Аннотация. Что делать, если институт адвокатуры превратился в формальность, а гражданские права – в красивый лозунг? Если любишь свою работу сильнее всего на свете, но больше не можешь защитить клиентов? Да что там клиентов, даже себя, ведь аргументами в спорах вместо статей кодексов становятся пули.
Что предпринять, если женщина, которую любишь всем сердцем, не знает о твоем существовании, и ты никогда не сможешь привести ее в свой дом?
Может быть все просто?
Признаться в своих чувствах.
Поверить незнакомцу, которого видишь впервые в жизни.
А переезд в другой мир и построение карьеры с нуля – сущая ерунда для хорошего специалиста.
Все события вымышлены, а совпадения – случайны.
Inter arma leges silent*
*Когда говорит оружие, законы молчат.
Я люблю свою работу,
Я приду сюда в субботу
И, конечно, в воскресенье.
Здесь я встречу день рожденья…*
*стихотворение взято с сайта «Жемчужины мысли» http://www.inpearls.ru/263545
Жизнерадостно доносилось из динамика. Я положила на стол заново собранную папку с пометкой «здесь хранится информация, что содержит адвокатскую тайну», и выключила радио. У входа в приемную стояла выбитая дверь, часть бумаг все еще валялась на полу, а в голове поселилась гулкая пустота. Часы показывали полдвенадцатого. За окном лениво жмурились желтоглазые фонари, перекликались дворовые кошки, обрадованные временной капитуляцией изнуряющего летнего зноя. Да, не так я себе представляла вечер пятницы. Вовсе не так.
Заварить кофе? Или лучше утешиться сигаретой? Мой наставник, Александр Агафонович, ненавидел табачный дым, но адвокат уехал час назад, теперь можно без зазрения совести предаваться пагубной привычке прямо в кабинете. Я полезла в карман, слабо улыбнулась в предвкушении и… смяла пустую пачку.
– Езжай домой, детка, – дружески советовал любимый учитель.
В начале карьеры его «рыбки», «детки» и «зайки» меня бесили не меньше, чем покупные решения судов. Через месяц стажировки я привыкла, и стала обращать на это внимание не больше, чем на часовые задержки начала судебных слушаний. Гению можно простить, – если не все, то, уж точно, многое.
Обычно подчиненные радуются отсутствию начальства. В нашем случае это правило дало сбой. Рядом с Александром было интересно и комфортно. Он мог приказывать, но вместо этого просил, никогда не повышал голос, не придирался к мелочам. Поэтому, получив вожделенную адвокатскую корочку, я осталась работать в офисе наставника, арендовав отдельный кабинет. Направляла к коллегам клиентов, жаждущих получить консультацию по земельным вопросам (гонорар солидный, но не люблю это направление), взамен мне отдавали споры с банками. Четырехкомнатная квартира, оборудованная под офис, собрала под своей сенью трех адвокатов, двух помощников и секретаря. Прописные истины твердят: где два юриста, там три мнения и разъяснение Пленума Высшего суда, но нас это совершенно не смущало.
Курить хотелось немилосердно, а вот сна ни в одном глазу. Может и вправду пора домой? Жалобы и ходатайства мы написали, подали в полицию и прокуратуру. Наши экземпляры с отметкой канцелярии Александр Агафонович забрал с собой. Оставлять что-либо ценное в конторе больше не безопасно. С нужными людьми наставник переговорит сам, интервью для прессы – тоже его задача…
Я вновь обвела взглядом некогда уютный кабинет. Сегодня в шесть утра у нас провели обыск, вернее устроили погром. Понятия «адвокатская неприкосновенность» и «адвокатская тайна» стали для полиции чем-то эфемерным, из области мифов и легенд. Моя приемная отделалась покореженной дверью и пропажей части дел. Ноутбук удалось сохранить (накануне брала домой, составить возражения к акту налоговой проверки). Наставник лишился всех компьютеров – мониторы разбили, а жесткие диски изъяли; в туалете пострадало зеркало, из кухни пропала кофеварка, а цветы вытряхнули из горшков на папки с документами.
