Амина. Возвращайся к работе.
***
Чем ближе время подходило к вечеру, тем мрачнее становился Янис. Деревья вместо того, чтобы устремляться ввысь, падали, точно никак не могли найти свою связь с корнями; озеро получилось до того маленькое, что едва вмещало в себя с десяток лягушек и стайку окуней; небо то и дело затягивало тучами, которые не давали дождя и мешали солнцу греть землю. Всё не ладилось, и причиной тому была странная героиня с картинок сестры. Уже давно подобного с ним не случалось. Эльф подошёл к окну и выглянул во двор. Сестра сидела на ветке раскидистого дуба и рисовала небо. Мастеру её профиля требовалось переходить временами на большие формы, чтобы после, возвращаясь к деталям, суметь передать широту и масштаб. Амина сейчас выглядела сияющей и умиротворённой. Совсем не такой, какой была утром, нарушив все правила и придя в его мастерскую. Янис вздохнул, возвращаясь к мольберту. В чём причина подобной перемены он знал. Древний дар целителей по-своему пробуждался в каждом члене рода. Янис выбрал для себя стезю мастера природы. Отец – мастера морей и вод. Мама – рукоделия. Сестра творила детали. Ни один из членов рода не стал мастером–целителем для людей. Ещё никому не было дано соприкасаться с ними, узнавать их истории, эмоции, мысли.
Но если в роду были такие таланты, рано или поздно они должны были проявить себя. Сестре дали видение. Что, если возможность «исцеления» подарили брату? Что требуется именно исцеление, Янис уже не сомневался. Будь это случайностью, девушку давно бы получилось выбросить из головы. Но нет… её тонкий силуэт он видел в отражении озера, которое писал днём, и танец ветвей высоких деревьев напоминал ему о том танце, который девушка, сидя в своём кресле, исполнить не могла. Он убрал неоконченный пейзаж, приколов на его место чистый белый лист.
«Я тебя напишу!» – решительно заключил эльф и принялся за работу.
***
Ася сидела возле окна и с интересом наблюдала за тем, как меняется небо. Сегодня, обычно чисто голубое, оно покрылось пушистыми облаками с серым и даже сиреневым отливом. Ей тут же захотелось их нарисовать. Впрочем, чем ещё заняться, когда прикована к инвалидному креслу и заперта в четырёх стенах. В выходные приезжала тётя и хотя бы могла помочь выехать во двор. Там зелень вместе с запахом летних цветов и трав становились ближе. Иногда к ней подбегали дети, с которыми можно было поболтать о самом разном: новеньких кедах, играх в съедобное–несъедобное, о том, что папа обещал отвезти их на море. Такие дни всегда были наполнены жизнью и праздником. Во все другие всё, что оставалось Асе – ждать возвращения матери с работы и делать что-то по мере сил. Рисование – единственная отдушина, которая помогала скрасить время.
Обычно все её картины были о танцах. Балетные туфли, балетные залы, пачки, кринолины, нарядные ленты в волосах дивных танцовщиц. Даже сейчас, по замыслу художницы, под высоким красивым небом должны были плясать нимфы.
Да только не рисовались их тонкие тела и лёгкие ткани нарядов. Как ни начни, всё выходили какие-то странные эльфы. С маленькой девчушкой, которая на картинке тоже рисовала, сидя в ветвях раскидистого дуба, в общем-то, не было ничего необычного. Она выглядела вполне довольной собой и прорисовывала мельчайшие узоры на дубовых листочках. А вот эльф – красивый молодой мужчина, работающий в мастерской в доме, напротив, вызывал массу вопросов. Главный из них: от чего, спрашивается, был столь раздражён, и почему несмотря на то, что его окружала масса великолепных картин, та, которую он пытался написать именно сейчас, не получалась?
Ася гулко выдохнула и наморщила лобик. Может художница из неё никакая? Ну почему бы этому эльфу не улыбнуться? Да и что рисует он там на своём холсте?
***
Янис бился над своей работой уже четвёртый час. Простая, на первый взгляд, в отличие от других его картин, она никак не хотела складываться. Девушка не поднималась с кресла на колёсах. Сидела возле окна, наблюдала за небом. Так же как и мужчина, рисовала что-то в своём блокноте, но самое необычное – она, впрочем как и он, была совершенно недовольна результатом. Стук в дверь оторвал художника от его занятия. Амина, вновь нарушая все правила приличия, вбежала в мастерскую, не дождавшись ответа и разрешения.
— Над чем ты работаешь? – с порога спросила она. – Глянь, что я нарисовала.
Из блокнота выскочило красивое синее небо, покрытое пушистыми облаками с серым и даже сиреневым отливом.
— Девушка в кресле на колёсах тебя больше не волнует? – уточнил брат, хотя знал ответ. Сестра нужна была только для того, чтобы передать видение ему. Он мысленно усмехнулся. Это ж надо было так увлечься природой и напрочь забыть, для кого он её восстанавливал.
— Как думаешь она уже танцует? – наивно захлопав ресницами, спросила Амина.
Янис с мягкой улыбкой покачал головой и потрепал сестру по щеке:
— Иди давай и передай на кухню, что ужинать я сегодня не буду.
— Ты много работаешь, – огорчённо сказала девушка и неожиданно его обняла. Быстро, практически вскользь, но мягкий шёлк волос, коснувшийся кожи, и теплота её тела передали ему важное послание.
Провожая силуэт сестры взглядом, Янис понял, как сильно любит её, и что ради таких моментов стоило жить. Он повернулся к мольберту и внимательно вгляделся в девушку на листке:
«И всё же я напишу тебя! Теперь я знаю на что опереться».
