Бахарь
Песни булата
Оглавление:
Битва при Молодях. 3
500 против 40000. 11
Осовец — «Атака мертвецов» 21
А на белом снегу ярко-алая клюква… 24
Память. 25
Вино красное, словно кровь… 26
День Победы! 26
День Победы или скорби! 27
«За отвагу». 28
Совпадение?! 29
Актерам фронтовикам посвящается 30
Памятник 32
Шкуродер 33
Умирал солдат… 40
Светлые души не умирают… 41
Разъяснение 42
За что мы воюем 43
Вагнерам посвящается 44
За ВДВ! 45
23 февраля 45
О патриотизме 46
Дряхлый мир 48
Битва при Молодях
Слушайте, люди русские, слушайте, люди вольные,
И в памяти сохраните деяния предков достойные.
Все, что окрест нас раскинулось: реки, поля и дубравы, —
Все это кровью полито, и все это наше по праву.
Эта земля нам завещана нашими предками славными,
Что живота не щадя, бились с врагами погаными.
Наши просторы бескрайние — доблести нашей сродни,
А широта просторов — сродни широте души.
Ничто в этом мире жестоком не отдается без боя
И чтобы сберечь это все, нужна железная воля.
Часто враги убогие за слабость добро почитают,
И на державную Русь похабную пасть разевают,
И тявкают не дальновидно, и норовят укусить,
И щерятся зло и трусливо, и их не остановить.
А после, собравшись в стаю и обретя вожака,
Бросаются всем гуртом на русского мужика.
И как это было допрежь, и будет после всегда —
Зубы свои обломают и напрудят под себя.
Сколько таких вот вояк осталось в земле нашей,
Тех, что могли жить, а стали гумусной кашей.
Сегодня я вспомнить хочу о битве при Молодях,
Чей яркий триумф прославил мужество воев в веках.
А из-за реки, да из-за Оки, показалась туча черная,
Показалась туча черная, поднялася сила грозная.
Рать степная басурманская валом валит на Московию,
Хочет Русь придать пожарищу, полонить ее сердешную.
Хочет божии ти церкови все под дым спустить пожарища,
Хочет вси монастыри разорить, разграбить алчно,
Хочет увести в полон вдов и дев, да деток маленьких,
Хочет черных мужичков всех повырубить да саблями.
Грозный хан Забираскар войско вел на Русь громадное —
Тысячи в нем тысяч воинов — степняков и прочей погани.
Шли воевать царя Московии татары, турки и крымчаки —
Делили земли, города, рядились алчно за ясаки.
Хан расписал всю Руску землю — кому что дати, чем владети,
Мужчин всех в армию забрал, уверенный в своей победе.
Не ждала Москва, не чаяла, а и страшного нашествия,
Токмо вот оно в преддверии по пыжну к ней подбирается.
С ханом янычары шли и да с огненными пушками,
Дабы проще было брать грады-крепости славянские.
Сулейман-властитель Порты из Молдавии и Венгрии
Отпустил татарей тысячи для похода на Московию.
Опасался московитов султан Империи Османской,
Забоялся Сулейман русских ратей да хоробрых.
Видя, как пред ними пали Астрахань с Казанью дерзкой,
Он решил чужою рукою покорить урусов смелых.
Солнце скрылось от дыхания, да от пара лошадиного,
И от духа — от татарского схоронилося до времени.
Пыль в степи поднялась тучею под копытами татарскими,
Словно от огня-пожарища копоть черная вздымается.
Вор, собака крымский хан землю без мужей оставил,
Всех от мала до велика воевать Москву отправил.
Только вот делили шкуру не убитого медведя
И чуть-чуть поторопились отпеть грозного соседа.
Вот и речка показалася, что волнами разбликалася,
Что колышется и пенится закрутенью да на быстрице.
Подойдя к Оке красавушке, не вошел хан в зыби хлябные,
Ибо батырей узрел Михаила Воротынского.
Хан Забираскар пошел пожнёвою да утыриной,
Чтоб у Сенькина у брода незаметно переправиться.
Да только брод перекрывал сторожевой урусов полк,
И, дабы задержать собак, вступил в неравный с ними бой.
Из воды на плавный брег выходили злые орды —
Шел ногайский авангард, лютой ненависти полный.