Зеленое царство разводила секретарша Александра Агафоновича – Юленька. Узрев во что превратились ее любимцы, девушка оказалась потеряна для общества. Полдня рыдала (а в резюме писала о стрессоустойчивости), бегала за новыми вазонами, грунтом, пересаживала… Абсолютно непродуктивные занятие! Единственный плюс – убрала землю с бумаг.
Говорят, до государственного переворота мы плохо жили, свергнутое правительство было насквозь коррумпированным, центральные власти гребли все под себя и притесняли округа. Курс внешней политики вел даже не в прошлый век, а прямиком в доисторический период, к мамонтам и костяным орудиям труда, ага.
Вот только раньше не убивали за сумму денег в размере месячной минимальной зарплаты – тысяча сто златников (хватает на проезд на работу общественным транспортом, хлеб, картошку и молоко), не разоряли адвокатские офисы и не дарили иностранцам промышленные патенты, способные принести стране миллиардную прибыль. А как еще можно назвать продажу за бесценок? Только дарением, причем явно недееспособным гражданином. Но кого это волнует?
Вдалеке раздался приглушенный хлопок. То ли петарда, то ли взрыв. В нынешней обстановке сложно сказать наверняка. Подрывы, поджоги, стрельба – это стало нормой, перестало вызывать удивление и возмущение. Люди очень быстро ко всему привыкают.
Я, наверное, тоже привыкла, но как же тяжело работать, когда болезненно воспринимаешь нарушения закона. И обжигает знание: прежде определенные действия гарантировали результат, а сейчас…
Варварское уничтожение Юленькиного зеленого царства санкционировало постановление суда. Все как положено: печать, подпись, но перечень предметов либо документы, для выявления которых пришли «гости», указать забыли. Точный адрес помещения для проведения следственного мероприятия тоже отсутствовал. Постановление разрешало полиции порезвиться во всех квартирах пятиэтажки, но разорению подверглись только наши пенаты. Об изложении причин для обыска лучше вообще промолчать, как и о том, что о таких мероприятиях обязательно уведомляется Совет адвокатов округа и присутствие троих его членов при обыске обязательно.
Совет поставил в известность Александр Агафонович. К тому времени, как наши коллеги приехали, спецподразделения уже закончили «работу». Нам самим о подозрительной активности сообщила соседка этажом выше, ранним утром выгуливающая бульдога Дого. Не зря я защищала ее монстра, когда покусанный прохожий требовал усыпить «невменяемую тварь». Пес обладал поистине отвратительным характером, его хозяйка тоже не слыла ангелом, а намордник искренне презирала («зачем он моему мальчику?!»), однако пострадавший стоил их обоих. Убедить собаковладелицу вести себя прилично в судебном заседании я смогла, но ожидание под дверью до сих пор вспоминаю с содроганием.
Я вновь склонилась к разбросанным документам. Работы еще на несколько часов, а мысли крутятся около отсутствующих сигарет. Может поехать домой и продолжить завтра? Так будет продуктивнее. Решено.
Я закрыла офис (входную дверь тоже выломали, но за день нам установили новую), и направилась в круглосуточный магазин. Сонная продавщица смотрела с явным неодобрением. То ли рьяная защитница здорового образа жизни, то ли приглянулся мой темно-бордовый кожаный портфель с фирменным логотипом. За него пришлось отдать гонорар за два последних дела. Нерационально дорого, но сумки и обувь – моя слабость.
Засыпала я с планом, как мы дальше будем «радовать» отдельных представителей государственного аппарата исками, жалобами и ходатайствами. А что, типично адвокатская практика. Еще и прессу подключим. Прогнешься один раз – и это станет системой, а если мы не сможем защитить себя, то, что говорить о представлении интересов клиентов!
