Бахарь
Былины старинные,
Родом хранимые
Оглавление
Гостомысл 3
Песнь ушкуя 15
Ис Хрис – выбор 62
«Быль-НеБыль» 79
1241 98
Аркона 111
Гостомысл
Правнуки Рода, внуки Сварога,
Дети Иисуса Христа!
Русь бесконечная, Русь православная
Чистая Слави душа!
Мы не рабы! Мы свободные люди —
Живем по заветам Отца!
А овцы и паства идут от лукавства —
Их отец — Сатана!
Вам расскажу о страны становлении,
Можно сказать — о Петре.
О собирателе княжеств славянских,
На нашей безбрежной земле.
Тысяча лет с той поры миновала,
Русь прирастала землей —
Какие-то земли под руку просились,
Какие-то брали войной.
Время конем Святогора летело —
Века оставляя и вехи,
Русь процветала и Русь горевала
В этом неистовом беге.
Многое русскому люду пришлося
Вытерпеть мук и лишений!
Только души чистота неизменна
Средь происков и искушений!
А и были от времени оного те события стародавние,
А и тысячу лет с парой сотенок, да еще и с десятком
годиночек.
Русь тогда еще только сбиралася из удельных и малых
земелюшек,
Как лоскутное одеялице под рукой мастерицы искусницы.
Тяжело зрить в дремучие древности, и не все там отчетливо
видится —
Слишком много сокрыто, сопрятано, затуманено и опорочено.
Расскажу я сегодня, сердешные, вам о славном правителе-
батюшке,
От кого земли русские сталися дюже шибко расти-
расширятися.
Прирастать, да не токмо землицею, а и именем общим
прозвахуся.
Имя то с той поры сохранилося, воссияло еще пуще
прежнего,
На погибель поганому ворогу, да на радость то другу
сердешному.
Русь Великая — вот то название, что как солнце светит миру
дольнему.
А и звали правителя батюшку Гостомыслом Светом-
Буревоевичем,
Что по дидовой крови Вандалович, от Вандала десятым
исчислился.
Он приидоша с Дуная широкого, что рубежно течет по
окраине,
И седоша близ озера Илмеря град отстроил Словенск
запустевший бо.
Много позже, тая правду матушку, от потомков зело
любопытнейших —
Обозвали сей град Новогородом, сокрывая следы всё
былинные.
С ним приидоша болгары и скифы — нашли земли те дюже
пустынными,
Разыдошася кииждо, да с родом своим и на землях овиих и
восели то.
Гостомысл архитектором был, размечал города и селения,
Дабы Русь развивалась стремительно — прирастала и людом,
и землями.
Время мчалось годами десятками — расширятися стала
страна вельми,
Прирастала землей и народами, что под сильную руку
сбиралися.
Гостомысл бе муж елико храбрый вельми ворогов в ужас
вводил,
А своими людьми был любим весьма — и за мудрость, и боле
за праведность.
Сего ради то вси окольнии его чтяху дарами и данями,
Мир купуя иметь и защиту от врагов и соседушек алчных.
Князья всяки из далей далеких прихождаху землей и морями:
Мудрость слушать, советам внимать, на сермяжном суде
поприсутствовать.
Гостомысл был стратигом умелым, что под длань свою да
привел
Всех подвласных ему князей славных, дабы дать Каролингам
отпор.
Он в единый кулак Русь собрал — рать руян и рать ободритов,
И Людовик Немецкий бежал — дважды, будучи с войском
разбитым.
Но хронист-иуда Людовика, извратил те победы достойные,
И в аналы Фульдские внес ересь подлую, ересь поганую.
Смелым воином был Гостомысл и берег его светлый Сварог,
И небесная матушка Лада благодатью коснулась своей.
Три жены Гостомысла красавицы четырех сыновей подарили
И еще трех дочурок чудесных, что ему внучат народили.
Гостомысл был женат на Ньеруне, и та ему родила трех
сынов:
Старший — Выбор, вторым стал Избор и Словен — самый
младший из них.
От второй же жены да Руяны, что привез из Ругена далёкого,
Две дочурки родились красавицы — Радуна и Умила
прелестница,
А еще сынок Ларс народился, что трагично погиб да в
отрочестве,
Когда в Балтике сгинула в бурю рать, ведомая Выбором
смелым.