Двадцать тысяч на равнину подымалось из воды,
И бескрайние просторы — песня для Кави-мурзы.
Двадцать тысяч против тыщи, перекрывшей путь врагу,
Вышедшей с врагом сразиться и главу сложить в бою.
Со страхом в сердце — жизнь не жизнь, а на миру и смерть
забава —
Жить надо лихо, чтоб молва твой подвиг после воспевала!
Чтоб дети, внуки и потомство гордились удалью и славой,
И чтоб в былинах старины их пращуров дела сияли.
Ту переправу охранял князь Иван Шуйский со полком —
Детей боярских двести с ним и ратников шестьсот при нем.
Бой кроволитным был и скорым — в бою погибла вся
дружина,
Но каждого, кто принял бой, ждала бессмертия вершина.
Враг впереди, враг сбоку, сзади и сталь сечет и льется кровь,
Лишь гордо реет над равниной на кумаче Иисус Христос.
Всемилостивейший это Спас, древнейший стяг полков Руси,
Херугвь то истых христиан — их символ веры и любви.
Ветрами знамя целовалось и трепетало, и дрожало —
Не раз, не два оно клонилось, но неизменно выпрямлялось.
И вот под ним последний вой погиб под саблями татар,
Но даже мертвым он стоял — херугвь из рук не выпускал.
И это было дюже страшно, когда средь груды мертвых тел
Окрововленный и недвижный на басурман герой смотрел.
Он не упал, не склонил колен — он и в посмертии воевал,
Он с верой жил, вере служил и с верой в сердце погибал.
А лик Христа, казалось, жил, и лик был грозен и суров,
Врагу он бедствия сулил — приговорил он степняков.
Орда катила по Руси — на сорок верст аж растянувшись,
Орда беспечно несла силу, на Серпуховский тракт
втянувшись.
Казалось, вот она победа, к Москве крымчаки подходили,
Их авангард у речки Пахры, что в Подмосковье находилась.
Арьергард едва достиг села Молоди близ Рожайки,
Беспечны были командиры, беспечны были мурзы в ставке.
Забираскар уж ликовал, считая, что Москва не знает,
Как страшный и жестокий рок к ней неотвратно подступает.
Злы татары, шли стремительно — не таясь и не чураясь,
Безнаказанным насилием по дороге развлекаясь.
Только невдомек им было, что за ними по пятам
Скачет Дмитрий Хворостинин — из опричников смутьян.
С ним соколики бояре и казаки удалые,
Что лязга браного пытают, хотят с врагом померять силы.
Только Молоди прошли, Дмитрий бирюком осклабился,
Встрепенулись очи-голуби, сталь из ножен извлекается.
— Братцы, час наш настает, отмстить орде сейчас поганой —
С нами Спас и Троеручица! Покроем, други, себя славой!
И задрожала мать земля, когда копыта застучали,
И подкопытная танга метелью за конями встала.
Дружина русичей врубилась в арьергард турецкий войск,
Разбойну допоть разметала, оставив сыть земле сырой.
А после, не сбавляя ход, без уёму помчались дале,
На основные силы степи безропотно они напали.
Тетерниками понеслись на закувековших татар,
И потекли кровя сугорами от посеченных бусурман.
Очнулся враг, сплотил ряды и на урусов навалился —
Угубить весь отряд решил, за ним погонею пустился.
Пораззадорились татары, кувекая несутся вскачь —
Опричников почти догнали, ярятся шумно веселясь.
Вдруг перед ними гуляй-город поднялся, словно из земли —
Стоят тяжелые телеги, на них кондовые щиты.
Одна повозка, шесть бойниц, откуда пялятся пищали,
Таких повозок сорок штук на возвышении стояли.
За три минуты только раз пищаль готова огрызнуться,
Но фунта два её свинца способны жутью обернуться.
Пищальна пуля легко бьёт насквозь двух воинов в строю
И только в третьем застревает — дань крови это за войну.
Ну а оставшихся сметает пищаль стрелецкая ручная,
Где пуля, пусть бы и одна, но токмо точно вылетает.
Опричников вовнутрь пустили, и сразу грянул дружный залп,
Стрельцов пищали громыхнули и стрел пороша понеслась.
