ПРОЛОГ
Толчок Земли застал Мэйджа в лаборатории. С трудом устояв на ногах, маг прислушался и замер в напряжённом ожидании. От второго толчка задрожали стены, с полок посыпались колбы, свитки и инструменты. Гул стал слышен более явственно. Не заботясь о том, во что превратилась лаборатория, маг бросился к выходу. Он торопился к тому, кто ждал этого землетрясения много лет, и для кого оно наверняка стало радостной весточкой.
Мэйдж не ошибся в направлении движения. Оуэна он нашел в тронном зале. Демон сидел в одиночестве, обложившись свитками и, казалось, не замечал ничего вокруг. Даже саламандра на его плече застыла, не желая мешать хозяину.
— Повелитель…
— Я знаю.
— Вы тоже почувствовали двойной толчок?
— Да.
— Значит, малыш всё-таки выжил?
— Значит, да.
Мэйдж не выдержал, опустил взгляд в пол. Помолчал, а потом добавил тихо, не смея поднять глаза на Оуэна:
— Повелитель… Простите…
— За что?
— За то, что практически перестал верить и надеяться… Предал вас!
— Не прячь свой взгляд, мой старый друг. Ты не виноват, что так случилось.
Услышав необычную для демона теплоту в голосе, маг взглянул на своего господина с благодарностью, облегчённо вздохнул и, повинуясь жесту Оуэна, покинул зал. Вновь оставшись один, демон еще какое-то время перебирал свитки, потом резко откинул их в сторону, встал и быстро прошёл к малозаметной двери за троном. Сняв с пальца перстень с необычной конфигурации камнем, он вставил его в небольшое углубление на двери и повернул. Раздался характерный для отпираемого замка щелчок, дверь же раскрылась бесшумно, и первой в неё проскользнула саламандра. Зал, скрывавшийся за тайной дверью, считался святая святых. Допуск в него, кроме Оуэна, имел только маг, да и то лишь в особых случаях.
Демон пересек зал, аккуратно обходя невысокие каменные конусы, и остановился у самого дальнего, рядом с которым, нетерпеливо стуча хвостом, кружила его любимица. Так и есть! Спящий столько времени маленький вулкан наконец-то подал первые признаки жизни: заполняющая его лава оттаяла и окрасилась в огненно-красный цвет. Глядя на булькающую массу, Оуэн не смог удержаться от торжествующей улыбки. Долгих четырнадцать лет он ждал этого момента подтверждения, и вот вулкан ожил, что означало только одно: юный демон, чьей душой и являлся вулкан, всё-таки жив. Наследник повелителя вулканических демонов, наконец, дал о себе знать. Полукровка и незаконнорожденный, но — наследник. «Сын. А я — отец! И поиск теперь вести будет несравнимо легче…»
Глаза Оуэна вспыхнули огнём вулканической лавы, и в маленькой тёмной келье за тысячи километров от замка таким же ярко-огненным светом на миг полыхнула ещё одна пара глаз.
Глава 1
Два года спустя...
Чтец Эббе вошёл в класс, настороженно окинул взглядом притихших юношей и облегчённо вздохнул: зверёныша среди них не было. Не то, чтобы его напрягало присутствие на занятиях этого воспитанника, но без него как-то спокойнее на душе.
