Проза жизни. Остается – оптимизм.
Варвара – 22 года.
- Мама, - мой четырехлетний сын, заходит в комнату и, глубоко вздохнув, выпячивает грудь. Понятно, разговор будет не из легких, ребенок решил «покачать права», - я же уже взрослый, - знакомое начало разговора.
- Я бы так не утверждала, Макс.
- Ну, я же не в пеленках, ходить умею, сам одеваюсь и кушаю сам, - возражает он.
- Умение завязывать шнурки и застегивать пуговицы ещё не делает тебя взрослым, с взрослением приходит ответственность, и чем старше человек становится, тем больше у него ответственности.
- И я готов взять на себя ответственность, - грудь Макса выпячивается сильнее, - буду сидеть дома, не хочу ходить в детский сад, я могу и дома сидеть.
- Сынок, ты хорошо подумал? Ты прикинул, чем будешь заниматься? Как проведешь время в одиночку? Или ты рассчитывал целый день смотреть телевизор? Это совсем не вариант и вредно для здоровья.
- Я буду рисовать, отдыхать, тетя Даша обещала научить меня читать, буду готовиться к школе.
- Мы обсудим твое предложение на семейном совете в воскресенье, а завтра ты идешь в детский сад.
- До воскресенья я потерплю, - важно отвечает Макс и выходит из комнаты.
Чего-то подобного я от сына ожидала, он детский сад терпеть не может с первого дня и отпуск любого члена семьи воспринимает как подарок, знает, что его не поведут в сад, оставят дома, потому как мои родные очень сострадательные люди и не будут заставлять ребенка ходить в ненавистное заведение. Макс - самый младший в семье и вьет веревки из всех нас, так получилось, что он пока единственный внук и единственный племянник у моих сестер и братьев, а их у меня пятеро. Я - самая младшая, шестой ребенок в семье, так получилось, между мной и старшим братом Михаилом разница в возрасте составляет шесть лет, но начну представлять свою семью по старшинству. Мой папа Александр Егорович - врач в третьем поколении, работает в кожно-венерическом диспансере и не потому, что ему нравится лечить срамные болезни, а потому, что там больше платят за вредность. Мама – Елена Николаевна, работает бухгалтером в городской Администрации, старший брат Михаил – окончил ВУЗ и работает инженером на пока ещё работающем заводе. Второй по старшинству брат - Василий, тоже окончил ВУЗ и работает инженером на другом, пока ещё работающем, предприятии. Третья по старшинству идет сестра Дарья, хотя разница у них час, Василий и Дарья - близнецы, сестрица окончила педагогическое училище и работает учительницей младших классов в школе недалеко от дома, она давно покушается научить Макса читать, но я останавливаю, пусть у ребенка будет детство, беззаботное, без азбук и букварей, успеет ещё. Галя – четвертая по старшинству, она в прошлом году окончила очень сложный технический ВУЗ и, благодаря Мише, нашла работу. Антон - пятый по старшинству, окончив училище на водителя-автослесаря, работает в автомастерской. И только я в свои молодые года натворила дел, и теперь вся моя семья присматривает и за моим сыном Максом, и за мной, ну, чтобы больше никуда не влипла. А «влипла» я в свои восемнадцать в «большую и светлую» любовь. Я - единственная пошла по стопам отца, но врачом не стала не хватило мозгов, наверно, окончила медицинское училище и получила диплом фельдшера. Папа предложил мне поработать в кожно-венерическом диспансере, но я решила, что должна хлебнуть настоящей медицины и устроилась на скорую помощь, теперь вот думаю, может, стоило послушать родителя, и жизнь бы по-другому сложилась? Но, как говорится, что вышло, то вышло, что сожалеть, исправить невозможно. На одном из вызовов, я познакомилась с Павлом, у его мамы случился приступ, мы приехали оказывать помощь, а там убивающийся сын, ещё и его откачивать