Маленькое помещение, с запахом старой, прелой бумагой, вмещало полки, плотно стоявшие рядом друг с другом, которые почти полностью закрывали его периметр. Обшарпанный стол, неказистый стул и освещение мерзкого цыплячьего оттенка. Словно в инкубатор попал.
— У вас не оцифрованы данные?
— Это вам не Чикаго, детектив. Здесь заниматься подобным ни у кого нет ни желания, ни возможности.
«Блять! Времени уйдет больше, чем я думал».
— Мне нужны дела двадцатилетней давности и позже.
Шериф лениво облокотился на косяк двери, скрещивая руки, и смерил меня оценивающим взглядом.
— После урагана Катрина часть документов потеряли. Все, что уцелело, сложили в ящики, но никто не занимался сортировкой, свалили как есть. А значит, — он покачнулся, рассматривая полки с делами, — я не могу указать вам на конкретные коробки.
— Хуево, — резюмировал я, понимая, что теперь придется практически поселиться тут.
— Зачем вам какие-то старые дела? Раньше здесь не было подобных убийств. Я, конечно, тут всего лишь пару лет как служу, но о таком точно узнал бы.
— Подобные люди не начинают убивать на пустом месте. За ними будут тянуться правонарушения с подросткового возраста.
Я снял куртку, развесил ее на стуле, и поправил рукава рубашки.
— Говорю вам, это не местный, — шериф отрицательно покачал головой. — Глупо убивать там, где живешь. Да еще и в таком крошечном городке.
«Глупо быть таким самоуверенным болваном».
— Ясно, — спорить не было смысла.
— Нашли что-нибудь интересное в материалах дела? — начал он невзначай, пытаясь разведать информацию.
— Пока что нет. Если будет нечто стоящее, дам знать.
Я уже хотел отправить шерифа восвояси, но вспомнил момент, смутивший меня при чтении дела.
— Кстати, почему так плохо опросили местных? Там два хилых протокола и все.
— Так а смысл? — служитель закона аж подскочил, выпрямляясь по стойке смирно. — Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Поймите, здесь неохотно идут на контакт с чужаками. Я для них такой же посторонний, как и вы.
— Почему?
— Предыдущий шериф умер, а на смену ему некого было взять из местных. Меня командировали сюда вместе с семьей на неопределенный срок. Жена была в такой ярости. Она всегда хотела жить в большом городе, — начал плакаться мужчина. — А я-то что поделаю? — он развел руками.
— И?
Я поднял бровь, давая понять, что его личные проблемы меня мало волнуют. Шериф сразу скуксился и покашлял скрывая неловкость.
— Они не будут открывать вам душу. Уж поверьте. У меня есть этот потрясающий значок, — мужчина скосил глаза себе на грудь, протирая золотую звезду рукавом. — И со мной не спешат откровенничать. А с вами так и подавно не захотят.
— С этим я как-нибудь разберусь.
Не желая продолжать бессмысленный разговор, я пошел вдоль полок, наугад беря коробку. День обещал быть долгим. Шериф все понял и вышел, закрывая за собой дверь.
Сказать, что день вышел не продуктивным — это не сказать ничего. Я перебирал гребаные папки с делами, сваленные в кучу как попало. Разные года, дела о краже козы или коровы вперемешку с избиениями и нападениями на улице. Когда, посмотрев на часы, я понял, что смена Кейт скоро закончится, пришлось сворачивать свою деятельность.
Из интересного мне удалось найти пока что три дела о поджогах двадцатилетней давности. Лучше, чем ничего.
По возвращении домой я кинул папки на стол и решил размяться. Замкнутое пространство дурно сказалось на физическом состоянии. До визита соседки оставался, по моим расчетам, еще час, значит можно было не спешить. Я сменил рубашку и брюки на спортивные штаны. Балка под потолком служила мне перекладиной, на которой я подтягивался до ломоты в мышцах, пытаясь отдохнуть от умственной деятельности. Я шел уже на второй десяток, когда в дверь постучали.
— Войдите!
