Аделина и Лесной Король.
В далёкие-далёкие времена, когда солнце над головой сияло ярче, вода в морях казалась светлей лазури, а высокие горы были столь круты и неприступны, что ласкали их заснеженные вершины лишь сизые облака, на земле бок о бок с людьми жили существа волшебные. В бездонных океанах царствовали звонкоголосые русалки и прелестные нереиды, бескрайние леса населяли очаровательные феи и пленительные нимфы, а по песчаным дорогам скитались могущественные волшебники и злые колдуны. И в это самое время на престол Средиземья взошел отважный и мудрый Король Дарион. И правил он своей железной рукой по совести и по справедливости, жил в мире и гармонии со всеми существами, землю населявшими. И процветало его Королевство славное, а подданные души не чаяли в своём правителе, не знали они ни бед, ни горя, ни болезней. Плодородная земля всегда радовала жителей местных урожаем богатым, а на лугах зелёных паслись тучные стада коров и овец.
Однажды пришло время обзаводиться Королю наследниками, и взял он в жены себе Добрую Принцессу Гвендолин, была она мила на лицо, не обделена умом и имела характер покладистый. Жители Средиземья приняли молодую Королеву с распростёртыми объятьями, а вскоре и Дарион познал счастье своё, когда супруга драгоценная объявила о скором появлении наследника.
Будущий отец, вне себя от счастья, закатил пир королевский. Неделю гремели торжества, вино рекой лилось, столы горой от яств изысканных ломились, а менестрели заезжие пели и басни складывали в честь супругов молодых.
На седьмой день празднества назначена была Охота Королевская. Дарион величественно гарцевал перед придворными на вороном жеребце своём. Непоседливые гончие виляли своими вздернутыми хвостиками и с восторженным лаем неслись вслед за Королем. Поприветствовал он собравшихся, пришпорил коня и во весь опор помчался в гущу лесную. Ничто беды не предвещало, звонко трубили горнисты, а барабанщики отбивали дробь.
Издалека заметил Король оленя золотого, и погнался он, голову сломя, за животным великолепным. Летел красавец лесной точно стрела золотая сквозь заросли леса непроходимые, но и Дарион не отставал, мчался следом во весь опор, не выпуская из виду животного быстрого. Долго преследовал он оленя благородного, солнце жаркое успело взойти в зенит. Умелый охотник издали услышал журчание ручья прохладного, и позволил он длинноногому красавцу лесному жажду утолить его мучавшую. Сам же замедлил ход коня и вскинул на плечо лук охотничий. И видел зоркий глаз Короля, как вздымалась и блестела на солнце грудь прекрасного животного после бега быстрого, как шея гибкая склонилась к ручью спасительному, и язык бархатный заскользил по глади водной.
Натянул Дарион тетиву, прицелился в самое сердце дивного животного, оставалось лишь выпустить стрелу, и пал бы золотой олень жертвой к ногам его. Но силы лесные неведомые вмешаться решили. Заскользили могучие корни многовековых деревьев точно змеи по земле, небо вмиг нахмурилось, скрывая от взора всякого солнце ясное. Дрогнула рука Короля, улетела стрела в небо грозовое, разрывая его вспышкой молнии яркой. И грянул гром, и вода с небес непроглядной стеной на землю хлынула.
Конь исполинский испугался гнева природного, встал на дыбы, заржав во все горло, сбросил всадника своего венценосного и умчался прочь с поляны злополучной.
Очнулся Король в чащобе незнакомой, огляделся по сторонам, взглядом коня своего не нашел, да и не понял, как здесь оказался. Долго бродил он по лесу незнакомому в поисках питья, еды и дороги домой, но ничего сыскать не мог. В конце дня обессиленно прислонился он к ели высокой и взмолился силам высшим о помощи, и привиделось ему лицо незнакомки прекрасное.