Как будто Святогор седой своею палицей взмахнул —
Он сотни, тысячи татар, как крошки со стола смахнул.
Три берковца свинцовой сечки из сотен пущенных стволов
Смели, как надоевших мух, элиту конницы степной.
И пока мертвые валились, живые в ужасе столпились,
Вновь Хворостинин выезжает и кроволитье продолжает.
Враг с перепужины тикал, как будто Иблис появился,
Опричники, что дикомыти, свирепо между ними вились.
А по дороге подходили все новые татар отряды —
Волной кипучей обрушались и отползали тихой сапой.
До вечера враг наступал, желая русов истребить —
Он не желал в своем тылу такую силу сохранить.
Холмы кровавые поднялись из степняков в атаках павших,
Свободных не осталось гурий для этой нечисти пропащей.
И только ночь остановила топор судьбы и Русской славы,
Когда герои в лютой битве свою страну оберегали.
И пусть татарских было псов гораздо больше русских воев —
Но истребляли их огнем, железом, тактикой и боем.
Ты грабить шел поганый пес, желал наложниц и богатства,
А станешь сытью для зверья и твой удел в земле валяться.
Татары с диким воем мчали, на укрепления урусов,
Тем страх в утробе заглушали, давя в себе латентных трусов.
И невдомёк детям степей, что завсегда гостям Русь рада,
Но если к нам с мечом прийти, то сдохнешь подколодным
гадом.
А утром истина открылась в своей жестокой наготе,
Что впереди Московский кремль и войско, стало быть, в
котле.
Враг оказался тупо заперт и мышеловка затворилась,
Все воинство Забираскара в ловушке хитрой очутилось.
Два дня враги на приступ шли, желая гуляй-город взять,
Закрыли солнце тучи стрел, но город продолжал стоять.
Враг ядрами желал пробить в стене щитов большие бреши,
Желая конницу пустить в образовавшиеся плеши.
Да только в огненном бою урусам нет на поле равных,
И артиллерию свою хан истребил весьма бесславно.
И Хворостинин не скучал — он в ярых вылазках своих
Расчет турецкий порешил, а сами пушки изрубил.
Всю тщетность осознав потуг Забираскар штурм начинает,
Он спешиться велит войскам, и янычар вперед бросает.
Татары — это не бойцы — разбойники и мародеры,
Удел их массой задавить, они сильны покуда сворой.
Другое дело янычары, в чьих венах кровь войны течет,
Их преданность и их отвага от воспитания идет.
Они послушны командирам, умело действуют в строю,
И Сулейман их дал Забиру, чтоб штурмовали град-Москву.
Теперь же нужно только выжить, бежать скорее в Крым
Родной,
И под крылом Великой Порты обрящить призрачный покой.
И вот войска на штурм пошли, теперь спасая свои шкуры,
Пытаясь массой задавить злой город в этой авантюре.
Четвертый день славяне бились, напор удерживая дикий.
«В полках учал был голод людям, а также лошадям великий»,
Ведь русы мчались налегке, желая ворога догнать,
Обоз с едою и питьем их мог надолго задержать.
Поэтому в погоне скорой они с собою лишь везли
Пищали, пушки, порох черный да стен защитные щиты.
И эти стены Русь спасли, спасли защитников отважных,
И показали всей земли великий дух солдат бесстрашных.
Татары в ужасе священном разбойной допоти полны,
Дрались, как бешеная свора, осклабив желтые клыки.
Накал достиг апофеоза — крымчаки к стенам подошли
И рвали их, сдирая кожу, ломая ногти и клинки.
А янычары, обезумев, достав кривые ятаганы,
Рубили толстые щиты, буквально грызли их зубами.
А гуляй-город все стоял, стоял как в глотке бела кость,
Что не дает дышать покойно и отправляет на погост.
Не загоняйте крысу в угол, иначе бросится на вас
И степняки сражались дико, предчувствуя возмездья час.
Русь не хотела отпускать своих грабителей на волю
И перемалывала их, и мстила им за вдовью долю.
Не раз, не два на светлу Русь орда татарская ходила
И каждый раз боль и полон ее народам приносила.
И вот теперь свершалась месть — святая месть за произвол,
Кровя татаровя текли, и истреблялся род степной.
