Алексей Кожевников
Дивы дивные, сказы старинные
В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.
2 Оно было в начале у Бога.
3 Всё через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть.
4 В Нём была жизнь, и жизнь была свет человеков.
5 И свет во тьме светит, и тьма не объяла его.
Так сказано в Евангелии от Иоанна, и так и есть. Слово было вначале — Слово способно созидать, и Слово способно разрушать. Сегодня многие не понимают истинной силы Слова. Сегодня многие пытаются найти цель в жизни, и не только для отдельного человека, но и для этноса в целом. Человеки строят теории, погружаясь в дебри философских и теософских учений и не понимая, что истинная цель Мира, Мира Славянского — это сохранение нашего языка. Языка — завещанного нам самим Богом, Языка Андрея Боголюбского (Христа), Языка наших Предков и наших Былин. Когда-то этот язык был могуч и силен. Когда-то на нем говорил весь Мир и Мир был им. Сам мир был этим языком. Но человеки не сохранили чистоту языка и, как Вавилон, разрушились. Лукавый в ненависти своей исказил и Веру и Язык. Он стал подменять истинные понятия ложными, он стал насаждать Лживые ценности, погружая мир в ужас, погружая мир в дикое средневековье. Человеки перестали чувствовать, понимать мир, и мир стал мстить им за это. И только Русь продолжала хранить и оберегать завет Бога, завет Отцов — великий и могучий Русский язык. Вот откуда идет та давняя и непримиримая ненависть Запада ко всему Русскому, ко всему Славянскому. Это борьба двух антагонистов — это борьба, по сути своей, сил Добра и Зла над Людьми, над их Думами и Помыслами. И сегодня надо понимать, что это борьба не только и не столько с внешним врагом, сколько борьба внутри нас. Да и сама Русь, чего греха таить, стала постепенно терять истинный, сакральный смысл Языка. Только ведуны, старообрядцы и посвященные сохранили настоящие знания. Вот поэтому за ними и повелась настоящая охота еще со времен становления западной монархии в пределах земель Русских. Романовы-ромеи пришли на земли наши, обманом захватив истинного правителя по крови и духу, кинули его в Бастилию, заковали в железную маску. А на трон посадили недалекого и злобного Анхольта, подменного Петра. Ненависть его ко всему славянскому известна, и вот уже запылали костры на землях славян, в горниле своем уничтожая красоту языка, мудрость предков и знания староверов. Сегодняшний «Русский язык» лишь блеклая тень языка, завещанного нам Богом. Его методично и планомерно убивают, сокращая буквы алфавита, насаждая массу ненужных правил и усложняя грамматику. Сегодня в Русском языке столько правил и ограничений, что за ними теряется настоящий, истинный смысл РОДного Языка. Мы не понимаем слов, которые употребляем, и не видим алгоритма их построения. Мы не понимаем, что означают буквы, мы забыли их цифровой код и уж тем более их сакральный смысл.
Но, все так же перечитывая старые тексты и забытые слова, мы ощущаем в глубине Души колыхание чего-то истинного и Родного. Только прислушайтесь к себе. Слово Бога живет в каждом человеке и оберегает его. Слово Бога — это Совесть! В своей книге мне очень хотелось напомнить Людям именно об этом. Мне хотелось воскресить старые, забытые слова и выражения. Сегодня стоит выбросить из языка всю эту наносную иноземную шелуху и начать возрождать в себе свободный и сильный дух: дух наших Предков, силу Славян и язык Творца! Лишь тогда Мир раскроет нам свои тайны и мы постигнем не только его Суть, но и замыслы Его!
С уважением, автор
Содержание
1. Сказка-быличка________________________5
2. Нисхождение___________________________28
3. Замри-гора_____________________________66
4. Встреча ________________________________86
5. Новолетие______________________________94
Сказка-быличка
Где-то недалече, но все ж и не близенько
Стояла над рекою в три дома деревенька.
Река катила волны по омутам, порогам
И, намывая мели, ярилась по отрогам.
Местами луговины с духмяным разнотравьем,
И разливные поймы, и плещущие плавни.
Вокруг леса и чащи, боры и буераки,
Ламбушки и озера, поляны и овраги.
Раскинулась привольно от края и до края
Земля детей Перуна, земля славян Родная.
