— У тебя резкие перепады настроения. Когда мы пришли, ты был в прекрасном настроении, а сейчас весь напряжен. Что-то не так?
— Как прошел танец с Лексом? — снова оставил он без ответа мой вопрос.
— Это становится традицией, — хмыкнула и прищурилась, — ты очень часто стал игнорировать мои вопросы, уходишь от темы. Мне это не очень нравится. Ты просил, чтобы я была с тобой откровенна, а сам не можешь ответить взаимностью, — закусила губу, когда поняла, что меня понесло. Мне было неприятно, что он отмалчивается и не хочет делиться тем, что его тревожит, но Доминик не тот, с кем бы я хотела ругаться. — Прости, — тут же исправилась. А Доминика, похоже, мое возмущение только веселило. Уголки его губ подрагивали, глаза смеялись, но он отчаянно боролся с проявлениями веселья.
— Ты так забавно злишься, а уж стесняешься своей злости еще обаятельнее, — все-таки не сдержал улыбку.
— А ты опять уходишь от темы, — смущенная его словами, пробурчала в ответ.
— Я переживал за тебя. Знаю, как сложно тебе далось согласие прийти сюда, а Лекс еще и вынудил потанцевать с ним. Вы поговорили?
— И да, и нет. Я не стала говорить ему правду. В очередной раз отсрочила этот разговор. День рождения — не лучшее время вываливать на него груз ответственности за то, что он сделал и, вполне возможно, уже забыл об этом.
— Ты беспокоишься за него? — удивился Доминик.
— Нет, дело не в беспокойстве. У меня жутко болтливая и громкоголосая совесть, которая потом вечность мучила бы меня за испорченный праздник.
— Ты странная, Сашка, и в этой своей странности невероятно привлекательна.
— Спасибо. Ты меня завалил комплементами, и я скоро сгорю от смущения.
— Так о чем с Лексом говорили, если не секрет?
Рассказала ему наш разговор о моем отношении и поведении с Лексом. Доминик умело вел в танце, поэтому я даже не следила за тем, что происходило вокруг, расслабилась, но говорить о том, чем разговор закончился, не хотела. Просто не знала, как задать вопрос Доминику, не давая понять, насколько интересен и, наверное, даже важен для меня ответ на него.
— Есть еще что-то, о чем ты хочешь сказать? — он оказался очень проницателен.
— Нет, то есть да, — собралась с силами и начала издалека, — знаешь… конечно, знаешь. О нас столько слухов ходит, что впору в блокнотик записывать все варианты. Вот. И я, и ты знаем, что это все неправда. Ну, и я не обращаю на эти слухи внимания. Как и ты.
— Я даже боюсь представить, к чему ты ведешь разговор и почему так сильно волнуешься, — он провел ладонью по моей спине, — извини, перебил, продолжай.
— Вот. Слухи слухами. Но… Короче, Доминик, мне Сориан и Лекс намекали, что не все слухи врут.
— А конкретнее? — склонил голову к плечу, хитро улыбаясь.
— Ну, ты же и так понимаешь, о чем я, — постаралась, чтобы в голосе звучало много мольбы.
Сказать ему о том, что парни практически открыто заявили о его симпатии ко мне, было сложно и боязно. Вдруг неправда. А он словно забавлялся надо мной, видел же, как трудно для меня оказалось сказать то, что я уже сказала, и все равно допытывался.
— Я не могу знать, что тебе сказали эти двое, — гнул свою линию, не оставляя мне выбора.
Опустила глаза на черную рубашку. Пуговички такие красивые, металлические, отполированные до блеска. И пахнет от Доминика приятно, морской свежестью. Не поднимая глаз, все-таки пояснила свои слова.
— Они намекали, что я нравлюсь тебе больше, чем просто подруга, а Лекс просил не морочить тебе голову. Вот, — получилось тихо-тихо. И щеки потеплели.
— И ты хочешь узнать, насколько они правы?
Кивнула. Потом замотала головой. Очень хотела, но в нынешней ситуации все выглядело так, будто я напросилась на это признание.
— Сашка-Сашка, до чего ты милая, когда смущаешься. Посмотри на меня.
