Проза жизни. Параллельные прямые.
Небольшой городок в Уральской глубинке. Милена – 17 лет.
В небольшой старинной церкви проходило сразу два отпевания. Народу набилось много, все пришедшие одеты добротно и богато: мужчины в основном брутальные с уже заметными животами, которые прикрывали хорошо скроенные пиджаки, все при галстуках и в накрахмаленных рубашках, дамы в стильных черных платьях в кружевных траурных палантинах или шляпах с вуалью, промокают платочками уголки глаз, чтобы не потекла косметика. Местных старушек, что на добровольных началах убирали эту небольшую церквушку, такие посетители пугали и настораживали. Старушки передвигались тихо, полусогнутыми и постоянно посматривали на скорбящих. Я помогала тете натирать специальным средством ручки входных ворот, на скорбящих, что так внезапно пожаловали к нам из города, не смотрела. Как их сюда занесло? Почему не заказали отпевание в большом городе? Везти покойников более чем за сто километров, чтобы провинциальный священник совершил этот обряд? Мне непонятна их логика. Неужели нет церкви ближе? А может, потому, что наша церковь старинная? Она выстояла и во время революции и во времена атеизма, не позволили жители небольшого городка и окрестных сел разрушить церковь или превратить её в склад. Она работала всегда и, даже когда священника по навету отправили в ГУЛАГ, старый сторож открывал церковь, чтобы прихожане могли помолиться перед иконами.
Тетя осторожно открывает дверь храма, мы выходим на улицу, тут тоже нужно ручки протереть, а потом нас ждет территория вокруг церкви. Тетя Вероника работает при церкви дворником, иногда подрабатывает сторожем, когда служба идет чуть ли не до рассвета. Сам храм закрывается хорошо, да и мало кто из жителей наших мест способен ограбить храм, а неместные к нам практически не заезжают. Вокруг нашего городка - районного центра расположены села, где живут по старинке и закону Божьему, как жили ещё наши предки. Все, кто не хотел жить хозяйством в труде и, как водиться, в бедности, уже давно покинули эти места, их дома обветшали и разрушились. Так получилось, что наш районный центр стал, может, и последним оплотом старинного уклада жизни.
Я переехала к тете год назад, когда моя мама угорела в бане. Отца не спрашивала, тайно собрала свои нехитрые пожитки и отправилась к маминой старшей сестре тете Веронике, женщине одинокой и бездетной. Маму выдали замуж в шестнадцать лет, и даже то, что в нашей стране брачный возраст с восемнадцати лет, не остановило родителей, желавших избавиться от лишнего рта. Раз уже жених нашелся, нужно невесту отдавать, да и не расписывались они в ЗАГСе, их обвенчал священник на свой страх и риск, хотя в наших селах ранние браки совсем не редкость. До восемнадцати лет родители девушек редко терпят, сговариваются с семьей жениха и к священнику, если тот отказывается, то устраивают молодым брачную ночь, а когда у невесты уже живот торчит, редко какой священник не проведет бракосочетание, что же невинному дитю вне брака рождаться. В пятнадцать лет я подслушала разговор родителей, отец сказал, что соседский старший сын уже год как на меня заглядывается и через год его родители готовы послать к нам сватов. И тут я впервые услышала, как мама возразила ему, она сказала, что костьми ляжет, но я выйду замуж по любви или не выйду совсем. Отец был удивлен таким ответом, а чего он ожидал? Маму выдали замуж за практически незнакомого мужчину, до свадьбы они даже не разговаривали, виделись в церкви, пару раз пересекались на сенокосе, там отец её и заприметил, молодая, симпатичная, работящая из хорошей семьи, сватов прислали, как только родительнице исполнилось шестнадцать. Мама против родителей не пошла, согласилась на замужество, нет, отец не издевался над ней, не бил, но, видимо, она так и не смогла ни полюбить и даже к нему привыкнуть. Она родила ему трех сыновей, а потом начала тайком принимать таблетки, что запрещено при нашем укладе жизни, отец нашел таблетки, был жуткий скандал, а через несколько месяцев мама забеременела мной. Я поздний ребенок, не уверена, что любимый, к тому времени мама уже превратилась усталую женщину, не держащуюся за свою жизнь, думаю, и угорела она потому, что не хотела себя спасать. Что же касается моего замужества, то