Мужчина протянул ей листы бумаги, мол все по списку.
– Что там? Подожди. Нинка, блин... Да проснись ты.
В соседнем рыбном отделе женщина, дремавшая за прилавком, встрепенулась.
– Ой, Азад. Сколько лет... А у нас завоз с утра был. Все свежее.
... Разложив все покупки, вышли на улицу. Ульянка вцепилась в ручку сумки.
– Помогаю, вот.
– Молодец. – Седой закинул набитую авоську на плечо.
... – Эй, хватит фигней страдать. – крикнула Алиса, открыв входную дверь. – Жрать принесли. Заносите. Азад, снимай куртку, сушить повешу.
Вышедший из комнаты Костя, подхватил сумку.
– Тяжелая. Там что?
– Кушать. – пояснила Ульянка, снимая сапожки, и гордо продолжила. – Мы с папой в магазин ходили и все купили. А я помогала.
– Самурайка, чего застыла?
– Да вот думаю. И куда это все складывать? Холодильник не резиновый.
Алиса посмотрела на заваленный свертками стол.
– Это оставь. И это тоже. Ну, короче... Я думаю, что на ужин у нас будет жареная рыба с рисом. Как оно?
– Пойдет.
– Тогда, Микуся, за тобой рис. Покажи на что ты способна. Только, мать, не как в прошлый раз. Сама есть будешь.
– Не начинай... Я может тогда просто рецепт немножко забыла.
... – Ну как там наша больная?
Алиса, вышедшая из комнаты, только махнула рукой и пошла обуваться.
Из комнаты послышался кашель и громкое апчихи.
– Температура тридцать восемь... Уля ты чего грустная?
– Того. Микуся заболела же.
– Ну да. Кто ее заставлял мороженое на улице... есть. Ладно, я в поликлинику. Азад, слушай, поставь ей горчичники. Уля, ты поменьше к ней бегай. Не хватало еще тебе заразится. Все я ушла.
Седой вошел в комнату. Мику лежала, укрывшись одеялом, шмыгая носом и покашливала.
– Как ты? – спросил он, щупая ей лоб. – Горячий.
Мику вздохнула.
– Плохо. Голова болит и горло. А Костя где?
– В музыкальной школе. Ладно, будем тебя лечить. – Седой обернулся к двери.
– Уля, принеси, пожалуйста, миску с теплой водой и полотенце.
– Это зачем?
– Надо.
В комнату заглянула Ульянка, придерживая полотенцем миску с водой.
– Можно войти, да?
– Слышала, что Алиса сказала? – Седой забрал у нее воду, полотенце, поставил миску на стул рядом с кроватью и показал на дверь.
Девочка обиженно посмотрела на него.
– Да ну тебя.
– Договорились.
Мику, с интересом наблюдающая за происходящим, спросила.
– Ты что собрался со мной делать?
– Горчичники ставить. А ты что подумала?
– Может не надо?
– Не вредничай. Ложись на пузо и майку подверни.
– Ты что... Я же раздетая. Совсем уже? – она вздохнула. – Я стесняюсь. Пусть Алиса поставит когда придет.
– Самурайка... Не заставляй меня матом говорить. Будь послушной девочкой.
Мику снова вздохнула и перевернулась на живот .
– Ну хорошо. Только ты внимание не обращай на...
Мужчина аккуратно подвернул ей майку, отодвинув волосы.
– Опа... Это дракон у тебя? Где делали?
– Еще в Японии, давно уже. Давай ставь уж...
Седой пододвинул поближе миску с водой и занялся художественной наклейкой горчичников.
– Теперь ложись на спину. Майку...
– Ой! Я без лифчика. Совсем охренел?
– Микуся...
– Только не заглядывайся мне.
– Не буду.
Налепив горчичник, Седой с интересом посмотрел на Мику.
– Чего застыл?
– Карпы на животе...
– И что? Вобще-то символ богатства. Лепи давай. Засмотрелся тут.
Закончив, Азад укрыл Мику одеялом и почесал лоб.
– Слушай, а я подобное ведь где-то видел.
– И где ты это мог видеть? Ты же в Японии не был.
Мику поерзала – Жжется.
– Потерпи. А видел я это в журнале «Вокруг света». Там статья была интересная про японскую братву. Как они... сейчас вспомню. Як...
Мику тяжело вздохнула.
– Якудза, блин.
– А ты тоже из них?
Девушка попыталась отмахнуться.