Я подняла голову. Он улыбался, обвел взглядом мое лицо и, наконец, ответил. Сердце от волнения отбивало дробь и намеревалось выпрыгнуть из груди.
— Ты мне нравишься, Сашка, очень, и это правда. Но нужно ли тебе это знание?
Я хлопала глазами и не могла ничего ответить, в груди все словно перевернулось. Ушам своим не верила. Казалось, что это мое воображение играет злую шутку, и сейчас Доминик пощелкает пальцами перед лицом и спросит, намерена ли я отвечать на вопрос о разговоре с Лексом. А все остальное — придумано мной.
— Очень нужно, — вновь взглянула на приглянувшуюся пуговицу и не смогла сдержать улыбки. Подняла взгляд. Доминик тоже улыбался, но как-то напряженно.
— Мне не нужны одолжения или благодарность, а уж тем более жалость с учетом того, что ты знаешь мою историю. Да и сама понимаешь, то, что я тебе нравлюсь, как друг, ничего не меняет.
— Ты ненормальный, Доминик. Ни о чем таком и речи быть не может. Я просто словно во сне. Сложно поверить в реальность происходящего, — уткнулась лбом в его грудь. — Друг, — нервно хмыкнула, — я каждый день судьбу благодарила, что ты появился в моей жизни. Хотя бы как друг. А об остальном даже и думать не хотела.
— Глупая ты, Сашка, — он крепко обнял меня. Я на секунду замешкалась, а потом и сама положила свои руки на его спину.
— А ты мне тоже нравишься, — признаться в своей симпатии вот так, не глядя в глаза, было легче. — Ты не можешь не нравиться. Вообще не понимаю, как тебя до сих пор не опутали узами брака.
— Я им не давался, — хмыкнул Доминик, — не знаю, Сашка, пойдет ли на пользу нам мое признание, но раз уж другие позаботились о том, чтобы я это сказал, значит, оно и к лучшему.
— Наверняка к лучшему. Но почему молчал все это время?
— Не хотел торопить события, ты всегда держалась отстраненно.
— Зачем лелеять надежду на то, что, скорее всего, не случится?
Доминик даже остановился. Отстранил меня от себя и одним пальцем приподнял подбородок, заставляя смотреть в глаза.
— Откуда это в тебе? Вернее, я знаю, откуда, — он метнул взгляд в сторону стола, — но неужели ты до сих пор считаешь, что не достойна счастья?
— У меня никогда не складывались отношения, — пожала плечами, — все сбегали. Слишком много тараканов у меня, наверное. Или еще чего, не знаю, но факт остается фактом. Парни не хотят строить со мной отношения, за исключением дружеских.
— Не говори глупостей. Это были просто не твои люди. Сбежали, наверное, оттого, что чувствовали себя недостойными рядом с такой красивой, умной, доброй и упорной девушкой. А заморочки, они у всех есть.
— А у тебя они есть? — мы продолжали стоять в обнимку на середине зала.
Я положила голову на грудь парню и слушала уверенный стук сердца. Такое тепло разливалось в душе, что сердце замирало и сжималось, и все проблемы вдруг показались мелкими, не имеющими значения. Чувства радости и счастья, словно дурман, окутывали, захватывали разум в плен. Я не знала, то ли плакать, то ли смеяться. Наверное, впервые признание всего лишь в симпатии было настолько важным.
— Конечно, — легко признался он, — я терпеть не могу ложь и говорил тебе об этом.
— Ну, это не заморочка, это нормальное отношение ко лжи.
— Нет, Саша, ты не понимаешь. Даже самая маленькая ложь по поводу какой-то мелочи может навсегда отвратить меня от человека.
— Да, я помню, какой ты был злой, когда я Лексу наврала. Но ты же сделал исключение тогда.
— Из каждого правила есть исключения, — погладил меня по спине, — я, конечно, доволен, но мы привлекаем слишком много внимания. И музыка давно сменилась.
— Да, ты прав, — отстранилась от него и взглянула на друзей.
На нас не смотрел только ленивый, благо, хоть пальцами не тыкали. Доминик поймал мою руку, и так, держась за руки, мы пошли ко всем. Запоздалое понимание, что все видели то, чем закончился танец, заставило мысленно застонать.
