Мир войны и беды,
Мир без счастья солнца,
Но мы живы и…
Может, ещё всё вернётся?
Глава 1, прошлое - Мардол
3036 год по единому летоисчислению Мелонты
Я не верила своим глазам, не могла поверить. Лефлан… Они взяли Лефлана… Глаза, которым не хотелось верить, отмечали всё: связанные за спиной руки, порванный мундир, кровь на рукаве, разбитую скулу, сине-чёрное мерцание «костолома» на ногах… Мозг, глазам верить не желавший, информацию тем не менее принимал, оценивал и искал выход. Синее – это хорошо, вода меня слушается, с красным было бы тяжелее. Конвоиров двое, снять одновременно «костолом» и их обоих не смогу, не успею, значит, убирать того, который со стороны здоровой руки, и пережигать верёвку, вторым Леф займётся сам, пока я займусь заклинанием. Потом… Потом мы уже будем вместе, прорвёмся.
Принять решение и составить план – сделать половину дела. Решение я приняла, план приблизительно набросала, составить точный в такой ситуации – задача, практически, невыполнимая. Теперь успокоиться и вперёд. И лицо. Не забывать держать лицо. Они не должны понять, кто я, что собираюсь сделать. Подобраться поближе. Вот так: извиниться перед ухмыляющейся старухой… извиниться, а не вбить ей ухмылку в оставшиеся зубы… отпихнуть тощего сопляка… нашёл время по карманам шарить орочий сын… увернуться от расставленных лапищ нетрезвого вояки и глупо хихикнуть… и не влепить в пьяную морду ни заклинанием, ни кулаком… обогнуть этих… обойти тех… Есть!
Позиция нашлась не идеальная, скопление народа ограничивало пространство манёвра, но оптимальная из возможных, от патруля отделяло приличное расстояние, а Лефлана должны были провести достаточно близко… Должны были и не провели, не дошли десяток шагов до плановой точки. Леф увидел меня, остановился, едва уловимо качнул головой, запрещая вмешиваться. Один из конвоиров толкнул его в спину, второй замахнулся прикладом. Не тот, которого я собиралась нейтрализовать, но уже как есть, сам себя выбрал. Хотя… Стоял он удачно, в нужном месте. Лишь бы Лефлан правильно сориентировался.
Огненный шар полетел в ненавистную форму Киллитенса, не прямо, по касательной, я потеряла три секунды на расчёт траектории, но одним ударом решила две задачи: солдат покатился по земле, сбивая пламя со вспыхнувшей одежды, Лефлан успел подставить руки под огонь. О том, насколько он обожжётся, я старалась не думать, ожоги вылечить можно, вернуть жизнь – нет, а лучшего боевого мага армии противника в живых не оставят. Так что, не думать, не отвлекаться, выплетать из «костолома» синие струны воды и размывать ими черноту, пока эту дрянь не активировали, на сломанных ногах далеко не убежать.
Я успела снять заклинание, перемахнуть ограждение и добежать до Лефлана. И Леф успел, смог отобрать у второго конвоира «Стим-М» и вырубить его самого, осталось уйти с площади. Совсем мелочь, уйти с площади, полной горожан и солдат Киллитенса. Но мы теперь вдвоём, мы сможем. Вдвоём мы сможем всё…
– Незачёт, Эргон. Пересдача через три дня, завтра предоставить отчёт с развёрнутым анализом ошибочных действий.
Я ещё была там, в оккупированном Остдоле, в азарте надвигающегося боя, с первым комплектом готовых сорваться с пальцев заклинаний, и ни голосу капитана Сартара, стирающему гомон толпы и хлопки выстрелов, ни лицам ребят из нашей группы, возникающим вокруг, ни полупустому полигону, замещающему картину городской площади, там места не было. В реальность я возвращалась тяжело. И как несколько минут назад не могла поверить в происходящее, так не верила и сейчас. Мне нужно было убедиться, что война, оккупация и плен Лефлана лишь ментальное моделирование вероятностной ситуации. Мне нужно было увидеть Лефа, живого, здорового и свободного. Немедленно.
