Зверь
«Только шелковое сердце не пылает, и не болит».
Паскаль.
Капли дождя ударили поверхность камня. В один миг город, что еще мгновение назад почивавший в холодной мертвой тиши ноябрьской, ночи превратился в сложный переливчатый перестукивающий оркестр низвергшейся с небес стихии. Дождь барабанил по промозглым бетонным крышам хрущовских высоток, отбивал трели на карнизах, играл глухими отзвуками в кленчатых рыночных киосках, полоскался по крышам забытых на ночь автомобилей.
Вы обращали внимание, что в зимнее время ночи всегда темнее? Неясно, с чем это связано. Не то зеленые листья деревьев умеют накапливать дневной свет, не то струны летнего знойного небосвода нависают не так низко. А может просто дольше горят фонари.
Но зимой дело обстоит иначе. Воздух становится колюч и враждебен, звуки глохнут среди черных теней, и кажется, что сам мир намерен утащить тебя в пучины холодного небытия.
А это город, где развернеться действо. Действо вообще имеет свойство разворачиваться. Как подарочная бумага на коробке, прячущей вожделенный и таинственный приз.
Город несомненно большой. Цитадель вавилонских башен, наперегонки рвущихся к небесам. Колыбель незыблемых блоков из железа, стекла, бетона и пластика. Дворцов с муравьиными ходами. И за каждым скрывается своя история, своя книга.
Наша начинается за одним из них.
Дождь стучал по окнам. Стеной нависал над застывшей улицей, смывая дневную грязь.
Шурик смоирел в окно. С отсутствующим видом следил как стекают по прозрачной поверхнгсти струи, смешиваясь, хватая друг дружку за хвост, соединяясь и обращаясь в нечто новое. В новую жизнь.
- Саша! - донеслось из за стены. - Сколько раз тебя надо просить вынести мусор? О чем ты вообще думаешь? Ну десять раз же сказала! Господи, сколько еще раз надо повторить?!
Резкий высокий голос женщины. Женщины, давно живущей в одиночестве.
Он вздохнул. Ведь она и в самом деле просила.
- Иду, тетя Валя, - буркнул он, заметным усилием подхватывая свое тело со старого советского стула. Старого, как и все остальное в его комнате. Побитый молью диван старше его лет на десять, а может и на двадцать. Выцветший ковер на стене, и еще более выцветший и облезлый на полу. Деревянный гарнитур напротив. Резные узоры, приколоченные не слишком умелыми руками на конвеере мебельной фабрики, во многих местах уже отвалились. Шелушился лак.
Стол у залитого дождем окна. Древняя поверхность, хранящаяя неповторимый запах прессованной фанеры, завалена бумагами. Под столом, сливаяясь в симфонию с постукивающими по стеклу каплями, гудит старенький системник. Экран монитора давно потух.
Саша вышел в коридор. Длинное темное помещение с холодным линолеумом, который он чувствовал даже сквозь подошву домашних вьетнамок.
Тетя Валя, тучная блондинка, немногим за сорок с плохо завитыми волосами, кутаясь в свой неизменный цветастый халат, протянула ему пакеты.
- Да куртку накинь! - проворчала она, видя что Саша собирается выйти так.
Он хотел было открыть рот. Сказать: "Зачем, мол, куртка, когда нужно всего лишь спуститься на один пролет". Но не открыл. Покорно снял с вешалки бесцветный пуховик, и продел в него руки.
- Голову смотри не забудь, - крикнула ему в след тетка.
В подъезде пахло сыростью и отходами. Набитый доверху мешок не желал пролазить в разверзтое жерло мусоропровода. Это была его вина. Он понимал это. Разгуливая в мыслях небесными стезями, он часто забывал о простом, о земном. Тонкая пленка лопнула, и на грязный бетон посыпались обертки от маргарина, картофельная шелуха, успевшая порядком подгнить, и прочее содержимое мешка с отбросами. Ему пришлось собирать их руками. Увидев, что испачкал рукав, Саша тихо выругался. Тетя Валя сожрет его за это.
