- Маша, Вас не узнать: как Вы загорели! Где отдыхали?
Это что-то новое, такой изврат должен предшествовать какому-нибудь особенно нелепому поручению.
– В Египте, Андрей Петрович. В Хургаде.
– Ну и как, довольны отдыхом?
Сказать ему, что каждую минуту думала о работе – это слишком наглая ложь, сказать, что отдыхать всегда лучше, чем работать – Петровича такой цинизм может убить. Большего наслаждения, чем работа, он не представляет.
– Смена климата, адаптация – всё непросто.
Наши с Петровичем мобильники зазвенели одновременно. Ему звонили партнеры из Праги, мне – Дашка из школы. Анатолий не звонил. Мог бы поинтересоваться, долетела ли я, как долетела – многим мог бы поинтересоваться, но, увы…
Обнаруженный утром бумажник не давал покоя, и, вернувшись домой, я возобновила поиски Мишки Князева. Действовала по совету Чумы: включила компьютер и попыталась зайти на сайт «Одноклассники» Сделать это было непросто, поскольку в социальных сетях я редкий гость. Для того, чтобы найти кого-либо на «Одноклассниках», надо было отправить эсемеску, а на телефоне закончились деньги (это у меня не первый раз – забываю положить вовремя, наверное, надо ещё и организованность в себе воспитывать). Пришлось отправить Дашку на первый этаж, в офис Билайна, а самой продолжилть поиски. «Мир тесен» совсем не порадовал, компьютер зависал на каждой картинке. В «Контакте» долго я ничего не смогла понять – зарегистрирована я там давно, даже в какие-то лица прислали приглашения в друзья, но поиск мне выдавать Князева категорически отказался, предлагая сообщества группы «Король и шут». Через почту зашла на «Мой мир», но даже здесь, прежде чем начать поиск, требовалось заполнить собственную страницу. Фота в компьютере нашлась довольно быстро – я в гамаке с Чарликом на руках (Дашка фотографировала прошлым летом на даче). Чарлик получился замечательно, правда, меня за ним почти не видно, но какая разница? Не на паспорт фоткались. Указывать свои приметы и факты биографии я не стала, пообещала компьютеру сделать это позже, нажав соответствующий значок, и набрала в поиске «Михаил Князев». Компьютер на секунду задумался и выдал несколько десятков страниц. Я принялась рассматривать этих Князевых: были так себе, а были и ничего – симпатичные. Компьютер очень быстро заскучал от такого количества Мишек Князевых и начал зависать. Вероятно, надеялся, что я предложу ему что-нибудь поинтереснее, например, поиграть в маджонг. Но я была тверда в своем стремлении вернуть Князеву портмоне. Перегружая комп очередной раз, я обнаружила, что среди тридцатисемилетних Мишек Князевых, проживающих во всех концах нашей Родины, оказался один без фотографии и без указания места жительства. На всякий случай я ему написала «Миша, добрый вечер! То, что ты потерял, у меня». Получилось коряво, но как смогла – не литератор. Из растерянности меня вывел телефонный звонок. Фантастически красивый мужской голос поинтересовался, не забыто ли у меня портмоне с кредитной картой.
– Миш, я тебя везде ищу, чтобы отдать, даже в Интернете сейчас только разыскивала, а тебя нигде нет.
– Как видишь, я сам нашёлся.
– А мой телефон у тебя откуда?
– В сердце берег, – я не услышала, а ясно увидела усмешку красивого рта. Ну, нашел где-то мой номер – и слава богу, а иначе что бы я с этим его кошельком делала?
И, словно оправдываясь, я принялась рассказывать Князеву, как с утра, желая вернуть деньги, искала его телефон. Откуда это у меня? Я никогда ничего не прикарманиваю, а доказывала свою честность как завзятая воровка. Договорились, что в четверг вечером Князев заедет ко мне и заберет свои кредитки и ассигнации.