Ярилось в небе солнце, пичуги щебетали,
Над пышнотравьем дивным, стрекозы стрекотали.
Вот зверобой, звездчатка, ромашка, медуница,
Вон клевер, колокольчик и василек таится.
Тут розовые кисти кипрея поднялись,
И светозарной силой их листья налились.
В них ароматы лета, любовь родной земли,
Не зря его в народе Иван-чаем нарекли.
ПриРода не случайно при Роде обитает,
Она его и лечит, она его питает,
Дает тепло, одежду, жилище и работу,
Взамен от Рода хочет внимания и заботу.
Чти, помни — Род и предков, как мать люби приРоду,
В ней обретешь ты силу, обрящешь в ней свободу.
Раз детки в лес собрались по ягоды-грибочки —
Собрали кузовочки, обулись в лапоточки.
Родители устанут в трудах-заботах тяжких,
А дома сбор из ягод их ожидает в чашках.
Бодрящий и холодный морс старших освежит —
Им силы восстановит, здоровьем одарит.
Сквозь окна лучик солнца на половицы пал,
В нем хоровод пылинок незримо трепетал.
Дверь распахнув, Ариша в жар летний окунулась,
Подружкам за оградой счастливо улыбнулась.
Сбежала по ступеням, квохтатых кур вспугнула
И походя, ладошкой, подсолнухи качнула.
Первуша, тот степенно, как батюшка, спускался,
А после рассмеялся и вскачь к друзьям помчался.
Веселая ватага — галдя и гомоня
В бор устремилась светлый, по стежке сквозь поля.
Дорогу незаметно осилили ребята,
И изумруды листьев сменило злаков злато.
Веселою гурьбою с ауканьем и смехом
По лесу побежали, перекликаясь с эхом,
Срывая мимоходом пузатые грибочки,
Что схоронить спешили за спину в кузовочки.
Грибки всегда любили, чтоб кланялись им в ножки,
Поэтому все чаще стояли у дорожки.
Но как-то не открыто, под веткой, за листком,
Из мха или черничника выглядывая тайком.
Лишь мухоморы красные ярились не таясь
И пестротою шапочной так радовали глаз.
Лишь кто ведает и кто знает,
Осторожно грибочки те сбирают.
В них таится берсерка безумье свирепое,
В них лечебная сила, связь с духами крепкая.
От ангины, парши они помогают —
То волшебное средство волхвы собирают.
Кто понимает — сразу окрест обходит их,
Ведь по соседству любит скрываться боровик.
Малиновая шляпка, пузатая нога,
Что хрустко откликается на острие ножа.
Вон пуговицы рыжиков под елками кружат,
Что лакомства гурманам в солениях сулят.
Моховички, козлята, лисички, колпачки —
В жарехе и тушении то первые грибки.
А вон кусты черники, на кочке голубика,
Там россыпью на солнце багряница-брусника,
Здесь сладкая малина скрывается в листах,
Тут гроздьями сморода алеет на кустах.
Вот белые цветочки, изрезаны листы,
Рубином пламенеют земляничные кусты.
В болотине морошка, янтарная слеза,
Из мха, на тонкой ножке, поднялась егоза.
Все просится в лукошко, а паче чаще в рот,
Нет мочи удержаться, когда бурчит живот.
Ту ягодку в корзинку, а эту для себя,
И радостью искрятся веселые глаза.
Испачканы ланиты, и черны язычки,
Лукошки наполняют неспешно малыши.
Первуша и Ариша немного увлеклись,
И от гурьбы веселой они оторвались.
Боровичок пузатый — один, за ним — другой,
Так ведьменные кольца заводят в лес густой.
Теперь уже не слышен им гомон детворы
И кроны не пускают полдневные лучи.
В зеленом полумраке корявые стволы,
И всюду, ровным слоем, лишайники да мхи.
Детишки растерялись, аукаться спешат,
Но меж стволов лишь эхо им вторит невпопад.
Аука, дух-проказник, их с панталыка сбил
И в чаще непролазной детишек закружил.
Заплакала Аришка, лукошко уронила
И спелую малинку по кочке раскатила.
Первуша утешать стал любимую сестричку,
Ей спрятал под платочек упрямую косичку.