пришлось. А когда его родительницу поместили в больницу, и опасность миновала, он и бросил взгляд на меня, молодого фельдшера. В общем, пока его мама лежала в больнице, у нас развивался любовный роман, мы продолжили и после выхода его родительницы из больницы, хотя подозреваю, что его предки были против меня, простой фельдшерицы, да ещё и из многодетной семьи. У нас в семье тогда было половина студентов, жили тяжело, все подрабатывали, если была возможность, ещё большой огород и хозяйство. Деньги в те времена платили не вовремя и не всегда и, если бы не натуральное хозяйство да наши бабушки, продававшие излишки продукции на базаре, не знаю, как бы мы выжили. Бабушки и дедушки по линии папы и мамы, живы, здоровы и живут на одной с нами улице. Наш дом, это вообще бывший барак, но не такой огромный, как показывают в старых фильмах, вполовину меньше, когда-то тут жило пять семей, потом семьи расселили, мы остались одни и нам, как многодетной семье, полностью отдали этот дом, ну и участок вокруг него. Пока был СССР и нам, как многодетным, хоть чем-то помогали, родитель, старшие братья, дедушки, и все, кто был не ребенком, перестроили этот барак под наши нужды. На улицу провели отопление, воду и канализацию, в помощь от городских служб перекрыли крышу, ну а мы разделили дом внутри под свои потребности, получилось прекрасно: у каждого своя комната, три туалета, три душа большая кухня-столовая, две кладовых комнаты, у папы есть кабинет и гостевая комната, но сейчас это комната Макса. Что касается мебели, то вся она сделана нашими руками, каждый член семьи принимал участие в её изготовлении, те, кто не мог строгать пилить или собирать, ошкуривал, покрывал лаком или специальной краской. И в каждой комнате у нас мебель на индивидуальный вкус, эксклюзивно. Тогда это смотрелось бедно и по-деревенски, сейчас же у народа вкусы поменялись, и мебель из опилок массового производства у людей с доходами уже не в чести. Когда пришла перестройка, а за ней голодные годы, мы построили на участке, сарай для свиней, курятник, гусятник и несколько клеток для кроликов, даже козу держали, было такое, ну и огород увеличили, каждый кусок земли на участке был чем-то засажен. Работали все, после школы и ВУЗов, родители после работы, ещё и старшему поколению с огородами помогали, а они наш урожай днем охраняли и продавали излишки на местном рынке и это очень нас выручало. Сейчас, когда мы все работаем, так много скотины не держим, однако огород не забросили, ни мы, ни наши старшие родственники.
Отвлеклась, история появления на свет Макса необычная, хотя началась тривиально, средство защиты оказалось с дефектом. Никто не заметил, я, как положено, сходила в душ, провела гигиенические процедуры и отправилась домой. Ну а когда меня на вызове стошнило в кусты, доктор из бригады в тот же день отвел меня к гинекологу, хоть срок был и маленький, но мне, как медицинскому работнику, сделали тест, жутко дорогой из иностранных закупок. Павел не сильно обрадовался прибавлению и даже поинтересовался, а не могла бы я решить этот вопрос? Могла, вот только забеременею ли я второй раз, точно мне сказать никто не мог. Отец и мама меня поддержали и даже были готовы к тому, что ребенок родится без отца, но Паша оказался порядочным, и мы подали заявление в ЗАГС. Свадьбы не было, да и кто бы стал устраивать торжество, когда в семье с деньгами большой напряг. Родители Павла были совсем не в восторге от этих событий, но в глаза мне ничего не говорили, может, конечно, в спину фыркали, в лицо же улыбались. Нам сняли небольшую однокомнатную квартиру, однако в семью доход приносила только я, Павел учился, но его родители помогали деньгами. Мне было стыдно брать деньги, но