Сквозь сумрак вечерний явственно увидел Король, как подняла девица красная на него глаза свои цвета зелени весенней цветущей и улыбнулась застенчиво. Смотрел он на незнакомку чудесную, и сердце его замирало от красоты неземной. Поманила она его пальчиком тонким, пригласила за собой следовать.
Не сразу понял Король, то ли наяву красавицу лесную ему довелось повстречать, то ли разум изможденный изволил с ним шутки нехорошие шутить, но не было у него выхода иного, как пойти во след за видением своим очаровательным.
Вела она его в ночи тропами тайными, дорожками неведомыми. Шла дева впереди, точно птичка порхала, едва земли касаясь. Трава бархатным ковром стелилась под ногами ее босыми, а ветви кустарников колючие сами расходились в стороны, пропуская Нимфу вперёд. Король же, точно зверь раненый, устало следовал за ней, из последних сил прижимался к статным стволам деревьев, чтобы дыхание тяжелое перевести. С трудом отводил он с пути своего непослушные прутья с шипами, до крови кожу царапавшие, и переступал через кочки болотные, прямо под ногами у него из земли прораставшие.
Но всегда оглядывалась прелестница, бросала взгляды лукавые на мужчину, проверяла идет ли он за ней, не отстал ли, не заплутал ли, не развела ли их судьба? И шел Король, боясь из виду упустить волосы ее серебристые, стан тонкий девичий, освещенный светом луны холодным. Шел, будто нитью с ней единой связанный, шаг за шагом, след в след, нога в ногу. Ловил аромат по-летнему невероятный, исходящий от спутницы его неземной. Чудились ему запахи ягод лесных, малины да ежевики, да волшебства, что в прохладе ночной витало.
Всю ночь Дарион без остановки следовал за спасительницей чудесной, и только светать начало, как вышли они к ручью хрустальному. Упал Король на колени перед ним и приник устами к влаге живительной. Никогда ещё вода обычная не казалась ему столь сладкой, будто жизнью новой наполняла она каждую клеточку его тела.
Взбодрился Король, на душе тепло и светло стало. Вот только забылось ему на мгновение, кто он, и как оказался в месте этом диковинном. Обратил взор в небо утреннее серое, огляделся по сторонам, и дева прекрасная шепнула ему из зарослей малинника густого:
– Король, наш Славный Добрый Дарион, в приветствие прими мой низменный поклон!
Память вмиг вернулась к Королю, стоило ему имя своё истинное услышать. Он сразу и не понял, что приключилось с ним, а Нимфа пояснила:
– Открою тайну не тая, не пей ты воду из ручья. На вкус она медова и нежна, да сладостью обманчива сполна. Один ее глоток, и ты забудешь обо всем на свете. И глазом не успеешь, не моргнешь, как в Вечное Забвение попадешь.
Удивился Король, но в пояс Нимфе поклонился за напутствие доброе.
– Светает скоро, мне пора идти, а ты, Король, ступай в мой дом и отдохни.
Кусты малины, как по волшебству, разошлись в стороны разные и явили взору монаршему дуб размеров невероятных. Крона его утопала в густой листве зеленой и исчезала в бескрайней выси небесной. Тропинка извилистая к дубу тому бежала, сплошь светлячками усеянная. И незаметная дверца в стволе его могучем была, и вели к ней ступени из корней древа переплетённые.
Диву дался Дарион, обернулся он к Нимфе прекрасной, но не оказалось ее рядом, исчезла она с поляны волшебной, будто и не было девы прелестной вовсе. Пожал плечами Дарион, и к древу вековому направился, ловко взбежал он по ступеням волшебным, зашёл через дверцу дубовую в избу, заскрипели под сапогами его половицы ветхие. Огляделся Король по сторонам, и взглядом своим строгим убранство скудное изучать принялся: печь каменная, лавка с пёстрым лоскутным одеялом, пара сундуков, да стол деревянный. Вздохнул Дарион и понял, необходима хозяйству рука крепкая мужская.