— Слушай, а если ты ложь не любишь, то что говорил Лексу насчет меня? — пыталась я хоть как-то отвлечься от пристальных, наполненных хитростью и весельем взглядов.
— А я ему и не лгал. Сказал, что ваши отношения — это ваше дело, решайте его между собой, а от меня пусть ничего не ждет. Иногда лучше вообще промолчать, чем погрязнуть в собственной лжи.
За столом воцарилась тишина, как только мы подошли. Я уже тысячу раз пожалела, что занавеску сдвинули на время танцев. Взгляды друзей раздражали и заставляли смущаться. Посмотрела на Натку. Она улыбалась во все зубы и, казалось, с трудом воздерживалась от комментариев.
— Что? — первая не выдержала и спросила, глядя на подругу. Мой вопрос прозвучал так громко, что я сама испугалась собственного голоса.
— Ничего, — все так же ухмыляясь, девушка подняла руки и замотала головой, — я молчу. Как ты и просила, — но в ее словах звучало столько веселья и язвительности, что хотелось ее стукнуть.
— По-моему, вы уже всю нашу жизнь обсудили вдоль и поперек, — сказал Доминик, — так что, если жаждете подробностей, поспрашивайте у тех, кто слухи разносит. Они вам больше нашего расскажут, а здесь мы собрались, чтобы Лекса поздравить. Правда, дружище? С днем рождения! — он поднял бокал, вынуждая всех последовать его примеру.
А другой рукой держал мою руку, положив на свое колено, и гладил большим пальцем. Дом не переставал меня восхищать. Насколько легко ему удавалось усмирить каждого, как легко он переключал их внимание. И всегда спасал меня от неловких положений. Жизнь, конечно, непредсказуемая штука, но я надеялась, что она не разведет меня с таким потрясающим парнем.
Остаток вечера я провела в попытке осознать, что произошло. Пыталась поверить, что это не розыгрыш и не попытка поглумиться. Нет, Доминик не мог поступить со мной так подло, слишком он был честным и совестливым. Да и его рука, которая всегда находила мою и сжимала, была настоящей. На некоторое время я даже выпала из реальности, раз за разом прокручивая разговор с Домиником. И раз за разом с трудом сдерживала улыбку. Поднимала бокал при очередном тосте, но порой даже не делала традиционного глотка.
Никто не пытался привести меня в чувство, но иногда я ловила на себе понимающие взгляды. А на Натку и вовсе смотреть было страшно, в светящихся глазах подруги, словно бегущая строка с огромными буквами, сменялись эмоции, но главенствующим было жгучее любопытство, которое горело ярким пламенем во взгляде девушки. Я чувствовала, что сегодняшнее ее молчание обойдется мне очень дорого. Наверняка меня ждал допрос с пристрастием, но было очевидно, что Натка рада такому развитию событий. И, скорее всего, рада она в первую очередь за Доминика.
Тихое и спокойное застолье с плавными танцами и мирными беседами быстро наскучило молодым и энергичным студентам, и остаток ночи мы провели в менестреле, выплескивая накопившуюся энергию и праздничное настроение.
Нет, практически ничего не изменилось в наших отношениях с Домиником, и, наверное, это было правильным. Он чаще меня касался, практически не выпускал мою руку из своей, когда мы сидели за столом, обнимал, смеялся, улыбался, говорил комплементы, но дал мне время осознать, понять, что он рядом, и у нас может что-то получиться. Наверное, это время он давал и себе. Но даже при привычном поведении между нами незримо изменилась атмосфера, стало волнительной. И это волнение, от которого голова немного кружилась, было приятным. Счастливым.
На ночь мы отправились в уже знакомый гостевой дом, и, стоя у двери нашей с Наткой комнаты, Доминик крепко обнял меня, уткнувшись в макушку носом.
— Я же говорил, то, что ты пошла на его день рождения — к лучшему.
— Ты был, как и всегда, прав.
— Сладких снов, Саша, — он поцеловал меня в макушку и отстранился.
— Спокойной ночи, — улыбнулась и прошмыгнула к себе. Закрыла дверь и закрыла лицо руками, скрывая улыбку до ушей.