Дочь Умилу взял в жены Годслав, что был родом из
ободритов,
Коих звали варягами-русами из колена, что Руса да Сиверца.
Вот она родила внуков трех Гостомыслу то Свет-Буривоевичу,
Коих звали Рюрик, Сигнетр и Торвардром, что был самым
младшеньким.
Рюрик старший из них на княжение приглашен во Словенск
будет позже,
С ним придут и Сигнетр и Торвардр, всё мужи и войны
достойные.
Третьей стала супругою Софья — полонянка, смуглянка из
Греции,
Что родила малышку Славуну, и та любимецей стала отцу.
Вырастали сыны, матерели, становились опорою власти,
Уходили на порубежье — города, крепости возводили.
Выборг — создал сам Гостомысл и назвал его в честь сына
Выбора,
Он защитой от шведов надолго стал, дабы тугу велику, да не
терпяху то.
Избор — град постави Изборск, где и сел на княжие славное,
Но недолго в тех землях он правил и умре изъяденным змием.
Словен — как от отца да отьиде ушел в Чудь и град там
постави,
Но и он недолго там праву твори, через три лета умре
внезапно бо.
Не спокойно все было окрест — беспокоили вороги лютые,
И сбиралися Русские рати для защиты земель и народа то.
Раз норманны изби и изгна в порубежии подданных слави,
И пришлось Гостомыслу послать супротив них дружину
хоробрую.
Войско Выбор возглавил и с ним, младший Ларс напросился
идти,
Бойцы были быстры и легки, погрузились в ладьи-корабли.
Токмо не было им удачи,
Неспокойно хладное море,
Поднялась волна крутобокая
И обрушила многое горе.
Море бурное разметало,
Словно щепки суда и людей.
Море жертву великую взяло
И с людей и со всех кораблей.
Волны, словно могучие звери,
Тучи низкие разрывали.
И ревели в неистовой злобе,
И хлопья пены на воду роняли.
Вот и камни, гулкие камни —
Их холодные волны терзают.
И дружинников обессиленных
В спину, словно руками толкают.
Ветер в соснах кондовых ярится,
С дюн срывает колючий песок,
А на взморье норманны столпились,
Как жестокий и страшный морок.
Тот, кто выжил — на бреге студеном
Обнажали стальные клинки,
Вороги, словно хищные волки,
Люто щерясь, их брали в мечи.
Так погиб Выбор, Ларса прикрыв,
От секиры норманна разящей.
Ларс его на миг пережил,
В белу грудь меч вонзился звенящий.
Бились воины-соколики,
Гибель чуя неминучую,
Понимая, что не в горнице,
В саде райском пир им будется.
Угубили злые вороги,
Полегли то все дружиннички,
И волна лизала алчно
Кроволитный берег северный.
Полегла дружина русская,
Под норманнскими насечками,
Словно белые березоньки,
Топорами изрубленные.
Когда Царь Гостомысл узнал, что норманны кровинушек
отняли,
То поклялся отмщеньем воздать и весь род истребить песий
Гунульфа.
И была велика печаль, что постигла весь род Гостомыслова,
И свершилась великая тризна по ушедшим сынам и
соратникам.
А и вскорости стала зима, и морозы поднялись трескучие,
И пошли рати русские по морю на норманнов и конунга
Гунульфа.
То была сеча жаркая, лютая, когда к Сигтуну вои пришли,
И разили норманнов без счета и топили, как псов, в черных
омутах.
Сам же Гунульф был сброшен на лед и попал в полынью да
промоену,
Где нашел свой бесславный конец подо льдами моря
холодного.
Только радость была омраченной — Радомысл, младший брат
Гостомысла,
Ранен был в этой сече жестокой и скончался от ран да
губительных.
Так остался один Белый Царь, сыновей и братьев потерявши,
Но осталось с ним восемь внучат, те, кто дедово дело
продолжат.
Прибавлялись годочки прожитые, тело тихою сапою
старилось,
Горевал Гостомысл о наследнике, размышлял о достойном
приемнике.