Вот темна ночка пала вновь да на сторонку на родную
Звездами вспыхнул небосклон, тая в себе волшбу седую.
Поднялся серполикий месяц, забодался с тучками рваными,
Стал серпами своими их рвать, заливая землю сиянием.
Только тучек на небе все более и укрыли они выси вышние,
Спеленали до времени месяц и созвездия все да попрятали.
В эту темень да беспросветную Воротынский и сотоварищи
По лощине да по укрому обошел ворога стан поганый.
Вышел в тыл, затаился до срока за шатрами — за кочевыми,
За шатрами чернополотняными, за повозками — за гужевыми.
А когда поутру степь пошла, как допрежь на позиции русов,
То ее встретил пушечный залп, что изломал врага аки кукол.
А потом Хворостинин с боярами появились из-за щитов
И как шайтаны, размахивая саблями, понеслись на бегущих
врагов.
Степняков еще была тьма да не одна тьма, а целая темень
И в оборону орда ушла, ожидая отхода славенов.
Вот только в этот раз все было не так, как к тому приучили
собак,
И Хворостинин врубается в строй и рубит головы, и пестует
страх.
Хан Забир подкрепления шлет, дабы русов числом задавить,
Чтоб бояр небольшой отряд окружить и потом порешить.
Сеча лютой была и злой — кроволитною сеча была
И пела сталь, и храпели кони, и устилали землю тела.
И в этот час Воротынский ударил броней тяжелой, врага
сметая,
И то, что битвою начиналось, как избиение продолжалось.
Вступила в битву поместная конница — тяжёла бронь была ей
защитой,
На трехметровые копья свои она садила крымчаков лихо.
А те оружием не доставали не то, что воинов, их лошадей
И нет-нет-нет да на копья брали визжащих дико детей степей.
Метались всадники, кони, люди, и пела сталь, и реяли стяги,
И убегала поганая степь, поджав хвосты, бежали собаки.
То битва славной была и правой, увековечившей на века
Дух русских воинов не сгибаемый запечатлела в сердцах она!
К Оке бежали татары скопом — их истребляла Руси дружина,
Погибли в этой кровавой бойне цвет и надежа крымского
мира.
Бежали споро и заполошно, брод не вмещал всех татар за раз
И словно крысы они тонули, шкуры спасая в предсмертный
час.
На берегу было столпотворение, мольбы и крики — в общем
хаос,
А вот опричники не зевали — секли бегущих и вкривь и
вкось.
Забираскар тогда потерял и сына, и внука, и своего зятя.
Головы сложили почти все мурзы, все янычары и все солдаты.
Из сотни тысяч пошедших на Русь домой вернулось не более
десяти,
Этот урок не прошел бесследно для крымского ханства и
ногайской орды.
Сегодня об этой битве практически не говорят,
Историки все как один о битве этой молчат.
Но мы обязаны помнить и детям своим передать,
Как мужественно и неистово сражается Русская рать!
Как воины шли на смерть и, не сгибаясь, сражались,
Как их уважали враги да попросту их боялись!
Подвиги наших пращуров — гордость и слава НаРода,
Им отдавая дань, мы пестуем силу Рода!
Былина Русского мира красива, мудра и честна —
Мы это должны сохранить и пронести сквозь века!
Мы этим должны гордиться, преумножать должны —
Не канут тогда в лета и чудо богатыри!!!
500 против 40000
— Деда, деда, а деда, свои покажи медали
И расскажи, как персов отважно вы побеждали. —
Мелкий и белобрысый крутился рядом внучок,
Репьем за штаны цеплялся несносно как сорнячок.
Дед грозно брови нахмурил, пряча улыбку в усах.
— Вот я тебя хворостинкой! Сейчас пойду срежу в кустах!
Мелкий залился смехом и на колени забрался,
Он знал своего деда — гордился им и не боялся.
—Только начни с начала, медали на грудь нацепи,
Чтобы плезиру поболе, чтоб все раззявили рты.
— Плезиру,— дед усмехнулся — откуда чего набрался,
А мелкий, костлявой попой, ерзая распологался.
Дед посмотрел за плетень, где пряталась малышня.
— Хватит скрываться там! Идите ужо сюда!