— На меня постоянно ругаешься, а сам не запира…
Кейт вошла внутрь, недовольно бубня, но оборвалась на полуслове. Она замерла в дверях, почти не моргая, пока я заканчивал с физической нагрузкой, не сводя с нее глаз. Несмотря на свежую погоду, девушка оделась в джинсовые шорты до колен и длинную, просторную рубашку голубого цвета. Второй десяток подошел к концу, я дотянулся до стула, оперся на него ногой, затем спрыгнул на пол.
— Что принесла? — я кивнул на контейнеры в ее руке.
— А я… Ужин. Принесла я, — потрусив головой, соседка, не спрашивая разрешения, пошла на кухню. — Приготовила азиатскую лапшу. Мне ужасно не хватает такой еды здесь.
Пока я принимал душ и одевался, Кейт гремела на кухне вилками, накрывая на стол.
— Ты рано. Я ждал тебя через час.
— Это претензия?
— Скорее вопрос.
— Ха, — она уселась на стул напротив меня. — Джек сменил меня пораньше. После гибели Линды он стал очень много работать. Раньше только вторым поваром был, а сейчас вместо дочери еще и барменом.
— Понимаю, — я действительно понимал Джека, как никто другой.
— Что делал в архиве?
Уилсон, как обычно, не церемонилась, сразу беря быка за рога. Мне даже начинала нравиться ее такая черта.
— Искал старые дела. Поджоги, зоосадизм, попытки нападения, убийства или пропажи детей.
— Как это поможет?
Она намотала лапшу на вилку, отправляя порцию в рот. Вот ведь дает. Аппетит ей вообще ничего не перебьет, похоже.
— Подобные люди не просыпаются однажды утром с внезапным желанием убивать. Этому предшествуют определенные правонарушения еще в детстве. И только спустя время преступник доходит до того, что делает сейчас. Ни сучка, ни задоринки и все обставлено, как он любит.
— Почему именно такие дела?
— Это называется «Триада Макдональда». Пиромания, зоосадизм, энурез. Последнее, конечно, в архивах не найдется, но первые два вполне.
— Что за триада? — она снова набрала лапшу, не отрывая любопытного взгляда.
— Если коротко, три признака, которые связывают с предрасположенностью к совершению особо жестоких преступлений, — припомнил я почерпнутые из книг знания.
Кейт с таким аппетитом жевала свою еду, что мне показалось, будто мой рассказ ее еще больше раззадорил.
— Это все так интересно, — заключила она, отодвигая от себя пустой контейнер. — Интернет тут паршивый, но я постараюсь найти информацию на эту тему.
Соседка достала смартфон из кармана и сделала себе пометку.
— Оставишь номер для связи?
— Да, — она кивнула и начала диктовать номер.
Я сбросил один гудок, мы записали друг друга, обмен номерами произведен.
— Пошли.
Я направился в зал после того, как по уже привычной схеме была убрана посуда.
— Впервые вижу мужчину, который не ленится убрать за собой. Обычно они бытовые инвалиды.
— У меня есть руки, и я умею ими пользоваться.
Девушка задорно хохотнула.
— Охотно верю.
На глаза попались три папки с делами о поджогах. Нужно отметить их на карте, пока не забыл.
— Момент.
Я взял маркер и, быстро найдя в протоколах адреса, пометил их на висящей на стене карте. Только когда был обведен последний адрес, я заметил, как Кейт с напряженным лицом рассматривает развешанные фотографии. С прошлого раза к ним прибавились фото с мест преступлений и от коронера.
— Я уберу, тебе не стоит это видеть.
— Оставь, — она остановила мою руку на подходе к фото. — Лучше расскажи, почему именно так?
— Уверена?
— Да.
— Если захочешь, чтобы я закончил рассказ, просто дай знать. Это может напугать, особенно учитывая…
— Я поняла, Люци. Просто расскажи, — уверенно попросила Кейт.
— Хорошо. Красная лента, которой он душит жертву, — я ткнул пальцем в фото, где крупно видно шею, — часть некоего фетиша. Так же как и красные туфли, которые он надевает на жертву, — теперь я указал на лаковую ярко-красную обувь на ногах убитой.
— Он приносит это все с собой?
— Да. Ему важно, чтобы эти элементы были именно такими.