Немедленно не вышло, пришлось ждать окончания занятия, с полигона меня не отпустили, а если бы и отпустили, в аудиторию группы Лефлана не пропустили бы. Дисциплина в закрытой школе Министерства внешних вопросов Тугдоланта ненамного отличалась от армейской. Само МВВ на две трети состояло из бывших и действующих кадровых военных, а прав и возможностей имело больше, чем непосредственно Военное министерство. Впрочем, может, нам это только казалось, из своеобразной гордости за структуру, в которой предстояло когда-то работать.
Тесты на действия в различных ситуациях с ментальным моделированием самих ситуаций в нашей программе появились в этом году вместе с их преподавателем капитаном Чаршоном Сартаром. Кроме звания и имени никто о нём ничего не знал. Догадывались, конечно, что разведка и, скорее всего, агентура долгой консервации, и вместе с этим догадывались, что никогда не узнаем, насколько верны наши догадки, как и его настоящие имя и звание.
Капитан был красив, неприступен, вечно хмур и крайне требователен. Дружно влюбившиеся в него девчонки пересмотрели своё отношение уже через три месяца, когда закончилась вводная часть и началась практическая. Первые тесты завалили все без исключения и все без исключения прошли через первый анализ допущенных ошибок, проведённый им лично. Без церемоний, без малейшей жалости, невзирая ни на какие наши моральные страдания, и всё с тем же непробиваемым хмурым спокойствием. После его разбора чувствовали мы себя… Лучше не вспоминать. Вторым разбором урок он закрепил и закрепил ещё сильнее, переведя всех на самостоятельный анализ собственных пролётов, пересдавать который можно было бесчисленное количество раз, пока не вылавливались все упущения. Единственная уступка, на которую иногда шёл капитан Сартар – сообщить число ошибок, тогда хоть было на что ориентироваться. Мне на эту уступку не повезло ни разу.
***
– А я тебе говорю, он придирается! Мне его «Незачёт» уже во сне снится. Не могу больше, всё, предел. Я уйду из школы. Это же за Гранью, такие испытания… Леф, за что?
– Знаешь, за что. Думай, что говоришь.
На присланную Лефланом тетрадь, хлопнувшую меня по макушке, я обиделась, хотя он был абсолютно прав, Грань упоминать не стоило, тем более, в таком ключе… ни в каком ключе не стоило. Обычно за мной этого не водилось, ни таких упоминаний, ни обид, просто нервы не выдержали. Сегодняшний тест был слишком… тяжёлым, после такого в норму быстро не приходят. От Лефа я не могла отцепиться весь перерыв между его занятиями, в моих моделирование шло последним, и едва дождалась, когда мы доберёмся до лаборатории, где можно выговориться.
– Леф, ты понимаешь, что они мне устроили? Войну! – сказать Лефлану, что центром моделирования был он, я не смогла, я об этом ни вспоминать, ни думать не хотела. – Они мне показали войну, в которой Тугдолант проиграл! Какой к хлиту анализ? – тетрадь шлёпнула меня второй раз, Лефлан терпеть не мог, когда я пользовалась ругательствами. Я это знала, но сейчас меня заносило и сил остановиться не хватало, придавила буйную тетрадку криониловым бруском и продолжила. – К хлиту! Испытания, аналитику, школу… Всё к хлиту! Я ухожу. Кому она нужна, эта школа? Зачем, вот скажи, зачем это всё? Зачем нас готовят к войне? Её не будет. Киллитенсу вломили так, что навсегда запомнят: с Тугдолантом лучше дружить. Они же не глупцы, чтобы опять к нам сунуться. А Тугдоланту война совсем не нужна, мы никогда ни на кого не нападали. Тогда зачем? Зачем это всё? Боёвка, тренировки, оружие… тесты эти… жуткие. Не хочу, не могу больше. Я в обычную школу хочу, с обычными уроками, я хочу «чистюлю» изучать и «красотку», а не «костолом» и «поводок».
– У вас бытовую магию убрали? – удивился Леф, не отрываясь от записывания каких-то формул.