Павла все устраивало и до меня только тогда начало доходить, что мы абсолютно по-разному воспитаны, у нас разные мечты и идем мы к ним разными тропами. Но, как ни странно, скандалов не было, претензий мы друг другу не предъявляли Павел по друзьям и вечеринкам не ходил, жили тихо, скучно и без любви, прошла она куда-то, вмиг исчезла, как говорят: «любовная лодка разбилась о быт». Хотя с бытом у нас было все нормально. Так мы прожили до последних недель моей беременности. И вот, когда Павел вез меня на машине своего отца в больницу на очередной осмотр, мы попали в аварию. У меня был сложнейший перелом ноги и сдавление костей бедра, и ещё много чего. Боль была такая, что я помню только огромные глаза бойца МЧС, который вытащив меня, уставился на мой большой живот, молодой парень, мне на секунду его жалко стало, а потом я потеряла сознание. Очнулась в травматологии, когда меня готовили к операции, а на операционном столе у меня начались схватки, и врачам пришлось вызывать акушерку. Макс появился на свет прямо во время операции, кричал громко, чем подгонял докторов, и из операционной нас вывозили вдвоем. А потом нужно было как-то приспосабливаться, у меня постельный режим, я на вытяжке, вставать нельзя, даже поворачиваться нельзя, а молоко в грудях набирается, не пропадать же такому добру. Папа договорился, и меня перевезли в бокс кожно-венерического диспансера, поставили рядом кроватку, и вся родня по очереди в свое свободное время круглосуточно дежурила в этом боксе, потому как уход требовался не только Максу, но и мне. А лежать мне на вытяжке месяца три не меньше, потом ещё одна операция и, может, после неё мне разрешат ходить с костылем. За мной и Максом ухаживали все, даже бабушки и дедушки, когда родные были заняты. Что же касается моего мужа и отца Макса Павла, то со дня аварии и по сей день я их не видела и, судя по свидетельству о разводе, что мне прислали два года назад, больше не увижу. Сначала его увезли лечиться за границу, и мне об этом никто не сообщил, папа узнал у врачей, что делали для него выписку. Его родители тоже испарились, как утренняя роса, а мне было совсем не до них, хотелось вылечиться и вернуться домой. Когда нас привезли в родной дом, Максу уже исполнилось четыре месяца, я передвигалась с палочкой и моя травмированная нога стала на два сантиметра короче, без специальных ортопедических стелек я хромаю, а с ними незаметно. Получилось, что Макса растили все родные, все прочувствовали, что такое младенец, приобрели навыки или вспомнили молодость, ну и сынок мой всю родню узнавал, улыбался им, мне казалось, что он их всех воспринимал, как мам. В полтора года, я отдала сына в детский сад, так ненавидимый им по сей день и вышла на работу, не хотелось сидеть на шее у родных, травмированная нога иногда болит на погоду, и когда рабочая смена выдаётся тяжелая, но, в общем, жить мне не мешает. Видимо, придется Макса из сада забирать, нельзя травмировать дитя в столь нежном возрасте. Я уверена, что вся родня поддержит его, каждый из них уже непрозрачно намекал, что готов присмотреть за моим сыном, и, может, не стоит мучить ребенка, пусть сидит дома, да и бабушки, если что, на подхвате и никогда не откажут. А ещё меня спасает оптимизм. Если все способы испробованы, и надежда призрачна, остается только он, и я верю, что все будет прекрасно, да и сейчас хорошо, наша дружная семья все преодолеет.
А сейчас мне нужно собираться на работу в ночную смену.
Три смены спустя. Варвара.
Скорая помощь резко дергается, я, клуша, о чем-то задумалась и сейчас имею шишку на лбу, держаться за поручни нужно, а не «ворон ловить». Шофер громко матерится, доктор уже выпрыгивает из машины, я хватаю чемодан и открываю дверь.