— Почему?
— Почему кому-то нравятся блондинки? Кого-то возбуждает большая грудь, а кого-то длинные ноги в чулках, — я пожал плечами. — Дело личных предпочтений. Тебе ведь наверняка тоже что-то нравится.
— Руки, — выпалила Кейт, но тут же осеклась.
— Руки?
— Да, — соседка отвела глаза от фото и скользнула взглядом по мне. — Сильные, накаченные, с венами, — она сделала паузу. — А если есть татуировки, вообще особый шик.
Девушка нервно заправила прядь волос за ухо, изучая взглядом стену. Я так довольно заулыбался, что пришлось сделать вид, будто потолок в этой комнате меня ужасно заинтересовал.
— А тебе? — собеседница подняла на меня самый невинный взгляд.
— Шея и волосы. Длинные.
Уилсон покусала губы, делая глубокий вдох.
— Фетишизм — это нормально, пока он не стал патологией, — продолжил, стараясь заполнить возникшую из-за откровений паузу.
— Значит, пока я любуюсь руками на живых мужиках, а не отрубаю их и храню в холодильнике, то ничего страшного?
«Блять. А она не промах, далеко не промах».
Я начал расслабляться, переставая бояться сказать лишнего.
— Точно.
— Откуда они берутся? Предпочтения.
— Образ матери, актриса, которая очень нравилась в детстве. Да много факторов, формирующих вкус.
Кейт кивнула.
— Раны. Зачем так много?
Она посмотрела на фото общего плана: на девушке практически не было живого места. Весь живот был покрыт колото-резаными ранами, красными штрихами выделяющимися на мертвенно-бледной коже, но самой странной была область сердца. На ее месте зияла дыра — так много ударов нанес преступник.
— Что касаемо сердца, думаю, какой-то личный триггер в голове. Остальные же… Скажем так, старик Фрейд знал, что говорил.
— В каком смысле?
Уилсон оторвала взгляд от фото и уставилась на меня глазами, полными любопытства. Ей и правда было интересно.
— Скорее всего, у него половая дисфункция. Он не может изнасиловать жертву, но может, скажем так, имитировать процесс проникновения. Пусть и таким довольно странным способом.
— О, я поняла. Нож — продолговатый предмет. Это вместо члена.
У меня глаза на лоб полезли. Я аж забыл, о чем говорил.
— Что?
— Ты… не перестаешь меня удивлять.
— Меня не смущает слово член, если ты об этом. Я же не кисейная барышня.
— Но ты смущаешься комплиментам, — вспомнил я ее реакцию на мои слова в баре.
— Это другое. Комплименты — это мило. А член… Ну-у-у член и член, подумаешь, — соседка пожала плечами.
Я так громко расхохотался, что наверняка услышали даже посетители бара. Ей каким-то образом удавалось рассмешить меня, пусть и в весьма специфичной манере. Я столько не улыбался и не смеялся за последние пять лет, сколько за последние дни после нашего знакомства.
Что с нами не так?
Стоим над такими фотографиями, обсуждая столь тяжелое дело, при этом умудряемся шутить. Наверное это защитный механизм психики. Откуда он взялся у меня еще могу предположить. Но откуда у нее такая стойкость? Обычно девушки очень впечатлительны и ранимы.
— А вот это? Не пойму, что здесь? — отвлекла меня от раздумий Уилсон, указав пальцем на другое фото.
На нем был крупный план головы жертвы, видна только часть лица и волосы.
— Присмотрись внимательно, — Я указал пальцем на нужное место. — Он отрезает прядь волос.
— Зачем?
— Полагаю, трофей. Некое напоминание о жертве, которое его возбуждает еще некоторое время.
— Какая жесть, — сделала заключение девушка.
— Давай сядем, здесь больше не на что смотреть.
Я прошел к дивану, Кейт села напротив, в другом конце, поджимая под себя ноги. На той, которая была обращена в мою сторону, виднелся огромный длинный шрам, от колена до щиколотки, гладкий, заметно выделяющийся при ярком освещении.
— Ого.
Она проследила за моим взглядом.
— Попала в аварию. Вот, осталось на память.