Конечно, спать в первые две-три недели придется по пять-шесть часов в сутки. Очень много документов утрачено, а без них дочь моей клиентки, Машенька, останется жить с отцом, и мать ее больше не увидит, компания «Гастон» проиграет дело и потеряет триста пятьдесят тысяч златников за предоставленные услуги… Долго перечислять, к счастью, часть бумаг можно восстановить, работы много, но ничего, прорвемся.
Выходные пролетели незаметно, а в понедельник утром собрался внеочередной адвокатский съезд. Обычно мы встречаемся один раз в месяц для решения организационных вопросов и повышения мастерства. Одна прослушанная лекция – один сертификат. Всего за год нужно собрать шесть штук. В большинстве случаев, так называемое повышение квалификации – пустая трата времени. Доклады готовят наши коллеги, специализирующиеся в определенной сфере. Предоставлять информацию конкурентам не в их интересах, а говорить ни о чем несколько часов кряду учат на втором курсе университета.
Разгром нашей конторы вызвал общественный резонанс, коллеги обещали всестороннюю поддержку. Не потому, что мы так друг друга любим, нет, просто по отдельности нас съедят.
Ближе к обеду я уехала в офис, а наставник – защищать клиента в судебном слушании. Встретились мы у крыльца, в тени старой абрикосы.
– Выиграли?
Адвокат взглянул на сигарету в моих пальцах, и осуждение в его глазах сменилось… желанием. Но ведь такого просто не может быть! Развевая мои сомнения, Александр Агафонович укоризненно покачал головой.
– Проиграл.
Скрывать эмоции, держать лицо, – это первое, чему мы учимся. Я заметила лишь отчужденное спокойствие и спросила:
– Будете оспаривать?
– Да, подам кассационную жалобу, – все так же безэмоционально произнес наставник, и бросил странный взгляд на тонкую струйку сигаретного дыма. – Я надеялся на апелляцию, но судьи все решили еще до начала слушания, и даже не потрудились это скрыть. Знаешь, Яна, это все равно, если бы человека избили, затем застрелили в спину, а судебная коллегия заявила: «Какое прискорбное самоубийство».
Жар подобрался к пальцам, я торопливо кинула окурок в урну.
– Собирайся, детка, хочу тебе показать кое-что, – не дав мне ничего сказать, распорядился мужчина. – Ты свободна? – спохватился он запоздало.
– Да, если ненадолго. Сейчас только сумочку захвачу.
Ноутбук я оставила в офисе, зато забрала съемный жесткий диск, теперь вся информация хранилась на нем. Вот так теперь: все свое ношу с собой или очень хорошо прячу.
Серо-стальной джип заскользил по улицам. Радио играло шансон, мне снова хотелось курить, а наставнику напиться, вот только он вел авто, а я смотрела в окно. Через три квартала мы угодили в пробку. Вот куда они все едут в середине дня и откуда берут деньги? У нас же кризис!
Припарковался Александр Агафонович около небольшого супермаркета. Мы пересекли торговый зал, зашли в служебное помещение (на внезапное вторжение никто не обратил внимания), и выбрались из здания через служебный вход! Там как раз разгружалась машина с кондитерскими изделиями, сновали грузчики, но не один из них не задал вопрос, кто мы и что здесь делаем. Храня прежнюю маску невозмутимости и уверенности, мы спустились в метро.
Услугами подземки я не пользовалась уже несколько лет, предпочитая автомобиль или маршрутки. Полупустой вагон откровенно порадовал, что такое наполненность «селедка в банке» я успела забыть и восстанавливать вспоминания не желала.
– Ну, что, красивая, поехали кататься, – подмигнул отчего-то чрезвычайно довольный адвокат.
«Мужчина, хватит паясничать! Оплачиваем проезд!» – закончила я мысленно. И спросила:
– Куда мы?
– Увидишь.
Когда он так говорит, дальше допытываться бесполезно.
