Глава 1, в которой милорд пират одобряет ход лягушкой, а миледи не желает замуж
Двухчасовую пытку под названием "причесывание миледи" Рани вытерпела стоически. Она терпеть не могла все эти локоны, рюшечки и завитушечки, но ради сегодняшнего дня была готова даже... даже... даже весь вечер вести себя, как подобает благовоспитанной леди! Видит Создатель, она не будет сегодня сбегать с танцев в библиотеку, насмехаться над прыщавыми юнцами, мнящими себя галантными кавалерами, и подкладывать на стул норбайского посла живую лягушку. Хотя лягушку бы милорд Гаррет наверняка одобрил...
Она мечтательно прикрыла глаза - все равно смотреть, как ее привычные рыжие косы превращаются в нечто сложное, вычурное и изящное по последней норбайской моде, не было уже никаких сил. Как и сидеть на месте.
Но милорд Гаррет!.. Сегодня он обязательно будет на празднике. И сегодня он обязательно поймет...
- Не ерзайте, миледи! - раз, наверное, в десятый попросила камеристка.
Рани вздохнула и послушно замерла, даже не поморщилась, когда камеристка дернула прядь. Волосы у Рани были непослушные, густые и вьющиеся, и все время норовили запутаться. Она бы, наверное, их обрезала, но Велли - лучшая подруга - запретила. Сказала, что мужчинам нравятся длинные. А вот веснушки - нет. И не модно.
Она снова вздохнула.
Ни в моде, ни в мужчинах она совсем не разбиралась. Неинтересно и бессмысленно. Все равно замуж за того, кого хочется, ей не выйти, а утруждаться всякой ерундой просто так? Нет уж, есть на свете занятия повеселее. Например, метать шпильки в цель. Как дротики.
Рани охнула, когда камеристка воткнула ей в прическу шпильку с аметистовой, под цвет платья, головкой, и улыбнулась. Эти шпильки - озаминские, ужасно дорогие и редкие - ей подарил милорд Гаррет. Он всегда дарил правильные подарки: шпильки, парные кинжалы, книги по стратегии, щенка, или вот шахматы... может быть, он сегодня они доиграют партию? Она придумала кое-что интересное, так что черным на этот раз победа не светит!
Она покосилась на портрет пирата, — маскарадного, ну и что! — висящий в простенке ее комнаты. Черные волосы пирата трепал морской ветер, пронзительной синевы единственный глаз высматривал на горизонте вражеские паруса, белая рубаха обрисовывала мощные плечи, на груди блестела танская цепь. То есть, конечно же, это был боевой трофей великого пирата, ведь милорд Гаррет - самый, самый... Стоило посмотреть на него, как в груди стало тепло и щекотно, губы загорелись, и вспомнился их единственный поцелуй...
О, Создатель, какой это был поцелуй!.. А его руки, такие сильные и твердые, на ее талии!.. Правда, он сам, кажется, удивился от того что поцеловал ее не как обычно, в щеку, а в губы, но...
- Прошу вас, миледи, - вырвал ее из грез жалобный голос камеристки.
Рани прикрыла горящие губы пальцами и опустила глаза: почему-то казалось, что камеристка догадывается о ее мыслях, совершенно неподобающих благовоспитанной леди. А вот милорд Гаррет бы наверняка не смутился, а выругался. Ей ужасно нравилось, как у милорда Гаррета получается его "тысяча ругримов", и когда она сама это повторяла, казалось - он рядом, и снова можно броситься ему на шею, и он поймает ее, закружит и поцелует в губы, только по-настоящему... а потом...
На "потом" фантазия Рани спотыкалась, мысли начинали путаться, а весь окружающий мир куда-то пропадал. Увы, ненадолго.
- Вам так идет, миледи! - гордо сообщила камеристка, отступая в сторону.
Рани взглянула в зеркало - и очень, очень захотела прорычать, как милорд Гаррет: "р-ругрим тебя подер-ри!".
В зеркале была не она.
Из зеркала на нее таращилась какая-то ужасная старуха с замысловатой башенкой на голове, бледная как мука и с лихорадочно горящими щеками. Старухе было никак не меньше двадцать пяти, а то и двадцати шести!