Уже много лет они жили только вдвоем. Его родители погибли, когда ему не было и семи. Их старую квартиру тетка продала, а деньги попыталась вложить в какой то сомнительный бизнес. Её партнера, дядю Юру, он помнил смутно. Тот слишком быстро исчез из их жизни, прихватив с собой остатки капитала, должного обеспечить им счастливую жизнь. С тех пор остались только они. Тетя Валя торговала на рынке, все время отдавая работе. Он поступил на информационный факультет. Сам поступил. У семьи попросту не было денег, что бы платить за обучение. На выходных Саша помогал сестре матери. Помогал, непереставая выслушивать оды собственной безрукости. Со временем он даже научился уходить от них. Сам не зная почему, Саша был убежден, что кроме этого мира, этой затхлой обители дыма и праха, есть и другой. Мир славного подвига. Мир верного друга. Мир прекрасной принцессы. Ах, как же ему хотелось верить. Саша не знал от кого из родителей унаследовал он эту черту. В его груди жил осажденный гарнизон, требовательный и упрямый. Гарнизон, обьявивший войну всему миру. Обьявивший войну без его согласия. И в этой войне, его идолом, его богом, конечно была Она. Та самая, с большой буквы. Его Афродита, его Клеопатра, к ногам которой он готов был бросить весь мир. Если бы только решился заговорить.
О чем он думает? Конечно, он думает о Ней. О чем еще думать человеку в 18?
Отряхнув руки, Саша поплелся наверх.
Впервые он увидел Марьяну в холле университета. У него как раз закончилось распределение на группы, и он стоял посреди сводчатого коридора новой Альма Матер, крутя перед носом бумажку, пытаясь разобраться в чередовании верхних и нижних недель и списке необходимой литературы. Шаги снующих туда сюда людей гулко отражались от стен. Обрывки голосов раскатывались вокруг звонким эхом. Мимо, весело щебеча, проплыла стая девиц. Саша поднял взгляд, и уже не смог опустить его вниз.
Их было пятеро или четверо. Это не имело значения. Среди русых и темных голов, притягивая взор, сверкала пламенной медью густая рыжая шевелюра. Под ней пряталось лицо, белое и кроткое. Блеклые веснушки усыпали его, придавая еще более невинный вид. Саша поедал взглядом длинные белые пальцы, хрупкую женственную фигуру. Тонул в облаке волшебных зеленых глаз. Его сердце упало, провалилось куда-то вниз, останавливая свой бой, и он уже не мог думать, не мог чувствовать ничего кроме страстного влечения. Желания обладать, желания поклоняться.
Она стояла у окна, придерживая левой ладонью правый локоть. Кивала в ответ на чьи-то реплики, отвечала, улыбалась. О, что это была за улыбка! Она проливалась на его душу словно мед, пьянила как розовое летнее вино, и он не сразу понял, что стоит с разинутым ртом, вытаращив глаза, точно Савл, узревший пришествие Бога.
Тяжелая крепкая рука легла вдруг на его плечи. Саша обернулся. Рядом стоял здоровенный детина, превосходящий его ростом на целую голову. Он уже видел его раньше. Этот парень был с ним среди прочей сотни, мгновение назад занимавшей узкую длинную аудиторию позади. Кажется, его новый одногрупник.
Незнакомец не выглядел грозно. Напротив, он весело улыбался, и протягивал ему правую руку.
- Ну что, будем друзьями а? - сказал он, тряхнув Сашу так, что тот едва не выронил бумаги. - Игорь. Игорь Вершинин.
- Саша, - неуверенно сказал Саша, пожимая протянутую лапу. - Шаргубин Саша.
- Ты не меньжуйся, Сань, - добродушно попросил Игорь, хлопнув его по плечу. - Я не задира. Своих в обиду не даю.
Игорь наклонился ближе к его уху:
- Вообще-то, я мечу в старосты. Голоснешь за меня?
Заглянув Саше в глаза, Игорь невольно проследил его взгляд, то и дело смещающийся в строну девушек.
