Нет, определенно англосаксы совершили чудо, они научили бесправных людей гордиться своим рабством! Позолотили тебе кандалы, и верь, плебей, что это украшения и знаки отличия!
Британец даже самый нищий, всеми презираемый, грубо угнетаемый своим лордом свято верит, что он свободный человек и имеет больше прав, чем представители всех других наций! Также верит в свою мифическую «свободу» разве только американский фермер!
Да, какой-нибудь фермер из Пенсильвании свято верит, что он «равный среди равных», член свободного общества» и предпочитает не замечать, что фабрикант из Нью-Йорка никогда не подаст ему руки, а плантатор из Южной Каролины никогда не пригласит на обед в особняк и не сядет с ним за один стол!
А сам же он, в теории этакий филантроп и демократ не считает за людей ни краснокожих индейцев, на которых предпочитает смотреть через прицел, как на зверей, ни чернокожих африканцев, рождённых по его убеждению специально для рабства, ни индусов, ни китайцев, ни малайцев - «нехристианских дикарей»! Хотя… что христианского в них самих, уничтожающих целые племена до последнего старика и ребенка ради своей прибыли…
И вообще тебе ли не знать, что настоящая демократия исключает рабство, свирепое истребление других народов и лишение гражданских прав кого бы то ни было. Поверь, когда-нибудь Соединённые Штаты станут копией жестокой и воинственной Британской империи!
Норбер с сомнением склонил голову:
- Ладно, насчет англичан ты прав. Но как же Америка, всё же у них, как и у нас, Республика и вообще, они наши союзники…
Лапьер брезгливо отмахнулся и раздраженно фыркнул:
- Ну и объясни же мне тогда, на каком основании о свободе и демократии громче всех кричат эти убийцы краснокожих и чёрных? А рабовладельцы очень любят на досуге рассуждать о свободе и равноправии, вот только кого и с кем, хотелось бы знать? А ты знаешь, что их хвалёная «сверх-демократия» лишает гражданских прав малообеспеченное большинство самих белых янки?
Нет, Норбер, всё сложнее и Республика Республике рознь. Власть денежных мешков не называется демократией. Соединенные Штаты это аристократическая Республика, к которой стремились и наши жирондисты.
Их «демократия» глубоко фальшива и прикрывает собой власть циничных торгашей Севера и кровавых рабовладельцев Юга! Союзники? Они? Ты хоть знаешь, что янки предали нас и затеяли неофициальные мирные переговоры с Англией? Подравшиеся братишки вскоре и помирились…
Норбер задумчиво почесал макушку:
- Что ж, узнать правду никогда не поздно…И вот еще... понимаю, в этих областях по долгу службы ты знаешь больше моего, в других странах, кроме Англии, в Австрии, в Испании, в Неаполе и Пьемонте или, к примеру, что особенно интересно, в России тоже есть наши братья-республиканцы?
- Среди германцев, австрийцев, ирландцев, итальянцев есть целые общества и клубы, родственные нашим, мы состоим в тесной переписке. Есть у нас братья среди венгров, поляков, знаю точно, Норбер.
Но Российская империя... с политическим просвещением нации там еще очень плохо. Но пусть не огорчаются, наши малочисленные русские братья, это вопрос времени. Образованная прослойка между дворянством и крестьянами крайне незначительна и по количеству и по мере влияния на общество. Среди дворян, знаю, есть отдельные люди, фрондеры, конечно, не революционеры. Чего стоит в этом отношении граф Строганофф, он со своим учителем Жильбером Роммом даже участвовал в штурме Бастилии!
Тут оба товарища не выдержав, раскатисто расхохотались.
- Извини, Лоран, Ромм это... или нет, совпадение конечно...
- Нет, Норбер. Этот наш товарищ-монтаньяр, гражданин Ромм...Знаем мы цену этим революционерам-аристократам, у них граф Строганофф, у нас герцог Орлеанский...Готовы хоть надеть фригийский колпак, хоть голосовать за смерть родственника, чтобы позже набросить нам удавки на шеи и захватить власть!
- Ладно, Лоран. Значит в России пока, наших братьев еще нет? Одни крепостники-феодалы и патриархально мыслящие покорные им крестьяне, которые всерьез молятся за своих господ и свою императрицу Катрин? Всё так мрачно, да?
Лапьер чуть удивленно склонил голову:
- Что-то неожиданно ты, друг, заинтересовался Россией... не замечал у тебя раньше такого интереса...
- А что такого, Лоран? Если бы я сказал, что интересуюсь Индией, древним Египтом, Мексикой или Перу, ты не нашел бы это странным, хотя это очень далекие от Франции страны в отношении культуры и национальной философии.
Лапьер спокойно пожал плечами:
- Да ничего такого в этом и нет. Хуже, когда человека вообще ничего в этом мире не интересует. Есть, конечно, и у них отдельные идейно близкие люди, Александр Радищефф, Фео..Теодор Каржавинь, их сочинения запрещены императрицей, Радищефф едва не был казнен, казнь заменили ссылкой в Сибирь, Александр Новикофф, издатель, его типография также закрыта, несчастный автор брошен в Шлиссельбургскую крепость на 15 лет, как зловредный для русской монархии масон. Хотя с ним всё не так просто и однозначно, он вовсе не работал на Париж, напротив, попал под влияние пруссаков... Вот так как-то.