***
Льюис откровенно скучал. Все трещины на стенах и потолке кельи для наказания уже были пересчитаны и изучены. Цепь, охватывающая левую ногу, позволяла подойти к окну, но юноша и не думал вставать с топчана. Чего он там не видел? Двор, изученный до последней песчинки? Монастырскую стену, покрытую неприятного оттенка мхом? Оставалось лишь лежать на жёстком ложе и ждать. Ждать, когда луч солнца переползёт к наведённой краской полосе на стене. Тогда придёт Якоб, этот кривоглазый упырь, получающий удовольствие, наказывая розгами. Льюис непроизвольно поёжился. Привыкнуть к порке было довольно сложно, но за драку полагалось именно такое наказание. Единственное утешение — не надо сидеть в классе, изображая прилежного ученика. Зубрилой Льюис никогда не являлся, а некоторые дисциплины вообще вызывали откровенную скуку. Он не понимал, к чему забивать голову информацией, которой вряд ли воспользуется в дальнейшем. Многие его одноклассники ломали голову над решением вопроса, что будет после их полной идентификации. Его же будущее практически предопределено. Не имея семьи и средств к существованию, он проведёт всю свою жизнь служкой при каком-нибудь отдалённом монастыре. Можно было, конечно, попытаться найти родственников, но для этого требовалось выйти за учебную территорию. Вот только вряд ли ему позволят это сделать, побоятся проблем, которые он способен создать. О побеге Льюис даже и не думал. Пару лет назад он предпринял отчаянную попытку удрать, но был быстро пойман и жестоко наказан. Отец Якоб не поскупился на розги, хорошо хоть не посадил в закрытую келью на хлеб и воду на несколько дней.
От грустных воспоминаний юношу отвлек скрип двери. В келью внесли два факела и кадку, из которой мерзко торчали ивовые прутья. Позволив себя раздеть, Льюис лёг и прикусил губу…
***
Светлый пребывал в самом отвратительном расположении духа. До полной идентификации оставались считанные дни, а он опять ввязался в драку и опять её позорно проиграл. Монахи и одноклассники, сталкиваясь с ним в коридорах, старательно делали вид, что не замечают ни синяка на скуле, ни разбитой губы, и эта услужливость раздражала всё сильнее и сильнее. Отец, в отличие от них, так отводить глаза не будет и наверняка потребует объяснение с подробностями. В какой гнев впадёт лэрд МакГир, узнав, что его сына поколотил какой-то сиротка, да ещё и не прошедший даже начальной идентификации?! Более хрупкий на вид, зверёныш оказался настоящим асом в кулачном бою и хоть был младше, пострадал всё же куда меньше, чем отпрыск старинного клана воинов.
Это была далеко не первая стычка Ллойда и Льюисом. Светлый задумался: когда их относительно мирное сосуществование вдруг перешло в откровенную вражду? Перебирая в памяти самые серьёзные драки, юноша без труда вспомнил, что ссоры, рождающиеся на пустяке и заканчивающиеся потасовками до крови, начались примерно лет шесть назад, после неудачной начальной идентификации Льюиса. Несмотря на то, что у мальчика чётко проявились признаки «чужой» крови, монахи так и не смогли вычислить вторую сущность, которая со временем стала откровенно доминировать над человеческой, оставаясь, тем не менее, загадкой. Для Школы, имеющей несколько веков опыта распознавания сущностей, сей случай оказался первым настолько сложным, и не все монахи смогли спокойно перенести поражение. Но особо выделялся своим негативным отношением к неопределившемуся полукровке отец Якоб. Придя в Школу в самый разгар той истории, он умудрился довольно быстро восстановить против себя не только воспитанников, но и некоторых служителей своим жёстким характером и чрезмерной строгостью по отношению к самым шебутным ученикам. Ярый сторонник выполнения правил и пунктов Устава монастырской Школы, отец Якоб придерживался этих строк в полной мере, заставляя и других монахов следить за их выполнением. Именно он в пылу гнева и назвал когда-то Льюиса зверёнышем, и это прозвище моментально приклеилось к мальчику. Одноклассники, правда, редко когда называли его так в лицо, зная, что тот в долгу не останется и всегда найдёт способ отомстить. Будучи главным заводилой в разных проказах и инициатором многих драк, Льюис переносил наказания стойко, исключением были только розги, которыми его «угощал» экзекутор.
До появления этого монаха наказание подобного уровня жестокости хоть и было вписано в правила Школы, использовалось крайне редко. Но отец Якоб не допускающим возражения тоном заявил, что непозволительная мягкосердечность избаловала проказников, а он не намерен закрывать глаза на нарушения дисциплины, и кадка с розгами «прописалась» в келье для наказаний. Спорить с ним никто не решился, слишком серьёзные подписи стояли под его рекомендациями.