- А рыженькая ничего так, да? Симпотная. Да чего ты так на меня смотришь? - усмехнулся он. - Дерзай. Подкати.
"Подкати". Какое ужасное слово. Словно обращенное к инвалиду в коляске.
Легко сказать подкати, когда ты мускулистый светловолосый красавец с голубыми глазами. Не то, что он. Невзрачный серый мышонок.
Но подкат так и не состоялся. Пока Саша раздумывал, что ответить, одна из девушек взяла Марьяну под руку и увела прочь. Игорь улыбнулся, и лишь снова похлопал его по плечу.
Так и повелось у них. Вершинин взаправду стал старостой, и на поверку оказался неплохим парнем. А Шурик... Он лишь вздыхал, писал на парах любовные речи примадонне Лауре, и зачарованными глазами смотрел в след всякий раз, когда Марьянна проходила мимо. Он узнал о ней все. Узнал, что она училась на соседнем потоке, что, некогда девушка серьездно увлекалась рисованием, и даже окончила художественную школу. Знал ее чарующий запах, так не похожий на бездушные ароматы бесцельного настоящего. Но сама мысль о том, что бы подойти и заговорить, чио бы дотронуться одной мыслью до этого небесного создания, приводила мальчика в иступляющий ужас. Да и что он скажет? Что он вообще мог сказать девушке?
Саша тихонько вошел в прихожую, и притворил дверь. На кухне громко орал телевизор, и тетка не заметила его возвращения. Он надеядся хоть сейчас избежать ее общества. В высоком зеркале у обувной тумбы отразился высокий нескладный парень с сутулыми плечами и мрачным взглядом. Затертые джинсы и полосатый свитер дополняли картину угрюмого задумчивого лица. Над глазами нависала немытая челка, щеки от легкой небритости казались грязными.
" Зверское убийство! - вещал телеящик. - Сегодня в нашем городе были убиты три человека. Минувшей ночью в квартиру предпринимателя Генадия Золотова ворвались неизвестные. Семья предпринимателя, их портреты вы видите на экране, была обнаружена правохранительными органами этим утром. Все трое: мужчина, женщина и ребенок скончались от ножевых ран. Разрабатывется версия о вымогательстве. Правоохранители сходяться на том, чтоя жену и ребенка могли пытать. Родственники погибших связывают жестокое преступление с деятельностью банды Георгия Аркадьева, иначе Жоры Крота. По их словам люди Аркадьева вымагали у мелкого предпринимателя Золотова паевую часть в его бизнессе, магазине по продаже автозапчастей " Вираж". В полиции разводят руками, мол, обращений от граждан не поступало. Ведеться следствиее..."
О дивный мир! О чудный мир. Саша сбросил пуховик и прошел в комнату. Зачем создавать видимость закона, когда всем на самом деле правит сила? Он уселся в кресло и подпер ладонью лоб. Зачем делать вид, что люди защищают слабых, когда не проходит и дня что бы сильный не ткнул, не унизил, не изнасиловал слабого. "Rape me", как пел какой то американский певец. И кто же называет себя людьми? Животные, отягощенные высшей нервной деятельностью и от этого почитающие себя сверхсуществами? Ошибки природы.
Дождь за окнами понемногу перестал. Лишь проезжающие мимо машины нарушали тишину наступающей ночи.
***
Шум ревущей дискотеки заглушал все остальные звуки. Игорю Вершинину с трудом удавалось протискиваться сквозь толпы бесснующихся тел. В его руке мерцал экран мобильного, однако расслышать что либо при столь громкой музыке было невозможно. Повторящийся бит отдавался в мозгу Игоря, разгоняя вещества по крови. На него налетела какая то девушка, улыбнулась бессвязной улыбкой, и человеческое море увлекло ее дальше. Кого то он задел плечом. Его извинений никто не услышал, да и не смог бы. Но из-за его габаритов с Игорем предпочитали не связываться. Впереди замаячил выход.