Вот иде Белый царь в Колмогард, вопросити богов о
наследии.
Путь не долог — всего версты три, до молельного места на
капище.
Прихватив дорогие дары для достойных своих Предков-
Пращуров,
На высокое место взошел, что над плавными струями
высилось.
Средь кумиров суровых он встал с вещунами и требы
свершил,
И тогда, самый старый из них Рода-Пращура вопросил.
Из обложного неба пробился золотой луч и холм осветил.
Ветер спутался в роще священной и на краткое время почил.
В мире, кажется, стихли все звуки, время, кажется,
остановилось,
И знамение на облаках в виде дерева проявилось.
А потом из далей далеких долетел тихий шепот Отца.
— Кровь твоя станет править страною — породнится с
богами она!
Не поверил ему Гостомысл, закручинившись, сходит с холма,
Не осталось в нем мужеских сил, как же кровь его вступит в
права?
И опять дела и заботы, и радение за страну —
Тяжело бремя княжеской власти, но негоже роптать на судьбу.
Время соколом быстрым летело, но кручина на сердце
осталась,
Средь забот и хлопот не забылась, тяжкой ношей к нему
возвращалась.
Егдо в старость глубоку прииде,
Ощутив от годочков урон,
Стал все чаще хмурить чело,
И печалится начал де он.
Закручинился Гостомысл,
Снегом белым легла седина,
Кто же дело его приимет,
Кому власть перейдет сполна.
Он отправился в Зимогорье,
Что раскинулось на Валдае,
Средь березовых белых рощ,
Коим вовсе не видно края.
Там в священных рощах таится
Мудрость, скрытая до поры
И ее волхвы сберегают —
Старцы — древние вещуны.
Обратился к ним Гостомысл
И печаль им свою излил —
Об одном только их просил,
Об одном старцев он молил:
— Вы откройте мне, мудрые люди,
Расскажите, как дальше то быть?
Кому власть мою передать?
Неизвестность меня тяготит.
Я дары вам обильны принес,
Требы многие сотворил —
Вы отриньте грядущего полог,
Сокровенный явите мне смысл.
И ответствовал белый волхв,
С белоснежною бородой,
Что исполнятся чаянья вси —
Кровь его будет править страной.
Из утробы жены его
Гостомыслу прииде наследие,
И раздвинутся рубежи,
И отринуться лихолетия.
Не поверил опять Гостомысл,
Закручинился пуще прежнего,
Ибо стар он, в нем нету сил —
Навалилась тоска кромешная.
Князь уехал в ставку близ Ра-Комо
От людей и шумливой столицы.
Он хотел остаться один,
Помолиться в древней божнице.
Там однажды он задремал
И ему привиделся сон,
Как из чрева дщери Умилы
Поднялся волшебный бутон.
Как потом обратился он в древо,
Плодовитое и громадное,
И накрыла Великий град
Благодатная сень и ладная.
От плодов того древа люд
Насыщается и ликует.
Благодать на Русь снизошла,
Справедливость везде торжествует!
Как очнулся от сна Гостомысл,
Так послал избранных он в варяги,
Дабы Рюрика пригласить
И его привести к присяге.
А на месте, где на него
Снизошел откровения сон,
Он поставил памятный знак —
Золоченый цветочный бутон.
Церквь Знамения Богородицы,
Много позже поднимется там,
И икона Знамения Божьей Матери
Осветит «Цветочный» сей храм.
А еще всех старейшин земли
Повелел князь к себе позвать.
Волю им свою объявить
И как следует попировать!
Вот назначенный срок настал —
Зарябило от пришлых князей,
Что сходили с ладей-кораблей
Да во длани приемных мужей.
Те вели их в хоромы-палаты,
Да по злато дорогам, коврам!
Их приветствовал Добр Люд,
Воздавая заслуги князьям.
А и гости-то, гости какие —
От чинов обмереть не встать!
И народ валил толпами праздными,
Успевая лишь рты разевать.
Вот князь Белой Руси, вот Червонной,
Вон Загорской Руси светел князь,
Вон Бо Русь, вон Буян и Древляне,
Князь Хорватский сошел, помолясь.
Отворились двери в палаты,
Во светлицу престола-то красную.