Посреди дороги стоит парень, и какой-то он неправильный. Наркоман или просто напился? Уж больно поза у него подозрительная, и, только доктор делает шаг к нему, как парень наклоняется и его выворачивает прямо на капот машины. Шофер начинает ругаться ещё громче, а я достаю из чемодана полиэтиленовые фартуки себе и доктору, это нам на такие вот случаи выдают, ещё нарукавники имеются, но мы про них благополучно забываем. Пока доктор осматривает больного, я надеваю на него фартук и даже натягиваю нарукавники, потом быстро экипируюсь сама. А парень не наркоман и не пьяница, у него жутчайшее отравление, но что он ел пока сказать не может жуткие спазмы у пациента. И тут на дорогу выбегает ещё один в таком же состоянии, хорошо, что сейчас ночь, и по этому району кроме скорой помощи обычно никто не ездит, потому как, двинуться мы пока не можем, а значит будем оказывать помощь прямо на проезжей части. Второго выворачивает рядом с машиной, шофер уже и не матерится бесполезно, я подбегаю к парню, тот от слабости еле держится на ногах, у него температура зашкаливает, но он меня видит и, вроде, что-то осознает.
- Там ещё двое, - шепчет он и указывает рукой на придорожные кусты.
- Варвара! – Громко говорит доктор, - они отравились морепродуктами, сильнейшее отравление. Нужно срочно проводить дезинтоксикацию прямо здесь на дороге, иначе до больницы мы их не довезем, - хорошо, что на улице теплое лето и асфальт горячий после солнечного дня.
- Яков Петрович! – Это доктор кричит уже шоферу, - вызывай нам на подмогу ещё бригаду, а лучше две.
Ну, а дальше начинается экстренная медицина. Мы вытаскиваем из кустов ещё двух пациентов, укладываем их прямо на асфальт. Я поворачиваю их головы так, чтобы они не захлебнулись рвотными массами и начинаем всем подряд делать уколы. Я только шприцы наполняю, доктор колет в руку, штаны снимать с них некогда. Хорошо, что у нас в машине огромные запасы физраствора! Так положено, слишком много в эти годы самоубийств, и все таблетками травятся, вот и приходится возить с собой промывающие средства, даже инструкцию в нашем ведомстве издали, и выдали по нескольку фляг для физраствора. А что? Препарат-то копеечный, вода и чуть соли, но вроде как прикрылись, что средства от отравлений имеются. После укола у пациентов начинается рвота. Так положено, нужно выводить из желудка оставшиеся токсины. Ну а дальше начинается самая «мокрая» работа - промывание желудка через трубку. Я фиксирую голову пациента, доктор вводит туда трубку и начинает вливать физраствор, потом пациент долго блюет водой, а мы пока заливаем физраствор другому и, главное, парни так ослабли, что даже сопротивляться не могут, а ведь крепкие спортсмены, тяжелые, но сейчас бессильные как дети. Хотя, с другой стороны хорошо, не мешают нам заниматься своим делом. И промывать мы будем пока у нас раствор не закончится. Смена только началась, и потому у нас его много, но и пациентов четверо, все дорогу изгадим рвотными массами, но пусть так, чем молодых в морг везти.
Когда к нам на подмогу подъезжает ещё одна машина скорой помощи, мы уже истратили весь физраствор, все нужные лекарства и даже поставили каждому пациенту капельницы, доктор и я держим по две капельницы, пациенты в отключке, но у них начала спадать температура, и рвотных спазмов нет. Сами мы мокрые от пота от нас разит рвотными массами, а халаты нуждаются в основательной стирке и дезинфекции, и про шишку на лбу я вспоминаю только сейчас, так она вроде и не болит.
Грузим пациентов по двое в одну машину и трогаемся в инфекционную больницу нашего города, ехать туда далеко она стоит на окраине, я держу капельницы, пациенты все ещё в отключке, прекрасно, не будут отвлекать в дороге.