Рани попыталась улыбнуться старухе в зеркале. Та улыбнулась в ответ, но как-то криво и робко. И голову держала неуверенно. Наверное, потому что башенка - нет, башня! В пять этажей! - грозила покоситься и рухнуть от малейшего движения. Помилуй, Создатель, как она будет танцевать с этим безумным донжоном на голове?!
От того, чтобы встряхнуться, как вылезший из ручья щенок, ее удержало только желание во что бы то ни стало показать сегодня милорду Гаррету, что она уже взрослая. Совсем взрослая! Ей, между прочим, уже семнадцать! Когда мама выходила замуж за папу, ей было шестнадцать, и папу ее возраст ничуть не смущал. И папиного вассала, который женился этой зимой, не смущало, что невесте пятнадцать.
Так что башню на голове она стерпела и заставила себя улыбнуться. Уверенно и радостно, чтобы никто не догадался, как ей неудобно.
- Спасибо, Софи.
Камеристка просияла и взялась было за пуховку, добавить даме в зеркале еще немного пудры на щеки, но дверь отворилась и в комнату зашла мама, а следом и отец.
- Миледи, милорд... - камеристка присела и отступила.
А Рани с надеждой посмотрела на мать: это в самом деле красиво?
Судя по радостным лицам родителей, им в самом деле понравилось. Что ж, маме виднее. Ведь носит же она все эти башенки с локонами, и ей точно идет. Она очень красивая, и Рани на нее похожа - такая же стройная, гибкая, и запястья узкие, и нос прямой. Только у мамы волосы темно-каштановые и глаза карие. А Рани мастью в отца. Жаль, что только мастью, а то была бы с него ростом - так и прыщавых юнцов не понадобилось отпугивать. Сами бы не допрыгнули! То ли дело милорд Гаррет - вот с ним она была бы почти вровень. Он такой высокий... даже выше папы!
Еще немного помечтать о лучшем мужчине на свете ей не позволил отец.
Подошел, оглядел ее, и торжественно сообщил:
- Ты прекрасна, дочь моя!
Рани хихикнула: если папа говорит так торжественно, значит, сейчас будет шутить. Он всегда рассказывал анекдоты с невероятно серьезным видом, как дипломатическую ноту зачитывал.
Впрочем, папа утверждал, что настоящие ноты бывают намного смешнее.
Но сегодня же явно будет не нота, да?
А отец хитро сверкнул глазами и еще торжественнее продолжил:
- Сегодня великий день! Ты познакомишься со своим женихом, леди Данира!
"С кем?" - хотела переспросить Рани, но поперхнулась воздухом, только рот сумела открыть.
- Это будет самый блестящий брак, девочка моя! - К ней подошла мать, взяла за руку и продолжила ласково.
- Папа?.. - выдавила она жалобно.
- Этот брак необходим нашей стране. Да! Со всех сторон необходим! - голос отца был невыносимо довольным. Словно он этим браком присоединил к Ивернессу сразу половину из девяти королевств.
О, Создатель! Неужели - все?! Ведь папа говорил, то совсем необязательно выдавать ее замуж по договору! Что вообще ей необязательно выходить замуж, только если она сама захочет! А теперь, что же теперь? Ее выдадут замуж за этого ужасного норбайского посла?.. Или нет, он женат... за его сына? Или - за озаминца? Он тоже женат, но эти безбожники берут и двух жен, и трех... Нет! Я не хочу!..
- Не хмурься, Рани. - Мама погладила ее по руке и улыбнулась. - Поверь, о такой прекрасной партии ты могла только мечтать.
Мечтать? Она мечтала только об одной, но совершенно невозможной партии - о милорде Гаррете. Но он никогда, никогда на ней не женится. Потому что он вообще никогда не женится. Она сама слышала, как он клялся: ни за что! Больше никогда! И даже его величество не заставит, хоть десять указов издай! А значит...
Значит, нужно как угодно избавиться от этого брака. Она - дочь лучшего на свете дипломата, она сумеет! Потому что ни за кого, кроме милорда Гаррета, она не пойдет. А раз он на ней не женится - то вообще не пойдет замуж. Она может себе это позволить. Она - Данира Лэндон, дочь тана Лэндона, любимая ученица милорда Гаррета Вольфхайна, она слишком хороша для какого-то там озаминца или, хуже того, прыщавого и глупого норбайца!