Холодный возлух отрезвил Игоря. Вокруг клуба "Афродайт" было припаркованно множество машин. Но людей было немного. Никому не улыбалось стоять под проливным дождем даже для того, что бы с пользой провести вечер пятницы. Но теперь дождь кончился, и только влажный воздух да мокрый асфвльт напоминали о недавнем буйстве стихии. Игорь осмотрелся, на секунду задумался о чем то своем, а затем вспомнил, зачем он покинул клуб. Найдя в телефонной книге нужное имя, он набрал номер и стал ждать. Какой то кавказец курил в стороне и что то щепетильно доказывал в трубку на родном языке. У машины выясняли отношения парень и девушка. Игорь отошел немного в сторону. Наконец, гудки прекратились, и на том конце спутника нажали на зеленый значок.
- Алло! Алло! - закричал Игорь, за время пребывания в "Афродайте", успевший порядком оглохнуть. - Санечек! Это я! Да! Хотел! Это очень важно! Послушай! Быстро собирайся, приводи себя в порядок и дуй сюда! Ты здесь очень нужен. - Игорь нахмурился. - Да почему сразу пьяный? Я серьезно. Машка твоя здесь, понимаешь? Ну, Марьяна! Она тут. С подругами. Да что ты не знаешь? Да пойми ты, глупый, она выпила. Не ты, так ее снимет кто то другой. Лучшего шанса не будет! Что? Совсем нет? Да поскреби ты по сусекам! Тебе что важнее, женщина или деньги? - Игорь замолчал, слушая ответ. - Ну, вот так бы сразу. Все, жду братишка. А? Да прослежу, прослежу. Но и ты давай, не томи там.
Игорь Вершинин отключил телефон. На душе у него было легко и приятно. И довольный своим поступком, он зашагал назад, к клубу "Афродайт".
***
Саша переберал ногами, старательно обходя лужи. У него не было права запачкать свои единственные приличные джинсы. От быстрого шага сбилось дыхание. Или это от волнения? Ничего, волнение можно унять водкой. У Игоря и его компании наверняка что-то будет. Сам Шурик молился что бы его збережений хватило хотя бы на вход. Он никогда не понимал клубной музыки, и не любил ее. Да и вообще сомневался, что набор трех повторяющихся нот можно считать музыкой. Но его сверстникам почему-то нравилось. Они даже готовы были платить завидные деньги, что бы услышать выступления того или иного диско жокея, которые, на взгляд Шурика ничем не отличались.
- Эу, стопэ, - окликнул грубый голос. - Чё оглох что ль, пассажир?
Этого не хватало! Судорога пронзила тело юноши, и он проклял свои слабые ноги, за те что они не пошли жальше. Саша замер, и нерешительно обернулся. Их было трое. Под аркой, в подворотне. Кажется, один был с девушкой. Их разделяло около сорока метров, и в темноте было не просто разглядеть. Один, худой и лысый, неспешно двигался ему навстречу.
- Ты че сразу не останавливаешься? Когда люди к тебе обращаються? Бессмертный что ли?- пальцы на руках лысого жили своей жизнью, и казалось, были лишены костей.
Саше было страшно. Однако, мысль о лежащих в кармане деньгах вселила в мальчика не бывалую храбрость, и заставила выйти из ступора. Он развернулся, и побежал. Побежал так быстро, как только мог, спасая честь своей дамы. Излишне говорить, что его ботинок хлюпнул в первую же попавшуюся лужу. И только дружный гогот шпйки летел ему в спину.
***
Клуб Афродайт был мерзким местом. Саша не любил большие скопления людей. Обычно, ему хотелось посильнее вжать голову в свои худые плечи, и сделаться неприметным. Тут же люди буквально терлись друг о друга влажными, розжаренными телами. Очевидно, охранник не заметил его мокрую штанину. Или же сделал вид, что не заметил. Спасенных денег ему хватило, что б заплатить за вход, и покинув холодную улицу, он очутился в душном, задымленном помещении. Ультрафиолет, сладковатый запах и окрашенные в малиновые тона стены дополняли картину. Он сдал куртку в гардероб, и остался в одной лишь розовой рубашке, аккуратно заправленной за ремень пострадавших джинс.