– Ну тебя. Пристал. Это все дед. Да неважно, ты лучше горчичники снимай.
... Тем временем хлопнула входная дверь. Послышался алисин голос.
– Костя, ты хоть разуйся. Я полы недавно мыла.
Потом женский голос.
– И где она?
– В той комнате. Проходите тетя Мицуи.
Мику попыталась спрятаться под одеялом.
– МАМА... Ой, бля.
В комнату вошла японка лет сорока в белом халате с медицинским саквояжем.
Она сердито посмотрела на Мику.
– Лежишь, болеешь?
– Ага. – пискнула та.
Женщина нахмурилась.
– Тебе не стыдно? Знаешь ведь, что у тебя горло слабое. Нет мороженое надо жрать на улице. Ты специально людям проблемы создаешь из вредности или думаешь, что все тебя все всегда жалеть будут? Бедную Микусеньку...
– Мама, не начинай.
– Я и не начинаю.
Японка вздохнула.
– Ладно. Что у тебя?
– Горчичники.
– Я не про это. Кстати, надо бы снять, мешать осмотру будут.
... – Горло конечно красное, кашель, насморк. Мику, платок возьми, свинюшка. Короче, обычная простуда. Ну освобождение на неделю я тебе выпишу. Лекарства оставлю. И чтобы это в последний раз было. Поняла.
Японка повернулась к Алисе.
– Свари ей бульон, пожалуйста. Пусть хоть поест. Можно кашу, манную.
– Не хочу манную!
– А ты помолчи. Тебя не спрашивают.
Потом женщина неожиданно поклонилась Седому.
– Аригато гозаимас, сумимасэн. Спасибо вам за то, что заботитесь о моей дочери.
Тот поклонился в ответ.
– Тетя Мицуи, может быть чаю попьете?
– Нет, Алиса, спасибо. Времени нет.
Когда мама Мику ушла, Седой заглянул в комнату. Больная и несчастная полусидела, оперевшись на подушку и что-то рассказывала Косте.
– Самурайка, ну у тебя матушка... Суровая конечно.
Мику удивленно вскинула брови.
– Дурак что-ли? Она меня любит.
– Пошли обедать. – позвала Костю Алиса. – А то Ульянка все съест.
– А я?
– А больные отдельно. И вообще, мать, ты бы хоть свою простуду изобразила. А то как от школы освободили сразу радостная, и довольная стала...
... Маленькая рыжеволосая девочка, пятившаяся к кустам, споткнувшись села на мерзлую землю.
– Не надо! Нет!
Черная «Волга» с мигалкой, четверо гогочущих мужчин.
– Что маленькая тварь, забыла уже? Иди ко мне, иди к папочке.
– Спасите меня!
– Давай еще громче визжи. Все равно никто не услышит, не поможет.
Проходящие мимо люди делали вид, что ничего не происходит. Себе дороже...
– Тащите ее сюда.
– СТОЯТЬ, СУКИ. – послышался спокойный мужской голос. Высокий, широкоплечий мужчина с длинными седыми волосами и изуродованным лицом. Военная куртка, такой же свитер, потертые джинсы.
– Уля, сюда.
Девочка, дрожа, спряталась за его спину.
– Кто это? Ты их знаешь?
– Это папашка... Он...
Седой, улыбнувшись, рыкнул.
– Свиделись значит, падла. Уж не надеялся.
Один из четверки в дорогом плаще удивленно посмотрел на седого.
– Ты тут куда лезешь? Хоть знаешь кто я?
– Знаю. Мразь.
Его собеседник, нахмурившись, небрежно мотнул головой.
– Вы... Поучите его, чтобы знал на кого голос повышать, кому хамить. Только аккуратно, сильно не калечьте.
Парень помоложе, ухмыльнувшись, достал из машины монтировку, передал другому, а сам взял тяжелый гаечный ключ.
– Ой... Только не убивай их. Хорошо?
Седой кивнул головой.
– Как скажешь.
– ОООООУУУУУУУУРРРРРГХ! – над опустевшей внезапно улицей пронесся вой. Седой оскалился по волчьи, обнажая клыки. Пальцы стали похожи на когти. Он шагнул вперед.
– АРРРРГХХХ!
Первым не выдержал парень. Побледнев, он бросил гаечный ключ и примиряюще поднял руки.
– Мужик... мы ничего, мы...
Остальные отступили к машине.
– Какого... Что это? Он кто?
Седовласый, подойдя, взял ульянкиного отца за горло, слегка сжал.
