Сказания Сейдозера.
Далеко — средь вод холодных,
Среди скал, покрытых мхами,
В сопках Ловозерской тундры
Два зародыша свернулись.
Два зародыша гигантских,
Чьи тела сплошные камни,
Чьи тела — горы Хибины,
Скалы Ловозерской тундры.
Тем зародышам гигантским
Песни шепчет ветер вольный,
Что над тундрою бескрайней
На крылах могучих мчится.
Тем зародышам уснувшим
Дождик свои песни дарит,
Влагой поцелуев нежных
Склоны камня покрывая.
Тем зародышам притихшим
Сказы дарит шум деревьев,
В кронах, чьих щебечут птахи
Гимны жизни воспевая.
Те зародыши качает
На своих ладонях море —
Их баюкает волнами,
Обжигая жгучим хладом,
Море Белое седое,
Море древнее, святое.
Море, в чьих глубинах тайны
Боги спрятали до срока.
Тяжело морской старухе
Тайны те хранить бессрочно.
Вот и шепчут их приливы
Плесками волн неуёмных.
Те зародыши все слышат,
Сохраняют песни мира
На лугах, богатых медом
На отрогах и вершинах.
В тех краях есть место силы,
Место древнее святое,
Место то печатью Куйвы
Запечатано навеки.
Минуло с тех пор не мало —
Многие века сменялись,
Даже камни запестрели,
Заморщинились утесы.
Но все также помнят камни
Злые козни бога Куйвы,
Что прогнал детей Арктиды
С мест, где предки проживали.
В тех местах когда-то жили
Племена людей свободных
И всего у них в достатке
Было мяса, рыбы, хлеба.
Доблесть их была безмерна
Их мечи взывали к свету,
И несли они по миру
Справедливые заветы.
Их хлеба всходили споро,
Влагу низких туч вбирая,
Что отарою небесной
Мед на землю проливали.
Их челны неслись по морю,
Не страшась гневливой хляби,
Собирая сетью тонкой
Стаи пестрого лосося.
Их охотники стреляли
В изобилье дичь и зверя,
Стрелы промаха не знали
С ветром взапуски летели.
Словно книгу, лес читая,
Они ведали все тайны,
И следы любого зверя
Находили непременно.
Жены их красою дивной
Повергали звезды в робость,
Девы месяца и солнца
С завистью на них взирали.
И жила среди них Ааму,
Что своею красотою
Затмевала все светила
И сердца навек пленяла.
Её косы — водопады
Долу, что бегут по бедрам.
Локоны — водовороты,
Что притягивают взгляды.
Её кожа чистотою
Превосходит месяц ясный,
Семизвездное сиянье
По плечам ее струится.
Её радуги качали
На своих цветных изгибах.
Солнце — золотом дарило,
Украшая грудь и руки.
Воды Северного моря
Жемчуга ей рассыпали.
Медоносные ей травы
Свою силу отдавали.
Девы век, увы, не долог —
Красота не долговечна,
Уготована ей доля
Кров родительский покинуть.
Свататься к ней приходили
Мужи первые из первых,
Но никто пленить не в силах
Её сердце был до срока.
Но однажды мимо девы
Кауно промчался дерзкий
И, смеясь, похитил сердце
Девы Ааму своенравной.
Он тогда в отрогах диких,
Среди гор и сизых высей,
Средь прекрасных стройных елей
Лося гнал себе в утеху.
Проносились мимо боры
С медными стволами сосен,
Белоствольные березки
Листьями вслед колыхались.
Много дней погоня длилась
Кауно все не сдавался,
Но аркан его плетеный
Уловил лишь ветра космы.
Лось же шел не уставая
По болотам клюквой полным,
Через горы и кустарник
По лесам и буреломам.
Лось-красавец стати полный,
Чьи рога дубам подобны,
Чьи копыта как колоды,
Борода сродни туману.
Загрустил веселый воин:
Без добычи — день напрасен,
Он же много дней в погоне,
Но пока не взял трофея.
Вкруг него лишь мрачны долы,
Да безгласные болота,
Зыбкие поля трясины
И безрыбные озера.
Лось идет легко и споро,
По качающимся кочкам,
Не испытывая тягость,
Не проваливаясь в топи.
Кауно с мольбой взывает,
Молит он хозяйку леса.
«Зверя пригони к опушке
Пусть он встанет на поляне.
Я тогда рукою твердой
На него аркан накину
И железною рукою
Усмирю его гордыню.
Дед лесов седобородый,
Чьи одежды мох и травы,
Чьи владения бескрайны,
Жители, чьи своевольны.