Их встречал Гостомысл свет Буревоевич —
Речь держал приветливу, ласкову.
Вас собрал для того я сердешные
Дабы волю свою Вам сказать!
Вот мое вам други решение,
Кому власть я решил передать!
Через семя мое род продолжится
И наследует первенец все!
Власть останется в Роде Вандалов —
Рюрик приимет наследство мое!
И наполнились братчины медом
И хмельны рога до краев.
— Слава! — Грянуло множество глоток,
Опростав их без вычурных слов.
А потом Застолье Велико
Началось за столами обильными —
Отмечали зело Повод Важный,
Как от деда внук власть да приимет.
Чуть попозже дуды загудели,
И рожки захрипели вовсю,
Оглушительно звякнули бубны —
Песняры грянули песнь свою.
Гостомысл посидел ровно столько,
Чтобы мир не обидеть честной,
А потом удалился тихонько,
Ревматизм его требовал покой.
Гостомысл удалился от бражников и в покоях своих возлег.
Одеялом теплым укрылся, в жилах медлился кровоток.
Прибежала к нему Росица, дочка младшей жены Славуны,
Больше всех ее князь любил, чаще прочих баловал шалунью.
Взгромоздилась на лавку рядом, стала радостно щебетать,
И свои девичьи проделки стала дедушке поверять.
Князь держал ее теплые ручки и смотрел в ее карие очи,
За окном брехали собаки, отгоняя призраков ночи.
Тихо, мирно и незаметно закрывались веждами очи,
И плясало пламя свечи, и покойно все было очень...
И егда Гостомысл умре, тогда вышли всем градом
простишися,
С превеликою скорбью, печалию люд Словенска его
проводишися.
И со всех-то краев Руси-матушки, с Гостомыслом простишися
шли,
Памятуя дела его славные, славословя деянья и дни.
Погребоша его да близ Мсты, что катит свои волны напевные,
Во пещере на самом брегу — место то сакральное, древнее!
Место то от досужних глаз сберегается в тайне великой
И дошел из глуби веков сказ о пещере на бреге сокрытой.
Кто откроет могилу ту, прикоснется к царскому гробу,
Тому знания буду даны и склонятся пред ним все народы.
Многие ту могилу искали, многим знаний хотелось и власти,
Но хранят место то волхвы, сберегая его от напастей.
Только избранные место знают, только праведные понимают,
Лишь достойных оно привечает, кровь Вандалов его отворяет.
Так что тщетны попытки были Гостомысла могилу сыскать —
След затерянный в мраке столетий не дается пришлым никак.
В свое время в холмах Волотовских Гостомысла могилу
искали
И Романовы, и Татищев, но токмо время напрасно теряли.
Ведь, по сути, на новгородчине есть три места с такими
названиями,
То обманка пращуров наших, отвлечение от сути внимания.
Пушкин, видимо, что-то ведал — знаний свет ему
приоткрылся,
Он в поэме своей «Вадим» о могиле проговорился.
Только вот не всякое знание достоянием должно стать,
Не закончил поэт поэму, вынужден был ее прервать.
Но кто ищет — тот и обрящет, так вникая в глубинный смысл,
Начинаешь видеть сокрытое, прозревается символизм.
Ананербе стремилось найти и открыть Гостомысла могилу,
Дабы власть над людьми обрести, сконцентрировать вышнюю
силу.
Только вот не смогли к ней пробиться и, теряя в сражениях,
войска —
Псы тевтонские были разбиты в кроволитных и страшных
боях.
И сегодня, как впрочем, и ранее, Гостомысла могила ждет —
Ждет, когда же прииде достойный, и свет знания обретет!
Что сказать, в мире лжи мы живем,
И история — это оружие.
Дабы память купировать людей,
Создавая мнения досужие.
При Петрушке все началось —
Извращения и подлоги.
Немчура, языком не владевшая,
Не ученые — демагоги.
Миллер, Байер, Шлецер и Кун —
Иноземцы и прохиндеи.
Их последователь Карамзин —
Переписчик чужой ахинеи.
И сегодня детям все также
В школе бред продолжают нести —
О варягах на царство призванных
И про иго татар на Руси!