— Обычно от подобных напоминаний стараются избавиться.
— Это не единственный шрам на моем теле, — с вызовом ответила Уилсон. — Каждый из них напоминает мне о том, благодаря чему я стала сама собой. Такой, какой являюсь сейчас.
В ее словах слышался горький опыт, боль пережитого, оставившего шрамы не только снаружи, но и внутри. Лезть в душу явно не стоило.
— Понимаю. У меня вместо шрамов татуировка.
— В чем-то мы похожи, — Кейт тепло улыбнулась, понимая, что я не буду ее донимать, ведь мне близка ее позиция, как никому другому. — Расскажи, почему он стал таким?
— Здесь тоже множество факторов. Образ матери. Равнодушная или, наоборот, авторитарная. Так же отец, он мог насмехаться над сыном, — озвучил я свои предположения.
— Но ведь не все дети из плохих семей становятся убийцами.
— Не все. Еще оказывают влияние окружение, издевательства в школе, к примеру, и наличие психических отклонений.
Уилсон встрепенулась, расфокусировано глядя перед собой. О чем-то вспомнила?
Я молчал, стараясь не тревожить ее мысли. Рядом с ней было в самом деле легко, даже обсуждать такие неприятные, страшные темы, быть собой, не переживая сказать лишнего. Мне начинало нравиться ее общество. Впервые за долгое время мне вообще хотелось, чтобы рядом находился кто-то. Самое интересное, кем является этот кто-то.
— Знаешь, что во всей этой истории пугает больше всего? — Кейт повернулась ко мне, выходя из своих раздумий. — Он делает это дома у жертвы. Ты ведь никогда не думаешь о том, что дома тебя может подстерегать опасность. Почему никто из них не поставил сигнализацию или… Не знаю, — она всплеснула рукой. — Более надежные замки на окна?
Я хмыкнул.
— А почему ты не поменяла сломанный замок?
— Ну-у-у я… — попалась в свою же ловушку Кейт.
— Ты не думала, что подобное может произойти с тобой. Никто не думает. Читая сводки новостей, каждый человек считает, что плохое происходит где-то далеко, но точно не с ним.
Девушка устало вздохнула, понимая, к чему я веду, подтянула колени к подбородку, обнимая ноги руками.
— Да. Я не думала, что подобное может произойти со мной. Даже на нашу схожесть мне указал только ты.
— Видишь.
— Давай на сегодня закончим, — она зажмурилась. — Информации много, голова идет кругом.
Мой взгляд наткнулся на бутылку виски, стоящую на столе.
— Тебе налить?
— Пару глотков. Схожу за стаканами.
Уилсон подняла голову, спуская ноги на пол, и пошла на кухню, через минуту возвращаясь с посудой. Я налил алкоголь, девушка салютовала стаканом.
— За удачу. Она нам пригодится, — прозвучал тост от соседки.
— Согласен, — виски приятным теплом растеклось по горлу. — Значит, не передумала? Будешь помогать?
— Буду. Или ты рассчитывал напугать меня так, чтобы я уехала, отказавшись от всего?
— Если быть совсем честным, да.
Кейт засмеялась, сжимая пальцы крепче на стекле.
— Хорошая шутка, — она едва заметно улыбнулась.
— Это не шутка. Ты точно не хочешь уехать?
Мой серьезный и одновременно обеспокоенный тон вмиг заставил ее посерьезнеть и удивленно поднять брови.
— Я не буду уезжать.
— Не боишься здесь оставаться?
Уилсон слегка засуетилась, стараясь найти более удобное положение на диване, нервно расправила края широкой рубашки, теребя один из них.
— У меня была не самая богатая семья. Мы жили в неблагополучном районе, мягко говоря, — приоткрыла завесу тайны своей жизни Кейт.
— На сколько неблагополучном?
— Мои сверстницы из престижной школы, в которую я попала, выиграв конкурс, носили в кармане помаду и зеркальце, — девушка болезненно усмехнулась воспоминаниям. — Я носила в кармане нож-бабочку.