— Да наконец-то, — усмехнулась Натка. Подруга скидывала верхнюю одежду и смотрела на меня. — А я уж думала, что вы никогда не решитесь признаться друг другу.
— В смысле?
— Ой, Сашка, да только слепой не замечал, с какой нежностью вы друг на друга смотрите. Но вот же незадача, вы оба оказались слепыми. Не знаю, что сегодня толкнуло вас на этот шаг, но я рада, что это случилось.
— Сориан с Лексом. Это они намекнули.
— А, без посторонней помощи не обошлось. Я их завтра расцелую. В общежитии уже спорят, друзьями вы останетесь по своей глупости или все-таки зачатки разума у вас где-то есть. Ладно, Сашка, не обижайся, извини, что-то как-то грубо вышло. Но, гребанный свирстик, как вы меня бесили тем, что ходили кругами!
— Кто такой этот свистик? — рассмеялась я оттого, насколько искренне и зло возмущалась подруга. Это выглядело комично.
— Не свистик, а свирстик. Гадость неимоверная. Зимняя дрянь. Белый червь до тридцати сантиметров длиной, с острыми зубами и большим ртом. Он в снегах некоторых лесов водится. У него на передней части есть маленькие, но очень мощные лапки, он ими снег загребает и прорывает тоннели, а питается кровью и энергией магической. Вот и вы с Домиником, как два свирстика, всю кровь мне высосали вместе с энергией, пока я за вас переживала. Да я за себя так не переживала, когда у нас с Тхимом все начиналось.
— Ну, все, все. Не нужно за нас так переживать. Мы сами разберемся, правда. Но спасибо, приятно, когда за тебя кто-то так сильно волнуется.
— Разберутся они, — пробурчала Натка, — в следующей жизни такими темпами. Все. Я спать. Скоро уже солнце встанет.
— Ворчунья. Но я все равно тебя люблю.
— Ты бы себя видела, мне кажется, ты сейчас вообще весь мир любишь.
Да, наверное, весь мир. Хотелось взлететь от ощущения счастья. Это потрясающее чувство, но даже оно было не властно над недосыпом. Уснула я моментально, как только голова коснулась подушки. Снов не видела.
Проснулась от громкого стука, будто кто-то пытался вынести дверь в нашу комнату, села на кровати и пыталась продрать глаза. На соседней кровати такая же сонная, взлохмаченная и ничего не понимающая, сидела Натка.
— Я сейчас встану, — прорычала девушка, — открою дверь и запущу в того, кто ломится к нам, зарядом огня.
— Мне не страшно. Мне вчера вещицу подарили, которая меня спасет, — раздался из-за двери голос Лекса.
— Девчонки, мы вас уже полчаса разбудить пытаемся, — послышался голос Доминика, — уже собирались к хозяевам идти за запасными ключами.
— Мы проснулись, — крикнула я, — умоемся и спустимся.
Взглянула на Натку и перевела взгляд на окно. Солнца не было видно за темными тучами. Какое время суток, было не определить.
— Ну вы и спите, — восхитились ребята, когда мы спустились вниз.
— У нас крепкий здоровый сон, — важно заметила я, подходя к столу, уставленному какими-то салатами, пирожными и чаем. Дария сдвинулась, освобождая место возле Доминика. Кивком поблагодарила ее, улыбнулась парню и обвела взглядом остальных ребят.
— Вас можно поздравить? — отхлебывая из чашки, спросил Сориан.
— Думаю, ты торопишь события, — с нажимом произнесла я, давая понять и остальным, что эта тема не обсуждается.
— Понял. Значит, еще рано.
Я метнула испепеляющий взгляд на сокурсника, но его совершенно это не тронуло. Он намазывал джем на кусочек светлого хлеба и не обращал на меня внимания. Зараза.
Оказалось, что время близилось к вечеру, и этот факт немало меня взволновал. Словно маленький надоедливый колокольчик, на задворках сознания висела мысль о докладе по кровавым ритуалам. Но, видимо, не у меня одной были такие колокольчики. Мы позавтракали, вернее, поужинали, поделились впечатлениями о празднике и отправились в родную академию, которая ждала своих студентов.