На «Атласной» несколько человек вышло, освободив пластиковые лавки, но мы предпочли остаться на прежнем месте у дверей. В офисе еще насидимся. А на «Огненной» в вагон зашла тонкая, словно тростиночка, старомодно, но со вкусом одетая женщина. Вернее бабушка, с волосами, будто инеем выбеленными, но прямой спиной. В руках она держала черный целлофановый пакет, я взглянула на него и хотела отвернуться, но тут старушка запела. Чисто, сильно, хоть и немного устало.
– Скатертью, скатертью
Дальний путь стелется
И упирается прямо в небосклон.
Каждому, каждому
В лучшее верится…
Катится, катится
Голубой вагон.*
*«Голубой вагон», песня из мультфильма «Старуха Шапокляк», слова Э.Успенского
Женщина двигалась медленно, иногда с трудом удерживаясь на ногах, но голос не дрожал. Он лился, звенел, перекрывая стук колес. В груди болезненно заныло. Я достала кошелек, и так, чтоб никто не увидел, а потом не отобрал, выгребла купюры. Неловко запихнула в пакет. Почему-то мне было стыдно. А еще хотелось использовать недавно вновь введенную высшую меру наказания: смертную казнь, и существенно проредить новую политическую элиту. Ненавижу!
В гнетущем молчании мы покинули подземку и торопливо миновали небольшой сквер. Когда деревья остались за спиной, я не выдержала:
– Знаете, говорят, что каждый живет той жизнью, которую заслуживает. Только я не знаю, что нужно совершить настолько чудовищное, чтоб в старости умирать от голода. Я просто не понимаю, за что это все с ней, с нами?!
– Ты думаешь, у меня есть ответ?
– У вас всегда на все есть ответы.
Адвокат грустно улыбнулся.
– Мы еще не достигли дна. Мы все еще падаем.
Дорога вывела к неприметной девятиэтажке. Старенький кодовый замок, замызганный подъезд. Квартира, в которую меня привел Александр Агафонович, выглядела под стать зданию. Крохотный коридор, с выцветшими, местами отставшими обоями; в комнатке они были чуть приличнее, но вид портила пыль и перекошенная софа. У стены сиротливо притулились несколько секций стенки.
– Я сделал тебе дубликаты ключей. Здесь я храню документы по Гришину, и другие ценные материалы. Дело Гришина я почти развалил. Конечно, решение вряд ли будет в нашу пользу, но в Высшем международном суде ждет стопроцентный выигрыш. Если хочешь спрятать свои бумаги – прошу, места хватает.
– Почему я, почему сейчас?
– Ты моя лучшая ученица, Яна…
Вопреки всему, внезапно стало так легко и радостно!
– …а почему сейчас? – он лишь пожал плечами.
Вечером я пригласила в гости соседку. Мы смотрели кино и пили мартини. Других напитков она не признавала в принципе, считая мартини амброзией, сочетающейся с любой закуской и любым событием.
Я такую позицию не разделяла, но Вика – единственная из моих знакомых, легкая на подъем. Говорить о чем-то серьезном с ней бесполезно, зато и в душу она не лезла. Ненавязчивая компания на вечер, который не хочется проводить в одиночестве или с кем-то из друзей, что обязательно будут допытываться: «Что случилось?» Они у меня проницательные, не обманешь. Только, в общем-то, хороший фильм не веселил, и я все никак не пьянела.
«Каждому, каждому в лучшее верится…» – звучало эхом, а перед внутренним взором проносились воспоминания. Мы все еще падали. Что оно будет, там, на дне? Сумеем ли оттолкнуться, и когда? В стране, со скоростью лесного пожара, ширились разбой и голод. Я отчаянно всматривалась вперед, но не видела просвета. Высшее образование – несомненно благо, но иногда слишком болезненное, безжалостно обнажающее действительность. Там, где другие видят надежду, для меня предстает лишенная иллюзий правда. Впрочем, в любом случае, я предпочитаю неведенью знание.