«Только шелковое сердце не пылает, и не болит».
Паскаль.
Капли дождя ударили поверхность камня. В один миг город, что еще мгновение назад почивавший в холодной мертвой тиши ноябрьской, ночи превратился в сложный переливчатый перестукивающий оркестр низвергшейся с небес стихии. Дождь барабанил по промозглым бетонным крышам хрущовских высоток, отбивал трели на карнизах, играл глухими отзвуками в кленчатых рыночных киосках, полоскался по крышам забытых на ночь автомобилей.
Вы обращали внимание, что в зимнее время ночи всегда темнее? Неясно, с чем это связано. Не то зеленые листья деревьев умеют накапливать дневной свет, не то струны летнего знойного небосвода нависают не так низко. А может просто дольше горят фонари.
Но зимой дело обстоит иначе. Воздух становится колюч и враждебен, звуки глохнут среди черных теней, и кажется, что сам мир намерен утащить тебя в пучины холодного небытия.
А это город, где развернеться действо. Действо вообще имеет свойство разворачиваться. Как подарочная бумага на коробке, прячущей вожделенный и таинственный приз.
Город несомненно большой. Цитадель вавилонских башен, наперегонки рвущихся к небесам. Колыбель незыблемых блоков из железа, стекла, бетона и пластика. Дворцов с муравьиными ходами. И за каждым скрывается своя история, своя книга.
Наша начинается за одним из них.
Дождь стучал по окнам. Стеной нависал над застывшей улицей, смывая дневную грязь.
Шурик смоирел в окно. С отсутствующим видом следил как стекают по прозрачной поверхнгсти струи, смешиваясь, хватая друг дружку за хвост, соединяясь и обращаясь в нечто новое. В новую жизнь.
- Саша! - донеслось из за стены. - Сколько раз тебя надо просить вынести мусор? О чем ты вообще думаешь? Ну десять раз же сказала! Господи, сколько еще раз надо повторить?!
Резкий высокий голос женщины. Женщины, давно живущей в одиночестве.
Он вздохнул. Ведь она и в самом деле просила.
- Иду, тетя Валя, - буркнул он, заметным усилием подхватывая свое тело со старого советского стула. Старого, как и все остальное в его комнате. Побитый молью диван старше его лет на десять, а может и на двадцать. Выцветший ковер на стене, и еще более выцветший и облезлый на полу. Деревянный гарнитур напротив. Резные узоры, приколоченные не слишком умелыми руками на конвеере мебельной фабрики, во многих местах уже отвалились. Шелушился лак.
Стол у залитого дождем окна. Древняя поверхность, хранящаяя неповторимый запах прессованной фанеры, завалена бумагами. Под столом, сливаяясь в симфонию с постукивающими по стеклу каплями, гудит старенький системник. Экран монитора давно потух.
Саша вышел в коридор. Длинное темное помещение с холодным линолеумом, который он чувствовал даже сквозь подошву домашних вьетнамок.
Тетя Валя, тучная блондинка, немногим за сорок с плохо завитыми волосами, кутаясь в свой неизменный цветастый халат, протянула ему пакеты.
- Да куртку накинь! - проворчала она, видя что Саша собирается выйти так.
Он хотел было открыть рот. Сказать: "Зачем, мол, куртка, когда нужно всего лишь спуститься на один пролет". Но не открыл. Покорно снял с вешалки бесцветный пуховик, и продел в него руки.
- Голову смотри не забудь, - крикнула ему в след тетка.
В подъезде пахло сыростью и отходами. Набитый доверху мешок не желал пролазить в разверзтое жерло мусоропровода. Это была его вина. Он понимал это. Разгуливая в мыслях небесными стезями, он часто забывал о простом, о земном. Тонкая пленка лопнула, и на грязный бетон посыпались обертки от маргарина, картофельная шелуха, успевшая порядком подгнить, и прочее содержимое мешка с отбросами. Ему пришлось собирать их руками. Увидев, что испачкал рукав, Саша тихо выругался. Тетя Валя сожрет его за это.