Песнь ушкуя
Словенск
Былины старинные,
Родом хранимые
Оглавление
Гостомысл 3
Песнь ушкуя 15
Ис Хрис – выбор 62
«Быль-НеБыль» 79
1241 98
Аркона 111
Гостомысл
Правнуки Рода, внуки Сварога,
Дети Иисуса Христа!
Русь бесконечная, Русь православная
Чистая Слави душа!
Мы не рабы! Мы свободные люди —
Живем по заветам Отца!
А овцы и паства идут от лукавства —
Их отец — Сатана!
Вам расскажу о страны становлении,
Можно сказать — о Петре.
О собирателе княжеств славянских,
На нашей безбрежной земле.
Тысяча лет с той поры миновала,
Русь прирастала землей —
Какие-то земли под руку просились,
Какие-то брали войной.
Время конем Святогора летело —
Века оставляя и вехи,
Русь процветала и Русь горевала
В этом неистовом беге.
Многое русскому люду пришлося
Вытерпеть мук и лишений!
Только души чистота неизменна
Средь происков и искушений!
А и были от времени оного те события стародавние,
А и тысячу лет с парой сотенок, да еще и с десятком
годиночек.
Русь тогда еще только сбиралася из удельных и малых
земелюшек,
Как лоскутное одеялице под рукой мастерицы искусницы.
Тяжело зрить в дремучие древности, и не все там отчетливо
видится —
Слишком много сокрыто, сопрятано, затуманено и опорочено.
Расскажу я сегодня, сердешные, вам о славном правителе-
батюшке,
От кого земли русские сталися дюже шибко расти-
расширятися.
Прирастать, да не токмо землицею, а и именем общим
прозвахуся.
Имя то с той поры сохранилося, воссияло еще пуще
прежнего,
На погибель поганому ворогу, да на радость то другу
сердешному.
Русь Великая — вот то название, что как солнце светит миру
дольнему.
А и звали правителя батюшку Гостомыслом Светом-
Буревоевичем,
Что по дидовой крови Вандалович, от Вандала десятым
исчислился.
Он приидоша с Дуная широкого, что рубежно течет по
окраине,
И седоша близ озера Илмеря град отстроил Словенск
запустевший бо.
Много позже, тая правду матушку, от потомков зело
любопытнейших —
Обозвали сей град Новогородом, сокрывая следы всё
былинные.
С ним приидоша болгары и скифы — нашли земли те дюже
пустынными,
Разыдошася кииждо, да с родом своим и на землях овиих и
восели то.
Гостомысл архитектором был, размечал города и селения,
Дабы Русь развивалась стремительно — прирастала и людом,
и землями.
Время мчалось годами десятками — расширятися стала
страна вельми,
Прирастала землей и народами, что под сильную руку
сбиралися.
Гостомысл бе муж елико храбрый вельми ворогов в ужас
вводил,
А своими людьми был любим весьма — и за мудрость, и боле
за праведность.
Сего ради то вси окольнии его чтяху дарами и данями,
Мир купуя иметь и защиту от врагов и соседушек алчных.
Князья всяки из далей далеких прихождаху землей и морями:
Мудрость слушать, советам внимать, на сермяжном суде
поприсутствовать.
Гостомысл был стратигом умелым, что под длань свою да
привел
Всех подвласных ему князей славных, дабы дать Каролингам
отпор.
Он в единый кулак Русь собрал — рать руян и рать ободритов,
И Людовик Немецкий бежал — дважды, будучи с войском
разбитым.
Но хронист-иуда Людовика, извратил те победы достойные,
И в аналы Фульдские внес ересь подлую, ересь поганую.
Смелым воином был Гостомысл и берег его светлый Сварог,
И небесная матушка Лада благодатью коснулась своей.
Три жены Гостомысла красавицы четырех сыновей подарили
И еще трех дочурок чудесных, что ему внучат народили.
Гостомысл был женат на Ньеруне, и та ему родила трех
сынов:
Старший — Выбор, вторым стал Избор и Словен — самый
младший из них.
От второй же жены да Руяны, что привез из Ругена далёкого,
Две дочурки родились красавицы — Радуна и Умила
прелестница,
А еще сынок Ларс народился, что трагично погиб да в
отрочестве,
Когда в Балтике сгинула в бурю рать, ведомая Выбором
смелым.