Пусть бежит лось по тропинке
Не сворачивая в чащу,
Пусть лежалые деревья
Задержать его стремятся.
Пусть туманные одежды
Изорвут седые ели,
Пусть мои шаги не слышат
Птицы дикие и звери».
Услыхали его боги
Гонят лося на поляну,
Где среди травы зеленой
Ручеек спешит студеный.
Жадно лось припал к потоку,
Пьет холодную он влагу,
Только жажда неуемна,
И напиться он не может.
Кауно увидев лося
На него аркан накинул,
Весело запел он песню
Оглашая всю округу.
Пел он о дорогах ветра,
По деревьям, что проходят.
О пугливых белых тучах,
Что его покорны воле.
Пел о солнечной дороге —
Золотом пути на небе.
О дворе луны округлом,
В зыбкой темноте висящем.
Ему вторили кукушки,
Подпевали птицы леса,
Благородные олени
Вслед ему трубили гордо.
Белки на ветвях высоких
Слушали его тревожно,
Зайцы среди трав высоких
Замирали осторожно.
Слушали те песни звери.
Слушали те песни птицы.
Слушали лесные боги
И озерные плотвицы.
Увидала его Ааму,
Услыхала его песни
С радужных сошла качелей
Говорит слова такие:
«Мне сегодня птицы леса
Принесли такую новость,
Будто на охоте славной
Был изловлен смелый Иро.
Иро — всех лосей властитель,
Он король и гордость рода,
Отпусти его на волю,
Подари ему свободу».
Кауно увидев деву
Был сражен ее красою,
Утонул в её очах он,
Словно в омутах бездонных.
Молвил он слова такие:
«Я потратил сил не мало
Много дней шел я по следу,
Как останусь без награды?
Коли хочешь ты свободы
Королю народа леса —
Подари мне поцелуй свой
И яви свою мне милость!»
Сердце дрогнуло у Ааму,
Зарумянились ланиты,
Бархат уст легко коснулся
Кауно щеки небритой.
Словно мотылек тревожный,
Словно дуновенье ветра,
Словно ласковое солнце
Осветило его сердце.
Весело он рассмеялся,
Скинул он петлю тугую
Отпустил на волю Иро
К деве милой обратился:
«Жди теперь моих сватов ты,
Как укроет землю снегом
Я приеду за тобою
В расписных зво?нчатых санях.
Увезу краса тебя я —
Станешь ты моей женою,
Станешь ты хозяйкой в доме
Сердца станешь ты отрадой».
Так сказал он и умчался
По дороге средь деревьев,
Только топот заблукался
Средь стволов могучих елей.
Он умчался, быстр и весел.
Он умчался беззаботно.
Он похитил сердце девы.
Он стреножил недотрогу.
Ааму постояла тихо,
Для нее мир изменился —
То же солнце, те же звезды,
Тот же месяц серебристый.
Только сделалось все ярче
И наполнилось все смыслом,
Только легкая грустинка
Задрожала паутинкой.
Что же, время собираться
И приданое готовить —
Шубы теплые проветрить,
По мехам пройтись гребёнкой.
Выбрать лучшие наряды
И суконце приготовить,
Набить мягкие перины
Пухом лебедицы белой.
Дни бегут и с ними время —
Вот уж лето на исходе,
Ааму в лес идет привычно
Ягоды собрать для морса.
Притомилася на сборе,
Прилегла на вереск яркий —
Солнце ей тепло дарило,
Мох ей сон навеял сладкий.
В это время дикий Куйва
Шел, пути не разбирая —
Сосны он ломал ногами,
Облака гонял руками.
Был огромен он и страшен,
Его сердце было гневно.
Он искал на ком бы можно
Гнев сорвать свой непременно.
Он дома саамов рушил,
Их стада угнал он в тундру,
А мужей и лучших воинов
В битвах истребил без счёту.
Куйва страшно был расстроен,
Куйва страшно был разгневан —
Он остался с тяжкой ношей
Потеряв жену при родах.
Два младенчика остались
Без тепла, без ласки нежной,
Как ему теперь поднять их,
Успокоить безмятежно.
Вдруг увидел на поляне,
На ковре из мхов душистых,
Редкой красоты девицу,
Смежившую свои веки.
В круге солнечном лежала,
Будто над землей парила —
Её вереск гладил нежно,
Ветер веял шаловливый.
Птицы тихо трели вили,
В унисон шмели гудели,
Мотыльками сны слетали
Из раскрывшихся бутонов.