— Как прошел танец с Лексом? — снова оставил он без ответа мой вопрос.
— Это становится традицией, — хмыкнула и прищурилась, — ты очень часто стал игнорировать мои вопросы, уходишь от темы. Мне это не очень нравится. Ты просил, чтобы я была с тобой откровенна, а сам не можешь ответить взаимностью, — закусила губу, когда поняла, что меня понесло. Мне было неприятно, что он отмалчивается и не хочет делиться тем, что его тревожит, но Доминик не тот, с кем бы я хотела ругаться. — Прости, — тут же исправилась. А Доминика, похоже, мое возмущение только веселило. Уголки его губ подрагивали, глаза смеялись, но он отчаянно боролся с проявлениями веселья.
— Ты так забавно злишься, а уж стесняешься своей злости еще обаятельнее, — все-таки не сдержал улыбку.
— А ты опять уходишь от темы, — смущенная его словами, пробурчала в ответ.
— Я переживал за тебя. Знаю, как сложно тебе далось согласие прийти сюда, а Лекс еще и вынудил потанцевать с ним. Вы поговорили?
— И да, и нет. Я не стала говорить ему правду. В очередной раз отсрочила этот разговор. День рождения — не лучшее время вываливать на него груз ответственности за то, что он сделал и, вполне возможно, уже забыл об этом.
— Ты беспокоишься за него? — удивился Доминик.
— Нет, дело не в беспокойстве. У меня жутко болтливая и громкоголосая совесть, которая потом вечность мучила бы меня за испорченный праздник.
— Ты странная, Сашка, и в этой своей странности невероятно привлекательна.
— Спасибо. Ты меня завалил комплементами, и я скоро сгорю от смущения.
— Так о чем с Лексом говорили, если не секрет?
Рассказала ему наш разговор о моем отношении и поведении с Лексом. Доминик умело вел в танце, поэтому я даже не следила за тем, что происходило вокруг, расслабилась, но говорить о том, чем разговор закончился, не хотела. Просто не знала, как задать вопрос Доминику, не давая понять, насколько интересен и, наверное, даже важен для меня ответ на него.
— Есть еще что-то, о чем ты хочешь сказать? — он оказался очень проницателен.
— Нет, то есть да, — собралась с силами и начала издалека, — знаешь… конечно, знаешь. О нас столько слухов ходит, что впору в блокнотик записывать все варианты. Вот. И я, и ты знаем, что это все неправда. Ну, и я не обращаю на эти слухи внимания. Как и ты.
— Я даже боюсь представить, к чему ты ведешь разговор и почему так сильно волнуешься, — он провел ладонью по моей спине, — извини, перебил, продолжай.
— Вот. Слухи слухами. Но… Короче, Доминик, мне Сориан и Лекс намекали, что не все слухи врут.
— А конкретнее? — склонил голову к плечу, хитро улыбаясь.
— Ну, ты же и так понимаешь, о чем я, — постаралась, чтобы в голосе звучало много мольбы.
Сказать ему о том, что парни практически открыто заявили о его симпатии ко мне, было сложно и боязно. Вдруг неправда. А он словно забавлялся надо мной, видел же, как трудно для меня оказалось сказать то, что я уже сказала, и все равно допытывался.
— Я не могу знать, что тебе сказали эти двое, — гнул свою линию, не оставляя мне выбора.
Опустила глаза на черную рубашку. Пуговички такие красивые, металлические, отполированные до блеска. И пахнет от Доминика приятно, морской свежестью. Не поднимая глаз, все-таки пояснила свои слова.
— Они намекали, что я нравлюсь тебе больше, чем просто подруга, а Лекс просил не морочить тебе голову. Вот, — получилось тихо-тихо. И щеки потеплели.
— И ты хочешь узнать, насколько они правы?
Кивнула. Потом замотала головой. Очень хотела, но в нынешней ситуации все выглядело так, будто я напросилась на это признание.
— Сашка-Сашка, до чего ты милая, когда смущаешься. Посмотри на меня.