– Ага, как же… уберут они, жди. Добавить могут, а убрать – это заоблачные грёзы. Я не про то, что мы их не учим, я про то, что всего остального учим в три раза больше. А я хочу, чтобы совсем без всяких этих «костоломов»…
– Тебя на этом «костоломе» зациклило? – Лефлан закрепил листок с формулами на доске, выпустил сразу три потока силы и выплетал из них что-то незнакомое. – В модели был? Снять не смогла?
– Смогла, синий был. А если бы красный? Или жёлтый? Я с ними не очень… Да не в нём дело! Сама модель. Зачем проверять моё поведение в ситуации, которой просто не может быть?
– Подними третий поток.
Силовой поток в контуре незнакомого заклинания я подняла и придержала, пока Лефлан строил подводку к нему ещё двух, продолжать возмущаться и переживать мне это не мешало.
– И вела я себя там очень даже правильно. Точно не на «незачёт». Не знаю, чем я Сартару не нравлюсь, но он ни к кому так не цепляется, как ко мне. И ситуации подбирает… Ни у кого больше не было с боёвкой, только у меня. Леф, оно должно трещать?
Ни трещать, ни искрить заклинание было не должно, как и взрываться, но на стадии опытов такое случалось, и именно благодаря этому я считалась лучшей, второй после Лефлана, у лейтенанта Шат-Кори. С того дня, как Леф увлёкся самостоятельной разработкой заклинаний, вопрос безопасности встал так остро, что поднимать щиты и уходить от чего угодно, я научилась на «отлично», а заниматься тем же самым в учебных боях с одногруппниками стало совсем плёвым делом, никто из них и близко не мог сравниться с Лефланом. С самой Шат-Кори было сложнее, больше трёх минут у меня продержаться не получалось. Правда, с ней и Лефу было сложно, но это понятно, она – профессионал, а мы только учимся.
– Полный стазис!
– Ого! Так серьёзно?
Всё, застывшее в одной точке без движения и развития, Лефланом презиралось. Нечто, названное стазисом, могло смело приравниваться к чему-то повышенной отвратительности. Хуже, чем к стазису, Леф относился лишь к предательству, независимо от его масштабов и форм проявления.
– И ещё серьёзнее. Посмотри на пробой в контуре. Что видишь?
– Пробой в контуре.
– Вайра!
– Что? Я вижу пробой в контуре. Если эти лохмотья можно назвать контуром.
– Вот именно, лохмотья. А их быть не должно, я настраивал самовосстановление, при любом давлении с внешней и внутренней стороны сплав потоков обязан сработать на мгновенное… Так, а если увеличить напряжение и синхронизировать вектор… Ты ещё здесь? Исчезни.
Верный признак – Лефлан собрался попробовать что-то крайне рискованное, меня он выпроваживал только в таких случаях. А у меня у самой сегодня был такой случай, после моделирования. Я могла говорить о чём угодно, слушать, делать, выкапываться из вороха книг, свалившихся с перевёрнутого взрывом стеллажа, я только уйти не могла. Мне было необходимо его видеть и видеть, что с ним всё в порядке, чтобы перед глазами сама собой не вставала картина из тестовой ситуации. Только как это самому Лефлану объяснить? Мы друзья. Мы просто друзья и ничего больше.
– Леф, я тут тихонечко посижу. Пожалуйста!
– Вперёд, малявка, не задерживай.
Вот так. Я всего лишь малявка, изредка допускаемая в неприступную цитадель по имени Лефлан Ют-Раш. Хотя, это я себе польстила. Не в цитадель, к её стенам, и ни на шаг дальше, то есть, ближе. Ну, и ладно! Я и так счастливая. Мне Всевидящие сделали подарок, проложив мою дорогу рядом с дорогой Лефа. Не просто подарок – настоящее чудо. Если бы не последняя война, где подружились наши отцы, не было бы и этой нашей дружбы. Род Ют-Раш корнями древнее и благороднее императорского рода. А род Эргон… У нас семейное древо всего трёхуровневое, право на него получил только папин дедушка. Сколько шансов встретиться у сына графа и дочери пекаря? При всей прогрессивности Тугдоланта только два. Такой, как у нас, или в Храме рассвета. Но мне до первого входа в Храм ещё два года, а Лефлан уже вошёл в него год назад, так что шансов встретить там не меня у него намного больше.