Куйва подхватил бедняжку
Его пальцы, словно тросы,
Оплели стан юной девы,
Как оковами стальными.
Стонет бедная девица —
Слезно молит о пощаде,
Словно горлица лесная,
Трепетно в силках забилась:
«Отпусти меня ты, Куйва,
Дай к родителям вернуться,
Дай дождаться жениха мне,
Дай с любимым обручиться.
Что тебе в моем полоне —
Я тебе не буду верной,
Не испытывай судьбу ты,
Не бери ты грех на душу».
Только тщетны те стенанья —
Не растопят слезы сердца,
Злого сердца бога Куйвы,
Полонившего девицу.
Куйва шел не разбирая
Средь лесов густых и боров,
Каждый шаг его громадый
Ста шагам людским был равен.
Снизу колыхались сосны,
Вязы ветки к ним тянули,
Тонкие березы гнулись
И дрожали вслед пугливо.
Время шло, катилось солнце,
Погружаясь в волны моря.
Наконец их путь окончен,
Наконец они у цели.
Куйва опускает руку,
Разжимает свои пальцы —
Между двух кладет младенцев
Он испуганную деву.
Те кричат, и крик их громкий
Сотни водопадов громче,
Он подобен грому неба,
Что идет за блеском молний.
Ааму обняла младенцев
И к груди своей прижала.
Ааму затянула песню
Колыбельную им тихо.
Она пела им о звездах,
Что упали в глуби неба
И глядят, мерцая слабо,
На людей из бездны мрака.
Она пела о Луне им,
Что печальною невестой
Бродит млечными путями,
Призывая месяц юный.
Но не встретиться, увы, им,
Разошлись пути дороги,
И теперь на небосклоне
Они бродят одиноко.
Она пела им о Солнце,
Чьи лучи мехам подобны —
Согревают мир и землю
Золотым теплом небесным.
Она пела им о Море,
Что колышет твердь земную,
Что баюкает любовно
На своей груди всю сушу.
Затихали мерно крики
И младенцы задремали —
В сны цветные погрузились
На груди высокой девы.
«Вот и все — сказала Ааму:
Отпусти меня теперь ты,
Убаюкала детей я —
Видишь, они спят спокойно.
Отнеси меня домой ты,
Где меня уже заждались.
Отпусти под кров родимый
К матушке моей любимой».
Только Куйва рассмеялся
На мольбы прекрасной девы
И сказал, что не отпустит
Он ее в родные земли:
«Видишь вздыбленные горы,
Что Нинчуртом прозывают,
То жены моей останки,
Что скончалась после родов.
Как скажи тебя смогу я
Отпустить домой обратно?
Как оставлю без присмотра
Я детей, рожденных в муке?
Покорись краса девица
Участи своей несчастной,
Стань заботливой и нежной
Мачехой в моем ты доме.
Если будешь ты покорной,
За хозяйством следить станешь
Будешь жить тогда ты вольно,
Пусть и в далеке от дома.
Ну а если свой ты норов
Предо мной казать решишься,
То познаешь гнев ужасный
И все равно мне покоришься.
Знай одно — бежать напрасно,
Ибо нет окрест жилья здесь,
Только дикие здесь звери,
Чьи клыки и когти остры.
Бродят здесь окрест медведи
Задевая холкой небо,
Тьмою рыщут волчьи стаи
След выискивая жертвы.
Так что нет тебе спасенья —
Труд пустой пытаться скрыться,
Все равно тебя найду я
Своенравная девица.
Ты смирись и будь покорной
Злой судьбе и моей воле,
А не то познаешь боль ты
И все равно мне покоришься».
Так сказал бездушный Куйва
И ушел дорогой дольней,
В дальние края скитаться,
По просторам мира диким.
Дни сменяют сумрак ночи —
Осень заглянула в гости,
Плачет безутешно дева,
Слезы по камням стекают.
Много дней роняла слезы
Дева юная в печали,
Скорбь её лилась ручьями
По ложбинам и отрогам.
Вот уже к ногам девицы
Волны озера поднялись,
В этом озере глубоком
Её горе расплескалось.
Волны утешали Ааму,
Волны ей шептали притчи,
Волны бликами сверкали,
Как веселые сестрицы.
Ааму сбросила рубашку,
Платье скинула на камни,
Положила скатный жемчуг
С кольцами на мох пушистый.
Ветер волосы ей гладил,
Ветер ласкою овеял,
Ветер в ушко нашептал ей
Грусть её родного дома.
По камням она спускалась,
Волны целовали тело,
Волны лик ее хранили,
Волны укачали деву.