Я подняла голову. Он улыбался, обвел взглядом мое лицо и, наконец, ответил. Сердце от волнения отбивало дробь и намеревалось выпрыгнуть из груди.
— Ты мне нравишься, Сашка, очень, и это правда. Но нужно ли тебе это знание?
Я хлопала глазами и не могла ничего ответить, в груди все словно перевернулось. Ушам своим не верила. Казалось, что это мое воображение играет злую шутку, и сейчас Доминик пощелкает пальцами перед лицом и спросит, намерена ли я отвечать на вопрос о разговоре с Лексом. А все остальное — придумано мной.
— Очень нужно, — вновь взглянула на приглянувшуюся пуговицу и не смогла сдержать улыбки. Подняла взгляд. Доминик тоже улыбался, но как-то напряженно.
— Мне не нужны одолжения или благодарность, а уж тем более жалость с учетом того, что ты знаешь мою историю. Да и сама понимаешь, то, что я тебе нравлюсь, как друг, ничего не меняет.
— Ты ненормальный, Доминик. Ни о чем таком и речи быть не может. Я просто словно во сне. Сложно поверить в реальность происходящего, — уткнулась лбом в его грудь. — Друг, — нервно хмыкнула, — я каждый день судьбу благодарила, что ты появился в моей жизни. Хотя бы как друг. А об остальном даже и думать не хотела.
— Глупая ты, Сашка, — он крепко обнял меня. Я на секунду замешкалась, а потом и сама положила свои руки на его спину.
— А ты мне тоже нравишься, — признаться в своей симпатии вот так, не глядя в глаза, было легче. — Ты не можешь не нравиться. Вообще не понимаю, как тебя до сих пор не опутали узами брака.
— Я им не давался, — хмыкнул Доминик, — не знаю, Сашка, пойдет ли на пользу нам мое признание, но раз уж другие позаботились о том, чтобы я это сказал, значит, оно и к лучшему.
— Наверняка к лучшему. Но почему молчал все это время?
— Не хотел торопить события, ты всегда держалась отстраненно.
— Зачем лелеять надежду на то, что, скорее всего, не случится?
Доминик даже остановился. Отстранил меня от себя и одним пальцем приподнял подбородок, заставляя смотреть в глаза.
— Откуда это в тебе? Вернее, я знаю, откуда, — он метнул взгляд в сторону стола, — но неужели ты до сих пор считаешь, что не достойна счастья?
— У меня никогда не складывались отношения, — пожала плечами, — все сбегали. Слишком много тараканов у меня, наверное. Или еще чего, не знаю, но факт остается фактом. Парни не хотят строить со мной отношения, за исключением дружеских.
— Не говори глупостей. Это были просто не твои люди. Сбежали, наверное, оттого, что чувствовали себя недостойными рядом с такой красивой, умной, доброй и упорной девушкой. А заморочки, они у всех есть.
— А у тебя они есть? — мы продолжали стоять в обнимку на середине зала.
Я положила голову на грудь парню и слушала уверенный стук сердца. Такое тепло разливалось в душе, что сердце замирало и сжималось, и все проблемы вдруг показались мелкими, не имеющими значения. Чувства радости и счастья, словно дурман, окутывали, захватывали разум в плен. Я не знала, то ли плакать, то ли смеяться. Наверное, впервые признание всего лишь в симпатии было настолько важным.
— Конечно, — легко признался он, — я терпеть не могу ложь и говорил тебе об этом.
— Ну, это не заморочка, это нормальное отношение ко лжи.
— Нет, Саша, ты не понимаешь. Даже самая маленькая ложь по поводу какой-то мелочи может навсегда отвратить меня от человека.
— Да, я помню, какой ты был злой, когда я Лексу наврала. Но ты же сделал исключение тогда.
— Из каждого правила есть исключения, — погладил меня по спине, — я, конечно, доволен, но мы привлекаем слишком много внимания. И музыка давно сменилась.
— Да, ты прав, — отстранилась от него и взглянула на друзей.
На нас не смотрел только ленивый, благо, хоть пальцами не тыкали. Доминик поймал мою руку, и так, держась за руки, мы пошли ко всем. Запоздалое понимание, что все видели то, чем закончился танец, заставило мысленно застонать.