А в пригороде, в деревянной беседке, двое мужчин любовались сияющими узорами ночного неба. В неторопливую беседу прокрадывались тихие смешки.
Что предпринять, если женщина, которую любишь всем сердцем, не знает о твоем существовании, и ты никогда не сможешь привести ее в свой дом?
Может быть все просто?
Признаться в своих чувствах.
Поверить незнакомцу, которого видишь впервые в жизни.
А переезд в другой мир и построение карьеры с нуля – сущая ерунда для хорошего специалиста.
***Dе jure. Адвокат***
Все события вымышлены, а совпадения – случайны.
Inter arma leges silent*
*Когда говорит оружие, законы молчат.
Я люблю свою работу,
Я приду сюда в субботу
И, конечно, в воскресенье.
Здесь я встречу день рожденья…*
*стихотворение взято с сайта «Жемчужины мысли» http://www.inpearls.ru/263545
Жизнерадостно доносилось из динамика. Я положила на стол заново собранную папку с пометкой «здесь хранится информация, что содержит адвокатскую тайну», и выключила радио. У входа в приемную стояла выбитая дверь, часть бумаг все еще валялась на полу, а в голове поселилась гулкая пустота. Часы показывали полдвенадцатого. За окном лениво жмурились желтоглазые фонари, перекликались дворовые кошки, обрадованные временной капитуляцией изнуряющего летнего зноя. Да, не так я себе представляла вечер пятницы. Вовсе не так.
Заварить кофе? Или лучше утешиться сигаретой? Мой наставник, Александр Агафонович, ненавидел табачный дым, но адвокат уехал час назад, теперь можно без зазрения совести предаваться пагубной привычке прямо в кабинете. Я полезла в карман, слабо улыбнулась в предвкушении и… смяла пустую пачку.
– Езжай домой, детка, – дружески советовал любимый учитель.
В начале карьеры его «рыбки», «детки» и «зайки» меня бесили не меньше, чем покупные решения судов. Через месяц стажировки я привыкла, и стала обращать на это внимание не больше, чем на часовые задержки начала судебных слушаний. Гению можно простить, – если не все, то, уж точно, многое.
Обычно подчиненные радуются отсутствию начальства. В нашем случае это правило дало сбой. Рядом с Александром было интересно и комфортно. Он мог приказывать, но вместо этого просил, никогда не повышал голос, не придирался к мелочам. Поэтому, получив вожделенную адвокатскую корочку, я осталась работать в офисе наставника, арендовав отдельный кабинет. Направляла к коллегам клиентов, жаждущих получить консультацию по земельным вопросам (гонорар солидный, но не люблю это направление), взамен мне отдавали споры с банками. Четырехкомнатная квартира, оборудованная под офис, собрала под своей сенью трех адвокатов, двух помощников и секретаря. Прописные истины твердят: где два юриста, там три мнения и разъяснение Пленума Высшего суда, но нас это совершенно не смущало.
Курить хотелось немилосердно, а вот сна ни в одном глазу. Может и вправду пора домой? Жалобы и ходатайства мы написали, подали в полицию и прокуратуру. Наши экземпляры с отметкой канцелярии Александр Агафонович забрал с собой. Оставлять что-либо ценное в конторе больше не безопасно. С нужными людьми наставник переговорит сам, интервью для прессы – тоже его задача…
Я вновь обвела взглядом некогда уютный кабинет. Сегодня в шесть утра у нас провели обыск, вернее устроили погром. Понятия «адвокатская неприкосновенность» и «адвокатская тайна» стали для полиции чем-то эфемерным, из области мифов и легенд. Моя приемная отделалась покореженной дверью и пропажей части дел. Ноутбук удалось сохранить (накануне брала домой, составить возражения к акту налоговой проверки). Наставник лишился всех компьютеров – мониторы разбили, а жесткие диски изъяли; в туалете пострадало зеркало, из кухни пропала кофеварка, а цветы вытряхнули из горшков на папки с документами.