Аннотация: все события произошли в конце 90-х годов, блага цивилизации, как сотовые телефоны, компьютеры и интернет пока не дошли до семей с небольшим достатком. С семьей героини я знакома давно, удивительно дружная семья, многодетная по тем и сегодняшним меркам, стойко преодолевает трудности, как социальные, так и семейные. И только благодаря сплоченности и взаимопомощи семья преодолела испытания тех жутких лет.
Глава 1
Варвара – 22 года.
- Мама, - мой четырехлетний сын, заходит в комнату и, глубоко вздохнув, выпячивает грудь. Понятно, разговор будет не из легких, ребенок решил «покачать права», - я же уже взрослый, - знакомое начало разговора.
- Я бы так не утверждала, Макс.
- Ну, я же не в пеленках, ходить умею, сам одеваюсь и кушаю сам, - возражает он.
- Умение завязывать шнурки и застегивать пуговицы ещё не делает тебя взрослым, с взрослением приходит ответственность, и чем старше человек становится, тем больше у него ответственности.
- И я готов взять на себя ответственность, - грудь Макса выпячивается сильнее, - буду сидеть дома, не хочу ходить в детский сад, я могу и дома сидеть.
- Сынок, ты хорошо подумал? Ты прикинул, чем будешь заниматься? Как проведешь время в одиночку? Или ты рассчитывал целый день смотреть телевизор? Это совсем не вариант и вредно для здоровья.
- Я буду рисовать, отдыхать, тетя Даша обещала научить меня читать, буду готовиться к школе.
- Мы обсудим твое предложение на семейном совете в воскресенье, а завтра ты идешь в детский сад.
- До воскресенья я потерплю, - важно отвечает Макс и выходит из комнаты.
Чего-то подобного я от сына ожидала, он детский сад терпеть не может с первого дня и отпуск любого члена семьи воспринимает как подарок, знает, что его не поведут в сад, оставят дома, потому как мои родные очень сострадательные люди и не будут заставлять ребенка ходить в ненавистное заведение. Макс - самый младший в семье и вьет веревки из всех нас, так получилось, что он пока единственный внук и единственный племянник у моих сестер и братьев, а их у меня пятеро. Я - самая младшая, шестой ребенок в семье, так получилось, между мной и старшим братом Михаилом разница в возрасте составляет шесть лет, но начну представлять свою семью по старшинству. Мой папа Александр Егорович - врач в третьем поколении, работает в кожно-венерическом диспансере и не потому, что ему нравится лечить срамные болезни, а потому, что там больше платят за вредность. Мама – Елена Николаевна, работает бухгалтером в городской Администрации, старший брат Михаил – окончил ВУЗ и работает инженером на пока ещё работающем заводе. Второй по старшинству брат - Василий, тоже окончил ВУЗ и работает инженером на другом, пока ещё работающем, предприятии. Третья по старшинству идет сестра Дарья, хотя разница у них час, Василий и Дарья - близнецы, сестрица окончила педагогическое училище и работает учительницей младших классов в школе недалеко от дома, она давно покушается научить Макса читать, но я останавливаю, пусть у ребенка будет детство, беззаботное, без азбук и букварей, успеет ещё. Галя – четвертая по старшинству, она в прошлом году окончила очень сложный технический ВУЗ и, благодаря Мише, нашла работу. Антон - пятый по старшинству, окончив училище на водителя-автослесаря, работает в автомастерской. И только я в свои молодые года натворила дел, и теперь вся моя семья присматривает и за моим сыном Максом, и за мной, ну, чтобы больше никуда не влипла. А «влипла» я в свои восемнадцать в «большую и светлую» любовь. Я - единственная пошла по стопам отца, но врачом не стала не хватило мозгов, наверно, окончила медицинское училище и получила диплом фельдшера. Папа предложил мне поработать в кожно-венерическом диспансере, но я решила, что должна хлебнуть настоящей медицины и устроилась на скорую помощь, теперь вот думаю, может, стоило послушать родителя, и