— Слушай, а если ты ложь не любишь, то что говорил Лексу насчет меня? — пыталась я хоть как-то отвлечься от пристальных, наполненных хитростью и весельем взглядов.
— А я ему и не лгал. Сказал, что ваши отношения — это ваше дело, решайте его между собой, а от меня пусть ничего не ждет. Иногда лучше вообще промолчать, чем погрязнуть в собственной лжи.
За столом воцарилась тишина, как только мы подошли. Я уже тысячу раз пожалела, что занавеску сдвинули на время танцев. Взгляды друзей раздражали и заставляли смущаться. Посмотрела на Натку. Она улыбалась во все зубы и, казалось, с трудом воздерживалась от комментариев.
— Что? — первая не выдержала и спросила, глядя на подругу. Мой вопрос прозвучал так громко, что я сама испугалась собственного голоса.
— Ничего, — все так же ухмыляясь, девушка подняла руки и замотала головой, — я молчу. Как ты и просила, — но в ее словах звучало столько веселья и язвительности, что хотелось ее стукнуть.
— По-моему, вы уже всю нашу жизнь обсудили вдоль и поперек, — сказал Доминик, — так что, если жаждете подробностей, поспрашивайте у тех, кто слухи разносит. Они вам больше нашего расскажут, а здесь мы собрались, чтобы Лекса поздравить. Правда, дружище? С днем рождения! — он поднял бокал, вынуждая всех последовать его примеру.
А другой рукой держал мою руку, положив на свое колено, и гладил большим пальцем. Дом не переставал меня восхищать. Насколько легко ему удавалось усмирить каждого, как легко он переключал их внимание. И всегда спасал меня от неловких положений. Жизнь, конечно, непредсказуемая штука, но я надеялась, что она не разведет меня с таким потрясающим парнем.
Глава 21
Остаток вечера я провела в попытке осознать, что произошло. Пыталась поверить, что это не розыгрыш и не попытка поглумиться. Нет, Доминик не мог поступить со мной так подло, слишком он был честным и совестливым. Да и его рука, которая всегда находила мою и сжимала, была настоящей. На некоторое время я даже выпала из реальности, раз за разом прокручивая разговор с Домиником. И раз за разом с трудом сдерживала улыбку. Поднимала бокал при очередном тосте, но порой даже не делала традиционного глотка.
Никто не пытался привести меня в чувство, но иногда я ловила на себе понимающие взгляды. А на Натку и вовсе смотреть было страшно, в светящихся глазах подруги, словно бегущая строка с огромными буквами, сменялись эмоции, но главенствующим было жгучее любопытство, которое горело ярким пламенем во взгляде девушки. Я чувствовала, что сегодняшнее ее молчание обойдется мне очень дорого. Наверняка меня ждал допрос с пристрастием, но было очевидно, что Натка рада такому развитию событий. И, скорее всего, рада она в первую очередь за Доминика.
Тихое и спокойное застолье с плавными танцами и мирными беседами быстро наскучило молодым и энергичным студентам, и остаток ночи мы провели в менестреле, выплескивая накопившуюся энергию и праздничное настроение.
Нет, практически ничего не изменилось в наших отношениях с Домиником, и, наверное, это было правильным. Он чаще меня касался, практически не выпускал мою руку из своей, когда мы сидели за столом, обнимал, смеялся, улыбался, говорил комплементы, но дал мне время осознать, понять, что он рядом, и у нас может что-то получиться. Наверное, это время он давал и себе. Но даже при привычном поведении между нами незримо изменилась атмосфера, стало волнительной. И это волнение, от которого голова немного кружилась, было приятным. Счастливым.
На ночь мы отправились в уже знакомый гостевой дом, и, стоя у двери нашей с Наткой комнаты, Доминик крепко обнял меня, уткнувшись в макушку носом.
— Я же говорил, то, что ты пошла на его день рождения — к лучшему.
— Ты был, как и всегда, прав.
— Сладких снов, Саша, — он поцеловал меня в макушку и отстранился.
— Спокойной ночи, — улыбнулась и прошмыгнула к себе. Закрыла дверь и закрыла лицо руками, скрывая улыбку до ушей.