– Ты... – проговорил хрипло, перемешивая слова с рычанием. – За нее я бы вырвал тебе сердце. Но она добрая, пожалела тебя. Поэтому поживи еще, я тебя потом найду и убью. А пока исчезни.
Седой отшвырнул мужчину в сторону как грязную тряпку, повернулся к девочке.
– Пойдем домой.
Та лишь кивнула, беря его за руку.
Папаша ползал в грязи, пытаясь подняться. По штанинам текли струйки.
– Помогите встать.
Двое, подбежав, с трудом поставили его на ноги.
– Ты... – крикнул он, визгливо. – Ты кто такой вообще?
Седой обернулся.
– Запомни. Сунешься еще к моей семье, порву...
... – Ты не сердишься?
– Нет. Ты только не убегай от меня больше. Хорошо.
Азад, присев перед Ульянкой, обнял ее...
... – Виктор Палыч, вы как? Отошли?
Мужчина, сидевший в кресле за столом под портретом на стене, только выдохнул. Брезгливо потрогал штанины. Посмотрел на помощника.
– Ты узнал, что я просил? Кто этот седой, откуда вылез? Кто он?
Помощник лишь покачал головой.
– Никак нет, Виктор Палыч...
– Да ты... – мужчина стукнул кулаком по столу. – Я тебе за что доплачиваю? Или ты обратно в говно захотел?
– Виноват, но...
– Что но?
– Я уже и контору подключил, все бесполезно.
– Шутишь? Лучше не надо.
Собеседник тяжело вздохнул.
– Какие шутки. Вся информация о нем засекречена. Вообще вся. Даже имя. Известно лишь, что он из «Лесного». Понимаете?
– «Лесной» говоришь? Хочешь сказать, что этот хиппарь волосатый из... Да нет, не может быть. Это все?
– Никак нет. Там... – помощник показал на потолок. – Мне посоветовали забыть про это и не лезть. Ни к нему, ни к детям. И спросили...
– Что?
– Спросили хотите ли вы, Виктор Палыч, жить. А еще намекнули, что знают. И про вас, и про нее. Понимаешь как оно выходит?
Тот откинулся в кресле.
– Коньяку налей.
Помощник, кивнув, открыл дверцу настенного бара, достал бутылку, рюмку и блюдечко с нарезанным лимоном. Поставил на стол, налил коньяк.
– Крепко ведь он вас за кадык взял, Виктор Палыч...
– Заткнись. Ты ведь у меня дома был когда... Забыл? Чистеньким хочешь остаться, не выйдет... – мужчина выпил и потянулся за лимоном. – Ладно, я подожду... Подожду...
... – Азад, ты чего? – Алиса удивленно посмотрела на мужчину. – Дрожишь весь. Не заболел? Прекрати, сейчас нас позовут.
– Да что-то, как первый раз перед выходом...
– Ой, можно подумать, что ты паспорт никогда не получал. Нам волноваться надо. Но мы спокойны... не волнуемся, блин.
– Следующие. Русов, Двачевская, Токугава, Михайлов.
... – Дай хоть взглянуть.
– Уля... Ты паспорта не видела, что-ли?
– Твоего нет. Ух ты... Ты что теперь у нас совсем жить будешь?
– Ну... Выходит буду. Апач, что твои родители скажут, когда вернутся?
Костя, хмыкнув хлопнул Седого по плечу.
– Все нормально. Им самим спокойней за нас будет. Типа мы под присмотром. Да и не чужой ты. Понимаешь?
... – Здравствуйте. Можно? Не помешал?
Молодая женщина, сидящая за столом в пионерской комнате, подняла голову.
– А, это ты. Проходи. Ищешь кого-то?
Мужчина, заглянувший в дверь, виновато улыбнулся.
– Да своих смотрю. Не видели?
Женщина улыбнулась в ответ.
– Алиску и остальных? Видела. Ушли, вроде домой. Уроки ведь давно кончились.
– Ну... тогда извините, что помешал.
– Подожди. Зайди, сядь. Поговорить надо. Кстати, тебя как зовут? А то вместе работаем, а незнакомы толком.
– Азад.
– А меня Ольга...
– Дмитриевна.
Она шутливо погрозила ему пальцем.
– Прекрати. Не на собрании.
– Хорошо. А о чем поговорить-то?
Ольга со вздохом показала на бумаги.