Слезинки утирая, прижал ее к себе
И амулет защитный зажал в своей руке.
С уст тихонько полились-сплелись заговоры,
Устремились ввысь и вдаль сквозь просторы.
— Велес справедливый, всемогущий,
От Нави Род наш стерегущий,
Мудрость и знания людям несущий,
Домам и скоту защиту дающий.
Услышь внука своего — обереги,
Навьи чары с глаз моих убери,
Путь-дорогу мне найти помоги,
От невзгод и бед меня защити.
И такая твердость была в этих словах, такой металл,
Что тотчас отступил в сумрак страх и совсем пропал.
Распрямился Первуша, и вроде чаща не так густа,
Оглянулся окрест, и скукожилась тень-темнота.
Глядь, на пеньке трухлявом невзрачный старичок,
Седой и бородатый, аки сморщенный сморчок.
Глядит — лукаво,
Сидит — величаво,
В очах — искринки,
На устах — смешинки.
— Что, заплутали, чадушки, и тропку потеряли,
Когда по воле Лешего по лесу вы петляли?
Вы не пужайтесь, деточки, я это — пособлю
И Велесу кудлатому тем самым удружу.
Ветерок налетел, заскрипели могучие дерева,
На плечо незримо рука прадеда Рода легла.
Мы все Род один: и Велес, и его многие внуки.
На земле Родной не страшны нам навьи духи.
Под моей защитой славян славное племя,
Не приспело еще для печали и плача время.
Лес — кормилец, и лес — начало всего живого,
Мудрый старец и вечный исток молодого,
А бояться леса не надо — его надо любить,
Он в невзгодах детям своим всегда пособит.
Так сказал и с шелестом листьев умчался,
Словно призрачный гость средь могучих стволов затерялся.
Тишина и покой опустились на ложе из мха,
Лишь кукушка-пеструшка кому-то считала года.
Стали детки в лесу озираться да наблюдать,
Чтоб дорожку до крова родного скорее сыскать.
Там примятая травка, там сломленный стебелек,
Вот и ямка во мху, что оставил боровичок.
Все наладилось, зоркие очи все примечают —
Велес над ними свою благодать простирает.
Вдруг хохот разразился, от деревьев отразился,
И на поляне Леший пред очами их явился.
Страшна у него рожа, чем-то с самим чертом схожа,
Мосластые копыта, из одежды лишь рогожа.
В бороде мох и смола, в волосах колтуны,
Изо рта, меж клыков, хлопья желтые брызжут слюны.
Аришка, та притихла, за Первушей схоронилась,
В рукав рубашки братца испуганно вцепилась.
— Ну что, попались, детки, сейчас я вас в мешок,
А вечером устрою для друзей своих пирок.
Кикимору с Шишигой к себе в гости позову,
Болотнику с Камышником тем паче угожу.
Безумие в очах, под лохматыми бровями,
Где жесткая щетина соседствует с грибами.
Он с этими словами раскрыл мешок дерюжный
И, растопырив пальцы, осклабился паскудно.
Смердящее дыхание и безумие в очах —
Зажмурилась Аришка, увидав подобный страх.
Лапы Лешего стали тянуться и удлиняться —
Никуда от него не скрыться, не затеряться.
Первуше бежать не с руки, позади сестра —
К поясу рука потянулась, навершие сжав ножа.
Лешему — это понятно, как дробина слону,
Но Русс не привык жизнь без боя дарить врагу.
Чуть слышно шепчут уста: — Ариша, готовься бежать,
Я постараюсь аспида этого, хоть на чуть-чуть, задержать.
И только собрался малец броситься на супостата,
Губу до крови закусив, с решимостью старшего брата,
Как лес зашумел, заскрипел, затрещал деревами,
И на поляну чудище продралось между стволами.
Сквозь пыль коры и треск сучьев ломаемых
Возник бородач — угроза для всех, им встречаемых.
Нога одна в колоде, костылем подпирается,
Это Верлиока колченогий спешит — зло ухмыляется.
Одноглазый, заросший, поперек себя шире в плечах,
Кого завидит — хватает, навевая жутчайший страх.
На плече у него ворон сидит чернющий и злющий,
На другом — короб висит трескучий, большущий.
Увидав детей, осклабился, к ним потянулся,
Лешего отпихнул костылем — не обернулся.