Такой факт ее биографии знатно удивил. Я замер, чувствуя, как сбилось дыхание, словно получил удар под дых. Никогда не слышал подобного от девушки. Весьма неожиданный, но столь громко говорящий факт наводил на различные мысли, не самые положительные.
— У вас не оцифрованы данные?
— Это вам не Чикаго, детектив. Здесь заниматься подобным ни у кого нет ни желания, ни возможности.
«Блять! Времени уйдет больше, чем я думал».
— Мне нужны дела двадцатилетней давности и позже.
Шериф лениво облокотился на косяк двери, скрещивая руки, и смерил меня оценивающим взглядом.
— После урагана Катрина часть документов потеряли. Все, что уцелело, сложили в ящики, но никто не занимался сортировкой, свалили как есть. А значит, — он покачнулся, рассматривая полки с делами, — я не могу указать вам на конкретные коробки.
— Хуево, — резюмировал я, понимая, что теперь придется практически поселиться тут.
— Зачем вам какие-то старые дела? Раньше здесь не было подобных убийств. Я, конечно, тут всего лишь пару лет как служу, но о таком точно узнал бы.
— Подобные люди не начинают убивать на пустом месте. За ними будут тянуться правонарушения с подросткового возраста.
Я снял куртку, развесил ее на стуле, и поправил рукава рубашки.
— Говорю вам, это не местный, — шериф отрицательно покачал головой. — Глупо убивать там, где живешь. Да еще и в таком крошечном городке.
«Глупо быть таким самоуверенным болваном».
— Ясно, — спорить не было смысла.
— Нашли что-нибудь интересное в материалах дела? — начал он невзначай, пытаясь разведать информацию.
— Пока что нет. Если будет нечто стоящее, дам знать.
Я уже хотел отправить шерифа восвояси, но вспомнил момент, смутивший меня при чтении дела.
— Кстати, почему так плохо опросили местных? Там два хилых протокола и все.
— Так а смысл? — служитель закона аж подскочил, выпрямляясь по стойке смирно. — Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Поймите, здесь неохотно идут на контакт с чужаками. Я для них такой же посторонний, как и вы.
— Почему?
— Предыдущий шериф умер, а на смену ему некого было взять из местных. Меня командировали сюда вместе с семьей на неопределенный срок. Жена была в такой ярости. Она всегда хотела жить в большом городе, — начал плакаться мужчина. — А я-то что поделаю? — он развел руками.
— И?
Я поднял бровь, давая понять, что его личные проблемы меня мало волнуют. Шериф сразу скуксился и покашлял скрывая неловкость.
— Они не будут открывать вам душу. Уж поверьте. У меня есть этот потрясающий значок, — мужчина скосил глаза себе на грудь, протирая золотую звезду рукавом. — И со мной не спешат откровенничать. А с вами так и подавно не захотят.
— С этим я как-нибудь разберусь.
Не желая продолжать бессмысленный разговор, я пошел вдоль полок, наугад беря коробку. День обещал быть долгим. Шериф все понял и вышел, закрывая за собой дверь.
***
Сказать, что день вышел не продуктивным — это не сказать ничего. Я перебирал гребаные папки с делами, сваленные в кучу как попало. Разные года, дела о краже козы или коровы вперемешку с избиениями и нападениями на улице. Когда, посмотрев на часы, я понял, что смена Кейт скоро закончится, пришлось сворачивать свою деятельность.
Из интересного мне удалось найти пока что три дела о поджогах двадцатилетней давности. Лучше, чем ничего.
По возвращении домой я кинул папки на стол и решил размяться. Замкнутое пространство дурно сказалось на физическом состоянии. До визита соседки оставался, по моим расчетам, еще час, значит можно было не спешить. Я сменил рубашку и брюки на спортивные штаны. Балка под потолком служила мне перекладиной, на которой я подтягивался до ломоты в мышцах, пытаясь отдохнуть от умственной деятельности. Я шел уже на второй десяток, когда в дверь постучали.
— Войдите!
— На меня постоянно ругаешься, а сам не запира…
Кейт вошла внутрь, недовольно бубня, но оборвалась на полуслове. Она замерла в дверях, почти не моргая, пока я заканчивал с физической нагрузкой, не сводя с нее глаз. Несмотря на свежую погоду, девушка оделась в джинсовые шорты до колен и длинную, просторную рубашку голубого цвета. Второй десяток подошел к концу, я дотянулся до стула, оперся на него ногой, затем спрыгнул на пол.