В келье как-то быстро стемнело. Ллойд подошёл к окну: так и есть, погода не на шутку испортилась и, по всем признакам, надвигалась серьёзная гроза. Внимание Светлого привлёк стук, доносящийся от хозяйственных построек. Приглядевшись, он увидел Льюиса, машущего топором. Работы по хозяйству имели вполне официальный, предписанный правилами Школы характер, но редко когда выполнялись в одиночку. Ллойд понял, что эта колка дров — продолжение наказания зверёнышу.
Где-то вдалеке глухо заворчал гром, и полыхнула первая молния. «Вот ведь не повезло парню, опять в непогоду работать придётся!» — невольно посочувствовал драчуну Светлый. Он давно уже считал Льюиса невезучим в этом плане, так как тот умудрялся попасть под наказание физическим трудом исключительно в плохую погоду. Ллойд покачал головой и уже собрался отойти от окна, как заметил то, что заставило его нахмуриться. На холщовой рубахе Льюиса появилось тёмное пятно, быстро увеличивающееся в размерах. Не стоило большого труда догадаться, что это — кровь. Зверёныш явно перенёс серьёзную трёпку, после которой и был послан на колку дров, отлежаться ему не позволили.
Громыхнуло уже ближе и по жестяному покрытию крыш сараев звонко застучали первые крупные капли дождя. Ллойд поёжился от внезапно налетевшего северного ветра и поспешил закрыть окно. Осторожно прикоснулся языком к ссадине на разбитой губе, взглянул в окно на своего обидчика, продолжающего работать, несмотря на грозу. Потом, более не колеблясь, переоделся на холщовые рубашку и штаны как у Льюиса и быстро вышел из кельи. Найти в сарае второй топор оказалось довольно легко…
Льюис, казалось, не особо удивился, увидев Светлого, решившего присоединиться к нему. Его лицо так и осталось равнодушным, только левая бровь слегка дёрнулась вверх.
В два топора работа пошла быстрее. Когда во дворе остались лишь несколько поленьев, Ллойд крикнул Льюису, стараясь перекричать усилившийся ветер:
— Я доколю, а ты начинай укладывать дрова в сарай.
Зверёныш согласно кивнул головой и занялся перетаскиванием наколотого в специально подготовленный для дров угол сарая. Вскоре к нему присоединился и Светлый. После того, как с укладкой дров и уборкой двора было покончено, он весело взглянул на напарника:
— Ну что, теперь сохнуть и греться? Нам обоим явно не помешают разожжённый камин и глинтвейн.
— Не помешают! — Льюис улыбнулся в ответ на это заманчивое для двух насквозь промокших юношей предложение.
Перекидываясь малозначительными репликами, они вошли в монастырь, сделав вид, что не заметили удивления портария.
Как Ллойд и рассчитывал, огонь в камине гостевого зала был разожжён. Сдёрнув со стены шкуру какого-то неведомого, но очень мохнатого монстра, Светлый бросил её перед камином и поудобнее расположился, жестом пригласив зверёныша присоединиться. Он мог, конечно, подняться в свою келью и, высушив волосы полотенцем, сменить промокшую рабочую одежду на что-нибудь сухое и тёплое. Но Ллойд понимал, что и Льюису придётся пройти к себе, вот только есть ли у него, во что переодеться?
Придвинувшись поближе к огню, юноши жадно впитывали промёрзшими телами жар и блаженствовали.
Тишину нарушило осторожное покашливание. Ллойд повернулся на звук и обнаружил стоящего рядом монаха, который держал в руках два больших кубка. Через плечо у него были перекинуты полотенца.
— О, а вот и глинтвейн! — радостно поприветствовал Светлый так вовремя преподнесённый напиток. Но прежде, чем принять кубок, он подсушил волосы полотенцем, и Льюис последовал его примеру. Вернув полотенца, юноши, наконец, сделали по большому глотку согревающего глинтвейна и вновь растянулись на шкуре.