И сразу к нему метнулось с пяток загорелых пострелов,
Песни булата
Оглавление:
Битва при Молодях. 3
500 против 40000. 11
Осовец — «Атака мертвецов» 21
А на белом снегу ярко-алая клюква… 24
Память. 25
Вино красное, словно кровь… 26
День Победы! 26
День Победы или скорби! 27
«За отвагу». 28
Совпадение?! 29
Актерам фронтовикам посвящается 30
Памятник 32
Шкуродер 33
Умирал солдат… 40
Светлые души не умирают… 41
Разъяснение 42
За что мы воюем 43
Вагнерам посвящается 44
За ВДВ! 45
23 февраля 45
О патриотизме 46
Дряхлый мир 48
Битва при Молодях
Слушайте, люди русские, слушайте, люди вольные,
И в памяти сохраните деяния предков достойные.
Все, что окрест нас раскинулось: реки, поля и дубравы, —
Все это кровью полито, и все это наше по праву.
Эта земля нам завещана нашими предками славными,
Что живота не щадя, бились с врагами погаными.
Наши просторы бескрайние — доблести нашей сродни,
А широта просторов — сродни широте души.
Ничто в этом мире жестоком не отдается без боя
И чтобы сберечь это все, нужна железная воля.
Часто враги убогие за слабость добро почитают,
И на державную Русь похабную пасть разевают,
И тявкают не дальновидно, и норовят укусить,
И щерятся зло и трусливо, и их не остановить.
А после, собравшись в стаю и обретя вожака,
Бросаются всем гуртом на русского мужика.
И как это было допрежь, и будет после всегда —
Зубы свои обломают и напрудят под себя.
Сколько таких вот вояк осталось в земле нашей,
Тех, что могли жить, а стали гумусной кашей.
Сегодня я вспомнить хочу о битве при Молодях,
Чей яркий триумф прославил мужество воев в веках.
А из-за реки, да из-за Оки, показалась туча черная,
Показалась туча черная, поднялася сила грозная.
Рать степная басурманская валом валит на Московию,
Хочет Русь придать пожарищу, полонить ее сердешную.
Хочет божии ти церкови все под дым спустить пожарища,
Хочет вси монастыри разорить, разграбить алчно,
Хочет увести в полон вдов и дев, да деток маленьких,
Хочет черных мужичков всех повырубить да саблями.
Грозный хан Забираскар войско вел на Русь громадное —
Тысячи в нем тысяч воинов — степняков и прочей погани.
Шли воевать царя Московии татары, турки и крымчаки —
Делили земли, города, рядились алчно за ясаки.
Хан расписал всю Руску землю — кому что дати, чем владети,
Мужчин всех в армию забрал, уверенный в своей победе.
Не ждала Москва, не чаяла, а и страшного нашествия,
Токмо вот оно в преддверии по пыжну к ней подбирается.
С ханом янычары шли и да с огненными пушками,
Дабы проще было брать грады-крепости славянские.
Сулейман-властитель Порты из Молдавии и Венгрии
Отпустил татарей тысячи для похода на Московию.
Опасался московитов султан Империи Османской,
Забоялся Сулейман русских ратей да хоробрых.
Видя, как пред ними пали Астрахань с Казанью дерзкой,
Он решил чужою рукою покорить урусов смелых.
Солнце скрылось от дыхания, да от пара лошадиного,
И от духа — от татарского схоронилося до времени.
Пыль в степи поднялась тучею под копытами татарскими,
Словно от огня-пожарища копоть черная вздымается.
Вор, собака крымский хан землю без мужей оставил,
Всех от мала до велика воевать Москву отправил.
Только вот делили шкуру не убитого медведя
И чуть-чуть поторопились отпеть грозного соседа.
Вот и речка показалася, что волнами разбликалася,
Что колышется и пенится закрутенью да на быстрице.
Подойдя к Оке красавушке, не вошел хан в зыби хлябные,
Ибо батырей узрел Михаила Воротынского.
Хан Забираскар пошел пожнёвою да утыриной,
Чтоб у Сенькина у брода незаметно переправиться.
Да только брод перекрывал сторожевой урусов полк,
И, дабы задержать собак, вступил в неравный с ними бой.
Из воды на плавный брег выходили злые орды —
Шел ногайский авангард, лютой ненависти полный.