Могла ли я его винить в этом? Глупость совершенная! Как это, винить Лефа в том, что я не в его вкусе? Да, вообще, винить в чём-либо? Лефлан – это Лефлан, лучше его нет и быть не может. А то, что он не всегда замечает и почти всегда не слушает, что я рассказываю…
– Вайра, мне долго ждать? Катись анализировать, сколько раз ошиблась, спасая меня.
Да. Примерно, так. Не слушает, но слышит больше, чем я сказала.
– Леф, может, мне, правда, уйти?
– Отсюда – чем быстрее, тем лучше. Из школы – решай сама. Чувствуешь, что не сможешь, уходи.
Глава 1, настоящее - Старый Дол
Девятый год первого цикла третьей эпохи побед второй эры освободителей (3048 год по старому летоисчислению)
Сдвинутые в импровизированную сцену столы были единственным неосвещённым участком зала. Стоящей на них женщине нравилось вещать вот так, из темноты, оставаясь размытой фигурой и проявляясь лишь на последних строках, создавая эффект загадочности. Загадочности для кого? Вторую такую виршеклепательницу здесь не найдёшь, даже если захочешь. Если ещё найдётся тот, кто захочет, её и одной было с перебором. Клидиста Мэкр, Скользкая Кли, профессиональная наёмница, имела две страсти: убивать и принимать восторги за воспевание своих убийств в своих же стихах в собственном исполнении. Искусству их сложения она училась прилежно, учителей подбирала тщательно и мастерство оттачивала постоянно. Говорят, некоторые из учителей даже смогли пережить её обучение. Видимо, те, кто признал, что относительно зарифмованный набор слов вполне может считаться стихами.
Перерезать аорту,
Кровь разорванных глоток,
Лязг и топот пехоты,
Выпит «Граневый морок».
Читала она с придыханием и завыванием, как положено поэтам, явление своё зрителям обставляла по-разному, когда медленно подплывающим светильником, когда медленно распускающимся светляком, когда ещё чем-нибудь, непременно медленным. В этот раз были медленно шествующие к столам орки с факелами. Орки дошествовали, вирши дозвучали, расплывчатость фигуры сплылась, Скользкая Кли предстала во всей своей красе, публика разразилась аплодисментами и восторженным рёвом.
Аплодисменты и восторги Мэкр принимала снисходительно, позволяла собой восхищаться, как и должно истинным поэтам, а по единственному, осмелившемуся на критику, лишь мазнула ленивым презрительным взглядом: не размениваются истинные поэты на полемику с идиотами, не умеющими оценить шедевр. Тот взгляда не понял, как и резко притихших своих сотрапезников, грохнул по столу пивной кружкой, стряхнул пену с усов и продолжил критиковать:
– Клянусь хлитовой портянкой, большего бреда не слышал. Слышь, дрима, из тебя писака, как из Кидуна танцор, – хлопнул по плечу упомянутого Кидуна и загоготал.
Зря он это. Скользкая Кли обид не прощала, и весь контингент пятого гарнизона об этом знал. Этот не знал. Видимо, новичок из вчерашнего пополнения или прибывших утром наёмников Чёрного корпуса, с моего места нашивок на форме не разобрать. Кем бы усатый ни был, можно поздравить его командиров с первой потерей, в расположение части он уже не вернётся. В остатке его существования остался всего один вопрос: настроение Клидисты. Будет хорошее – убьёт быстро, просто перережет горло. В противном случае – выпотрошит. Профессионально, неторопливо, удерживая в сознании, пока самой не надоест и жало стилета не вопьётся в сердце. Никому другому убийство своих сослуживцев не сошло бы с рук, дисциплина в воинских частях Киллитенса соблюдалась жёстко, здесь, в Старом Доле, особенно. Скользкой Кли сходило всё. Причин этого никто не знал, как и не знали ничего о самой Клидисте Мэкр.