Присел он за стол и не заметил совсем, с дороги уставший, как сон крепкий сморил его, уснул на лавке узкой и жёсткой, одеялом лоскутным укрывшись. А проснулся, когда солнце ясное стало за верхушки деревьев высоких прятаться.
Вышел Дарион во двор, возвращения хозяйки своей гостеприимной дожидаться. И только когда лучик солнца последний простился с днём минувшим, заставляя гореть небосвод красками алыми, появилась на поляне Нимфа Лесная.
Подскочил на ноги Король, и взгляд его жадный с головы до ног обласкал деву прелестную. Стояла она на краю поляны в платье необычном, из листвы вечнозеленой сотканном. На плече ее белка с пушистым хвостом сидела, а в ногах заяц пегий на месте усидеть не мог, скакал вокруг ножек ее босых. Улыбнулся Дарион картине дивной и обратился он к Нимфе чудесной:
– Прошу, в неведенье меня ты не томи, и имя доброе скорее мне скажи.
– Адель, – точно птичка пропела девушка.
Склонил Дарион перед ней одно колено и продолжил:
– Не знаю, как отблагодарить, позволь поклоном одарить за то, что не оставила меня в глуши и вывела на свет в ночи.
Догадался Король, что спасла его красавица лесная от гнева Природы-Матушки, зря он на оленя ее любимого золотого стрелу свою навел. Признал Дарион ошибку свою, и благодарен был искренне спасительнице своей за помощь неотложную.
– Скажи, Владычица Лесная, о чем мечтаешь, не скрывая. Лишь в силах будет то моих, я одарю тебя за миг.
Запылали щёчки красавицы огнем смущения, качнула головой она робко и молвила:
– Ох, ты ошибся, мой Король, не властвую я над землёй. Я помогаю, чем могу, за Лесом Заколдованным слежу, чтоб процветал сей дивный край, и был здесь вечно теплый май.
Попросил Дарион прощения за неосведомлённость свою, ещё пуще покрылись румянцем алым щёчки девичьи, ещё прекраснее стала Нимфа. Взгляд свой пронзительный на Короля подняла, да молвила голосом тихим:
– Но знаешь, есть одно желанье, ты не считай, что в наказанье! Семь дней со мною проведи, компанию свою мне подари. И сразу только минет срок – отправишься на перепутие дорог. А там уж волен ты идти туда, где ждёт тебя твоя судьба.
Принял Дарион без раздумий лишних приглашение любезное, улыбнулась Адель ему кротко и в избе своей дубовой исчезла. А когда Дарион следом в дом воротился, то ждал его на столе ужин сытый, а Нимфа прелестная ловко запрыгнула на печь каменную, да за перегородкой от глаз гостя сокрылась.
Неделя пролетела, и глазом Король моргнуть не успел.
Каждое утро Адель словно пташка ранняя улетала в глушь лесную службу свою нести исправно. А Король тем временем снимал с себя одежды царские, золотой нитью и камнями драгоценными расшитые и от рассвета и до заката самого занимался делами хозяйскими, да с нетерпением ждал наступления вечера позднего, чтобы вновь увидеться с нимфой своей. Ночи напролет проводили они в беседах долгих задушевных. Дарион с неприкрытым обожанием смотрел на собеседницу свою очаровательную, а Адель точно цветок диковинный расцветала под взглядом его.
Может, и большего желал Король, вкус губ почувствовать сладкий, мягкость кожи бархатной ощутить на кончиках пальцев своих, да не смел он обидеть деву чистую и непорочную помыслами своими греховными. Проникся он к девушке чувствами теплыми неподдельными, душами сроднились они, и сердцами глубоко проросли друг в друга.
Шесть дней по хозяйству он хлопотал, полы скрипучие переложил, мебель в доме обветшавшую подновил, крышу дырявую подлатал, дров на зиму студёную наколол и траву высокую на лугу скосил. А на седьмой день, Нимфу свою чудесную молил с ним весь день провести перед разлукой неотложной. Видел, что сердце девичье рвется в груди пойманной птицей, но головой упрямо мотнула она и в чащобе лесной исчезла.