Двадцать тысяч на равнину подымалось из воды,
И бескрайние просторы — песня для Кави-мурзы.
Двадцать тысяч против тыщи, перекрывшей путь врагу,
Вышедшей с врагом сразиться и главу сложить в бою.
Со страхом в сердце — жизнь не жизнь, а на миру и смерть
забава —
Жить надо лихо, чтоб молва твой подвиг после воспевала!
Чтоб дети, внуки и потомство гордились удалью и славой,
И чтоб в былинах старины их пращуров дела сияли.
Ту переправу охранял князь Иван Шуйский со полком —
Детей боярских двести с ним и ратников шестьсот при нем.
Бой кроволитным был и скорым — в бою погибла вся
дружина,
Но каждого, кто принял бой, ждала бессмертия вершина.
Враг впереди, враг сбоку, сзади и сталь сечет и льется кровь,
Лишь гордо реет над равниной на кумаче Иисус Христос.
Всемилостивейший это Спас, древнейший стяг полков Руси,
Херугвь то истых христиан — их символ веры и любви.
Ветрами знамя целовалось и трепетало, и дрожало —
Не раз, не два оно клонилось, но неизменно выпрямлялось.
И вот под ним последний вой погиб под саблями татар,
Но даже мертвым он стоял — херугвь из рук не выпускал.
И это было дюже страшно, когда средь груды мертвых тел
Окрововленный и недвижный на басурман герой смотрел.
Он не упал, не склонил колен — он и в посмертии воевал,
Он с верой жил, вере служил и с верой в сердце погибал.
А лик Христа, казалось, жил, и лик был грозен и суров,
Врагу он бедствия сулил — приговорил он степняков.
Орда катила по Руси — на сорок верст аж растянувшись,
Орда беспечно несла силу, на Серпуховский тракт
втянувшись.
Казалось, вот она победа, к Москве крымчаки подходили,
Их авангард у речки Пахры, что в Подмосковье находилась.
Арьергард едва достиг села Молоди близ Рожайки,
Беспечны были командиры, беспечны были мурзы в ставке.
Забираскар уж ликовал, считая, что Москва не знает,
Как страшный и жестокий рок к ней неотвратно подступает.
Злы татары, шли стремительно — не таясь и не чураясь,
Безнаказанным насилием по дороге развлекаясь.
Только невдомек им было, что за ними по пятам
Скачет Дмитрий Хворостинин — из опричников смутьян.
С ним соколики бояре и казаки удалые,
Что лязга браного пытают, хотят с врагом померять силы.
Только Молоди прошли, Дмитрий бирюком осклабился,
Встрепенулись очи-голуби, сталь из ножен извлекается.
— Братцы, час наш настает, отмстить орде сейчас поганой —
С нами Спас и Троеручица! Покроем, други, себя славой!
И задрожала мать земля, когда копыта застучали,
И подкопытная танга метелью за конями встала.
Дружина русичей врубилась в арьергард турецкий войск,
Разбойну допоть разметала, оставив сыть земле сырой.
А после, не сбавляя ход, без уёму помчались дале,
На основные силы степи безропотно они напали.
Тетерниками понеслись на закувековших татар,
И потекли кровя сугорами от посеченных бусурман.
Очнулся враг, сплотил ряды и на урусов навалился —
Угубить весь отряд решил, за ним погонею пустился.
Пораззадорились татары, кувекая несутся вскачь —
Опричников почти догнали, ярятся шумно веселясь.
Вдруг перед ними гуляй-город поднялся, словно из земли —
Стоят тяжелые телеги, на них кондовые щиты.
Одна повозка, шесть бойниц, откуда пялятся пищали,
Таких повозок сорок штук на возвышении стояли.
За три минуты только раз пищаль готова огрызнуться,
Но фунта два её свинца способны жутью обернуться.
Пищальна пуля легко бьёт насквозь двух воинов в строю
И только в третьем застревает — дань крови это за войну.
Ну а оставшихся сметает пищаль стрелецкая ручная,
Где пуля, пусть бы и одна, но токмо точно вылетает.
Опричников вовнутрь пустили, и сразу грянул дружный залп,
Стрельцов пищали громыхнули и стрел пороша понеслась.