- О, мне нравится, как горят твои глаза, лисенок, - засмеялся отец и потрепал ее по волосам.
Уродливая башня только того и ждала: шпильки разлетелись, вся конструкция развалилась, и спутанные волосы укрыли Рани почти до пояса.
- О, Маверик, что ты!.. - вскрикнула мама, но как-то слишком быстро успокоилась. - Ладно, Создатель с ней, с прической. Софи, что ты стоишь, причеши миледи Даниру, нам ехать через полчаса!
А отец, ни слова не говоря, поцеловал ее в лоб и подмигнул. Очень, очень гордый собой - словно только что провел блестящие переговоры и заключил союз чуть ли не с самими драконами.
Софи, причитая над неудавшимся шедевром куафюры, взялась делать новую прическу, на сей раз – выпущенные на висках локоны и узел, подвязанный темно-зеленой лентой. Ее Рани вышивала сама, целый месяц провозилась! Зато цветы волчьей горечи получились совсем как живые, с лазурной серединкой и рыжими краешками.
А Рани, пока ее причесывали, составляла план боевых действий. План нужен был надежный и быстрый, времени-то в обрез. И совершенно необходим союзник! Она прекрасно помнила, чему учил милорд Гаррет: сильного противника можно победить только неожиданным ходом. И шанс будет лишь один, так что лягушкой в суп тут не обойдешься. Потому - думай, Рани, думай!
Хотя... что тут думать? Вот милорд Гаррет ей и поможет. Не для того он учил ее, чтобы отдать в чужие руки! Только бы с ним поговорить наедине!..
Глава 2, в которой контрабандисты убеждаются в опасности своего занятия, а кошкам не достается кофе
Полосатый парус показался со стороны Озамина, когда Скай потерял всякую надежду хоть как-то разнообразить это бесконечно длинное и скучное дежурство.
— Контр-рабанда! — радостно завопила его кошка, складывая крылья и устремляясь вперед и вниз, наперерез законной добыче.
— Играу! — откликнулась командорская Рыжая, вырываясь вперед.
Скай прильнул к горячей мохнатой шее, чтобы не снесло встречным потоком, и слился со своей кошкой: ну же, быстрее, моя девочка, обгоним командора! Покажем им, кто лучший летун Ордена!
Ночка согласилась: покажем! — и вырвалась вперед на целых полкорпуса.
— Зелен виноград, — послышалось в наушниках: командор Сивард вовсе не собирался отдавать победу своему ведомому и вообще мелюзге.
Рыжая чуть накренилась, вытянула в струнку чешуйчатый хвост – и, уйдя резко вниз, выиграла сразу локтей десять.
«Ах ты ж…» — подумал Скай синхронно с Ночкой — и полностью отдался гонке.
Ветер свистел в ушах, заходящее солнце пускало розовые блики по волнам внизу, рифовая гряда по левому крылу стремительно бежала назад – а Скай наслаждался. Скоростью, небом, тугим ветром в лицо. Вот оно, счастье!..
До шлюпа под полосатым парусом оставалось с пару миль, когда моряки заметили опасность с воздуха. Засуетились, подняли все паруса и сменили курс — к Драконьим островам. Чем однозначно подтвердили: на борту контрабанда, и наверняка не шелка и не кофе, а что-то куда серьезнее.
— Наивные, — хмыкнул в наушниках командор. — Сами в ловушку полезли.
Скай тоже хмыкнул. Вот уж точно, умники – загляденье! Кто-то когда-то кому-то соврал, что сумел спрятаться от берегового патруля в островных фьордах, а умники и поверили. А может, соврал, что Орден не суется в драконьи владения. Неважно. Главное – там-то как раз у шлюпа не будет ни единого шанса уйти. Впрочем, в открытом море тоже.
А вот арбалетчики на палубе шлюпа Скаю совсем не понравились. Обнаглели вконец, угрожать Котам арбалетами!
— Дадим дойти до острова, — веселье из тона командора пропало.
— Слушаюсь, командор.