Лежать, щурясь на пламя, оказалось приятно. Жар огня и градусы вина сгорели в считанные минуты, но уходить к себе совсем не хотелось. Обычно вечерние часы старшие воспитанники были предоставлены сами себе. Кто-то повторял пройденный днём на занятиях материал, кто-то молился, кто-то предавался блаженному ничегонеделанию. Так что Ллойд и Льюис могли валяться у камина, не боясь порицания со стороны монахов.
— Слушай, давно хотел спросить: чего это отец Якоб на тебя так взъелся? — задал мучивший его вопрос Светлый.
— А бес его знает… — беззаботно наморщил нос Льюис и вновь хлебнул глинтвейна. — Тебя-то, из Светлых да богатых, за драку он вряд ли накажет. А помучить кого-нибудь явно хочется, особливо в дурном расположении духа. Вот и отрывается на мне. Знает, скот кривоокий, что за меня ему ничего не будет…
— Да спалит его огонь вулканического демона! — в сердцах бросил Ллойд самое популярное среди школьников проклятье.
Зверёныш расхохотался:
— Ты всё ещё веришь в их существование?
Ллойд слегка смутился:
— Не то чтобы верю… Но пока никто не сумел доказать, что вулканические демоны — вымысел, монстры, которыми родители и няньки пугают вечерами малышню, я не настроен категорически отрицать их существование. Да и привык уже к этому проклятью, если честно…
Светлый улыбнулся располагающей улыбкой. Ему нравилась эта беседа, лучше всяких слов говорящая, что Льюис не держит на него зла и открыт к общению.
А тот, прикончив глинтвейн, отставил кубок в сторону и перевернулся на спину, заложил руки за голову. Это несказанно удивило Ллойда. Ведь прошло всего несколько часов после порки и рубцы от розг на спине должны были причинять сильную боль, однако Льюис явно не испытывал неудобства.
— Тебе не больно? — не удержался от немного бестактного любопытства Светлый.
— Нет… — спокойно ответил Льюис. — Мне бывает больно только в момент удара, потом неприятные ощущения проходят. А сегодня, к тому же, остатки боли смыл дождь.
— Ты так быстро восстанавливаешься! Даже завидки берут. Кто же твои родители? Какого ты рода? От кого перенял такую способность?
— Отец Дэвид так и не нашёл никаких ниточек. Он говорил не раз, что потратил довольно много времени, дабы выяснить хоть что-то из моего прошлого, но, увы…
— Жалеешь?
— Не знаю. Я не чувствую вообще ничего, когда думаю о родителях. Ни грусти, ни злости, ни надежды встречи… Если бросили недалеко от леса, где меня могли загрызть звери, значит, не так уж и нужен я им был. Или они настолько бедны, что решили подобным образом избавиться от лишнего рта.
— Или испугались твоей второй сущности, — предположил Ллойд.
— Ты хоть раз слышал, чтобы вторая суть дала о себе знать в теле младенца?
— Моего отца отправили сюда, едва ему исполнилось два года. Так что… Всё может быть!
— Всё может быть… — задумчиво повторил за Светлым Льюис.
Какое-то время юноши лежали и молча рассматривали трещины на потолке. От меланхоличного созерцания их отвлёк звон малого колокола, зовущего на ужин.
Глава 2
Светлый лэрд МакГир волновался и не мог скрыть волнение. Тринадцать лет. Такие долгие тринадцать лет разлуки с единственным сыном и наследником подходили к концу. Лэрд пытался представить, каким стал сын, отметивший свой восемнадцатый день рождения, но у него не получалось. Перед глазами стоял малыш, которого он, в сопровождении монаха, отправил в Школу.
Школа… МакГир великолепно понимал всю её значимость, а потому долго не раздумывал, стоило монаху осторожно намекнуть, что в мальчике перевесили отцовские гены и начала проявляться вторая сущность. Самостоятельно определить он бы её не смог, гадать и рисковать, играя с огнём, не хотел, а потому предпочёл поручить это дело тем, кто занимался идентификацией уже несколько веков. Пусть монахи опровергнут или подтвердят предположения.