Следующий звонок был от Чумы:
– Мы с Людкой к тебе в четверг подвалим, поздравим. Или как?
Забыла совсем: послезавтра мой День рождения. Надо будет после работы заскочить в магазин купить тортик, приготовиться к празднику. А может, это и не праздник уже в моем возрасте?
– Конечно, приезжайте. Кстати, и Князев приедет.
– Нашла! – восхитилась Танька.
– Сам нашелся. Минуту назад.
– А ты сразу его на День рождения! Тогда мы с Людкой в другой раз, чтобы вам не мешать.
– С ума сошла! Он на минуту заскочит, портмоне заберет. Так что давайте, подъезжайте. Я дома с семи.
Подъезжать Таньке одну остановку, Людочке пешком пять минут. Но видимся мы нечасто. Всё время у них какие-то дела, у меня – случаи.
Татьяна Чумакова и Людмила Калужина мои школьные подруги, и послешкольные, и вообще – подруги на все времена. Нашей дружбе удивлялись все. Чума и Людочка – это два полюса, а я где-то посередине. Меня в классе называли воробьем, потому что фамилия моя была Воробьева, но мне сейчас думается, что называли так и потому, что я серая и неприметная, как эта птичка, не гадкий утёнок, конечно, но и не прекрасный лебедь. Вот Калужину все, кроме Чумы, называли исключительно Людочкой, про неё ещё в начальной школе наша Галина Васильевна говорила: «Людочка – девочка с исключительно правильным отношением к учебе». У Людочки и черты лица правильные, и слова правильные, и дела – словом, исключительно правильная девочка. А Танька Чума с её отвязанностью, полным равнодушием к оценкам и умением знакомиться с мальчиками из старших классов почему-то сдружилась именно с нами.
И вот в четверг мы сидели за моим кухонным столом, уставленным низкокалорийными салатиками, и обсуждали нашу любимую женскую тему: «Ну почему они все козлы?!».
– А я считаю, что пора заканчивать людей смешить, – назидательно говорила Людочка, – надо не о мужиках думать, а детей на ноги ставить.
– Ты на всех свои комплексы не распространяй, – буркнула Чума.
– Это, девочки, не комплексы, а реальный взгляд на жизнь. Надо прекращать иллюзиями жить. Сходили замуж, и хватит.
Людочка была умнее многих, знала это и постоянно напоминала, чтобы не забывали.
– Люд, я тебе своих мужиков не навязываю, но и ты мне не указывай, что хорошо, что плохо. Мне сорок скоро, я как-нибудь сама разберусь, – усмехнулась Чума.
– Я не указываю, просто надоело смотреть, как ты на одни и те же грабли с маниакальным упорством наступаешь.
– А ты не смотри, раз противно. Или самой хочется, да страшно. Один послал, вдруг и остальные не заценят.
– Девчат, прекращайте, а то черт знает до чего договоримся, – не выдержала я, – давайте лучше за детей выпьем.
От Людочки три года назад ушел муж Игорь. Игорь был никудышным зятем, а следовательно, мужем и отцом он был тоже никудышным. Так решила тётя Нина, Людочкина мать, а она являлась главным авторитетом для нашей подруги. Прожив десять бесполезных для семьи лет, Игорь, вместо того, чтобы уважать семейные ценности, боготворить тёщу и радоваться её советам, ушел к потаскухе. У его новой избранницы, вероятно, было и другое имя, но оно не упоминалось. Людочка долго не понимала, что произошло: уйти от мужа-недоумка могла лишь она, умница-красавица, в течение десяти лет терпевшая его ограниченность и бестолковость. Он права на уход не имел. Мы с Чумой успокаивали Людочку как умели. Я убеждала в том, что куда он на фиг денется – прибежит как миленький; Чума утешала тем, что мало ли Педров в Бразилии, оглянись вокруг – всех не перетрахаешь. Надо сказать, Людочка достаточно быстро пришла в себя, перестала страдать, твердо объявив, что впредь ни с кем нигде и никогда, любви нет, а задача женщины – воспитание детей. Так живет её мама, тётя Нина, так следует жить всем достойным женщинам. Ну, это Людочкины тараканы, меня они не угнетали, а вот Чума, когда Людочка принималась морализировать, аж подпрыгивала от возмущения: «Девки у неё проститутками-двоечницами растут, у самой на плечах не голова а жопа тёти Нины, но всё туда же – все в говне, она во фраке!».