— Да наконец-то, — усмехнулась Натка. Подруга скидывала верхнюю одежду и смотрела на меня. — А я уж думала, что вы никогда не решитесь признаться друг другу.
— В смысле?
— Ой, Сашка, да только слепой не замечал, с какой нежностью вы друг на друга смотрите. Но вот же незадача, вы оба оказались слепыми. Не знаю, что сегодня толкнуло вас на этот шаг, но я рада, что это случилось.
— Сориан с Лексом. Это они намекнули.
— А, без посторонней помощи не обошлось. Я их завтра расцелую. В общежитии уже спорят, друзьями вы останетесь по своей глупости или все-таки зачатки разума у вас где-то есть. Ладно, Сашка, не обижайся, извини, что-то как-то грубо вышло. Но, гребанный свирстик, как вы меня бесили тем, что ходили кругами!
— Кто такой этот свистик? — рассмеялась я оттого, насколько искренне и зло возмущалась подруга. Это выглядело комично.
— Не свистик, а свирстик. Гадость неимоверная. Зимняя дрянь. Белый червь до тридцати сантиметров длиной, с острыми зубами и большим ртом. Он в снегах некоторых лесов водится. У него на передней части есть маленькие, но очень мощные лапки, он ими снег загребает и прорывает тоннели, а питается кровью и энергией магической. Вот и вы с Домиником, как два свирстика, всю кровь мне высосали вместе с энергией, пока я за вас переживала. Да я за себя так не переживала, когда у нас с Тхимом все начиналось.
— Ну, все, все. Не нужно за нас так переживать. Мы сами разберемся, правда. Но спасибо, приятно, когда за тебя кто-то так сильно волнуется.
— Разберутся они, — пробурчала Натка, — в следующей жизни такими темпами. Все. Я спать. Скоро уже солнце встанет.
— Ворчунья. Но я все равно тебя люблю.
— Ты бы себя видела, мне кажется, ты сейчас вообще весь мир любишь.
Да, наверное, весь мир. Хотелось взлететь от ощущения счастья. Это потрясающее чувство, но даже оно было не властно над недосыпом. Уснула я моментально, как только голова коснулась подушки. Снов не видела.
Проснулась от громкого стука, будто кто-то пытался вынести дверь в нашу комнату, села на кровати и пыталась продрать глаза. На соседней кровати такая же сонная, взлохмаченная и ничего не понимающая, сидела Натка.
— Я сейчас встану, — прорычала девушка, — открою дверь и запущу в того, кто ломится к нам, зарядом огня.
— Мне не страшно. Мне вчера вещицу подарили, которая меня спасет, — раздался из-за двери голос Лекса.
— Девчонки, мы вас уже полчаса разбудить пытаемся, — послышался голос Доминика, — уже собирались к хозяевам идти за запасными ключами.
— Мы проснулись, — крикнула я, — умоемся и спустимся.
Взглянула на Натку и перевела взгляд на окно. Солнца не было видно за темными тучами. Какое время суток, было не определить.
— Ну вы и спите, — восхитились ребята, когда мы спустились вниз.
— У нас крепкий здоровый сон, — важно заметила я, подходя к столу, уставленному какими-то салатами, пирожными и чаем. Дария сдвинулась, освобождая место возле Доминика. Кивком поблагодарила ее, улыбнулась парню и обвела взглядом остальных ребят.
— Вас можно поздравить? — отхлебывая из чашки, спросил Сориан.
— Думаю, ты торопишь события, — с нажимом произнесла я, давая понять и остальным, что эта тема не обсуждается.
— Понял. Значит, еще рано.
Я метнула испепеляющий взгляд на сокурсника, но его совершенно это не тронуло. Он намазывал джем на кусочек светлого хлеба и не обращал на меня внимания. Зараза.
Оказалось, что время близилось к вечеру, и этот факт немало меня взволновал. Словно маленький надоедливый колокольчик, на задворках сознания висела мысль о докладе по кровавым ритуалам. Но, видимо, не у меня одной были такие колокольчики. Мы позавтракали, вернее, поужинали, поделились впечатлениями о празднике и отправились в родную академию, которая ждала своих студентов.