Дочь Умилу взял в жены Годслав, что был родом из
ободритов,
Коих звали варягами-русами из колена, что Руса да Сиверца.
Вот она родила внуков трех Гостомыслу то Свет-Буривоевичу,
Коих звали Рюрик, Сигнетр и Торвардром, что был самым
младшеньким.
Рюрик старший из них на княжение приглашен во Словенск
будет позже,
С ним придут и Сигнетр и Торвардр, всё мужи и войны
достойные.
Третьей стала супругою Софья — полонянка, смуглянка из
Греции,
Что родила малышку Славуну, и та любимецей стала отцу.
Вырастали сыны, матерели, становились опорою власти,
Уходили на порубежье — города, крепости возводили.
Выборг — создал сам Гостомысл и назвал его в честь сына
Выбора,
Он защитой от шведов надолго стал, дабы тугу велику, да не
терпяху то.
Избор — град постави Изборск, где и сел на княжие славное,
Но недолго в тех землях он правил и умре изъяденным змием.
Словен — как от отца да отьиде ушел в Чудь и град там
постави,
Но и он недолго там праву твори, через три лета умре
внезапно бо.
Не спокойно все было окрест — беспокоили вороги лютые,
И сбиралися Русские рати для защиты земель и народа то.
Раз норманны изби и изгна в порубежии подданных слави,
И пришлось Гостомыслу послать супротив них дружину
хоробрую.
Войско Выбор возглавил и с ним, младший Ларс напросился
идти,
Бойцы были быстры и легки, погрузились в ладьи-корабли.
Токмо не было им удачи,
Неспокойно хладное море,
Поднялась волна крутобокая
И обрушила многое горе.
Море бурное разметало,
Словно щепки суда и людей.
Море жертву великую взяло
И с людей и со всех кораблей.
Волны, словно могучие звери,
Тучи низкие разрывали.
И ревели в неистовой злобе,
И хлопья пены на воду роняли.
Вот и камни, гулкие камни —
Их холодные волны терзают.
И дружинников обессиленных
В спину, словно руками толкают.
Ветер в соснах кондовых ярится,
С дюн срывает колючий песок,
А на взморье норманны столпились,
Как жестокий и страшный морок.
Тот, кто выжил — на бреге студеном
Обнажали стальные клинки,
Вороги, словно хищные волки,
Люто щерясь, их брали в мечи.
Так погиб Выбор, Ларса прикрыв,
От секиры норманна разящей.
Ларс его на миг пережил,
В белу грудь меч вонзился звенящий.
Бились воины-соколики,
Гибель чуя неминучую,
Понимая, что не в горнице,
В саде райском пир им будется.
Угубили злые вороги,
Полегли то все дружиннички,
И волна лизала алчно
Кроволитный берег северный.
Полегла дружина русская,
Под норманнскими насечками,
Словно белые березоньки,
Топорами изрубленные.
Когда Царь Гостомысл узнал, что норманны кровинушек
отняли,
То поклялся отмщеньем воздать и весь род истребить песий
Гунульфа.
И была велика печаль, что постигла весь род Гостомыслова,
И свершилась великая тризна по ушедшим сынам и
соратникам.
А и вскорости стала зима, и морозы поднялись трескучие,
И пошли рати русские по морю на норманнов и конунга
Гунульфа.
То была сеча жаркая, лютая, когда к Сигтуну вои пришли,
И разили норманнов без счета и топили, как псов, в черных
омутах.
Сам же Гунульф был сброшен на лед и попал в полынью да
промоену,
Где нашел свой бесславный конец подо льдами моря
холодного.
Только радость была омраченной — Радомысл, младший брат
Гостомысла,
Ранен был в этой сече жестокой и скончался от ран да
губительных.
Так остался один Белый Царь, сыновей и братьев потерявши,
Но осталось с ним восемь внучат, те, кто дедово дело
продолжат.
Прибавлялись годочки прожитые, тело тихою сапою
старилось,
Горевал Гостомысл о наследнике, размышлял о достойном
приемнике.
Вот иде Белый царь в Колмогард, вопросити богов о
наследии.