Императрица Катрин сильно напугана тем, что происходит сейчас у нас, везде ей мерещатся наши санкюлоты с пиками и в красных колпаках, ее чиновники и тайная полиция везде ищут русских якобинцев, трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет... но самое интересное, что они находят!
И это притом, что по нашим собственным данным количество подлинных республиканцев в Российской империи немногим выше нуля!
Если у них такой тонкий нюх на тех, кто лишь потенциально склонен к усвоению наших идей, то имперские чиновники России заслуживают ежемесячных премий из фондов Комитета Общественной Безопасности. Они усердно выявляют для нас будущих товарищей и коллег!
Для того, чтобы прослыть революционером в сегодняшней России, друг Норбер, достаточно быть противником крепостного права и неосторожно высказать мысль о необходимости ограничения монархии конституцией, всего лишь...
- Понимаю. Наши умеренные роялисты и те для них «революционеры»..
.
Лапьер выразительно кивнул:
- Всё так. Скажу тебе больше, в марте-июне этого года я был в Петербурге... но не требуй ответа, зачем. После казни Капета, их императрица придумала для всех французов, проживающих в России или желающих въехать, особую клятву, текст которой надо произносить публично. Ее смысл в том, что каждый француз должен поклясться в верности монархическому принципу и династии Бурбонов и соответственно расписаться в ненависти к республиканским принципам и идеям Революции... Иначе...
Тут Норбер не выдержал и прервал его, сделав нервный жест:
- Пытки в застенках тайной полиции с целью выяснить цель присутствия на территории империи? Трибунал и казнь?
Это мрачное предположение казалось ему единственно возможным.
Лапьер беззвучно рассмеялся и отрицательно качнул головой:
- Как ни странно, нет. Всё обходится без крови, революционер, как нежелательное лицо, высылается за пределы империи в строго установленные сроки. Разумеется, будет хуже, если он попытается скрыться и остаться в стране вопреки воле ее властей. Но чаще всего, такого не бывает...
- Английский, испанский, итальянский, немецкий, но не знал, что ты говоришь еще и по-русски...,- Норбер не смог сдержать уважительного удивления, - какие таланты на службе Революции, а они рисуют нас полуграмотными недоучками и неудачниками...
Лапьер лишь отмахнулся:
- Нет, я не знаю по-русски. Просто в России все аристократы, чиновники и вообще, каждый хорошо образованный человек знает французский так, будто он родился в Нанте или в Лионе, а не в Петербурге или в Москве. Поэтому ни малейших трудностей в этом отношении у меня не возникло. Я считался эмигрантом, спасшимся от «ужасов» революции... да-да, не слишком удивляйся, не все 100% наших эмигрантов принадлежат к дворянству. Чтобы быть в сегодняшней России хорошо принятым, французу можно не быть аристократом, но крайне важно быть роялистом, как они выражаются «защитником Трона и Алтаря. Вот собственно и всё...
- И вот еще... Выходит, тебе, чтобы остаться в Петербурге, всё-таки пришлось приносить клятву в верности старому режиму и в ненависти к Революции?, - Норбер не смог не задать этот вопрос.
- А то, друг. С фигой в кармане, разумеется, сам должен это понимать. И не один я был такой «нехороший парень», сам понимаешь. По-человечески всё это крайне неприятно, а что делать, если надо? К тому же, злостному нарушителю сей клятвы грозило какое-то жестокое наказание...Может даже действительно казнь... А что делать, брат? Уже поздно, Норбер, надо отдыхать, нам завтра предстоит инспекция в местную тюрьму, взглянуть на результаты бурной деятельности нашего предшественника нужно непременно. Говорят, он был неадекватно жесток, возможно, кого-то еще удастся спасти.
В сопровождении вооруженной охраны Лапьер и Куаньяр приехали в Майенн, второй по величине город одноименного департамента и посетили местную тюрьму.
К комиссарам поспешил присоединиться местный председатель революционного комитета Франсуа Ленуар. Начальник тюрьмы предупредительно открывал камеры, давая возможность рассмотреть заключенных.
Мужчины и женщины опасливо привставали с матрасов, не сводя глаз с суровых молодых людей в чёрном, перепоясанных трехцветными шарфами, в шляпах с круглыми полями и трехцветными кокардами. В одной из камер внимание Норбера привлек худой подросток лет 12-14, сидевший на корточках у стены рядом с мужчиной средних лет.
- Это что?, - резко обернулся Норбер к Ленуару, - скоро станете брать под арест младенцев? Врагов страшнее у Французской Республики уже не осталось?!
Зрачки председателя революционного комитета слегка расширились, он не знал, чего ждать от нового комиссара Конвента, поэтому он произнес запинаясь:
- Гражданин комиссар, они были арестованы до вашего назначения по приказу гражданина Мэнье.
- Немедленно освободить мальчишку.. Кто ты, откуда, почему арестован?, - спокойно обратился Куаньяр к подростку.