Зеленое царство разводила секретарша Александра Агафоновича – Юленька. Узрев во что превратились ее любимцы, девушка оказалась потеряна для общества. Полдня рыдала (а в резюме писала о стрессоустойчивости), бегала за новыми вазонами, грунтом, пересаживала… Абсолютно непродуктивные занятие! Единственный плюс – убрала землю с бумаг.
Говорят, до государственного переворота мы плохо жили, свергнутое правительство было насквозь коррумпированным, центральные власти гребли все под себя и притесняли округа. Курс внешней политики вел даже не в прошлый век, а прямиком в доисторический период, к мамонтам и костяным орудиям труда, ага.
Вот только раньше не убивали за сумму денег в размере месячной минимальной зарплаты – тысяча сто златников (хватает на проезд на работу общественным транспортом, хлеб, картошку и молоко), не разоряли адвокатские офисы и не дарили иностранцам промышленные патенты, способные принести стране миллиардную прибыль. А как еще можно назвать продажу за бесценок? Только дарением, причем явно недееспособным гражданином. Но кого это волнует?
Вдалеке раздался приглушенный хлопок. То ли петарда, то ли взрыв. В нынешней обстановке сложно сказать наверняка. Подрывы, поджоги, стрельба – это стало нормой, перестало вызывать удивление и возмущение. Люди очень быстро ко всему привыкают.
Я, наверное, тоже привыкла, но как же тяжело работать, когда болезненно воспринимаешь нарушения закона. И обжигает знание: прежде определенные действия гарантировали результат, а сейчас…
Варварское уничтожение Юленькиного зеленого царства санкционировало постановление суда. Все как положено: печать, подпись, но перечень предметов либо документы, для выявления которых пришли «гости», указать забыли. Точный адрес помещения для проведения следственного мероприятия тоже отсутствовал. Постановление разрешало полиции порезвиться во всех квартирах пятиэтажки, но разорению подверглись только наши пенаты. Об изложении причин для обыска лучше вообще промолчать, как и о том, что о таких мероприятиях обязательно уведомляется Совет адвокатов округа и присутствие троих его членов при обыске обязательно.
Совет поставил в известность Александр Агафонович. К тому времени, как наши коллеги приехали, спецподразделения уже закончили «работу». Нам самим о подозрительной активности сообщила соседка этажом выше, ранним утром выгуливающая бульдога Дого. Не зря я защищала ее монстра, когда покусанный прохожий требовал усыпить «невменяемую тварь». Пес обладал поистине отвратительным характером, его хозяйка тоже не слыла ангелом, а намордник искренне презирала («зачем он моему мальчику?!»), однако пострадавший стоил их обоих. Убедить собаковладелицу вести себя прилично в судебном заседании я смогла, но ожидание под дверью до сих пор вспоминаю с содроганием.
Я вновь склонилась к разбросанным документам. Работы еще на несколько часов, а мысли крутятся около отсутствующих сигарет. Может поехать домой и продолжить завтра? Так будет продуктивнее. Решено.
Я закрыла офис (входную дверь тоже выломали, но за день нам установили новую), и направилась в круглосуточный магазин. Сонная продавщица смотрела с явным неодобрением. То ли рьяная защитница здорового образа жизни, то ли приглянулся мой темно-бордовый кожаный портфель с фирменным логотипом. За него пришлось отдать гонорар за два последних дела. Нерационально дорого, но сумки и обувь – моя слабость.
Засыпала я с планом, как мы дальше будем «радовать» отдельных представителей государственного аппарата исками, жалобами и ходатайствами. А что, типично адвокатская практика. Еще и прессу подключим. Прогнешься один раз – и это станет системой, а если мы не сможем защитить себя, то, что говорить о представлении интересов клиентов!