***
В комнате на восьмом этаже обычной многоэтажки перед окном сидела Ася. Девушка немного задремала, наблюдая за облаками. Ей снились балетные туфли, и то как раньше она плясала в них под светом софитов. Как мама и тётя аплодировали. После ей подарили благоухающие лилии. Такая счастливая она была. Папа сделал фото на дорогущую лейку. Он был фотографом. Авария Асе тоже снилась. И то, что было после. Выглядело это как расколовшееся зеркало. Оно не то, что не отражало больше их жизнь. Жизни не было. Одной, папиной, точно.
Мама целый год приходила в себя. Да и сейчас вряд ли можно было сказать, что пришла. Папины фото были повсюду. Каждая как маленький портал в то мгновение, в котором все они вместе и счастливы. На прошлой неделе мама сняла каждую. Кое–где на стенах даже отпечатки остались. Там, где удалось, их просто затёрли, в нескольких совсем безнадежных местах пришлось подклеить обои. Для этого мама тётю позвала. А Ася умолила её тайком пронести все фотографии в свою комнату. В отличие от мамы, у девушки не было обиды, и о том, как отец вёл в тот вечер автомобиль, она не думала.
Зато на фото могла вновь увидеть храм на Талабских островах, Сергеево-Печерскую лавру, крымский Суворовский дуб, как из сказки, и Иссык-куль, на берегу которого в воде плещутся дети. Отец любил путешествовать и везде брал её с собой. Не мог не брать. Ася это тоже любила. Он фотографировал. Она рисовала.
Любила, танцевала, жила – всё в прошлом. В нынешнем – только городской шум со двора, на который она даже выйти без помощи не может.
***
Янис рисовал золотой купол. Уже десятый. Купол вершил крест. И так снова и снова. Эльф не знал, что это и к чему. В природе ничего подобного не встречалось. Но девушка, которая на очередной картинке вместо того, чтобы встать с кресла, задремала, видела то, что он рисовал. У неё были повреждены правое колено и спина. Они и не позволяли встать физическому телу. Но душа… душе тоже требовалось нечто, способное возбудить её искренний интерес. Не тело должно было исцелиться, а сердце должно было вспомнить то, что дало бы телу крылья.
— Что ты знаешь про купола, Амина? – Янис стоял под дубом, на котором трудилась сестра. Как же давно он не покидал мастерскую. Мягкая трава пружинила под подошвой ботинок, а лёгкие наполнил аромат полевых цветов. Пока девушка размышляла, эльф успел забраться к ней и примоститься на ветку рядом. Блокнот и карандаш он взял с собой.
— Я как-то рисовала мельчайшие блики на одном золочёном. Красивые они, – припомнила Амина. В её глазах при этом появился счастливый блеск. Там ещё был колокол. Мне нужно было прорисовать особый рельеф, который позволил бы ему издавать целебные звуки.
— Колокол… – задумчиво притянул Янис.
— А ещё там такой запах… я чувствовала, когда рисовала. Ладан, вроде…
По мере того как Амина вспоминала новые детали, брат рисовал не прекращая.
— Там ещё бывают такие витражи на окнах… я писала несколько отражений. Солнечные лучи играют в стёклах и рисуют разноцветные картины на плитах на полу. И свечи! Свечи! – не унималась сестра. – У них огоньки – просто фантастика. Знаешь, каким теплом они окутывают дарящего. Я рисовала, рисовала это тепло.
Амина обняла себя за плечи и с наслаждением прикрыла глаза.
— Но зачем это тебе, Янис? Это ведь не природа вовсе….
— А это и не мне, – улыбнулся эльф.
***
Но восьмом этаже обычной многоэтажки в своём кресле проснулась Ася. Первое, что она увидела, как напротив окна по ветке дуба скачет сорока. Большая такая. Птица посмотрела на девушку своими чёрными бусинами глазами и, взмахнув крыльями, полетела по своим делам.
«Как бы мне хотелось также», – подумала Ася. – «Взмахнуть крыльями и отправиться по своим делам».
Она потянулась и почувствовала, как губы расплываются в улыбке. Это оказалось столь неожиданным, что девушка коснулась их пальцами, чтобы убедиться. Ася давно не улыбалась просто так без причины, а тут… на полу были разбросаны рисунки. Видимо, когда она уснула, папка с листами выпала из рук и россыпью недавних творений девушки легла на ковёр. Пуанты, платья, ленты. Пожалуй, стоит попросить у тёти новый наряд и ленты. И сходить на концерт. На набережной через одну остановку по четвергам вечером пары танцуют латинские танцы. Кто хочет может прийти. Почему бы не отправиться туда? Не плясать, так рисовать танцоров. Кто знает, может это станет востребовано, и кому-то даже придётся по душе. Её же душа ликует!
Она развернулась и проехала в сторону шкафа, на котором висело зеркало, позволяющее ей видеть своё лицо. Бледные до этого щёки покрылись румянцем. Что-то определённо изменилось. Даже сердце наполнилось воодушевлением.
Она улыбнулась ещё шире. Ещё кое-что очень важное трепетало в сознании. Жизнь всё–таки есть. И жить её можно и нужно прямо сейчас.
Она набрала маму, чего давно не делала, посреди рабочего дня. Женщина испугалась, решила, что–то произошло. «Всё отлично, мамочка», – сказанное бодрым голосом ещё больше ввело её в ступор. – «Просто хотела попросить тебя сводить меня в четверг на танцы вечером. Ещё мне нужен новый блокнот. И платье. Я хочу платье и, если ты не против, попрошу об этом тётю». Мама всё ещё рассеянно поддержала все идеи. «Ааа, чуть не забыла! Помнишь, нам предлагали попробовать реабилитацию в Мурзинском? Я тогда сказала: «не стоит и какой смысл».