соседский сын - прыщавый парень с сальными волосами до плеч которые он собирал резинкой в хвост, и у него постоянно воняло изо рта. После того разговора отец выгнал маму спать на сеновал, я тогда принесла свои одеяло и подушку туда же и мы спали на сене вместе до самой осени. Отец моего согласия спрашивать не стал, видимо, знал, каким будет ответ, соседского сына он видел каждый день и понимал, что жених совсем незавидный. Родитель решил поставить ультиматум: или я выхожу замуж, пока меня берут, либо он ходатайствует перед настоятелем нашей церкви, который, кстати, является его дальним родственником и что-то ему должен, чтобы после совершеннолетия меня отправили в монастырь, а именно в скит, где условия проживания самые суровые. И каково же было его удивление, когда я выбрала монастырь. Или он думал, что я всю жизнь буду терпеть ненавистного мужа, да уж лучше вообще без него. Вон тетя Вероника замужем никогда не была, никто не предложил, в годы её молодости, (а она намного старше мамы), в селах мужчин брачного возраста было мало, потому и не посватался никто и понятно, что без мужа тетя родить ребенка не могла, так воспитывали в семье. После ультиматума, отец отстал от меня, махнул рукой и разрешил маме вернуться спать в дом. Мы мало разговаривали с мамой, она уставала, ложилась поздно и сразу засыпала, вставала рано и сразу за работу. С утра до ночи работа по хозяйству ни минуты отдыха и мгновенный сон рядом с нелюбимым мужем, последнее, наверно, угнетало больше всего, хотя это мое предположение. После маминых похорон ночью я собрала вещи и ушла пешком к тете, пришла к ней только к утру, районный центр далеко от нашего села. Тетя Вероника была рада, она уже немолода, но все так же держит большое хозяйство, да и работу дворником бросать не хочет, все-таки копейка. Я не боялась, что родитель выполнит свой ультиматум, вернее я не боялась, что он отправит меня в скит, но замуж насильно не выдаст, раз родитель согласился с моим решением, значит, не передумает. И я уже год не вижу никого из семьи. Братьям не до меня. Они живут своими домами, у них семьи. У старшего уже первенец, у среднего на подходе. Младший только женился, но с детьми затягивать не будет. А мы с тетей вдвоем, живем прекрасно, мирно, работаем по хозяйству, я школу окончила, думаю, куда идти учиться дальше.
- Милена, - тетя Вероника берет метлу, что оставила у забора, - я пойду, подмету у хозяйственных построек, а ты можешь отдохнуть. Пока усопших из церкви не вынесут, там никто порядок наводить не будет. Завтра большой церковный праздник, пока церковь не подготовим, домой не уйдем. Я не ропщу, с детства к работе приучена, и молитвы возносить два раза в день и в Бога верую, и заповеди пытаюсь исполнять.
Дверь широко открывается и выходит молодой человек в темном костюме, останавливается на крыльце и начинает оглядываться.
- Здесь туалет есть? – Спрашивает он.
- В церкви нет, но за хозяйственными постройками стоит небольшой деревянный туалет.
- А где эти самые постройки? – Возмущенно спрашивает он.
- Зайдете за церковь и направо, там два деревянных сарая и если заблудитесь, ориентируйтесь на женщину дворника.
- Я не тупой и без ориентиров найду, - возмущается он, на что я пожимаю плечами и поворачиваюсь к нему спиной.
Парень фыркает и убегает.
Три часа спустя. Милена.
Гробы с усопшими погрузили на большие дорогие машины и увезли, гости уехали на не менее дорогих машинах, на улице тишина, и теперь мы можем приступить к уборке в церкви.
- Покойники были уроженцами этих мест, - тихо говорит тетя, подходя ко мне, - потому и завещали отпевать их в этой церкви, мол, ней их крестили и отпевать должны тут же.
- Одновременно двое умерли?
- Погибли, отравились угарным газом, здание горело, то ли где они работали, то ли где обедали, я слышала разговор их родственника с отцом Василием, мол, последнюю волю покойных он не мог проигнорировать, и потому привезли усопших в такую даль.
- Для таких дорогих машин сто километров - даль?
- Они из другой области, из областного центра.
- Тогда точно даль, до границы нашей области далеко, а до областного центра соседней области ещё половина этого пути. Но хватит разговоров, пойдем в церковь. Быстрее подготовим её к празднику - быстрее пойдем домой.