- Это мой сын, гражданин, - поднялся с матраса коренастый мужчина лет 36-38, я Жан-Пьер Моро, предшественник гражданина Барбье на должности общественного обвинителя, арестован вместе с журналистом Макэ, разоблачившим финансовые афёры вашего предшественника Мэнье, я отказался подвести его под нож гильотины как «анархиста и нарушителя общественного порядка», и теперь как честный патриот требую и жду справедливости со стороны делегата революционного правительства.. - Моро встал перед Куаньяром и резко выпрямился, - жизнь и честь добрых республиканцев, зависят от вас, гражданин комиссар..
- Я слышал об этом деле и рад, что могу помочь, вы свободны, гражданин Моро, - Норбер выразительно наклонил голову и резко бросил вполоборота, - гражданин Моро и мальчик должны быть освобождены немедленно, Макэ также должен быть освобождён.
.
Следующая камера и вовсе преподнесла неприятный сюрприз, большинство находящихся там составляли молодые матери с детьми от малышей до подростков 13-14 лет.
Гневно сузив глаза, повернулся Норбер к насупившемуся Ленуару:
- Снова ясли? Чёртов эбертист более всего боялся детей?! Вы читаете постановления или сами себе господа? Чтобы здесь не было ни одного моложе 17 лет! Потрудитесь запомнить, малолетних в приют, беременным женщинам после медицинского освидетельствования отсрочка приговора на 9 месяцев! Нормы парижского трибунала станут нормами и здесь..Я даже не знаю, что еще мы можем сделать для этих несчастных, Лоран..
- Но гражданин, женщины поднимут дикий крик, если забирать у них детей и вообще, это же дворянские щенки, так что за беда? Когда бы это господа жалели крестьянских детей?! », - рискнул возразить Ленуар, - не исключено, что среди них могут быть жены и дети шуанов...
Кошачьи зелёные глаза Лапьера метали колючие искорки, он резко оборвал Ленуара:
- Прежде всего, это дети. Безмозглая жестокость не признак истинной революционности, любезный. Потрудитесь запомнить, что крайнее бешенство часто таит неискренность, не стоит переигрывать..За эти и другие преступления Мэнье уже отозван в Париж, прогулка в один конец до площади Революции ему обеспечена, не сомневайтесь. А матери не станут создавать нам помех, зная, что их дети останутся жить…
Куаньяр остановил товарища властным жестом. Лапьер слишком любит разъяснять свои решения, но к чему входить в споры и доказывать, когда имеешь право чётко распорядиться, и вообще «что такое» Ленуар?
Норбер резко вскинул черноволосую голову, смуглое лицо приняло выражение чеканной бронзовой суровости, в такие моменты он становился похож на вождя индейцев:
- Либо вы подчинитесь мне, либо отправитесь на эшафот через 24 часа!,- жуткий взгляд миндалевидных тёмных глаз с расширенными в холодном бешенстве зрачками и бесстрастная четкая фраза Куаньяра заставили Ленуара невольно пригнуть голову и отвести взгляд.
Это выглядело убедительно, а главное, страшнее громогласных воплей и ругательств…
- Да, гражданин...
Завершив посещение тюрьмы, а они увидели всё, что им было нужно, вернувшись в кабинет и закрыв за собой дверь, Норбер мрачно кивнул Лорану:
- Ты заметил, что внешне сдержанная, законопослушная здешняя администрация и трибунал куда более активно сопротивляются нашим решениям, чем местные якобинцы и их председатель? Мы обязаны подавить это сопротивление и установить твёрдый порядок, и председатель со своими людьми нам лучшие помощники в этом! Если подобных фрондёров обнаружим и в самом клубе, почистим и клуб! Что-то говорит мне, председатель Тенардье не станет чинить препятствий и строчить на нас жалобы в Париж!
- Да, я думаю, Моро должен быть восстановлен в должности для начала - Лоран откинулся на спинку кресла, - по счастью мы успели спасти не только честь, но и жизнь этого доброго патриота и его мальчика.
Норбер удовлетворенно кивнул и слабо улыбнулся:
- Вспомни выражение Барера, что гильотина чеканит деньги и это действительно так, ведь имущества осужденных аристократов конфискуются и поступают в казну Республики. Впрочем, это справедливо лишь в отношении аристократов и врагов нации…Так вот, интересно какую прибыль государству принесет казнь палача и вора Мэнье, думается, это будет сумма с немалым количеством нулей?
Резкий стук в дверь прервал их разговор.
Не дожидаясь разрешения войти, на пороге возник общественный обвинитель Жак-Люка Барбье, в руке он держал лист бумаги, возбуждённо повышая голос он обратился к ним, потрясая бумагой и глядя при этом на Куаньяра в упор:
- Граждане представители! Это возмутительно! Я надеюсь, то есть даже не сомневаюсь... это ошибка, ведь вы еще не в курсе здешних дел!
Это чудовищная ошибка, освободить Моро, этого опасного экстремиста и выдать свидетельство о благонадежности этому Фуке, попу, старому контрреволюционеру, защищавшему, если вам неизвестно, арестованных дворянских шлюх с их выродками!