Берег от нее все дальше,
Берег проклятый, враждебный —
Опостылевшие камни
Грусти и тоски кромешной.
Дева обернулась гордо
Гнев в её сверкал зеницах,
Не останусь я в неволе,
Не желаю покориться.
Не вернусь на брег постылый,
Не согреюсь солнцем жгучим,
Стану девой я озерной,
Чешуёй оденусь лучше.
Буду лунными ночами
Песни петь средь зыби хладной,
Буду в камышах таиться
И с Луной шептаться жадно.
Вы за все меня простите
Матушка с отцом любимым,
Я навеки пропадаю
В водах хладных на чужбине.
Вы не пейте здесь водицы
И не мойте ваши лица —
В этом озере все волны
Кровь моя, а не водица.
В этом озере все рыбы —
Тело девушки пропавшей,
А бережные все травы –
Шепчут о любви угасшей.
Подплыла к ней утка Хелми
Говорит: «Не плачь ты Ааму,
Я твоим открою близким
Эту горестную тайну.
Я среди лесных ламбушек,
Средь черничников бескрайних
Отыщу того, кто сможет
Отомстить за муки девы».
Так сказала и взмахнула
Пестрыми крылами птица,
Только брызги разлетелись,
Да след остался на водице.
Пролетая над одеждой,
Что на берегу лежала,
Подхватила ленту Хелми,
Бережно к груди прижала.
Алым росчерком та лента
Взвилась в небо вместе с птицей
И прощальным поцелуем
Стала в выси возноситься.
Время веретенцем вьется.
Время тянется за Солнцем.
Время за Луной крадется.
Время Путем Млечным льется.
Как-то Кауно с охоты
Возвращался тропкой верткой,
Шел усталый и довольный
Много взявши дичи резвой.
Вот близ берега увидел
Утку Хелми славный воин,
Из колчана лук достал он,
Стрелку наложил калену.
Стал он целиться неспешно,
Оперения лаская,
Тетиву и плечи лука:
Изгибая, напрягая.
Как увидела то Хелми,
То к герою обратилась,
Рассказала ему правду,
Что с возлюбленной случилось.
Рассказала, как девица
Горевала о любимом,
Ветру поверяя вести,
Из неласковой чужбины.
Только ветер непоседа,
Шалопай по миру бродит,
И стенания девицы
Людям он не тем доносит.
Рассказала, как молила
Неуступчивого Куйву,
Как решила мир покинуть,
В зыбь спустившись роковую.
Хелми подплыла к герою
И вложила ему в руки
Дар прощальный, дар последний
Ленту алую подруги.
Кауно ту ленту принял,
Повязал ее на шею,
Ликом стал тогда похож он
На ощеренного зверя.
Он поклялся страшной клятвой,
Он поклялся старцу Укко,
Что ему житья не будет
Пока сердце гложет мука.
Пока кровь его горяча
И бежит огнем по венам,
Он преследовать станет
Великана непременно.
Он поклялся найти Куйву
И сразится с ним бою,
Чтобы кровию горячей
Навсегда смыть боль свою.
К Хелми обратился воин:
«Послужи теперь и мне,
Укажи мне путь короткий,
Дабы не петлять нигде.
Взвилась в небо утка Хелми,
Путь в Хибины намечая,
Следом Кауно пустился,
О судьбе своей стеная.
Что ему чащобы леса,
Что болота и озера —
Его сердце алчет мести,
Воздаяния и боя.
Вот однажды на привале
Кауно увидел диво:
В можжевельник, росший рядом
Молния попала лихо.
А когда огонь унялся,
То на черном пепелище
Черное копье стояло —
Дар небесный старца Укко.
Кауно, копье взяв в руку,
Ощутил огонь вселенной,
Сила в нем была великой,
Мощь была неимоверной.
Снова в путь герой пустился,
Но теперь копье сжимая
Его сердце наполнялось
Радостью от скорой битвы.
Он слагал дорогой песни,
Эти песни пел он миру,
Он слагал дорогой гимны
И богам влагал их в уши.
И однажды в предрассветье,
Когда рвется ткань тумана,
Он увидел, как по сопкам
Куйва движется беспечно.
В белом утреннем тумане
Он скалою возвышался,
Под пятой его тяжелой
В песок камень обращался.
Кауно взошел на сопку,
Выше молока тумана
И бесстрашно бросил вызов,
Поединок начиная.
Он сказал, что это трусость —
Красть чужих невест насильно,
Недостойно то мужчины,
Проявленье то бессилья.