- Быстрее не получиться, до утренней дойки бы успеть.
Две недели спустя. Милена.
Еще один районный центр, чуть больше и с одним положительным моментом, тут имеется филиал сельскохозяйственного ВУЗа, куда я подала документы, от земли и хозяйства мне никуда не деться, да и тетю я не брошу, потому документы подаю сразу на заочное отделение. В приемной комиссии на меня смотрят как на человека со странностями, у меня в аттестате одни пятерки, а я поступаю в такой непрестижный ВУЗ. Все в нашей семье были отличниками, вот только не все применили свой потенциал, мои братья, окончив заочно техникумы на зоотехников, на работу не устроились, начали строить себе дома и заводить хозяйство, я хотела работать, хотя понимала, что будет тяжело взаимодействовать с людьми, но трудностей не боюсь. Мы всегда работали, ходили на все церковные праздники, отстаивали до конца службы (это обязательно) утром и вечером обязательно молились перед домашней иконой, а по воскресеньям посещали специальный дом, где священник, а чаще староста села, читал нам православные книги. Так жили наши предки, так продолжали жить и мы. И неважно, что в стране прогресс, люди ездят на машинах, в их квартирах горячая и холодная вода, их лечат с помощью специальных приборов и оборудования, мы даже таблеток не пили, не говоря уже о прививках, которые должны быть сделаны каждому ребенку. На моей памяти приезжал к нам в село фельдшер да не один, а целая бригада, агитировали, что нужно делать прививки, обследоваться, лечится, но так и уехали, ничего не добившись. На наш район махнули рукой, обозвали жителей «сектантами», хотя мы исповедуем православие и больше никто не появлялся. У нас даже колхоза не было, на заре коллективизации колхоз, конечно же, организовали, но развалился он через несколько лет, председатель сбежал в город и больше его никто не видел, и наше село, как и соседние, стали жить прежней жизнью. Достаток в семье определялся количеством мужских рук и домашнего скота, размером дома, плодородной земли и приданным для дочерей. И при такой жизни мы мало общались, что в детстве, что в школе, а уж когда вырастали и погружались в хозяйственные проблемы с головой, становилось совсем не до разговоров. Правда в школу все дети ходили исправно, учились на «хорошо» и «отлично», троечников практически не было. Сама школа, одна на три села, располагалась от нас за три километра, весной и осенью ходили пешком, потому как в распутицу по нашим проселочным дорогам даже телега не проедет, а вот зимой нас на санях возили, быстро и чтобы с волками не столкнуться. Дикие животные в особо снежные голодные зимы до села доходили, даже нападения на домашний скот случались, но их быстро отстреливали. Староста соберет охотников, и в ближайший лес. Пара суток - и до следующей зимы волков не видно. А у кого-то из деревенских появляется меховой жилет или унты, или ещё какая-нибудь одежда из меха. И на зайца наши охотники ходили, и на лису, шкурки, в основном, продавали в городе, деньги и нам нужны. Часть своей продукции вывозили в город на продажу, на рынках деревенские продукты всегда были в цене.
Распад нашей страны в селе встретили спокойно. Староста, у которого был радиоприемник, собрал взрослое население и объявил, что мы теперь живем в другой стране, но начальству до нас не добраться. Раз уж мы столько правителей пережили и не заметили, потому как, ничего в наших селах не поменялось, так и это переживем, но, на всякий случай, нужно быть готовым защищать свое хозяйство.
- Девушка! – Раздается мужской голос, поднимаю голову от книги, которую я читала, чтобы убить время до автобуса домой, очень знакомое лицо у этого молодого парня и ведь недавно его видела, а вот где не помню, - нет, ты не ответишь мне на вопрос, - говорит парень и присаживается рядом со мной на скамейку.
Пожимаю плечами и возвращаюсь к книге.
- Я тебя в церкви видел, когда отпевали папиных деловых партнеров, - говорит парень, вот где я его видела, а не запомнила потому, что в тот день устала очень и воспоминания об этом дне почти стерлись из памяти, да и не старалась запомнить человека, спрашивающего у меня дорогу в туалет.
- Так что за вопрос?
- Хотел узнать, где в этом городе ресторан, но, уверен, ты этого не знаешь, а вот где находиться церковь, знаешь точно.
- В этом городе нет церкви, ближайшая в тридцати километрах на север, там небольшая деревушка с церковью, памятником деревянного зодчества.