Обиделся Лешак от такого дерзкого напора,
Скороговоркой стал бормотать свои наговоры.
Подрос, прям на глазах, локтей этак на пять,
Стал Верлиоку колченого по поляне гонять.
А тот даром, что хром — костылем отбивается,
На затрещины и тумаки Лешего огрызается.
Скрипели стволы, сучья громко трещали,
В воздухе прелые листья поземкой летали.
Пока шум да свара, грызня и возня
Детишки стоят обомлев — чуть дыша.
Вдруг солнечный лучик игриво пробился
И в головах ясный глас зародился.
— Вы дети Перуна — приРода ваш храм,
Вы требы всегда возносили богам.
Напрасно не рвали цветы полевые
И мухоморы зря не давили.
Я Лесовик и вам пособлю,
Дорогу до дома вам укажу.
Луч задрожал, и замшелый пенек
Доброго старца облик обрек.
Тот дланью повел, и лукошко поднялось,
Вновь полное ягод оно оказалось.
— Вот солнечный луч, и он вас поведет.
Прощайте! Не медлите больше! Вперед!
Лесовику поклонились детишки
И за лучом помчались вприпрыжку.
А на поляне шум меж тем разрастался,
Чудищ кудлатых клубок шипел, извивался.
В стороны летели обрывки дерюги, грибы,
От такой злобы уже недалеко до беды.
Ворон увидал детей, закаркав, взмыл вверх,
Да отлетевшей корягой был оглушен как на грех.
Только облако перьев в воздухе и осталось,
Сама же нечисть нелепо в траве распласталась.
Но детки этого ужо не видали,
Они за лучом золотым заполошно бежали.
Первуша за руку Аришку держал —
Он брат, и за девочку он отвечал.
Светлело — все больше берез попадалось,
В их белых нарядах тьма растворялась.
Рунами, ризами на бересте —
Летопись мира живет на стволе.
И чем дольше дерево простоит,
Тем больше событий запечатлит.
Кто может — сочтет, а другим невдомек,
Что означает каждый штришок.
Скоро деревья, враз, расступились,
И на поляну детишки ввалились.
К радости вящей друзей и подруг,
Кинулись к ним — позабыв про испуг.
И повлекли всех в деревню родную,
Где чуры отвадят нечисть любую.
Дорога вилась средь лугов и полей,
Воздух звенел от полета стрижей.
Вот мухоловка, а вон трясогузка,
Жаворонок трели выводит искусно.
Красивый цветочек, Аришка нагнулась,
Запах медвяный вдохнуть потянулась.
Глядь — не цветок то, а чьи-то глаза,
Что из травы глядят на тебя.
Малыш Луговик, в мураву облаченный,
С Аришей в гляделки играл напряженно.
Вдруг руки разжал — в небо взмыл воробей,
Ариша моргнула. — Да ты прохиндей!
Ничтоже сумняшеся, тот длань простирает
И тем на подарок ей намекает.
Девчушка нахмурилась. — Ты плутовал!
На что Луговик засопел, заморгал,
Таким стал несчастным, что мочи не стало, —
Аришка, смеясь, лукошко достала.
Ладошки наполнили ягоды спелые:
Такие упругие, вкусные, зрелые.
И Луговик в траве растворился.
То ли он был, а то ли приснился.
— Ариша, давай догоняй нас скорей!
Первуша ее ожидал средь друзей.
Когда же малышка к ним подошла,
То обомлела вся детвора.
Весь сарафан в луговых был цветах,
Он, чудилось, жил на хрупких плечах.
Светом Ариши лик озарился,
Так Луговик за добро отдарился.
Голод надолго не дал задержаться,
Он в животах заурчал, забрыкался.
Всех их погнал по дороге домой,
Где ожидали обед и покой.
Вот и поля, огороды, дома —
По избам своим разбрелась детвора.
Ариша с Первушей к себе поспешали —
Их дома еще дела ожидали.
Нужно прибрать, приготовить еду
И на колодец сходить по воду.
Дверь отворили сквозь сени прошли,
В горнице торбы свалили к печи.
Вымыли руки, к столу подбежали,
Где снедь рушники для них укрывали.
Ариша налила чуть-чуть молочка
И хлеба краюху взяла со стола,