Только были подняты бокалы за детей, как раздался уверенный звонок в дверь.
– А вот и Князев, – я поднялась открывать.
Князев (ох, и красивый же мужик) был с пакетами и цветами, как знал (а, может, и знал), что пришел к новорождённой.
– Михаил, дай полюбоваться на тебя, – не шла, плыла по узкому коридорчику Танька. Бедра в тугих джинсах плавно покачиваются, грудь отдельный танец исполняет, рот полуоткрыт в улыбке. – Ну, целуй красивую женщину в красивую щёку.
Следом в прихожей Людочка появилась. Личико нежное, взгляд приветливый, словно и не поджимала губы минуту назад:
– Миша, тебя сразу и не узнаешь.
Почему не узнаешь? Очень даже узнаешь. Или это Людочка так интересничает?
– Ой, девочки мои хорошие! – Князев просиял так, будто всю жизнь стремился к нашей встрече.
Сидели мы в тот вечер долго, смеялись, вспоминая, как легко и просто жили: и жизнь казалась понятной, и мечты легко исполнимыми… Пили за меня, новорождённую, за всех нас, за наших учителей. Пришла улицы Дашка, обрадовалась Князеву как родному (Чума изумленно вскинула брови), но быстро ушла за компьютер, у неё в Интернете шла своя напряженная личная жизнь.
Расстались около полуночи, сожалея о том, что завтра рабочий день, а то можно было и не уходить вовсе. Князев, впрочем, остался, не интересуясь моим мнением, как имеющий своё постоянное спальное место на моей кухне.
– Миша, у меня не ночлежка, – попыталась я отстоять своё право на частное пространство.
– И это правильно, а то повадятся к одинокой женщине мужчины ходить ночевать, – похвалил Князев. – А нравственное падение страшнее физического!
На этот раз я молниеносно уснула, даже про так упорно не звонившего Анатолия почти не думала. Вспомнила Людочкино «надо не о мужиках думать, а детей на ноги ставить» и на том успокоилась. Калужина – золотая медалистка, значит, понимает о чём говорит.
Утром поднялась с трудом, ругая все будильники, мобильники и восьмичасовой рабочий день. Князева уже не было, и бумажники на этот раз тоже не валялись. Аккуратность и собранность растут на глазах. Мне бы так собираться! Это я думала, глотая горячий кофе и одновременно пытаясь накрасить ноготь. На одном ногте почему-то облупился шеллак, но я нашла почти в тон обыкновенный лак. Если не приглядываться, то и незаметно, что один ноготь бледнее других. Лак ровно не ложился, кофе жегся, а стрелки бежали как сумасшедшие. Куда торопятся? Мне вот на работу, а им-то куда! Спали бы себе.
– Даша, вставай, – это я уже перед самым выходом, – вставай, заяц, пора!
Дашка сонно улыбается, видимо, снилось что-то хорошее. Маленькая, когда не хотела вставать в детский сад, она пряталась под одеяло и оттуда объявляла, что ещё ночь.
– Даша, опоздаешь в школу. Кому говорят: вставай!
– Да встаю, встаю, – тоненькие ручонки потянулись из-под одеяла. Какая же она у меня хрупкая, нежная, как весенний цветок. Наверное, я ненормальная мать, но мне все время за неё страшно. Хотя поводов для страха она мне никогда не давала, а постоять за себя могла уже в ясельной песочнице.