Что с того, что задевает
Облака главою Куйва,
Он бежит от поединка,
Далеко — средь вод холодных,
Среди скал, покрытых мхами,
В сопках Ловозерской тундры
Два зародыша свернулись.
Два зародыша гигантских,
Чьи тела сплошные камни,
Чьи тела — горы Хибины,
Скалы Ловозерской тундры.
Тем зародышам гигантским
Песни шепчет ветер вольный,
Что над тундрою бескрайней
На крылах могучих мчится.
Тем зародышам уснувшим
Дождик свои песни дарит,
Влагой поцелуев нежных
Склоны камня покрывая.
Тем зародышам притихшим
Сказы дарит шум деревьев,
В кронах, чьих щебечут птахи
Гимны жизни воспевая.
Те зародыши качает
На своих ладонях море —
Их баюкает волнами,
Обжигая жгучим хладом,
Море Белое седое,
Море древнее, святое.
Море, в чьих глубинах тайны
Боги спрятали до срока.
Тяжело морской старухе
Тайны те хранить бессрочно.
Вот и шепчут их приливы
Плесками волн неуёмных.
Те зародыши все слышат,
Сохраняют песни мира
На лугах, богатых медом
На отрогах и вершинах.
В тех краях есть место силы,
Место древнее святое,
Место то печатью Куйвы
Запечатано навеки.
Минуло с тех пор не мало —
Многие века сменялись,
Даже камни запестрели,
Заморщинились утесы.
Но все также помнят камни
Злые козни бога Куйвы,
Что прогнал детей Арктиды
С мест, где предки проживали.
В тех местах когда-то жили
Племена людей свободных
И всего у них в достатке
Было мяса, рыбы, хлеба.
Доблесть их была безмерна
Их мечи взывали к свету,
И несли они по миру
Справедливые заветы.
Их хлеба всходили споро,
Влагу низких туч вбирая,
Что отарою небесной
Мед на землю проливали.
Их челны неслись по морю,
Не страшась гневливой хляби,
Собирая сетью тонкой
Стаи пестрого лосося.
Их охотники стреляли
В изобилье дичь и зверя,
Стрелы промаха не знали
С ветром взапуски летели.
Словно книгу, лес читая,
Они ведали все тайны,
И следы любого зверя
Находили непременно.
Жены их красою дивной
Повергали звезды в робость,
Девы месяца и солнца
С завистью на них взирали.
И жила среди них Ааму,
Что своею красотою
Затмевала все светила
И сердца навек пленяла.
Её косы — водопады
Долу, что бегут по бедрам.
Локоны — водовороты,
Что притягивают взгляды.
Её кожа чистотою
Превосходит месяц ясный,
Семизвездное сиянье
По плечам ее струится.
Её радуги качали
На своих цветных изгибах.
Солнце — золотом дарило,
Украшая грудь и руки.
Воды Северного моря
Жемчуга ей рассыпали.
Медоносные ей травы
Свою силу отдавали.
Девы век, увы, не долог —
Красота не долговечна,
Уготована ей доля
Кров родительский покинуть.
Свататься к ней приходили
Мужи первые из первых,
Но никто пленить не в силах
Её сердце был до срока.
Но однажды мимо девы
Кауно промчался дерзкий
И, смеясь, похитил сердце
Девы Ааму своенравной.
Он тогда в отрогах диких,
Среди гор и сизых высей,
Средь прекрасных стройных елей
Лося гнал себе в утеху.
Проносились мимо боры
С медными стволами сосен,
Белоствольные березки
Листьями вслед колыхались.
Много дней погоня длилась
Кауно все не сдавался,
Но аркан его плетеный
Уловил лишь ветра космы.
Лось же шел не уставая
По болотам клюквой полным,
Через горы и кустарник
По лесам и буреломам.
Лось-красавец стати полный,
Чьи рога дубам подобны,
Чьи копыта как колоды,
Борода сродни туману.
Загрустил веселый воин:
Без добычи — день напрасен,
Он же много дней в погоне,
Но пока не взял трофея.
Вкруг него лишь мрачны долы,
Да безгласные болота,
Зыбкие поля трясины
И безрыбные озера.
Лось идет легко и споро,
По качающимся кочкам,
Не испытывая тягость,
Не проваливаясь в топи.
Кауно с мольбой взывает,
Молит он хозяйку леса.
«Зверя пригони к опушке
Пусть он встанет на поляне.
Я тогда рукою твердой
На него аркан накину
И железною рукою
Усмирю его гордыню.
Дед лесов седобородый,
Чьи одежды мох и травы,
Чьи владения бескрайны,
Жители, чьи своевольны.