Как будто Святогор седой своею палицей взмахнул —
Он сотни, тысячи татар, как крошки со стола смахнул.
Три берковца свинцовой сечки из сотен пущенных стволов
Смели, как надоевших мух, элиту конницы степной.
И пока мертвые валились, живые в ужасе столпились,
Вновь Хворостинин выезжает и кроволитье продолжает.
Враг с перепужины тикал, как будто Иблис появился,
Опричники, что дикомыти, свирепо между ними вились.
А по дороге подходили все новые татар отряды —
Волной кипучей обрушались и отползали тихой сапой.
До вечера враг наступал, желая русов истребить —
Он не желал в своем тылу такую силу сохранить.
Холмы кровавые поднялись из степняков в атаках павших,
Свободных не осталось гурий для этой нечисти пропащей.
И только ночь остановила топор судьбы и Русской славы,
Когда герои в лютой битве свою страну оберегали.
И пусть татарских было псов гораздо больше русских воев —
Но истребляли их огнем, железом, тактикой и боем.
Ты грабить шел поганый пес, желал наложниц и богатства,
А станешь сытью для зверья и твой удел в земле валяться.
Татары с диким воем мчали, на укрепления урусов,
Тем страх в утробе заглушали, давя в себе латентных трусов.
И невдомёк детям степей, что завсегда гостям Русь рада,
Но если к нам с мечом прийти, то сдохнешь подколодным
гадом.
А утром истина открылась в своей жестокой наготе,
Что впереди Московский кремль и войско, стало быть, в
котле.
Враг оказался тупо заперт и мышеловка затворилась,
Все воинство Забираскара в ловушке хитрой очутилось.
Два дня враги на приступ шли, желая гуляй-город взять,
Закрыли солнце тучи стрел, но город продолжал стоять.
Враг ядрами желал пробить в стене щитов большие бреши,
Желая конницу пустить в образовавшиеся плеши.
Да только в огненном бою урусам нет на поле равных,
И артиллерию свою хан истребил весьма бесславно.
И Хворостинин не скучал — он в ярых вылазках своих
Расчет турецкий порешил, а сами пушки изрубил.
Всю тщетность осознав потуг Забираскар штурм начинает,
Он спешиться велит войскам, и янычар вперед бросает.
Татары — это не бойцы — разбойники и мародеры,
Удел их массой задавить, они сильны покуда сворой.
Другое дело янычары, в чьих венах кровь войны течет,
Их преданность и их отвага от воспитания идет.
Они послушны командирам, умело действуют в строю,
И Сулейман их дал Забиру, чтоб штурмовали град-Москву.
Теперь же нужно только выжить, бежать скорее в Крым
Родной,
И под крылом Великой Порты обрящить призрачный покой.
И вот войска на штурм пошли, теперь спасая свои шкуры,
Пытаясь массой задавить злой город в этой авантюре.
Четвертый день славяне бились, напор удерживая дикий.
«В полках учал был голод людям, а также лошадям великий»,
Ведь русы мчались налегке, желая ворога догнать,
Обоз с едою и питьем их мог надолго задержать.
Поэтому в погоне скорой они с собою лишь везли
Пищали, пушки, порох черный да стен защитные щиты.
И эти стены Русь спасли, спасли защитников отважных,
И показали всей земли великий дух солдат бесстрашных.
Татары в ужасе священном разбойной допоти полны,
Дрались, как бешеная свора, осклабив желтые клыки.
Накал достиг апофеоза — крымчаки к стенам подошли
И рвали их, сдирая кожу, ломая ногти и клинки.
А янычары, обезумев, достав кривые ятаганы,
Рубили толстые щиты, буквально грызли их зубами.
А гуляй-город все стоял, стоял как в глотке бела кость,
Что не дает дышать покойно и отправляет на погост.
Не загоняйте крысу в угол, иначе бросится на вас
И степняки сражались дико, предчувствуя возмездья час.
Русь не хотела отпускать своих грабителей на волю
И перемалывала их, и мстила им за вдовью долю.
Не раз, не два на светлу Русь орда татарская ходила
И каждый раз боль и полон ее народам приносила.
И вот теперь свершалась месть — святая месть за произвол,
Кровя татаровя текли, и истреблялся род степной.