жизнь бы по-другому сложилась? Но, как говорится, что вышло, то вышло, что сожалеть, исправить невозможно. На одном из вызовов, я познакомилась с Павлом, у его мамы случился приступ, мы приехали оказывать помощь, а там убивающийся сын, ещё и его откачивать пришлось. А когда его родительницу поместили в больницу, и опасность миновала, он и бросил взгляд на меня, молодого фельдшера. В общем, пока его мама лежала в больнице, у нас развивался любовный роман, мы продолжили и после выхода его родительницы из больницы, хотя подозреваю, что его предки были против меня, простой фельдшерицы, да ещё и из многодетной семьи. У нас в семье тогда было половина студентов, жили тяжело, все подрабатывали, если была возможность, ещё большой огород и хозяйство. Деньги в те времена платили не вовремя и не всегда и, если бы не натуральное хозяйство да наши бабушки, продававшие излишки продукции на базаре, не знаю, как бы мы выжили. Бабушки и дедушки по линии папы и мамы, живы, здоровы и живут на одной с нами улице. Наш дом, это вообще бывший барак, но не такой огромный, как показывают в старых фильмах, вполовину меньше, когда-то тут жило пять семей, потом семьи расселили, мы остались одни и нам, как многодетной семье, полностью отдали этот дом, ну и участок вокруг него. Пока был СССР и нам, как многодетным, хоть чем-то помогали, родитель, старшие братья, дедушки, и все, кто был не ребенком, перестроили этот барак под наши нужды. На улицу провели отопление, воду и канализацию, в помощь от городских служб перекрыли крышу, ну а мы разделили дом внутри под свои потребности, получилось прекрасно: у каждого своя комната, три туалета, три душа большая кухня-столовая, две кладовых комнаты, у папы есть кабинет и гостевая комната, но сейчас это комната Макса. Что касается мебели, то вся она сделана нашими руками, каждый член семьи принимал участие в её изготовлении, те, кто не мог строгать пилить или собирать, ошкуривал, покрывал лаком или специальной краской. И в каждой комнате у нас мебель на индивидуальный вкус, эксклюзивно. Тогда это смотрелось бедно и по-деревенски, сейчас же у народа вкусы поменялись, и мебель из опилок массового производства у людей с доходами уже не в чести. Когда пришла перестройка, а за ней голодные годы, мы построили на участке, сарай для свиней, курятник, гусятник и несколько клеток для кроликов, даже козу держали, было такое, ну и огород увеличили, каждый кусок земли на участке был чем-то засажен. Работали все, после школы и ВУЗов, родители после работы, ещё и старшему поколению с огородами помогали, а они наш урожай днем охраняли и продавали излишки на местном рынке и это очень нас выручало. Сейчас, когда мы все работаем, так много скотины не держим, однако огород не забросили, ни мы, ни наши старшие родственники.
Отвлеклась, история появления на свет Макса необычная, хотя началась тривиально, средство защиты оказалось с дефектом. Никто не заметил, я, как положено, сходила в душ, провела гигиенические процедуры и отправилась домой. Ну а когда меня на вызове стошнило в кусты, доктор из бригады в тот же день отвел меня к гинекологу, хоть срок был и маленький, но мне, как медицинскому работнику, сделали тест, жутко дорогой из иностранных закупок. Павел не сильно обрадовался прибавлению и даже поинтересовался, а не могла бы я решить этот вопрос? Могла, вот только забеременею ли я второй раз, точно мне сказать никто не мог. Отец и мама меня поддержали и даже были готовы к тому, что ребенок родится без отца, но Паша оказался порядочным, и мы подали заявление в ЗАГС. Свадьбы не было, да и кто бы стал устраивать торжество, когда в семье с деньгами большой напряг. Родители Павла были совсем не в восторге от этих событий, но в глаза мне ничего не говорили, может, конечно, в спину фыркали, в лицо же улыбались. Нам сняли небольшую однокомнатную квартиру, однако