Долго ждал Дарион хозяйку добрую свою, но лишь Ведьма старая да безобразная повстречалась днем Королю на лужайке у ручья. Хотел он прогнать Колдунью страшную, но не увидел Дарион злобы в глазах ее выцветших. Поинтересовался Король, зачем Старуха пожаловала в дом Нимфы его лесной. Вздохнула Ведьма обречённо и лишь глоток воды колодезной попросила. Не отказал ей Дарион в просьбе столь малой, в руки дряблые с пальцами скрюченными вложил он чашу берестяную с водицей студеной. Напилась Ведьма, поклонилась, да под сенью деревьев растворилась.
Не дождался Король в тот день Нимфы своей, и сам не заметил, как уснул у порога дома точно верный пёс.
Разбудила его Адель утром ранним незадолго до восхода солнца ясного. Поднялся на ноги Король, и сердце сжалось его, исполненное боли щемящей. Не хотел он уходить, покидать жилище хозяйки своей благодушной, но долг звал его королевский.
Подвела его нимфа к ручью, что беспамятство дарил, и спросила, заставляя голос свой литься трелью звонкой, а не дрожать в страхе, предчувствуя горечь расставания:
– Ответь мне, милый, не тая, и знай, что я пойму тебя всегда. Готов ли ты вкусить Забвенья, чтоб здесь со мною жить всегда, за годом год на долгие века?
Понял Дарион, о каком перепутье дорог говорила Нимфа его прекрасная, с болью посмотрел он в глаза любимые зелёные, ладони ее холодные прижал к груди своей горячей и слово молвил:
– Я каждый день судьбу благодарю, что встретился с тобою на яву. За каждое прожитое мгновенье, за каждое шальное сновиденье, за каждую секунду близ тебя, благодарю весь мир любя. Но сердце разрывается от боли, ведь выбор не в моею воле, хочу прожить всю жизнь с тобой, но должен мчаться я домой. Когда корону я надел, в тот самый миг и вразумил.
Опустила дева глаза свои изумрудные, чтоб слез хрустальных видно не было.
–Твой выбор, Дарион, и он не оспоримый, не смею против молвить я и слова. Но на прощание прими мой дар, не откажись. Возьми в ладонь кольцо берестяное, подарок дочери своей преподнеси. Оно со временем сгодится деве юной, убережёт от силы злой и от беды. Иди Король дорогою своей, пусть светел будет путь и лёгок. И знай, что злости в сердце не держу, кипит любовь в нём лавою калёной, и в ней оно когда-нибудь сгорит дотла. Ступай, прошу тебя, не береди мне раны, иди и не смотри назад.
Повела его Адель тропами тайными. Травы болотные стелились ковром мягким под их ногами, а ветви колючие расходились с пути. Остановилась Нимфа на знакомой Дариону опушке далекой и молвила ему печально:
– Прощай, мой Король.
Ничего не ответил Дарион, понуро опустил голову и отрешенно пошел по тропе. Травы и деревья по-прежнему послушно указывали ему путь верный к дому, а потом вмиг срастались, застилая дорогу назад.
Ветер холодный пронизывающий подгонял Дариона в спину, и чудились Королю в дуновении его слова песни тоскливой. И хотел он обернуться, да не отваживался слову последнему Нимфы лесной перечить.
А если бы посмотрел назад, то увидел, что осталась Адель стоять на месте своём неподвижно, ноги ее медленно врастали в землю промерзшую, покрываясь корой древесной грубой, и тело цепенело ее, и стан хрупкий девичий превращался в ствол березки плакучей.
Весть о возвращении Короля быстро разнеслась по всему Средиземью. Ликовал народ и возносил хвалу в песнях своих силам высшим, благодаря за спасение чудесное Правителя своего славного и справедливого.