— Что принесла? — я кивнул на контейнеры в ее руке.
— А я… Ужин. Принесла я, — потрусив головой, соседка, не спрашивая разрешения, пошла на кухню. — Приготовила азиатскую лапшу. Мне ужасно не хватает такой еды здесь.
Пока я принимал душ и одевался, Кейт гремела на кухне вилками, накрывая на стол.
— Ты рано. Я ждал тебя через час.
— Это претензия?
— Скорее вопрос.
— Ха, — она уселась на стул напротив меня. — Джек сменил меня пораньше. После гибели Линды он стал очень много работать. Раньше только вторым поваром был, а сейчас вместо дочери еще и барменом.
— Понимаю, — я действительно понимал Джека, как никто другой.
— Что делал в архиве?
Уилсон, как обычно, не церемонилась, сразу беря быка за рога. Мне даже начинала нравиться ее такая черта.
— Искал старые дела. Поджоги, зоосадизм, попытки нападения, убийства или пропажи детей.
— Как это поможет?
Она намотала лапшу на вилку, отправляя порцию в рот. Вот ведь дает. Аппетит ей вообще ничего не перебьет, похоже.
— Подобные люди не просыпаются однажды утром с внезапным желанием убивать. Этому предшествуют определенные правонарушения еще в детстве. И только спустя время преступник доходит до того, что делает сейчас. Ни сучка, ни задоринки и все обставлено, как он любит.
— Почему именно такие дела?
— Это называется «Триада Макдональда». Пиромания, зоосадизм, энурез. Последнее, конечно, в архивах не найдется, но первые два вполне.
— Что за триада? — она снова набрала лапшу, не отрывая любопытного взгляда.
— Если коротко, три признака, которые связывают с предрасположенностью к совершению особо жестоких преступлений, — припомнил я почерпнутые из книг знания.
Кейт с таким аппетитом жевала свою еду, что мне показалось, будто мой рассказ ее еще больше раззадорил.
— Это все так интересно, — заключила она, отодвигая от себя пустой контейнер. — Интернет тут паршивый, но я постараюсь найти информацию на эту тему.
Соседка достала смартфон из кармана и сделала себе пометку.
— Оставишь номер для связи?
— Да, — она кивнула и начала диктовать номер.
Я сбросил один гудок, мы записали друг друга, обмен номерами произведен.
— Пошли.
Я направился в зал после того, как по уже привычной схеме была убрана посуда.
— Впервые вижу мужчину, который не ленится убрать за собой. Обычно они бытовые инвалиды.
— У меня есть руки, и я умею ими пользоваться.
Девушка задорно хохотнула.
— Охотно верю.
На глаза попались три папки с делами о поджогах. Нужно отметить их на карте, пока не забыл.
— Момент.
Я взял маркер и, быстро найдя в протоколах адреса, пометил их на висящей на стене карте. Только когда был обведен последний адрес, я заметил, как Кейт с напряженным лицом рассматривает развешанные фотографии. С прошлого раза к ним прибавились фото с мест преступлений и от коронера.
— Я уберу, тебе не стоит это видеть.
— Оставь, — она остановила мою руку на подходе к фото. — Лучше расскажи, почему именно так?
— Уверена?
— Да.
— Если захочешь, чтобы я закончил рассказ, просто дай знать. Это может напугать, особенно учитывая…
— Я поняла, Люци. Просто расскажи, — уверенно попросила Кейт.
— Хорошо. Красная лента, которой он душит жертву, — я ткнул пальцем в фото, где крупно видно шею, — часть некоего фетиша. Так же как и красные туфли, которые он надевает на жертву, — теперь я указал на лаковую ярко-красную обувь на ногах убитой.
— Он приносит это все с собой?
— Да. Ему важно, чтобы эти элементы были именно такими.
— Почему?