- Ты все церкви в округе знаешь? Везде была? – Спрашивает он, качаю головой.
- Историю их постройки, но была не во всех, - отвечаю на вопрос и сама задаюсь вопросом, зачем ему это знать? Или скучно парню, решил время убить разговором со мной?
- Ты работаешь в церкви?
- Нет, все это на добровольных началах, - смотрю на скепсис, что написан на его лице и добавляю, - и никто неволить не будет, если человек верует, то сам придет в церковь, чтобы привести её в порядок перед праздником или просто прийти помочь.
- Мне этого не понять, я не православной веры, - пожимает плечами и замолкает.
- Ты атеист? – теперь любопытство и во мне разыгралось.
- Нет, мусульманин, имя у меня русское, кстати, меня Денис зовут, мама настояла, она в мусульманство перешла, чтобы за отца замуж выйти, - он говорит, а я его разглядываю, черты иноверца проскакивают, можно разглядеть, если приглядеться, но с первого взгляда не определишь. – А тебя как зовут? Или не хочешь знакомиться?
- Милена, и что за вопросы? В нашей вере никому не запрещается называть свое имя.
Парень что-то хочет сказать, но тут к лавочке подходит мужчина. Вот в нем черты иноверца заметишь сразу: высокий, черные волосы, смуглое лицо и карие глаза. Да как строго на меня смотрит, что хочется юбку одернуть, хотя она у меня до щиколоток и широкая, кофта тоже не обтягивающая, фигуру скрывает, блуза под самое горло, рукава длинные. Но это потому, что лето в этом году прохладное, а так короткий рукав никто не запрещает нам носить, декольте глубокое не приветствуется, так у меня и одежды такой нет.
- Денис, ты уже и с девушкой успел познакомиться? – Удивляется мужчина, вроде и улыбка у него на лице, вот только совсем не приветливая.
- Я с ней ещё в церкви, где твоих партнеров отпевали, виделся, она дверные ручки полировала, - отвечает Денис, - помогала готовить её к церковному празднику.
Аннотация: две прямые в пространстве называются параллельными, если они лежат в одной плоскости и не пересекаются (определение из учебника 7 класса). Но жизнь часто опровергает любые определения. Рассказ о двух людях, чьи линии жизни лежали в одной плоскости и никогда не должны пересечься. Но что-то пошло не так…
Глава 1
Небольшой городок в Уральской глубинке. Милена – 17 лет.
В небольшой старинной церкви проходило сразу два отпевания. Народу набилось много, все пришедшие одеты добротно и богато: мужчины в основном брутальные с уже заметными животами, которые прикрывали хорошо скроенные пиджаки, все при галстуках и в накрахмаленных рубашках, дамы в стильных черных платьях в кружевных траурных палантинах или шляпах с вуалью, промокают платочками уголки глаз, чтобы не потекла косметика. Местных старушек, что на добровольных началах убирали эту небольшую церквушку, такие посетители пугали и настораживали. Старушки передвигались тихо, полусогнутыми и постоянно посматривали на скорбящих. Я помогала тете натирать специальным средством ручки входных ворот, на скорбящих, что так внезапно пожаловали к нам из города, не смотрела. Как их сюда занесло? Почему не заказали отпевание в большом городе? Везти покойников более чем за сто километров, чтобы провинциальный священник совершил этот обряд? Мне непонятна их логика. Неужели нет церкви ближе? А может, потому, что наша церковь старинная? Она выстояла и во время революции и во времена атеизма, не позволили жители небольшого городка и окрестных сел разрушить церковь или превратить её в склад. Она работала всегда и, даже когда священника по навету отправили в ГУЛАГ, старый сторож открывал церковь, чтобы прихожане могли помолиться перед иконами.
Тетя осторожно открывает дверь храма, мы выходим на улицу, тут тоже нужно ручки протереть, а потом нас ждет территория вокруг церкви. Тетя Вероника работает при церкви дворником, иногда подрабатывает сторожем, когда служба идет чуть ли не до рассвета. Сам храм закрывается хорошо, да и мало кто из жителей наших мест способен ограбить храм, а неместные к нам практически не заезжают. Вокруг нашего городка - районного центра расположены села, где живут по старинке и закону Божьему, как жили ещё наши предки. Все, кто не хотел жить хозяйством в труде и, как водиться, в бедности, уже давно покинули эти места, их дома обветшали и разрушились. Так получилось, что наш районный центр стал, может, и последним оплотом старинного уклада жизни.