В далёкие-далёкие времена, когда солнце над головой сияло ярче, вода в морях казалась светлей лазури, а высокие горы были столь круты и неприступны, что ласкали их заснеженные вершины лишь сизые облака, на земле бок о бок с людьми жили существа волшебные. В бездонных океанах царствовали звонкоголосые русалки и прелестные нереиды, бескрайние леса населяли очаровательные феи и пленительные нимфы, а по песчаным дорогам скитались могущественные волшебники и злые колдуны. И в это самое время на престол Средиземья взошел отважный и мудрый Король Дарион. И правил он своей железной рукой по совести и по справедливости, жил в мире и гармонии со всеми существами, землю населявшими. И процветало его Королевство славное, а подданные души не чаяли в своём правителе, не знали они ни бед, ни горя, ни болезней. Плодородная земля всегда радовала жителей местных урожаем богатым, а на лугах зелёных паслись тучные стада коров и овец.
Однажды пришло время обзаводиться Королю наследниками, и взял он в жены себе Добрую Принцессу Гвендолин, была она мила на лицо, не обделена умом и имела характер покладистый. Жители Средиземья приняли молодую Королеву с распростёртыми объятьями, а вскоре и Дарион познал счастье своё, когда супруга драгоценная объявила о скором появлении наследника.
Будущий отец, вне себя от счастья, закатил пир королевский. Неделю гремели торжества, вино рекой лилось, столы горой от яств изысканных ломились, а менестрели заезжие пели и басни складывали в честь супругов молодых.
На седьмой день празднества назначена была Охота Королевская. Дарион величественно гарцевал перед придворными на вороном жеребце своём. Непоседливые гончие виляли своими вздернутыми хвостиками и с восторженным лаем неслись вслед за Королем. Поприветствовал он собравшихся, пришпорил коня и во весь опор помчался в гущу лесную. Ничто беды не предвещало, звонко трубили горнисты, а барабанщики отбивали дробь.
Издалека заметил Король оленя золотого, и погнался он, голову сломя, за животным великолепным. Летел красавец лесной точно стрела золотая сквозь заросли леса непроходимые, но и Дарион не отставал, мчался следом во весь опор, не выпуская из виду животного быстрого. Долго преследовал он оленя благородного, солнце жаркое успело взойти в зенит. Умелый охотник издали услышал журчание ручья прохладного, и позволил он длинноногому красавцу лесному жажду утолить его мучавшую. Сам же замедлил ход коня и вскинул на плечо лук охотничий. И видел зоркий глаз Короля, как вздымалась и блестела на солнце грудь прекрасного животного после бега быстрого, как шея гибкая склонилась к ручью спасительному, и язык бархатный заскользил по глади водной.
Натянул Дарион тетиву, прицелился в самое сердце дивного животного, оставалось лишь выпустить стрелу, и пал бы золотой олень жертвой к ногам его. Но силы лесные неведомые вмешаться решили. Заскользили могучие корни многовековых деревьев точно змеи по земле, небо вмиг нахмурилось, скрывая от взора всякого солнце ясное. Дрогнула рука Короля, улетела стрела в небо грозовое, разрывая его вспышкой молнии яркой. И грянул гром, и вода с небес непроглядной стеной на землю хлынула.
Конь исполинский испугался гнева природного, встал на дыбы, заржав во все горло, сбросил всадника своего венценосного и умчался прочь с поляны злополучной.
Очнулся Король в чащобе незнакомой, огляделся по сторонам, взглядом коня своего не нашел, да и не понял, как здесь оказался. Долго бродил он по лесу незнакомому в поисках питья, еды и дороги домой, но ничего сыскать не мог. В конце дня обессиленно прислонился он к ели высокой и взмолился силам высшим о помощи, и привиделось ему лицо незнакомки прекрасное.