— Почему кому-то нравятся блондинки? Кого-то возбуждает большая грудь, а кого-то длинные ноги в чулках, — я пожал плечами. — Дело личных предпочтений. Тебе ведь наверняка тоже что-то нравится.
— Руки, — выпалила Кейт, но тут же осеклась.
— Руки?
— Да, — соседка отвела глаза от фото и скользнула взглядом по мне. — Сильные, накаченные, с венами, — она сделала паузу. — А если есть татуировки, вообще особый шик.
Девушка нервно заправила прядь волос за ухо, изучая взглядом стену. Я так довольно заулыбался, что пришлось сделать вид, будто потолок в этой комнате меня ужасно заинтересовал.
— А тебе? — собеседница подняла на меня самый невинный взгляд.
— Шея и волосы. Длинные.
Уилсон покусала губы, делая глубокий вдох.
— Фетишизм — это нормально, пока он не стал патологией, — продолжил, стараясь заполнить возникшую из-за откровений паузу.
— Значит, пока я любуюсь руками на живых мужиках, а не отрубаю их и храню в холодильнике, то ничего страшного?
«Блять. А она не промах, далеко не промах».
Я начал расслабляться, переставая бояться сказать лишнего.
— Точно.
— Откуда они берутся? Предпочтения.
— Образ матери, актриса, которая очень нравилась в детстве. Да много факторов, формирующих вкус.
Кейт кивнула.
— Раны. Зачем так много?
Она посмотрела на фото общего плана: на девушке практически не было живого места. Весь живот был покрыт колото-резаными ранами, красными штрихами выделяющимися на мертвенно-бледной коже, но самой странной была область сердца. На ее месте зияла дыра — так много ударов нанес преступник.
— Что касаемо сердца, думаю, какой-то личный триггер в голове. Остальные же… Скажем так, старик Фрейд знал, что говорил.
— В каком смысле?
Уилсон оторвала взгляд от фото и уставилась на меня глазами, полными любопытства. Ей и правда было интересно.
— Скорее всего, у него половая дисфункция. Он не может изнасиловать жертву, но может, скажем так, имитировать процесс проникновения. Пусть и таким довольно странным способом.
— О, я поняла. Нож — продолговатый предмет. Это вместо члена.
У меня глаза на лоб полезли. Я аж забыл, о чем говорил.
— Что?
— Ты… не перестаешь меня удивлять.
— Меня не смущает слово член, если ты об этом. Я же не кисейная барышня.
— Но ты смущаешься комплиментам, — вспомнил я ее реакцию на мои слова в баре.
— Это другое. Комплименты — это мило. А член… Ну-у-у член и член, подумаешь, — соседка пожала плечами.
Я так громко расхохотался, что наверняка услышали даже посетители бара. Ей каким-то образом удавалось рассмешить меня, пусть и в весьма специфичной манере. Я столько не улыбался и не смеялся за последние пять лет, сколько за последние дни после нашего знакомства.
Что с нами не так?
Стоим над такими фотографиями, обсуждая столь тяжелое дело, при этом умудряемся шутить. Наверное это защитный механизм психики. Откуда он взялся у меня еще могу предположить. Но откуда у нее такая стойкость? Обычно девушки очень впечатлительны и ранимы.
— А вот это? Не пойму, что здесь? — отвлекла меня от раздумий Уилсон, указав пальцем на другое фото.
На нем был крупный план головы жертвы, видна только часть лица и волосы.
— Присмотрись внимательно, — Я указал пальцем на нужное место. — Он отрезает прядь волос.
— Зачем?
— Полагаю, трофей. Некое напоминание о жертве, которое его возбуждает еще некоторое время.
— Какая жесть, — сделала заключение девушка.
— Давай сядем, здесь больше не на что смотреть.
Я прошел к дивану, Кейт села напротив, в другом конце, поджимая под себя ноги. На той, которая была обращена в мою сторону, виднелся огромный длинный шрам, от колена до щиколотки, гладкий, заметно выделяющийся при ярком освещении.
— Ого.
Она проследила за моим взглядом.
— Попала в аварию. Вот, осталось на память.
— Обычно от подобных напоминаний стараются избавиться.