Путь не долог — всего версты три, до молельного места на
капище.
Прихватив дорогие дары для достойных своих Предков-
Пращуров,
На высокое место взошел, что над плавными струями
высилось.
Средь кумиров суровых он встал с вещунами и требы
свершил,
И тогда, самый старый из них Рода-Пращура вопросил.
Из обложного неба пробился золотой луч и холм осветил.
Ветер спутался в роще священной и на краткое время почил.
В мире, кажется, стихли все звуки, время, кажется,
остановилось,
И знамение на облаках в виде дерева проявилось.
А потом из далей далеких долетел тихий шепот Отца.
— Кровь твоя станет править страною — породнится с
богами она!
Не поверил ему Гостомысл, закручинившись, сходит с холма,
Не осталось в нем мужеских сил, как же кровь его вступит в
права?
И опять дела и заботы, и радение за страну —
Тяжело бремя княжеской власти, но негоже роптать на судьбу.
Время соколом быстрым летело, но кручина на сердце
осталась,
Средь забот и хлопот не забылась, тяжкой ношей к нему
возвращалась.
Егдо в старость глубоку прииде,
Ощутив от годочков урон,
Стал все чаще хмурить чело,
И печалится начал де он.
Закручинился Гостомысл,
Снегом белым легла седина,
Кто же дело его приимет,
Кому власть перейдет сполна.
Он отправился в Зимогорье,
Что раскинулось на Валдае,
Средь березовых белых рощ,
Коим вовсе не видно края.
Там в священных рощах таится
Мудрость, скрытая до поры
И ее волхвы сберегают —
Старцы — древние вещуны.
Обратился к ним Гостомысл
И печаль им свою излил —
Об одном только их просил,
Об одном старцев он молил:
— Вы откройте мне, мудрые люди,
Расскажите, как дальше то быть?
Кому власть мою передать?
Неизвестность меня тяготит.
Я дары вам обильны принес,
Требы многие сотворил —
Вы отриньте грядущего полог,
Сокровенный явите мне смысл.
И ответствовал белый волхв,
С белоснежною бородой,
Что исполнятся чаянья вси —
Кровь его будет править страной.
Из утробы жены его
Гостомыслу прииде наследие,
И раздвинутся рубежи,
И отринуться лихолетия.
Не поверил опять Гостомысл,
Закручинился пуще прежнего,
Ибо стар он, в нем нету сил —
Навалилась тоска кромешная.
Князь уехал в ставку близ Ра-Комо
От людей и шумливой столицы.
Он хотел остаться один,
Помолиться в древней божнице.
Там однажды он задремал
И ему привиделся сон,
Как из чрева дщери Умилы
Поднялся волшебный бутон.
Как потом обратился он в древо,
Плодовитое и громадное,
И накрыла Великий град
Благодатная сень и ладная.
От плодов того древа люд
Насыщается и ликует.
Благодать на Русь снизошла,
Справедливость везде торжествует!
Как очнулся от сна Гостомысл,
Так послал избранных он в варяги,
Дабы Рюрика пригласить
И его привести к присяге.
А на месте, где на него
Снизошел откровения сон,
Он поставил памятный знак —
Золоченый цветочный бутон.
Церквь Знамения Богородицы,
Много позже поднимется там,
И икона Знамения Божьей Матери
Осветит «Цветочный» сей храм.
А еще всех старейшин земли
Повелел князь к себе позвать.
Волю им свою объявить
И как следует попировать!
Вот назначенный срок настал —
Зарябило от пришлых князей,
Что сходили с ладей-кораблей
Да во длани приемных мужей.
Те вели их в хоромы-палаты,
Да по злато дорогам, коврам!
Их приветствовал Добр Люд,
Воздавая заслуги князьям.
А и гости-то, гости какие —
От чинов обмереть не встать!
И народ валил толпами праздными,
Успевая лишь рты разевать.
Вот князь Белой Руси, вот Червонной,
Вон Загорской Руси светел князь,
Вон Бо Русь, вон Буян и Древляне,
Князь Хорватский сошел, помолясь.
Отворились двери в палаты,
Во светлицу престола-то красную.