Я переехала к тете год назад, когда моя мама угорела в бане. Отца не спрашивала, тайно собрала свои нехитрые пожитки и отправилась к маминой старшей сестре тете Веронике, женщине одинокой и бездетной. Маму выдали замуж в шестнадцать лет, и даже то, что в нашей стране брачный возраст с восемнадцати лет, не остановило родителей, желавших избавиться от лишнего рта. Раз уже жених нашелся, нужно невесту отдавать, да и не расписывались они в ЗАГСе, их обвенчал священник на свой страх и риск, хотя в наших селах ранние браки совсем не редкость. До восемнадцати лет родители девушек редко терпят, сговариваются с семьей жениха и к священнику, если тот отказывается, то устраивают молодым брачную ночь, а когда у невесты уже живот торчит, редко какой священник не проведет бракосочетание, что же невинному дитю вне брака рождаться. В пятнадцать лет я подслушала разговор родителей, отец сказал, что соседский старший сын уже год как на меня заглядывается и через год его родители готовы послать к нам сватов. И тут я впервые услышала, как мама возразила ему, она сказала, что костьми ляжет, но я выйду замуж по любви или не выйду совсем. Отец был удивлен таким ответом, а чего он ожидал? Маму выдали замуж за практически незнакомого мужчину, до свадьбы они даже не разговаривали, виделись в церкви, пару раз пересекались на сенокосе, там отец её и заприметил, молодая, симпатичная, работящая из хорошей семьи, сватов прислали, как только родительнице исполнилось шестнадцать. Мама против родителей не пошла, согласилась на замужество, нет, отец не издевался над ней, не бил, но, видимо, она так и не смогла ни полюбить и даже к нему привыкнуть. Она родила ему трех сыновей, а потом начала тайком принимать таблетки, что запрещено при нашем укладе жизни, отец нашел таблетки, был жуткий скандал, а через несколько месяцев мама забеременела мной. Я поздний ребенок, не уверена, что любимый, к тому времени мама уже превратилась усталую женщину, не держащуюся за свою жизнь, думаю, и угорела она потому, что не хотела себя спасать. Что же касается моего замужества, то соседский сын - прыщавый парень с сальными волосами до плеч которые он собирал резинкой в хвост, и у него постоянно воняло изо рта. После того разговора отец выгнал маму спать на сеновал, я тогда принесла свои одеяло и подушку туда же и мы спали на сене вместе до самой осени. Отец моего согласия спрашивать не стал, видимо, знал, каким будет ответ, соседского сына он видел каждый день и понимал, что жених совсем незавидный. Родитель решил поставить ультиматум: или я выхожу замуж, пока меня берут, либо он ходатайствует перед настоятелем нашей церкви, который, кстати, является его дальним родственником и что-то ему должен, чтобы после совершеннолетия меня отправили в монастырь, а именно в скит, где условия проживания самые суровые. И каково же было его удивление, когда я выбрала монастырь. Или он думал, что я всю жизнь буду терпеть ненавистного мужа, да уж лучше вообще без него. Вон тетя Вероника замужем никогда не была, никто не предложил, в годы её молодости, (а она намного старше мамы), в селах мужчин брачного возраста было мало, потому и не посватался никто и понятно, что без мужа тетя родить ребенка не могла, так воспитывали в семье. После ультиматума, отец отстал от меня, махнул рукой и разрешил маме вернуться спать в дом. Мы мало разговаривали с мамой, она уставала, ложилась поздно и сразу засыпала, вставала рано и сразу за работу. С утра до ночи работа по хозяйству ни минуты отдыха и мгновенный сон рядом с нелюбимым мужем, последнее, наверно, угнетало больше всего, хотя это мое предположение. После маминых похорон ночью я собрала вещи и ушла пешком к тете, пришла к ней только к утру, районный центр далеко от нашего села. Тетя Вероника была рада, она уже немолода, но все так же держит большое хозяйство, да и работу дворником бросать не хочет, все-таки копейка. Я не боялась, что родитель выполнит свой ультиматум, вернее я не боялась, что он отправит меня в скит, но замуж насильно не выдаст, раз родитель согласился с моим решением, значит, не передумает. И я уже год не вижу никого из семьи. Братьям не до меня. Они живут своими домами, у них семьи. У старшего уже первенец, у среднего на подходе. Младший только женился, но с детьми затягивать не будет. А мы с тетей вдвоем, живем прекрасно, мирно, работаем по хозяйству, я школу окончила, думаю, куда идти учиться дальше.