Сквозь сумрак вечерний явственно увидел Король, как подняла девица красная на него глаза свои цвета зелени весенней цветущей и улыбнулась застенчиво. Смотрел он на незнакомку чудесную, и сердце его замирало от красоты неземной. Поманила она его пальчиком тонким, пригласила за собой следовать.
Не сразу понял Король, то ли наяву красавицу лесную ему довелось повстречать, то ли разум изможденный изволил с ним шутки нехорошие шутить, но не было у него выхода иного, как пойти во след за видением своим очаровательным.
Вела она его в ночи тропами тайными, дорожками неведомыми. Шла дева впереди, точно птичка порхала, едва земли касаясь. Трава бархатным ковром стелилась под ногами ее босыми, а ветви кустарников колючие сами расходились в стороны, пропуская Нимфу вперёд. Король же, точно зверь раненый, устало следовал за ней, из последних сил прижимался к статным стволам деревьев, чтобы дыхание тяжелое перевести. С трудом отводил он с пути своего непослушные прутья с шипами, до крови кожу царапавшие, и переступал через кочки болотные, прямо под ногами у него из земли прораставшие.
Но всегда оглядывалась прелестница, бросала взгляды лукавые на мужчину, проверяла идет ли он за ней, не отстал ли, не заплутал ли, не развела ли их судьба? И шел Король, боясь из виду упустить волосы ее серебристые, стан тонкий девичий, освещенный светом луны холодным. Шел, будто нитью с ней единой связанный, шаг за шагом, след в след, нога в ногу. Ловил аромат по-летнему невероятный, исходящий от спутницы его неземной. Чудились ему запахи ягод лесных, малины да ежевики, да волшебства, что в прохладе ночной витало.
Всю ночь Дарион без остановки следовал за спасительницей чудесной, и только светать начало, как вышли они к ручью хрустальному. Упал Король на колени перед ним и приник устами к влаге живительной. Никогда ещё вода обычная не казалась ему столь сладкой, будто жизнью новой наполняла она каждую клеточку его тела.
Взбодрился Король, на душе тепло и светло стало. Вот только забылось ему на мгновение, кто он, и как оказался в месте этом диковинном. Обратил взор в небо утреннее серое, огляделся по сторонам, и дева прекрасная шепнула ему из зарослей малинника густого:
– Король, наш Славный Добрый Дарион, в приветствие прими мой низменный поклон!
Память вмиг вернулась к Королю, стоило ему имя своё истинное услышать. Он сразу и не понял, что приключилось с ним, а Нимфа пояснила:
– Открою тайну не тая, не пей ты воду из ручья. На вкус она медова и нежна, да сладостью обманчива сполна. Один ее глоток, и ты забудешь обо всем на свете. И глазом не успеешь, не моргнешь, как в Вечное Забвение попадешь.
Удивился Король, но в пояс Нимфе поклонился за напутствие доброе.
– Светает скоро, мне пора идти, а ты, Король, ступай в мой дом и отдохни.
Кусты малины, как по волшебству, разошлись в стороны разные и явили взору монаршему дуб размеров невероятных. Крона его утопала в густой листве зеленой и исчезала в бескрайней выси небесной. Тропинка извилистая к дубу тому бежала, сплошь светлячками усеянная. И незаметная дверца в стволе его могучем была, и вели к ней ступени из корней древа переплетённые.
Диву дался Дарион, обернулся он к Нимфе прекрасной, но не оказалось ее рядом, исчезла она с поляны волшебной, будто и не было девы прелестной вовсе. Пожал плечами Дарион, и к древу вековому направился, ловко взбежал он по ступеням волшебным, зашёл через дверцу дубовую в избу, заскрипели под сапогами его половицы ветхие. Огляделся Король по сторонам, и взглядом своим строгим убранство скудное изучать принялся: печь каменная, лавка с пёстрым лоскутным одеялом, пара сундуков, да стол деревянный. Вздохнул Дарион и понял, необходима хозяйству рука крепкая мужская.