Вот темна ночка пала вновь да на сторонку на родную
Звездами вспыхнул небосклон, тая в себе волшбу седую.
Поднялся серполикий месяц, забодался с тучками рваными,
Стал серпами своими их рвать, заливая землю сиянием.
Только тучек на небе все более и укрыли они выси вышние,
Спеленали до времени месяц и созвездия все да попрятали.
В эту темень да беспросветную Воротынский и сотоварищи
По лощине да по укрому обошел ворога стан поганый.
Вышел в тыл, затаился до срока за шатрами — за кочевыми,
За шатрами чернополотняными, за повозками — за гужевыми.
А когда поутру степь пошла, как допрежь на позиции русов,
То ее встретил пушечный залп, что изломал врага аки кукол.
А потом Хворостинин с боярами появились из-за щитов
И как шайтаны, размахивая саблями, понеслись на бегущих
врагов.
Степняков еще была тьма да не одна тьма, а целая темень
И в оборону орда ушла, ожидая отхода славенов.
Вот только в этот раз все было не так, как к тому приучили
собак,
И Хворостинин врубается в строй и рубит головы, и пестует
страх.
Хан Забир подкрепления шлет, дабы русов числом задавить,
Чтоб бояр небольшой отряд окружить и потом порешить.
Сеча лютой была и злой — кроволитною сеча была
И пела сталь, и храпели кони, и устилали землю тела.
И в этот час Воротынский ударил броней тяжелой, врага
сметая,
И то, что битвою начиналось, как избиение продолжалось.
Вступила в битву поместная конница — тяжёла бронь была ей
защитой,
На трехметровые копья свои она садила крымчаков лихо.
А те оружием не доставали не то, что воинов, их лошадей
И нет-нет-нет да на копья брали визжащих дико детей степей.
Метались всадники, кони, люди, и пела сталь, и реяли стяги,
И убегала поганая степь, поджав хвосты, бежали собаки.
То битва славной была и правой, увековечившей на века
Дух русских воинов не сгибаемый запечатлела в сердцах она!
К Оке бежали татары скопом — их истребляла Руси дружина,
Погибли в этой кровавой бойне цвет и надежа крымского
мира.
Бежали споро и заполошно, брод не вмещал всех татар за раз
И словно крысы они тонули, шкуры спасая в предсмертный
час.
На берегу было столпотворение, мольбы и крики — в общем
хаос,
А вот опричники не зевали — секли бегущих и вкривь и
вкось.
Забираскар тогда потерял и сына, и внука, и своего зятя.
Головы сложили почти все мурзы, все янычары и все солдаты.
Из сотни тысяч пошедших на Русь домой вернулось не более
десяти,
Этот урок не прошел бесследно для крымского ханства и
ногайской орды.
Сегодня об этой битве практически не говорят,
Историки все как один о битве этой молчат.
Но мы обязаны помнить и детям своим передать,
Как мужественно и неистово сражается Русская рать!
Как воины шли на смерть и, не сгибаясь, сражались,
Как их уважали враги да попросту их боялись!
Подвиги наших пращуров — гордость и слава НаРода,
Им отдавая дань, мы пестуем силу Рода!
Былина Русского мира красива, мудра и честна —
Мы это должны сохранить и пронести сквозь века!
Мы этим должны гордиться, преумножать должны —
Не канут тогда в лета и чудо богатыри!!!
500 против 40000
— Деда, деда, а деда, свои покажи медали
И расскажи, как персов отважно вы побеждали. —
Мелкий и белобрысый крутился рядом внучок,
Репьем за штаны цеплялся несносно как сорнячок.
Дед грозно брови нахмурил, пряча улыбку в усах.
— Вот я тебя хворостинкой! Сейчас пойду срежу в кустах!
Мелкий залился смехом и на колени забрался,
Он знал своего деда — гордился им и не боялся.
—Только начни с начала, медали на грудь нацепи,
Чтобы плезиру поболе, чтоб все раззявили рты.
— Плезиру,— дед усмехнулся — откуда чего набрался,
А мелкий, костлявой попой, ерзая распологался.
Дед посмотрел за плетень, где пряталась малышня.
— Хватит скрываться там! Идите ужо сюда!
И сразу к нему метнулось с пяток загорелых пострелов,