Конечно, спать в первые две-три недели придется по пять-шесть часов в сутки. Очень много документов утрачено, а без них дочь моей клиентки, Машенька, останется жить с отцом, и мать ее больше не увидит, компания «Гастон» проиграет дело и потеряет триста пятьдесят тысяч златников за предоставленные услуги… Долго перечислять, к счастью, часть бумаг можно восстановить, работы много, но ничего, прорвемся.
Выходные пролетели незаметно, а в понедельник утром собрался внеочередной адвокатский съезд. Обычно мы встречаемся один раз в месяц для решения организационных вопросов и повышения мастерства. Одна прослушанная лекция – один сертификат. Всего за год нужно собрать шесть штук. В большинстве случаев, так называемое повышение квалификации – пустая трата времени. Доклады готовят наши коллеги, специализирующиеся в определенной сфере. Предоставлять информацию конкурентам не в их интересах, а говорить ни о чем несколько часов кряду учат на втором курсе университета.
Разгром нашей конторы вызвал общественный резонанс, коллеги обещали всестороннюю поддержку. Не потому, что мы так друг друга любим, нет, просто по отдельности нас съедят.
Ближе к обеду я уехала в офис, а наставник – защищать клиента в судебном слушании. Встретились мы у крыльца, в тени старой абрикосы.
– Выиграли?
Адвокат взглянул на сигарету в моих пальцах, и осуждение в его глазах сменилось… желанием. Но ведь такого просто не может быть! Развевая мои сомнения, Александр Агафонович укоризненно покачал головой.
– Проиграл.
Скрывать эмоции, держать лицо, – это первое, чему мы учимся. Я заметила лишь отчужденное спокойствие и спросила:
– Будете оспаривать?
– Да, подам кассационную жалобу, – все так же безэмоционально произнес наставник, и бросил странный взгляд на тонкую струйку сигаретного дыма. – Я надеялся на апелляцию, но судьи все решили еще до начала слушания, и даже не потрудились это скрыть. Знаешь, Яна, это все равно, если бы человека избили, затем застрелили в спину, а судебная коллегия заявила: «Какое прискорбное самоубийство».
Жар подобрался к пальцам, я торопливо кинула окурок в урну.
– Собирайся, детка, хочу тебе показать кое-что, – не дав мне ничего сказать, распорядился мужчина. – Ты свободна? – спохватился он запоздало.
– Да, если ненадолго. Сейчас только сумочку захвачу.
Ноутбук я оставила в офисе, зато забрала съемный жесткий диск, теперь вся информация хранилась на нем. Вот так теперь: все свое ношу с собой или очень хорошо прячу.
Серо-стальной джип заскользил по улицам. Радио играло шансон, мне снова хотелось курить, а наставнику напиться, вот только он вел авто, а я смотрела в окно. Через три квартала мы угодили в пробку. Вот куда они все едут в середине дня и откуда берут деньги? У нас же кризис!
Припарковался Александр Агафонович около небольшого супермаркета. Мы пересекли торговый зал, зашли в служебное помещение (на внезапное вторжение никто не обратил внимания), и выбрались из здания через служебный вход! Там как раз разгружалась машина с кондитерскими изделиями, сновали грузчики, но не один из них не задал вопрос, кто мы и что здесь делаем. Храня прежнюю маску невозмутимости и уверенности, мы спустились в метро.
Услугами подземки я не пользовалась уже несколько лет, предпочитая автомобиль или маршрутки. Полупустой вагон откровенно порадовал, что такое наполненность «селедка в банке» я успела забыть и восстанавливать вспоминания не желала.
– Ну, что, красивая, поехали кататься, – подмигнул отчего-то чрезвычайно довольный адвокат.
«Мужчина, хватит паясничать! Оплачиваем проезд!» – закончила я мысленно. И спросила:
– Куда мы?
– Увидишь.
Когда он так говорит, дальше допытываться бесполезно.