Пусть бежит лось по тропинке
Не сворачивая в чащу,
Пусть лежалые деревья
Задержать его стремятся.
Пусть туманные одежды
Изорвут седые ели,
Пусть мои шаги не слышат
Птицы дикие и звери».
Услыхали его боги
Гонят лося на поляну,
Где среди травы зеленой
Ручеек спешит студеный.
Жадно лось припал к потоку,
Пьет холодную он влагу,
Только жажда неуемна,
И напиться он не может.
Кауно увидев лося
На него аркан накинул,
Весело запел он песню
Оглашая всю округу.
Пел он о дорогах ветра,
По деревьям, что проходят.
О пугливых белых тучах,
Что его покорны воле.
Пел о солнечной дороге —
Золотом пути на небе.
О дворе луны округлом,
В зыбкой темноте висящем.
Ему вторили кукушки,
Подпевали птицы леса,
Благородные олени
Вслед ему трубили гордо.
Белки на ветвях высоких
Слушали его тревожно,
Зайцы среди трав высоких
Замирали осторожно.
Слушали те песни звери.
Слушали те песни птицы.
Слушали лесные боги
И озерные плотвицы.
Увидала его Ааму,
Услыхала его песни
С радужных сошла качелей
Говорит слова такие:
«Мне сегодня птицы леса
Принесли такую новость,
Будто на охоте славной
Был изловлен смелый Иро.
Иро — всех лосей властитель,
Он король и гордость рода,
Отпусти его на волю,
Подари ему свободу».
Кауно увидев деву
Был сражен ее красою,
Утонул в её очах он,
Словно в омутах бездонных.
Молвил он слова такие:
«Я потратил сил не мало
Много дней шел я по следу,
Как останусь без награды?
Коли хочешь ты свободы
Королю народа леса —
Подари мне поцелуй свой
И яви свою мне милость!»
Сердце дрогнуло у Ааму,
Зарумянились ланиты,
Бархат уст легко коснулся
Кауно щеки небритой.
Словно мотылек тревожный,
Словно дуновенье ветра,
Словно ласковое солнце
Осветило его сердце.
Весело он рассмеялся,
Скинул он петлю тугую
Отпустил на волю Иро
К деве милой обратился:
«Жди теперь моих сватов ты,
Как укроет землю снегом
Я приеду за тобою
В расписных зво?нчатых санях.
Увезу краса тебя я —
Станешь ты моей женою,
Станешь ты хозяйкой в доме
Сердца станешь ты отрадой».
Так сказал он и умчался
По дороге средь деревьев,
Только топот заблукался
Средь стволов могучих елей.
Он умчался, быстр и весел.
Он умчался беззаботно.
Он похитил сердце девы.
Он стреножил недотрогу.
Ааму постояла тихо,
Для нее мир изменился —
То же солнце, те же звезды,
Тот же месяц серебристый.
Только сделалось все ярче
И наполнилось все смыслом,
Только легкая грустинка
Задрожала паутинкой.
Что же, время собираться
И приданое готовить —
Шубы теплые проветрить,
По мехам пройтись гребёнкой.
Выбрать лучшие наряды
И суконце приготовить,
Набить мягкие перины
Пухом лебедицы белой.
Дни бегут и с ними время —
Вот уж лето на исходе,
Ааму в лес идет привычно
Ягоды собрать для морса.
Притомилася на сборе,
Прилегла на вереск яркий —
Солнце ей тепло дарило,
Мох ей сон навеял сладкий.
В это время дикий Куйва
Шел, пути не разбирая —
Сосны он ломал ногами,
Облака гонял руками.
Был огромен он и страшен,
Его сердце было гневно.
Он искал на ком бы можно
Гнев сорвать свой непременно.
Он дома саамов рушил,
Их стада угнал он в тундру,
А мужей и лучших воинов
В битвах истребил без счёту.
Куйва страшно был расстроен,
Куйва страшно был разгневан —
Он остался с тяжкой ношей
Потеряв жену при родах.
Два младенчика остались
Без тепла, без ласки нежной,
Как ему теперь поднять их,
Успокоить безмятежно.
Вдруг увидел на поляне,
На ковре из мхов душистых,
Редкой красоты девицу,
Смежившую свои веки.
В круге солнечном лежала,
Будто над землей парила —
Её вереск гладил нежно,
Ветер веял шаловливый.
Птицы тихо трели вили,
В унисон шмели гудели,
Мотыльками сны слетали
Из раскрывшихся бутонов.