Уже много лет они жили только вдвоем. Его родители погибли, когда ему не было и семи. Их старую квартиру тетка продала, а деньги попыталась вложить в какой то сомнительный бизнес. Её партнера, дядю Юру, он помнил смутно. Тот слишком быстро исчез из их жизни, прихватив с собой остатки капитала, должного обеспечить им счастливую жизнь. С тех пор остались только они. Тетя Валя торговала на рынке, все время отдавая работе. Он поступил на информационный факультет. Сам поступил. У семьи попросту не было денег, что бы платить за обучение. На выходных Саша помогал сестре матери. Помогал, непереставая выслушивать оды собственной безрукости. Со временем он даже научился уходить от них. Сам не зная почему, Саша был убежден, что кроме этого мира, этой затхлой обители дыма и праха, есть и другой. Мир славного подвига. Мир верного друга. Мир прекрасной принцессы. Ах, как же ему хотелось верить. Саша не знал от кого из родителей унаследовал он эту черту. В его груди жил осажденный гарнизон, требовательный и упрямый. Гарнизон, обьявивший войну всему миру. Обьявивший войну без его согласия. И в этой войне, его идолом, его богом, конечно была Она. Та самая, с большой буквы. Его Афродита, его Клеопатра, к ногам которой он готов был бросить весь мир. Если бы только решился заговорить.
О чем он думает? Конечно, он думает о Ней. О чем еще думать человеку в 18?
Отряхнув руки, Саша поплелся наверх.
Впервые он увидел Марьяну в холле университета. У него как раз закончилось распределение на группы, и он стоял посреди сводчатого коридора новой Альма Матер, крутя перед носом бумажку, пытаясь разобраться в чередовании верхних и нижних недель и списке необходимой литературы. Шаги снующих туда сюда людей гулко отражались от стен. Обрывки голосов раскатывались вокруг звонким эхом. Мимо, весело щебеча, проплыла стая девиц. Саша поднял взгляд, и уже не смог опустить его вниз.
Их было пятеро или четверо. Это не имело значения. Среди русых и темных голов, притягивая взор, сверкала пламенной медью густая рыжая шевелюра. Под ней пряталось лицо, белое и кроткое. Блеклые веснушки усыпали его, придавая еще более невинный вид. Саша поедал взглядом длинные белые пальцы, хрупкую женственную фигуру. Тонул в облаке волшебных зеленых глаз. Его сердце упало, провалилось куда-то вниз, останавливая свой бой, и он уже не мог думать, не мог чувствовать ничего кроме страстного влечения. Желания обладать, желания поклоняться.
Она стояла у окна, придерживая левой ладонью правый локоть. Кивала в ответ на чьи-то реплики, отвечала, улыбалась. О, что это была за улыбка! Она проливалась на его душу словно мед, пьянила как розовое летнее вино, и он не сразу понял, что стоит с разинутым ртом, вытаращив глаза, точно Савл, узревший пришествие Бога.
Тяжелая крепкая рука легла вдруг на его плечи. Саша обернулся. Рядом стоял здоровенный детина, превосходящий его ростом на целую голову. Он уже видел его раньше. Этот парень был с ним среди прочей сотни, мгновение назад занимавшей узкую длинную аудиторию позади. Кажется, его новый одногрупник.
Незнакомец не выглядел грозно. Напротив, он весело улыбался, и протягивал ему правую руку.
- Ну что, будем друзьями а? - сказал он, тряхнув Сашу так, что тот едва не выронил бумаги. - Игорь. Игорь Вершинин.
- Саша, - неуверенно сказал Саша, пожимая протянутую лапу. - Шаргубин Саша.
- Ты не меньжуйся, Сань, - добродушно попросил Игорь, хлопнув его по плечу. - Я не задира. Своих в обиду не даю.
Игорь наклонился ближе к его уху:
- Вообще-то, я мечу в старосты. Голоснешь за меня?
Заглянув Саше в глаза, Игорь невольно проследил его взгляд, то и дело смещающийся в строну девушек.