Ночка недовольно заворчала, но скорость сбросила. А контрабандисты-смертники, заметив, что патрульные почти не приближаются, обрадовались. Кто-то из арбалетчиков, а их Скай насчитал на палубе аж пять штук, показал неприличный жест и рассмеялся: звуков слышно не было, далековато, но видно было отлично.
Пока изображали почетный эскорт из хромых улиток, Скай успел пересчитать полоски на парусе, в подробностях рассмотреть наглую капитанскую рожу и прочитать заупокойную молитву. А заодно полюбоваться видами Драконьих островов.
Рифы, скалы. Скалы, рифы. Словно великан нес ведро камней и рассыпал почти посреди залива Жнеца, в шести десятках миль от берега. Ближние скалы серые, кое-где тронутые зеленью, а верхушки бело-пятнистые — по вине чаек. У них там гнездовья. А дальше – острова покрупнее, миль до десяти в поперечнике, и самый большой – Серп, размером со среднее танство. Отличная плодородная земля в олинах и у подножия гор, в достатке пресной воды, и леса кишат дичью. Вот только окружены, на чем-то серьезнее шлюпа дальше первого крупного острова – Черепахи — не пройти. Только по воздуху.
Ну да драконам, в отличие от людей, рифы и водовороты не помеха.
К Черепахе контрабандист подошел через полчаса, уверенный в собственном уме и везении. Он же так быстр, что летучие коты не догнали!
Ага, три раза не догнали. И три раза стукнулись о камушек темечком, раз не сообразили спрятаться и подкараулить добычу.
— Командор, вам не кажется, что контрабандисты совсем страх потеряли?
— Им же хуже, малыш, им же… — начал командор и осекся, дернул свою кошку назад. — Скай, отходим!
Ночка под Скаем, вместо того чтобы послушаться командора, зарычала и рванулась вперед, пришлось орать ей в ухо:
— Назад!
И только когда Ночка, злобно урча, все же послушалась и легла в разворот, Скай увидел…
Они неслись к шлюпу, словно пущенные из баллисты снаряды: быстро и неотвратимо. Черные с ядовито-желтыми пятнами, шипастыми крыльями и поджатыми под брюхо когтистыми лапами, огромные – размах кожистых крыльев больше, чем шлюп от носа до кормы. Как раз, чтобы заглотить целиком овцу – или человека.
Вайверны.
Один из них раззявил пасть – полную треугольных рыбьих зубов, размером достаточную, чтобы заглотить целиком теленка — и завопил.
Волна низкого, на грани слышимости звука, ударила в шлюп, разметала матросов по палубе и пошла дальше, почти видимая: попадающие в нее чайки ломали полет, метались и падали.
Скай плотнее прижался к Ночке, зажмурился и прикусил край шарфа – чтобы не раскрошить зубы.
Волна ужаса накрыла его, как толща воды – не вздохнуть, не пошевелиться. Только покориться и умереть. Через несколько бесконечных мгновений его вытолкнуло из-под волны злобное рычание Ночки. Кошка неслась обратно к вайвернам, слушаясь инстинктов, а не всадника.
— Назад, моя девочка! — велел Скай, едва ухватив порцию воздуха в пылающие легкие. — Назад!
Его собственные инстинкты тоже вопили: убей врага во что бы то ни стало! Но в отличие от кошки, он-то понимал, что вдвоем с командором они ничего не сделают. Только погибнут зазря, а в Ордене так и не узнают, что драконы выпустили боевых вайвернов.
Ночка, ворча, пошла на разворот – а Скай во все глаза смотрел, как первый вайверн, сложив крылья, падает на палубу шлюпа и перекусывает пополам остолбеневшего от ужаса моряка. Как падает остальная команда — кто ничком на палубу, кто — на колени, запрокинув к небу лицо: то ли для молитвы, то ли для проклятия. Как кто-то ползет к борту, надеясь спастись в воде. И как вайверн медленно, словно Скаю это снится, взмахивает хвостом с серповидным наконечником, и этот наконечник перерубает и матроса, доползшего до борта, и сам борт. А потом вайверн дергает хвостом, вытаскивая увязший наконечник, и отбрасывает за борт еще двоих матросов…