Куйва подхватил бедняжку
Его пальцы, словно тросы,
Оплели стан юной девы,
Как оковами стальными.
Стонет бедная девица —
Слезно молит о пощаде,
Словно горлица лесная,
Трепетно в силках забилась:
«Отпусти меня ты, Куйва,
Дай к родителям вернуться,
Дай дождаться жениха мне,
Дай с любимым обручиться.
Что тебе в моем полоне —
Я тебе не буду верной,
Не испытывай судьбу ты,
Не бери ты грех на душу».
Только тщетны те стенанья —
Не растопят слезы сердца,
Злого сердца бога Куйвы,
Полонившего девицу.
Куйва шел не разбирая
Средь лесов густых и боров,
Каждый шаг его громадый
Ста шагам людским был равен.
Снизу колыхались сосны,
Вязы ветки к ним тянули,
Тонкие березы гнулись
И дрожали вслед пугливо.
Время шло, катилось солнце,
Погружаясь в волны моря.
Наконец их путь окончен,
Наконец они у цели.
Куйва опускает руку,
Разжимает свои пальцы —
Между двух кладет младенцев
Он испуганную деву.
Те кричат, и крик их громкий
Сотни водопадов громче,
Он подобен грому неба,
Что идет за блеском молний.
Ааму обняла младенцев
И к груди своей прижала.
Ааму затянула песню
Колыбельную им тихо.
Она пела им о звездах,
Что упали в глуби неба
И глядят, мерцая слабо,
На людей из бездны мрака.
Она пела о Луне им,
Что печальною невестой
Бродит млечными путями,
Призывая месяц юный.
Но не встретиться, увы, им,
Разошлись пути дороги,
И теперь на небосклоне
Они бродят одиноко.
Она пела им о Солнце,
Чьи лучи мехам подобны —
Согревают мир и землю
Золотым теплом небесным.
Она пела им о Море,
Что колышет твердь земную,
Что баюкает любовно
На своей груди всю сушу.
Затихали мерно крики
И младенцы задремали —
В сны цветные погрузились
На груди высокой девы.
«Вот и все — сказала Ааму:
Отпусти меня теперь ты,
Убаюкала детей я —
Видишь, они спят спокойно.
Отнеси меня домой ты,
Где меня уже заждались.
Отпусти под кров родимый
К матушке моей любимой».
Только Куйва рассмеялся
На мольбы прекрасной девы
И сказал, что не отпустит
Он ее в родные земли:
«Видишь вздыбленные горы,
Что Нинчуртом прозывают,
То жены моей останки,
Что скончалась после родов.
Как скажи тебя смогу я
Отпустить домой обратно?
Как оставлю без присмотра
Я детей, рожденных в муке?
Покорись краса девица
Участи своей несчастной,
Стань заботливой и нежной
Мачехой в моем ты доме.
Если будешь ты покорной,
За хозяйством следить станешь
Будешь жить тогда ты вольно,
Пусть и в далеке от дома.
Ну а если свой ты норов
Предо мной казать решишься,
То познаешь гнев ужасный
И все равно мне покоришься.
Знай одно — бежать напрасно,
Ибо нет окрест жилья здесь,
Только дикие здесь звери,
Чьи клыки и когти остры.
Бродят здесь окрест медведи
Задевая холкой небо,
Тьмою рыщут волчьи стаи
След выискивая жертвы.
Так что нет тебе спасенья —
Труд пустой пытаться скрыться,
Все равно тебя найду я
Своенравная девица.
Ты смирись и будь покорной
Злой судьбе и моей воле,
А не то познаешь боль ты
И все равно мне покоришься».
Так сказал бездушный Куйва
И ушел дорогой дольней,
В дальние края скитаться,
По просторам мира диким.
Дни сменяют сумрак ночи —
Осень заглянула в гости,
Плачет безутешно дева,
Слезы по камням стекают.
Много дней роняла слезы
Дева юная в печали,
Скорбь её лилась ручьями
По ложбинам и отрогам.
Вот уже к ногам девицы
Волны озера поднялись,
В этом озере глубоком
Её горе расплескалось.
Волны утешали Ааму,
Волны ей шептали притчи,
Волны бликами сверкали,
Как веселые сестрицы.
Ааму сбросила рубашку,
Платье скинула на камни,
Положила скатный жемчуг
С кольцами на мох пушистый.
Ветер волосы ей гладил,
Ветер ласкою овеял,
Ветер в ушко нашептал ей
Грусть её родного дома.
По камням она спускалась,
Волны целовали тело,
Волны лик ее хранили,
Волны укачали деву.