К девяти я не успела. Хорошо, что Алевтина в отгуле, а то накапала бы Инге Олеговне про мою неорганизованность. Алевтина тётка невредная, но очень любит рассказывать начальству, что работает лишь одна она, а остальные так – балласт. Это её способ самоутверждения. Все мы пытаемся как-то самоутвердиться, кто стихи пишет, кто песни поет, а что я делаю? Ведь, наверное, тоже делаю что-то, для повышения самооценки, а чего сама не определяю.
Перед обедом пришла ватсапка: «выложила фотки в Интернете, ссылка на почте». Это про то, что вчера Чума принесла фотоаппарат, но о нем сразу же забыли, и только, уже расставаясь, щелкнули несколько раз. Не на телефон, как принято, а настоящей камерой. Могла бы по ватсапу фотографии отправить, но видимо, для профессионального фотографа, кем Чума и является, это ниже достоинства. Полезла на почту и обнаружила множественные письма про то, что на проекте «Мой мир» мне понаставили оценок и пришло сообщение от какого-то Михаила Князева из Санкт-Петербурга. Этому-то чего надо?
Фоты с моего дня рождения вышли неплохие. Князев, просто зашибись, как хорош, Людочка чего-то усталая, Танька ничего получилась, ну а я, как всегда, сбоку смазанная, видимо, двинулась не вовремя, и пол-лица волосами закрыто. Не умею сниматься, а может, не встретила своего фотографа. В комнату заглянула Ирина, первый раз с нашего возращения.
– Маш, пойдем, покурим.
Ну, слава богу, прощена. А то неприятный осадок от отдыха все время першил, я себе объясняла, что это из-за Анатолия, но на самом-то деле и из-за того, что на меня Ирина обиделась. Если разобраться, я оставила её на отдыхе одну, ради мужика, который по возвращении в Москву даже ни разу не позвонил.
– Я вчера Хлебодарова выставила с вещами на выход.
– Ира!
– Маш, я не могу больше. На работе постоянный аврал. Я по ночам просыпаюсь, вспоминаю, что ещё посчитать срочно надо. Инвентаризация на мне, отчеты на мне, документация на мне. И дом весь на мне. А он второй год работу ищет и в компьютерных сражениях бьётся. Раньше хоть вид делал, что на минутку присел, а сейчас даже не поднимается. Мы с Максом забыли, как он выглядит. Лицо его только монитор видит.
– Ирин, зря ты так. Володька нормальный мужик. А потом, он же тебе квартирные до копейки отдаёт.
Вова Хлебодаров, действительно, как-то завис в поиске работы, успокаивая себя и жену тем, что приносит в семью доход, сдавая доставшуюся по наследству дедову квартиру.
– Этих денег ему на поесть не хватает, а полевая кухня из компьютера почему-то не кормит.
– Ирин, может, его полечить от компьютерной зависимости. Он ведь и тебя любит, и Максимку. Локти будешь кусать, да поздно будет.
– Я уже кусаю. Всю ночь не спала, проревела, – вид у Иры, и правда, был потерянный: круги под глазами, ненакрашенные губы. Я её такой ещё не видела.
– А дальше хуже будет. Тебе эти нервные стрессы нужны? А Максимке какого? Позвони, пока всё не закрутилось. Мол, вспылила, приходи, ужин стынет. Я, думаю, придет.
– Не придет – прибежит. У родителей вай-фая нет. Я не представляю, что он без интернетских побоищ делает. Нет, лучше я отреву неделю, а потом как человек заживу.
– А в чем она, по-твоему, человеческая жизнь?
– В том, что знаешь: ты одна этот воз тянешь не потому, что рядом мужик, которому кроме своих компьютерных забав ничего неинтересно, а потому, что реально одна.
– Реально одной, Ир, тоже плохо.