— Это не единственный шрам на моем теле, — с вызовом ответила Уилсон. — Каждый из них напоминает мне о том, благодаря чему я стала сама собой. Такой, какой являюсь сейчас.
В ее словах слышался горький опыт, боль пережитого, оставившего шрамы не только снаружи, но и внутри. Лезть в душу явно не стоило.
— Понимаю. У меня вместо шрамов татуировка.
— В чем-то мы похожи, — Кейт тепло улыбнулась, понимая, что я не буду ее донимать, ведь мне близка ее позиция, как никому другому. — Расскажи, почему он стал таким?
— Здесь тоже множество факторов. Образ матери. Равнодушная или, наоборот, авторитарная. Так же отец, он мог насмехаться над сыном, — озвучил я свои предположения.
— Но ведь не все дети из плохих семей становятся убийцами.
— Не все. Еще оказывают влияние окружение, издевательства в школе, к примеру, и наличие психических отклонений.
Уилсон встрепенулась, расфокусировано глядя перед собой. О чем-то вспомнила?
Я молчал, стараясь не тревожить ее мысли. Рядом с ней было в самом деле легко, даже обсуждать такие неприятные, страшные темы, быть собой, не переживая сказать лишнего. Мне начинало нравиться ее общество. Впервые за долгое время мне вообще хотелось, чтобы рядом находился кто-то. Самое интересное, кем является этот кто-то.
— Знаешь, что во всей этой истории пугает больше всего? — Кейт повернулась ко мне, выходя из своих раздумий. — Он делает это дома у жертвы. Ты ведь никогда не думаешь о том, что дома тебя может подстерегать опасность. Почему никто из них не поставил сигнализацию или… Не знаю, — она всплеснула рукой. — Более надежные замки на окна?
Я хмыкнул.
— А почему ты не поменяла сломанный замок?
— Ну-у-у я… — попалась в свою же ловушку Кейт.
— Ты не думала, что подобное может произойти с тобой. Никто не думает. Читая сводки новостей, каждый человек считает, что плохое происходит где-то далеко, но точно не с ним.
Девушка устало вздохнула, понимая, к чему я веду, подтянула колени к подбородку, обнимая ноги руками.
— Да. Я не думала, что подобное может произойти со мной. Даже на нашу схожесть мне указал только ты.
— Видишь.
— Давай на сегодня закончим, — она зажмурилась. — Информации много, голова идет кругом.
Мой взгляд наткнулся на бутылку виски, стоящую на столе.
— Тебе налить?
— Пару глотков. Схожу за стаканами.
Уилсон подняла голову, спуская ноги на пол, и пошла на кухню, через минуту возвращаясь с посудой. Я налил алкоголь, девушка салютовала стаканом.
— За удачу. Она нам пригодится, — прозвучал тост от соседки.
— Согласен, — виски приятным теплом растеклось по горлу. — Значит, не передумала? Будешь помогать?
— Буду. Или ты рассчитывал напугать меня так, чтобы я уехала, отказавшись от всего?
— Если быть совсем честным, да.
Кейт засмеялась, сжимая пальцы крепче на стекле.
— Хорошая шутка, — она едва заметно улыбнулась.
— Это не шутка. Ты точно не хочешь уехать?
Мой серьезный и одновременно обеспокоенный тон вмиг заставил ее посерьезнеть и удивленно поднять брови.
— Я не буду уезжать.
— Не боишься здесь оставаться?
Уилсон слегка засуетилась, стараясь найти более удобное положение на диване, нервно расправила края широкой рубашки, теребя один из них.
— У меня была не самая богатая семья. Мы жили в неблагополучном районе, мягко говоря, — приоткрыла завесу тайны своей жизни Кейт.
— На сколько неблагополучном?
— Мои сверстницы из престижной школы, в которую я попала, выиграв конкурс, носили в кармане помаду и зеркальце, — девушка болезненно усмехнулась воспоминаниям. — Я носила в кармане нож-бабочку.
Такой факт ее биографии знатно удивил. Я замер, чувствуя, как сбилось дыхание, словно получил удар под дых. Никогда не слышал подобного от девушки. Весьма неожиданный, но столь громко говорящий факт наводил на различные мысли, не самые положительные.