Берег от нее все дальше,
Берег проклятый, враждебный —
Опостылевшие камни
Грусти и тоски кромешной.
Дева обернулась гордо
Гнев в её сверкал зеницах,
Не останусь я в неволе,
Не желаю покориться.
Не вернусь на брег постылый,
Не согреюсь солнцем жгучим,
Стану девой я озерной,
Чешуёй оденусь лучше.
Буду лунными ночами
Песни петь средь зыби хладной,
Буду в камышах таиться
И с Луной шептаться жадно.
Вы за все меня простите
Матушка с отцом любимым,
Я навеки пропадаю
В водах хладных на чужбине.
Вы не пейте здесь водицы
И не мойте ваши лица —
В этом озере все волны
Кровь моя, а не водица.
В этом озере все рыбы —
Тело девушки пропавшей,
А бережные все травы –
Шепчут о любви угасшей.
Подплыла к ней утка Хелми
Говорит: «Не плачь ты Ааму,
Я твоим открою близким
Эту горестную тайну.
Я среди лесных ламбушек,
Средь черничников бескрайних
Отыщу того, кто сможет
Отомстить за муки девы».
Так сказала и взмахнула
Пестрыми крылами птица,
Только брызги разлетелись,
Да след остался на водице.
Пролетая над одеждой,
Что на берегу лежала,
Подхватила ленту Хелми,
Бережно к груди прижала.
Алым росчерком та лента
Взвилась в небо вместе с птицей
И прощальным поцелуем
Стала в выси возноситься.
Время веретенцем вьется.
Время тянется за Солнцем.
Время за Луной крадется.
Время Путем Млечным льется.
Как-то Кауно с охоты
Возвращался тропкой верткой,
Шел усталый и довольный
Много взявши дичи резвой.
Вот близ берега увидел
Утку Хелми славный воин,
Из колчана лук достал он,
Стрелку наложил калену.
Стал он целиться неспешно,
Оперения лаская,
Тетиву и плечи лука:
Изгибая, напрягая.
Как увидела то Хелми,
То к герою обратилась,
Рассказала ему правду,
Что с возлюбленной случилось.
Рассказала, как девица
Горевала о любимом,
Ветру поверяя вести,
Из неласковой чужбины.
Только ветер непоседа,
Шалопай по миру бродит,
И стенания девицы
Людям он не тем доносит.
Рассказала, как молила
Неуступчивого Куйву,
Как решила мир покинуть,
В зыбь спустившись роковую.
Хелми подплыла к герою
И вложила ему в руки
Дар прощальный, дар последний
Ленту алую подруги.
Кауно ту ленту принял,
Повязал ее на шею,
Ликом стал тогда похож он
На ощеренного зверя.
Он поклялся страшной клятвой,
Он поклялся старцу Укко,
Что ему житья не будет
Пока сердце гложет мука.
Пока кровь его горяча
И бежит огнем по венам,
Он преследовать станет
Великана непременно.
Он поклялся найти Куйву
И сразится с ним бою,
Чтобы кровию горячей
Навсегда смыть боль свою.
К Хелми обратился воин:
«Послужи теперь и мне,
Укажи мне путь короткий,
Дабы не петлять нигде.
Взвилась в небо утка Хелми,
Путь в Хибины намечая,
Следом Кауно пустился,
О судьбе своей стеная.
Что ему чащобы леса,
Что болота и озера —
Его сердце алчет мести,
Воздаяния и боя.
Вот однажды на привале
Кауно увидел диво:
В можжевельник, росший рядом
Молния попала лихо.
А когда огонь унялся,
То на черном пепелище
Черное копье стояло —
Дар небесный старца Укко.
Кауно, копье взяв в руку,
Ощутил огонь вселенной,
Сила в нем была великой,
Мощь была неимоверной.
Снова в путь герой пустился,
Но теперь копье сжимая
Его сердце наполнялось
Радостью от скорой битвы.
Он слагал дорогой песни,
Эти песни пел он миру,
Он слагал дорогой гимны
И богам влагал их в уши.
И однажды в предрассветье,
Когда рвется ткань тумана,
Он увидел, как по сопкам
Куйва движется беспечно.
В белом утреннем тумане
Он скалою возвышался,
Под пятой его тяжелой
В песок камень обращался.
Кауно взошел на сопку,
Выше молока тумана
И бесстрашно бросил вызов,
Поединок начиная.
Он сказал, что это трусость —
Красть чужих невест насильно,
Недостойно то мужчины,
Проявленье то бессилья.
Что с того, что задевает
Облака главою Куйва,
Он бежит от поединка,