- А рыженькая ничего так, да? Симпотная. Да чего ты так на меня смотришь? - усмехнулся он. - Дерзай. Подкати.
"Подкати". Какое ужасное слово. Словно обращенное к инвалиду в коляске.
Легко сказать подкати, когда ты мускулистый светловолосый красавец с голубыми глазами. Не то, что он. Невзрачный серый мышонок.
Но подкат так и не состоялся. Пока Саша раздумывал, что ответить, одна из девушек взяла Марьяну под руку и увела прочь. Игорь улыбнулся, и лишь снова похлопал его по плечу.
Так и повелось у них. Вершинин взаправду стал старостой, и на поверку оказался неплохим парнем. А Шурик... Он лишь вздыхал, писал на парах любовные речи примадонне Лауре, и зачарованными глазами смотрел в след всякий раз, когда Марьянна проходила мимо. Он узнал о ней все. Узнал, что она училась на соседнем потоке, что, некогда девушка серьездно увлекалась рисованием, и даже окончила художественную школу. Знал ее чарующий запах, так не похожий на бездушные ароматы бесцельного настоящего. Но сама мысль о том, что бы подойти и заговорить, чио бы дотронуться одной мыслью до этого небесного создания, приводила мальчика в иступляющий ужас. Да и что он скажет? Что он вообще мог сказать девушке?
Саша тихонько вошел в прихожую, и притворил дверь. На кухне громко орал телевизор, и тетка не заметила его возвращения. Он надеядся хоть сейчас избежать ее общества. В высоком зеркале у обувной тумбы отразился высокий нескладный парень с сутулыми плечами и мрачным взглядом. Затертые джинсы и полосатый свитер дополняли картину угрюмого задумчивого лица. Над глазами нависала немытая челка, щеки от легкой небритости казались грязными.
" Зверское убийство! - вещал телеящик. - Сегодня в нашем городе были убиты три человека. Минувшей ночью в квартиру предпринимателя Генадия Золотова ворвались неизвестные. Семья предпринимателя, их портреты вы видите на экране, была обнаружена правохранительными органами этим утром. Все трое: мужчина, женщина и ребенок скончались от ножевых ран. Разрабатывется версия о вымогательстве. Правоохранители сходяться на том, чтоя жену и ребенка могли пытать. Родственники погибших связывают жестокое преступление с деятельностью банды Георгия Аркадьева, иначе Жоры Крота. По их словам люди Аркадьева вымагали у мелкого предпринимателя Золотова паевую часть в его бизнессе, магазине по продаже автозапчастей " Вираж". В полиции разводят руками, мол, обращений от граждан не поступало. Ведеться следствиее..."
О дивный мир! О чудный мир. Саша сбросил пуховик и прошел в комнату. Зачем создавать видимость закона, когда всем на самом деле правит сила? Он уселся в кресло и подпер ладонью лоб. Зачем делать вид, что люди защищают слабых, когда не проходит и дня что бы сильный не ткнул, не унизил, не изнасиловал слабого. "Rape me", как пел какой то американский певец. И кто же называет себя людьми? Животные, отягощенные высшей нервной деятельностью и от этого почитающие себя сверхсуществами? Ошибки природы.
Дождь за окнами понемногу перестал. Лишь проезжающие мимо машины нарушали тишину наступающей ночи.
***
Шум ревущей дискотеки заглушал все остальные звуки. Игорю Вершинину с трудом удавалось протискиваться сквозь толпы бесснующихся тел. В его руке мерцал экран мобильного, однако расслышать что либо при столь громкой музыке было невозможно. Повторящийся бит отдавался в мозгу Игоря, разгоняя вещества по крови. На него налетела какая то девушка, улыбнулась бессвязной улыбкой, и человеческое море увлекло ее дальше. Кого то он задел плечом. Его извинений никто не услышал, да и не смог бы. Но из-за его габаритов с Игорем предпочитали не связываться. Впереди замаячил выход.