– Да вот. Составляю план по внеклассной работе на полугодие. А там... Военно-патриотическое воспитание. Может поможешь? Ты же военный. Ну там урок или классный час провести.
Мужчина только покачал головой.
– Нет. Не надо того детям знать. Даже не проси.
– Понимаю. Ладно тогда. Придумаю что-нибудь. – она встала из-за стола, потянулась. – Ты домой? Пошли. Ох, тут еще ведь завтра заседание комиссии. Ну по делам несовершеннолетних. Пристегнули ведь...
... – Тебя проводить?
Ольга неожиданно махнула рукой.
– А давай. Меня уже давно никто до дому не провожал.
Она взяла Азада под руку.
– Хорошо с тобой...
... – Останешься?
Ольга взглянула на мужчину. Он кивнул.
– Останусь. Только позвоню. Чтобы не волновались. А то...
– Лиска, это я. Слушай, я сегодня не приду. У знакомой. Понятливая она... Спокойной ночи, завтра я на смену...
... – Слушай, подай мне пепельницу. – Ольга потянулась к столику у кровати.
Седой протянул руку.
– Возьми.
Потушив сигарету она вздохнула, устраиваясь поудобней на его груди.
– Спасибо тебе. Я хоть вспомнила, что я женщина, а не нечто в платье. Тебе во сколько вставать? В шесть...
... – Нина Яковлевна, что вы несете тут всякую... Какой еще разврат вам?
– Сергей Борисович... – пожилая женщина обиженно посмотрела на директора.
– Школа же, а тут такое. Слухи знаете-ли.
Тот нахмурился.
– Уважаемая... Ольга Дмитриевна уже не девочка, а взрослая, самостоятельная, одинокая женщина. Азад Русинович тоже не мальчик. Что же вы в постель к ним лезете? Не стыдно? Или предлагаете партсобрание провести? И кстати я что-то не замечал чтобы они в стенах школы... Короче, идите, займитесь выполнением своих прямых обязанностей и чтобы я больше подобного не слышал. Вы меня поняли?...
... – Лиска, ты куда?
– Поговорить надо кое с кем, о кое-ком.
– С Ольгой что-ли? Охренеть... Ревнуешь?
– Микуся, ты лучше заткнись и отвали нахер. Поняла?
Алиса заглянула в пионерскую комнату.
– Ты здесь? Кончай хуйней заниматься, пошли поговорим. О... делах любовных.
– Двачевская... – Ольга, подперев кулаком щеку, покачала головой. – А ты не охуела немного? Ладно... Куда пойдем?
– В курилку.
В закутке рядом с открытой форточкой сидели уже двое старшеклассников.
– Брысь отсюда. – рявкнула на них Алиса, присаживаясь на трубу. Ольга села рядом, вытянув ноги.
– Сигарету дай, я свои наверху оставила.
Алиса достала из кармана пачку «Родопи», пододвинула ближе консервную банку, служившую пепельницей. Прикурили.
– И что ты сказать мне хотела? – спросила Ольга, выдыхая дым.
Алиса пожала плечами.
– Честно? Не знаю. А что обычно в таких случаях говорят?
– Понятно. Ты его любишь?
Лиска покраснела.
– Я... я... Просто первый раз такое. Как в тумане, сука, все. И что теперь делать? И ты еще для полноты картины влезла. Как в индийском кино, блин.
Ольга вздохнула.
– Прости меня...
Алиса в ответ ухмыльнулась.
– Да я ведь все понимаю. Не со мной же ему ебаться. Пусть... Я ему не слова не скажу. Только запомни. Все равно он мой. И не вздумай ребенка от него заводить.
Ольга лишь горько улыбнулась.
– Не волнуйся, этого не будет. Покурила?
– В смысле?
– Звонок сейчас будет. И да... Жвачку возьми, зажуешь.
Вышли на лестницу.
– Ты к нам зайдешь?
– Да наверное послезавтра забегу.
– Хорошо, а то Ульянка уже про тебя спрашивала...
«Еще никто и никогда не возвращался живым с войны,
чтобы рассказать о ней все...
Никто и никогда.»
... Ночную тишину разорвал истошный крик.
– Девки, сюда, быстрее!
– Что случилось? Апач, что у вас происходит?
В комнату вбежали полураздетые девочки.
Седовласого мужчину на раскладушке било в судорогах. Открытый в беззвучном крике рот, раскинутые руки, тело выгнулось дугой.
– Костя, ноги ему держи. Что с ним такое? Самурайка, сука, помогай...