Их встречал Гостомысл свет Буревоевич —
Речь держал приветливу, ласкову.
Вас собрал для того я сердешные
Дабы волю свою Вам сказать!
Вот мое вам други решение,
Кому власть я решил передать!
Через семя мое род продолжится
И наследует первенец все!
Власть останется в Роде Вандалов —
Рюрик приимет наследство мое!
И наполнились братчины медом
И хмельны рога до краев.
— Слава! — Грянуло множество глоток,
Опростав их без вычурных слов.
А потом Застолье Велико
Началось за столами обильными —
Отмечали зело Повод Важный,
Как от деда внук власть да приимет.
Чуть попозже дуды загудели,
И рожки захрипели вовсю,
Оглушительно звякнули бубны —
Песняры грянули песнь свою.
Гостомысл посидел ровно столько,
Чтобы мир не обидеть честной,
А потом удалился тихонько,
Ревматизм его требовал покой.
Гостомысл удалился от бражников и в покоях своих возлег.
Одеялом теплым укрылся, в жилах медлился кровоток.
Прибежала к нему Росица, дочка младшей жены Славуны,
Больше всех ее князь любил, чаще прочих баловал шалунью.
Взгромоздилась на лавку рядом, стала радостно щебетать,
И свои девичьи проделки стала дедушке поверять.
Князь держал ее теплые ручки и смотрел в ее карие очи,
За окном брехали собаки, отгоняя призраков ночи.
Тихо, мирно и незаметно закрывались веждами очи,
И плясало пламя свечи, и покойно все было очень...
И егда Гостомысл умре, тогда вышли всем градом
простишися,
С превеликою скорбью, печалию люд Словенска его
проводишися.
И со всех-то краев Руси-матушки, с Гостомыслом простишися
шли,
Памятуя дела его славные, славословя деянья и дни.
Погребоша его да близ Мсты, что катит свои волны напевные,
Во пещере на самом брегу — место то сакральное, древнее!
Место то от досужних глаз сберегается в тайне великой
И дошел из глуби веков сказ о пещере на бреге сокрытой.
Кто откроет могилу ту, прикоснется к царскому гробу,
Тому знания буду даны и склонятся пред ним все народы.
Многие ту могилу искали, многим знаний хотелось и власти,
Но хранят место то волхвы, сберегая его от напастей.
Только избранные место знают, только праведные понимают,
Лишь достойных оно привечает, кровь Вандалов его отворяет.
Так что тщетны попытки были Гостомысла могилу сыскать —
След затерянный в мраке столетий не дается пришлым никак.
В свое время в холмах Волотовских Гостомысла могилу
искали
И Романовы, и Татищев, но токмо время напрасно теряли.
Ведь, по сути, на новгородчине есть три места с такими
названиями,
То обманка пращуров наших, отвлечение от сути внимания.
Пушкин, видимо, что-то ведал — знаний свет ему
приоткрылся,
Он в поэме своей «Вадим» о могиле проговорился.
Только вот не всякое знание достоянием должно стать,
Не закончил поэт поэму, вынужден был ее прервать.
Но кто ищет — тот и обрящет, так вникая в глубинный смысл,
Начинаешь видеть сокрытое, прозревается символизм.
Ананербе стремилось найти и открыть Гостомысла могилу,
Дабы власть над людьми обрести, сконцентрировать вышнюю
силу.
Только вот не смогли к ней пробиться и, теряя в сражениях,
войска —
Псы тевтонские были разбиты в кроволитных и страшных
боях.
И сегодня, как впрочем, и ранее, Гостомысла могила ждет —
Ждет, когда же прииде достойный, и свет знания обретет!
Что сказать, в мире лжи мы живем,
И история — это оружие.
Дабы память купировать людей,
Создавая мнения досужие.
При Петрушке все началось —
Извращения и подлоги.
Немчура, языком не владевшая,
Не ученые — демагоги.
Миллер, Байер, Шлецер и Кун —
Иноземцы и прохиндеи.
Их последователь Карамзин —
Переписчик чужой ахинеи.
И сегодня детям все также
В школе бред продолжают нести —
О варягах на царство призванных
И про иго татар на Руси!
Песнь ушкуя
Глава 1
Словенск