Присел он за стол и не заметил совсем, с дороги уставший, как сон крепкий сморил его, уснул на лавке узкой и жёсткой, одеялом лоскутным укрывшись. А проснулся, когда солнце ясное стало за верхушки деревьев высоких прятаться.
Вышел Дарион во двор, возвращения хозяйки своей гостеприимной дожидаться. И только когда лучик солнца последний простился с днём минувшим, заставляя гореть небосвод красками алыми, появилась на поляне Нимфа Лесная.
Подскочил на ноги Король, и взгляд его жадный с головы до ног обласкал деву прелестную. Стояла она на краю поляны в платье необычном, из листвы вечнозеленой сотканном. На плече ее белка с пушистым хвостом сидела, а в ногах заяц пегий на месте усидеть не мог, скакал вокруг ножек ее босых. Улыбнулся Дарион картине дивной и обратился он к Нимфе чудесной:
– Прошу, в неведенье меня ты не томи, и имя доброе скорее мне скажи.
– Адель, – точно птичка пропела девушка.
Склонил Дарион перед ней одно колено и продолжил:
– Не знаю, как отблагодарить, позволь поклоном одарить за то, что не оставила меня в глуши и вывела на свет в ночи.
Догадался Король, что спасла его красавица лесная от гнева Природы-Матушки, зря он на оленя ее любимого золотого стрелу свою навел. Признал Дарион ошибку свою, и благодарен был искренне спасительнице своей за помощь неотложную.
– Скажи, Владычица Лесная, о чем мечтаешь, не скрывая. Лишь в силах будет то моих, я одарю тебя за миг.
Запылали щёчки красавицы огнем смущения, качнула головой она робко и молвила:
– Ох, ты ошибся, мой Король, не властвую я над землёй. Я помогаю, чем могу, за Лесом Заколдованным слежу, чтоб процветал сей дивный край, и был здесь вечно теплый май.
Попросил Дарион прощения за неосведомлённость свою, ещё пуще покрылись румянцем алым щёчки девичьи, ещё прекраснее стала Нимфа. Взгляд свой пронзительный на Короля подняла, да молвила голосом тихим:
– Но знаешь, есть одно желанье, ты не считай, что в наказанье! Семь дней со мною проведи, компанию свою мне подари. И сразу только минет срок – отправишься на перепутие дорог. А там уж волен ты идти туда, где ждёт тебя твоя судьба.
Принял Дарион без раздумий лишних приглашение любезное, улыбнулась Адель ему кротко и в избе своей дубовой исчезла. А когда Дарион следом в дом воротился, то ждал его на столе ужин сытый, а Нимфа прелестная ловко запрыгнула на печь каменную, да за перегородкой от глаз гостя сокрылась.
***
Неделя пролетела, и глазом Король моргнуть не успел.
Каждое утро Адель словно пташка ранняя улетала в глушь лесную службу свою нести исправно. А Король тем временем снимал с себя одежды царские, золотой нитью и камнями драгоценными расшитые и от рассвета и до заката самого занимался делами хозяйскими, да с нетерпением ждал наступления вечера позднего, чтобы вновь увидеться с нимфой своей. Ночи напролет проводили они в беседах долгих задушевных. Дарион с неприкрытым обожанием смотрел на собеседницу свою очаровательную, а Адель точно цветок диковинный расцветала под взглядом его.
Может, и большего желал Король, вкус губ почувствовать сладкий, мягкость кожи бархатной ощутить на кончиках пальцев своих, да не смел он обидеть деву чистую и непорочную помыслами своими греховными. Проникся он к девушке чувствами теплыми неподдельными, душами сроднились они, и сердцами глубоко проросли друг в друга.
Шесть дней по хозяйству он хлопотал, полы скрипучие переложил, мебель в доме обветшавшую подновил, крышу дырявую подлатал, дров на зиму студёную наколол и траву высокую на лугу скосил. А на седьмой день, Нимфу свою чудесную молил с ним весь день провести перед разлукой неотложной. Видел, что сердце девичье рвется в груди пойманной птицей, но головой упрямо мотнула она и в чащобе лесной исчезла.