На «Атласной» несколько человек вышло, освободив пластиковые лавки, но мы предпочли остаться на прежнем месте у дверей. В офисе еще насидимся. А на «Огненной» в вагон зашла тонкая, словно тростиночка, старомодно, но со вкусом одетая женщина. Вернее бабушка, с волосами, будто инеем выбеленными, но прямой спиной. В руках она держала черный целлофановый пакет, я взглянула на него и хотела отвернуться, но тут старушка запела. Чисто, сильно, хоть и немного устало.
– Скатертью, скатертью
Дальний путь стелется
И упирается прямо в небосклон.
Каждому, каждому
В лучшее верится…
Катится, катится
Голубой вагон.*
*«Голубой вагон», песня из мультфильма «Старуха Шапокляк», слова Э.Успенского
Женщина двигалась медленно, иногда с трудом удерживаясь на ногах, но голос не дрожал. Он лился, звенел, перекрывая стук колес. В груди болезненно заныло. Я достала кошелек, и так, чтоб никто не увидел, а потом не отобрал, выгребла купюры. Неловко запихнула в пакет. Почему-то мне было стыдно. А еще хотелось использовать недавно вновь введенную высшую меру наказания: смертную казнь, и существенно проредить новую политическую элиту. Ненавижу!
В гнетущем молчании мы покинули подземку и торопливо миновали небольшой сквер. Когда деревья остались за спиной, я не выдержала:
– Знаете, говорят, что каждый живет той жизнью, которую заслуживает. Только я не знаю, что нужно совершить настолько чудовищное, чтоб в старости умирать от голода. Я просто не понимаю, за что это все с ней, с нами?!
– Ты думаешь, у меня есть ответ?
– У вас всегда на все есть ответы.
Адвокат грустно улыбнулся.
– Мы еще не достигли дна. Мы все еще падаем.
Дорога вывела к неприметной девятиэтажке. Старенький кодовый замок, замызганный подъезд. Квартира, в которую меня привел Александр Агафонович, выглядела под стать зданию. Крохотный коридор, с выцветшими, местами отставшими обоями; в комнатке они были чуть приличнее, но вид портила пыль и перекошенная софа. У стены сиротливо притулились несколько секций стенки.
– Я сделал тебе дубликаты ключей. Здесь я храню документы по Гришину, и другие ценные материалы. Дело Гришина я почти развалил. Конечно, решение вряд ли будет в нашу пользу, но в Высшем международном суде ждет стопроцентный выигрыш. Если хочешь спрятать свои бумаги – прошу, места хватает.
– Почему я, почему сейчас?
– Ты моя лучшая ученица, Яна…
Вопреки всему, внезапно стало так легко и радостно!
– …а почему сейчас? – он лишь пожал плечами.
Вечером я пригласила в гости соседку. Мы смотрели кино и пили мартини. Других напитков она не признавала в принципе, считая мартини амброзией, сочетающейся с любой закуской и любым событием.
Я такую позицию не разделяла, но Вика – единственная из моих знакомых, легкая на подъем. Говорить о чем-то серьезном с ней бесполезно, зато и в душу она не лезла. Ненавязчивая компания на вечер, который не хочется проводить в одиночестве или с кем-то из друзей, что обязательно будут допытываться: «Что случилось?» Они у меня проницательные, не обманешь. Только, в общем-то, хороший фильм не веселил, и я все никак не пьянела.
«Каждому, каждому в лучшее верится…» – звучало эхом, а перед внутренним взором проносились воспоминания. Мы все еще падали. Что оно будет, там, на дне? Сумеем ли оттолкнуться, и когда? В стране, со скоростью лесного пожара, ширились разбой и голод. Я отчаянно всматривалась вперед, но не видела просвета. Высшее образование – несомненно благо, но иногда слишком болезненное, безжалостно обнажающее действительность. Там, где другие видят надежду, для меня предстает лишенная иллюзий правда. Впрочем, в любом случае, я предпочитаю неведенью знание.
А в пригороде, в деревянной беседке, двое мужчин любовались сияющими узорами ночного неба. В неторопливую беседу прокрадывались тихие смешки.