- Милена, - тетя Вероника берет метлу, что оставила у забора, - я пойду, подмету у хозяйственных построек, а ты можешь отдохнуть. Пока усопших из церкви не вынесут, там никто порядок наводить не будет. Завтра большой церковный праздник, пока церковь не подготовим, домой не уйдем. Я не ропщу, с детства к работе приучена, и молитвы возносить два раза в день и в Бога верую, и заповеди пытаюсь исполнять.
Дверь широко открывается и выходит молодой человек в темном костюме, останавливается на крыльце и начинает оглядываться.
- Здесь туалет есть? – Спрашивает он.
- В церкви нет, но за хозяйственными постройками стоит небольшой деревянный туалет.
- А где эти самые постройки? – Возмущенно спрашивает он.
- Зайдете за церковь и направо, там два деревянных сарая и если заблудитесь, ориентируйтесь на женщину дворника.
- Я не тупой и без ориентиров найду, - возмущается он, на что я пожимаю плечами и поворачиваюсь к нему спиной.
Парень фыркает и убегает.
Три часа спустя. Милена.
Гробы с усопшими погрузили на большие дорогие машины и увезли, гости уехали на не менее дорогих машинах, на улице тишина, и теперь мы можем приступить к уборке в церкви.
- Покойники были уроженцами этих мест, - тихо говорит тетя, подходя ко мне, - потому и завещали отпевать их в этой церкви, мол, ней их крестили и отпевать должны тут же.
- Одновременно двое умерли?
- Погибли, отравились угарным газом, здание горело, то ли где они работали, то ли где обедали, я слышала разговор их родственника с отцом Василием, мол, последнюю волю покойных он не мог проигнорировать, и потому привезли усопших в такую даль.
- Для таких дорогих машин сто километров - даль?
- Они из другой области, из областного центра.
- Тогда точно даль, до границы нашей области далеко, а до областного центра соседней области ещё половина этого пути. Но хватит разговоров, пойдем в церковь. Быстрее подготовим её к празднику - быстрее пойдем домой.
- Быстрее не получиться, до утренней дойки бы успеть.
Глава 2
Две недели спустя. Милена.
Еще один районный центр, чуть больше и с одним положительным моментом, тут имеется филиал сельскохозяйственного ВУЗа, куда я подала документы, от земли и хозяйства мне никуда не деться, да и тетю я не брошу, потому документы подаю сразу на заочное отделение. В приемной комиссии на меня смотрят как на человека со странностями, у меня в аттестате одни пятерки, а я поступаю в такой непрестижный ВУЗ. Все в нашей семье были отличниками, вот только не все применили свой потенциал, мои братья, окончив заочно техникумы на зоотехников, на работу не устроились, начали строить себе дома и заводить хозяйство, я хотела работать, хотя понимала, что будет тяжело взаимодействовать с людьми, но трудностей не боюсь. Мы всегда работали, ходили на все церковные праздники, отстаивали до конца службы (это обязательно) утром и вечером обязательно молились перед домашней иконой, а по воскресеньям посещали специальный дом, где священник, а чаще староста села, читал нам православные книги. Так жили наши предки, так продолжали жить и мы. И неважно, что в стране прогресс, люди ездят на машинах, в их квартирах горячая и холодная вода, их лечат с помощью специальных приборов и оборудования, мы даже таблеток не пили, не говоря уже о прививках, которые должны быть сделаны каждому ребенку. На моей памяти приезжал к нам в село фельдшер да не один, а целая бригада, агитировали, что нужно делать прививки, обследоваться, лечится, но так и уехали, ничего не добившись. На наш район махнули рукой, обозвали жителей «сектантами», хотя мы исповедуем православие и больше никто не появлялся. У нас даже колхоза не было, на заре коллективизации колхоз, конечно же, организовали, но развалился он через несколько лет, председатель сбежал в город и больше его никто не видел, и наше село, как и соседние, стали жить прежней жизнью. Достаток в семье определялся количеством мужских рук и домашнего скота, размером дома, плодородной земли и приданным для дочерей. И при такой жизни мы мало общались, что в детстве, что в школе, а уж когда вырастали и погружались в хозяйственные проблемы с головой, становилось совсем не до разговоров. Правда в школу все дети ходили исправно, учились на «хорошо» и «отлично», троечников практически не было. Сама школа, одна на три села, располагалась от нас за три километра, весной и осенью ходили пешком, потому как в распутицу по нашим проселочным дорогам даже телега не проедет, а вот зимой нас на санях возили, быстро и чтобы с волками не столкнуться. Дикие животные в особо снежные голодные зимы до села доходили, даже нападения на домашний скот случались, но их быстро отстреливали. Староста соберет охотников, и в ближайший лес. Пара суток - и до следующей зимы волков не видно. А у кого-то из деревенских появляется меховой жилет или унты, или ещё какая-нибудь одежда из меха. И на зайца наши охотники ходили, и на лису, шкурки, в основном, продавали в городе, деньги и нам нужны. Часть своей продукции вывозили в город на продажу, на рынках деревенские продукты всегда были в цене.