в семью доход приносила только я, Павел учился, но его родители помогали деньгами. Мне было стыдно брать деньги, но Павла все устраивало и до меня только тогда начало доходить, что мы абсолютно по-разному воспитаны, у нас разные мечты и идем мы к ним разными тропами. Но, как ни странно, скандалов не было, претензий мы друг другу не предъявляли Павел по друзьям и вечеринкам не ходил, жили тихо, скучно и без любви, прошла она куда-то, вмиг исчезла, как говорят: «любовная лодка разбилась о быт». Хотя с бытом у нас было все нормально. Так мы прожили до последних недель моей беременности. И вот, когда Павел вез меня на машине своего отца в больницу на очередной осмотр, мы попали в аварию. У меня был сложнейший перелом ноги и сдавление костей бедра, и ещё много чего. Боль была такая, что я помню только огромные глаза бойца МЧС, который вытащив меня, уставился на мой большой живот, молодой парень, мне на секунду его жалко стало, а потом я потеряла сознание. Очнулась в травматологии, когда меня готовили к операции, а на операционном столе у меня начались схватки, и врачам пришлось вызывать акушерку. Макс появился на свет прямо во время операции, кричал громко, чем подгонял докторов, и из операционной нас вывозили вдвоем. А потом нужно было как-то приспосабливаться, у меня постельный режим, я на вытяжке, вставать нельзя, даже поворачиваться нельзя, а молоко в грудях набирается, не пропадать же такому добру. Папа договорился, и меня перевезли в бокс кожно-венерического диспансера, поставили рядом кроватку, и вся родня по очереди в свое свободное время круглосуточно дежурила в этом боксе, потому как уход требовался не только Максу, но и мне. А лежать мне на вытяжке месяца три не меньше, потом ещё одна операция и, может, после неё мне разрешат ходить с костылем. За мной и Максом ухаживали все, даже бабушки и дедушки, когда родные были заняты. Что же касается моего мужа и отца Макса Павла, то со дня аварии и по сей день я их не видела и, судя по свидетельству о разводе, что мне прислали два года назад, больше не увижу. Сначала его увезли лечиться за границу, и мне об этом никто не сообщил, папа узнал у врачей, что делали для него выписку. Его родители тоже испарились, как утренняя роса, а мне было совсем не до них, хотелось вылечиться и вернуться домой. Когда нас привезли в родной дом, Максу уже исполнилось четыре месяца, я передвигалась с палочкой и моя травмированная нога стала на два сантиметра короче, без специальных ортопедических стелек я хромаю, а с ними незаметно. Получилось, что Макса растили все родные, все прочувствовали, что такое младенец, приобрели навыки или вспомнили молодость, ну и сынок мой всю родню узнавал, улыбался им, мне казалось, что он их всех воспринимал, как мам. В полтора года, я отдала сына в детский сад, так ненавидимый им по сей день и вышла на работу, не хотелось сидеть на шее у родных, травмированная нога иногда болит на погоду, и когда рабочая смена выдаётся тяжелая, но, в общем, жить мне не мешает. Видимо, придется Макса из сада забирать, нельзя травмировать дитя в столь нежном возрасте. Я уверена, что вся родня поддержит его, каждый из них уже непрозрачно намекал, что готов присмотреть за моим сыном, и, может, не стоит мучить ребенка, пусть сидит дома, да и бабушки, если что, на подхвате и никогда не откажут. А ещё меня спасает оптимизм. Если все способы испробованы, и надежда призрачна, остается только он, и я верю, что все будет прекрасно, да и сейчас хорошо, наша дружная семья все преодолеет.
А сейчас мне нужно собираться на работу в ночную смену.
Глава 2
Три смены спустя. Варвара.
Скорая помощь резко дергается, я, клуша, о чем-то задумалась и сейчас имею шишку на лбу, держаться за поручни нужно, а не «ворон ловить». Шофер громко матерится, доктор уже выпрыгивает из машины, я хватаю чемодан и открываю дверь.