Долго ждал Дарион хозяйку добрую свою, но лишь Ведьма старая да безобразная повстречалась днем Королю на лужайке у ручья. Хотел он прогнать Колдунью страшную, но не увидел Дарион злобы в глазах ее выцветших. Поинтересовался Король, зачем Старуха пожаловала в дом Нимфы его лесной. Вздохнула Ведьма обречённо и лишь глоток воды колодезной попросила. Не отказал ей Дарион в просьбе столь малой, в руки дряблые с пальцами скрюченными вложил он чашу берестяную с водицей студеной. Напилась Ведьма, поклонилась, да под сенью деревьев растворилась.
Не дождался Король в тот день Нимфы своей, и сам не заметил, как уснул у порога дома точно верный пёс.
Разбудила его Адель утром ранним незадолго до восхода солнца ясного. Поднялся на ноги Король, и сердце сжалось его, исполненное боли щемящей. Не хотел он уходить, покидать жилище хозяйки своей благодушной, но долг звал его королевский.
Подвела его нимфа к ручью, что беспамятство дарил, и спросила, заставляя голос свой литься трелью звонкой, а не дрожать в страхе, предчувствуя горечь расставания:
– Ответь мне, милый, не тая, и знай, что я пойму тебя всегда. Готов ли ты вкусить Забвенья, чтоб здесь со мною жить всегда, за годом год на долгие века?
Понял Дарион, о каком перепутье дорог говорила Нимфа его прекрасная, с болью посмотрел он в глаза любимые зелёные, ладони ее холодные прижал к груди своей горячей и слово молвил:
– Я каждый день судьбу благодарю, что встретился с тобою на яву. За каждое прожитое мгновенье, за каждое шальное сновиденье, за каждую секунду близ тебя, благодарю весь мир любя. Но сердце разрывается от боли, ведь выбор не в моею воле, хочу прожить всю жизнь с тобой, но должен мчаться я домой. Когда корону я надел, в тот самый миг и вразумил.
Опустила дева глаза свои изумрудные, чтоб слез хрустальных видно не было.
–Твой выбор, Дарион, и он не оспоримый, не смею против молвить я и слова. Но на прощание прими мой дар, не откажись. Возьми в ладонь кольцо берестяное, подарок дочери своей преподнеси. Оно со временем сгодится деве юной, убережёт от силы злой и от беды. Иди Король дорогою своей, пусть светел будет путь и лёгок. И знай, что злости в сердце не держу, кипит любовь в нём лавою калёной, и в ней оно когда-нибудь сгорит дотла. Ступай, прошу тебя, не береди мне раны, иди и не смотри назад.
Повела его Адель тропами тайными. Травы болотные стелились ковром мягким под их ногами, а ветви колючие расходились с пути. Остановилась Нимфа на знакомой Дариону опушке далекой и молвила ему печально:
– Прощай, мой Король.
Ничего не ответил Дарион, понуро опустил голову и отрешенно пошел по тропе. Травы и деревья по-прежнему послушно указывали ему путь верный к дому, а потом вмиг срастались, застилая дорогу назад.
Ветер холодный пронизывающий подгонял Дариона в спину, и чудились Королю в дуновении его слова песни тоскливой. И хотел он обернуться, да не отваживался слову последнему Нимфы лесной перечить.
А если бы посмотрел назад, то увидел, что осталась Адель стоять на месте своём неподвижно, ноги ее медленно врастали в землю промерзшую, покрываясь корой древесной грубой, и тело цепенело ее, и стан хрупкий девичий превращался в ствол березки плакучей.
***
Весть о возвращении Короля быстро разнеслась по всему Средиземью. Ликовал народ и возносил хвалу в песнях своих силам высшим, благодаря за спасение чудесное Правителя своего славного и справедливого.