Распад нашей страны в селе встретили спокойно. Староста, у которого был радиоприемник, собрал взрослое население и объявил, что мы теперь живем в другой стране, но начальству до нас не добраться. Раз уж мы столько правителей пережили и не заметили, потому как, ничего в наших селах не поменялось, так и это переживем, но, на всякий случай, нужно быть готовым защищать свое хозяйство.
- Девушка! – Раздается мужской голос, поднимаю голову от книги, которую я читала, чтобы убить время до автобуса домой, очень знакомое лицо у этого молодого парня и ведь недавно его видела, а вот где не помню, - нет, ты не ответишь мне на вопрос, - говорит парень и присаживается рядом со мной на скамейку.
Пожимаю плечами и возвращаюсь к книге.
- Я тебя в церкви видел, когда отпевали папиных деловых партнеров, - говорит парень, вот где я его видела, а не запомнила потому, что в тот день устала очень и воспоминания об этом дне почти стерлись из памяти, да и не старалась запомнить человека, спрашивающего у меня дорогу в туалет.
- Так что за вопрос?
- Хотел узнать, где в этом городе ресторан, но, уверен, ты этого не знаешь, а вот где находиться церковь, знаешь точно.
- В этом городе нет церкви, ближайшая в тридцати километрах на север, там небольшая деревушка с церковью, памятником деревянного зодчества.
- Ты все церкви в округе знаешь? Везде была? – Спрашивает он, качаю головой.
- Историю их постройки, но была не во всех, - отвечаю на вопрос и сама задаюсь вопросом, зачем ему это знать? Или скучно парню, решил время убить разговором со мной?
- Ты работаешь в церкви?
- Нет, все это на добровольных началах, - смотрю на скепсис, что написан на его лице и добавляю, - и никто неволить не будет, если человек верует, то сам придет в церковь, чтобы привести её в порядок перед праздником или просто прийти помочь.
- Мне этого не понять, я не православной веры, - пожимает плечами и замолкает.
- Ты атеист? – теперь любопытство и во мне разыгралось.
- Нет, мусульманин, имя у меня русское, кстати, меня Денис зовут, мама настояла, она в мусульманство перешла, чтобы за отца замуж выйти, - он говорит, а я его разглядываю, черты иноверца проскакивают, можно разглядеть, если приглядеться, но с первого взгляда не определишь. – А тебя как зовут? Или не хочешь знакомиться?
- Милена, и что за вопросы? В нашей вере никому не запрещается называть свое имя.
Парень что-то хочет сказать, но тут к лавочке подходит мужчина. Вот в нем черты иноверца заметишь сразу: высокий, черные волосы, смуглое лицо и карие глаза. Да как строго на меня смотрит, что хочется юбку одернуть, хотя она у меня до щиколоток и широкая, кофта тоже не обтягивающая, фигуру скрывает, блуза под самое горло, рукава длинные. Но это потому, что лето в этом году прохладное, а так короткий рукав никто не запрещает нам носить, декольте глубокое не приветствуется, так у меня и одежды такой нет.
- Денис, ты уже и с девушкой успел познакомиться? – Удивляется мужчина, вроде и улыбка у него на лице, вот только совсем не приветливая.
- Я с ней ещё в церкви, где твоих партнеров отпевали, виделся, она дверные ручки полировала, - отвечает Денис, - помогала готовить её к церковному празднику.