Посреди дороги стоит парень, и какой-то он неправильный. Наркоман или просто напился? Уж больно поза у него подозрительная, и, только доктор делает шаг к нему, как парень наклоняется и его выворачивает прямо на капот машины. Шофер начинает ругаться ещё громче, а я достаю из чемодана полиэтиленовые фартуки себе и доктору, это нам на такие вот случаи выдают, ещё нарукавники имеются, но мы про них благополучно забываем. Пока доктор осматривает больного, я надеваю на него фартук и даже натягиваю нарукавники, потом быстро экипируюсь сама. А парень не наркоман и не пьяница, у него жутчайшее отравление, но что он ел пока сказать не может жуткие спазмы у пациента. И тут на дорогу выбегает ещё один в таком же состоянии, хорошо, что сейчас ночь, и по этому району кроме скорой помощи обычно никто не ездит, потому как, двинуться мы пока не можем, а значит будем оказывать помощь прямо на проезжей части. Второго выворачивает рядом с машиной, шофер уже и не матерится бесполезно, я подбегаю к парню, тот от слабости еле держится на ногах, у него температура зашкаливает, но он меня видит и, вроде, что-то осознает.
- Там ещё двое, - шепчет он и указывает рукой на придорожные кусты.
- Варвара! – Громко говорит доктор, - они отравились морепродуктами, сильнейшее отравление. Нужно срочно проводить дезинтоксикацию прямо здесь на дороге, иначе до больницы мы их не довезем, - хорошо, что на улице теплое лето и асфальт горячий после солнечного дня.
- Яков Петрович! – Это доктор кричит уже шоферу, - вызывай нам на подмогу ещё бригаду, а лучше две.
Ну, а дальше начинается экстренная медицина. Мы вытаскиваем из кустов ещё двух пациентов, укладываем их прямо на асфальт. Я поворачиваю их головы так, чтобы они не захлебнулись рвотными массами и начинаем всем подряд делать уколы. Я только шприцы наполняю, доктор колет в руку, штаны снимать с них некогда. Хорошо, что у нас в машине огромные запасы физраствора! Так положено, слишком много в эти годы самоубийств, и все таблетками травятся, вот и приходится возить с собой промывающие средства, даже инструкцию в нашем ведомстве издали, и выдали по нескольку фляг для физраствора. А что? Препарат-то копеечный, вода и чуть соли, но вроде как прикрылись, что средства от отравлений имеются. После укола у пациентов начинается рвота. Так положено, нужно выводить из желудка оставшиеся токсины. Ну а дальше начинается самая «мокрая» работа - промывание желудка через трубку. Я фиксирую голову пациента, доктор вводит туда трубку и начинает вливать физраствор, потом пациент долго блюет водой, а мы пока заливаем физраствор другому и, главное, парни так ослабли, что даже сопротивляться не могут, а ведь крепкие спортсмены, тяжелые, но сейчас бессильные как дети. Хотя, с другой стороны хорошо, не мешают нам заниматься своим делом. И промывать мы будем пока у нас раствор не закончится. Смена только началась, и потому у нас его много, но и пациентов четверо, все дорогу изгадим рвотными массами, но пусть так, чем молодых в морг везти.
***
Когда к нам на подмогу подъезжает ещё одна машина скорой помощи, мы уже истратили весь физраствор, все нужные лекарства и даже поставили каждому пациенту капельницы, доктор и я держим по две капельницы, пациенты в отключке, но у них начала спадать температура, и рвотных спазмов нет. Сами мы мокрые от пота от нас разит рвотными массами, а халаты нуждаются в основательной стирке и дезинфекции, и про шишку на лбу я вспоминаю только сейчас, так она вроде и не болит.
Грузим пациентов по двое в одну машину и трогаемся в инфекционную больницу нашего города, ехать туда далеко она стоит на окраине, я держу капельницы, пациенты все ещё в отключке, прекрасно, не будут отвлекать в дороге.