Холодный возлух отрезвил Игоря. Вокруг клуба "Афродайт" было припаркованно множество машин. Но людей было немного. Никому не улыбалось стоять под проливным дождем даже для того, что бы с пользой провести вечер пятницы. Но теперь дождь кончился, и только влажный воздух да мокрый асфвльт напоминали о недавнем буйстве стихии. Игорь осмотрелся, на секунду задумался о чем то своем, а затем вспомнил, зачем он покинул клуб. Найдя в телефонной книге нужное имя, он набрал номер и стал ждать. Какой то кавказец курил в стороне и что то щепетильно доказывал в трубку на родном языке. У машины выясняли отношения парень и девушка. Игорь отошел немного в сторону. Наконец, гудки прекратились, и на том конце спутника нажали на зеленый значок.
- Алло! Алло! - закричал Игорь, за время пребывания в "Афродайте", успевший порядком оглохнуть. - Санечек! Это я! Да! Хотел! Это очень важно! Послушай! Быстро собирайся, приводи себя в порядок и дуй сюда! Ты здесь очень нужен. - Игорь нахмурился. - Да почему сразу пьяный? Я серьезно. Машка твоя здесь, понимаешь? Ну, Марьяна! Она тут. С подругами. Да что ты не знаешь? Да пойми ты, глупый, она выпила. Не ты, так ее снимет кто то другой. Лучшего шанса не будет! Что? Совсем нет? Да поскреби ты по сусекам! Тебе что важнее, женщина или деньги? - Игорь замолчал, слушая ответ. - Ну, вот так бы сразу. Все, жду братишка. А? Да прослежу, прослежу. Но и ты давай, не томи там.
Игорь Вершинин отключил телефон. На душе у него было легко и приятно. И довольный своим поступком, он зашагал назад, к клубу "Афродайт".
***
Саша переберал ногами, старательно обходя лужи. У него не было права запачкать свои единственные приличные джинсы. От быстрого шага сбилось дыхание. Или это от волнения? Ничего, волнение можно унять водкой. У Игоря и его компании наверняка что-то будет. Сам Шурик молился что бы его збережений хватило хотя бы на вход. Он никогда не понимал клубной музыки, и не любил ее. Да и вообще сомневался, что набор трех повторяющихся нот можно считать музыкой. Но его сверстникам почему-то нравилось. Они даже готовы были платить завидные деньги, что бы услышать выступления того или иного диско жокея, которые, на взгляд Шурика ничем не отличались.
- Эу, стопэ, - окликнул грубый голос. - Чё оглох что ль, пассажир?
Этого не хватало! Судорога пронзила тело юноши, и он проклял свои слабые ноги, за те что они не пошли жальше. Саша замер, и нерешительно обернулся. Их было трое. Под аркой, в подворотне. Кажется, один был с девушкой. Их разделяло около сорока метров, и в темноте было не просто разглядеть. Один, худой и лысый, неспешно двигался ему навстречу.
- Ты че сразу не останавливаешься? Когда люди к тебе обращаються? Бессмертный что ли?- пальцы на руках лысого жили своей жизнью, и казалось, были лишены костей.
Саше было страшно. Однако, мысль о лежащих в кармане деньгах вселила в мальчика не бывалую храбрость, и заставила выйти из ступора. Он развернулся, и побежал. Побежал так быстро, как только мог, спасая честь своей дамы. Излишне говорить, что его ботинок хлюпнул в первую же попавшуюся лужу. И только дружный гогот шпйки летел ему в спину.
***
Клуб Афродайт был мерзким местом. Саша не любил большие скопления людей. Обычно, ему хотелось посильнее вжать голову в свои худые плечи, и сделаться неприметным. Тут же люди буквально терлись друг о друга влажными, розжаренными телами. Очевидно, охранник не заметил его мокрую штанину. Или же сделал вид, что не заметил. Спасенных денег ему хватило, что б заплатить за вход, и покинув холодную улицу, он очутился в душном, задымленном помещении. Ультрафиолет, сладковатый запах и окрашенные в малиновые тона стены дополняли картину. Он сдал куртку в гардероб, и остался в одной лишь розовой рубашке, аккуратно заправленной за ремень пострадавших джинс.