Ирина никогда не была одна, она даже не понимала, каково это: знать, что твой ребенок не нужен родному отцу. Впрочем, это про мою Дашку её биологический отец не вспоминает. Так его сама Дашка назвала, когда он на её шестнадцатилетние не пришел. Хлебодаров наверняка будет по выходным гулять с Максимкой по паркам и зоопаркам, чего сейчас, кстати, не делает, проводя выходные в компьютерном кресле.
– Ириш, успокойся. Может, в тебе что-то не так. То ты его ревновала к компьютерной пассии, теперь к самому компьютеру.
– Да какая разница, с другой он бабой трахается или виртуальные бои ведёт – всё равно в семье его нет. Так его, может, баба кормила бы, а то ещё и готовь ему. Жрет в три горла, будто не за компьютером сидит, а вагоны разгружает.
– Ну, не скажи. В компьютере воевать всё-таки лучше, чем по бабам ходить. Тут твоё женское самолюбие не страдает.
– Маша, у меня всё страдает: и женское, и материнское, и хозяйское, и материальное. И что обидно: он меня даже не слушает. Считает, что это всё в порядке вещей.
Это что-то новое, такой изврат должен предшествовать какому-нибудь особенно нелепому поручению.
– В Египте, Андрей Петрович. В Хургаде.
– Ну и как, довольны отдыхом?
Сказать ему, что каждую минуту думала о работе – это слишком наглая ложь, сказать, что отдыхать всегда лучше, чем работать – Петровича такой цинизм может убить. Большего наслаждения, чем работа, он не представляет.
– Смена климата, адаптация – всё непросто.
Наши с Петровичем мобильники зазвенели одновременно. Ему звонили партнеры из Праги, мне – Дашка из школы. Анатолий не звонил. Мог бы поинтересоваться, долетела ли я, как долетела – многим мог бы поинтересоваться, но, увы…
ГЛАВА 2
Обнаруженный утром бумажник не давал покоя, и, вернувшись домой, я возобновила поиски Мишки Князева. Действовала по совету Чумы: включила компьютер и попыталась зайти на сайт «Одноклассники» Сделать это было непросто, поскольку в социальных сетях я редкий гость. Для того, чтобы найти кого-либо на «Одноклассниках», надо было отправить эсемеску, а на телефоне закончились деньги (это у меня не первый раз – забываю положить вовремя, наверное, надо ещё и организованность в себе воспитывать). Пришлось отправить Дашку на первый этаж, в офис Билайна, а самой продолжилть поиски. «Мир тесен» совсем не порадовал, компьютер зависал на каждой картинке. В «Контакте» долго я ничего не смогла понять – зарегистрирована я там давно, даже в какие-то лица прислали приглашения в друзья, но поиск мне выдавать Князева категорически отказался, предлагая сообщества группы «Король и шут». Через почту зашла на «Мой мир», но даже здесь, прежде чем начать поиск, требовалось заполнить собственную страницу. Фота в компьютере нашлась довольно быстро – я в гамаке с Чарликом на руках (Дашка фотографировала прошлым летом на даче). Чарлик получился замечательно, правда, меня за ним почти не видно, но какая разница? Не на паспорт фоткались. Указывать свои приметы и факты биографии я не стала, пообещала компьютеру сделать это позже, нажав соответствующий значок, и набрала в поиске «Михаил Князев». Компьютер на секунду задумался и выдал несколько десятков страниц. Я принялась рассматривать этих Князевых: были так себе, а были и ничего – симпатичные. Компьютер очень быстро заскучал от такого количества Мишек Князевых и начал зависать. Вероятно, надеялся, что я предложу ему что-нибудь поинтереснее, например, поиграть в маджонг. Но я была тверда в своем стремлении вернуть Князеву портмоне. Перегружая комп очередной раз, я обнаружила, что среди тридцатисемилетних Мишек Князевых, проживающих во всех концах нашей Родины, оказался один без фотографии и без указания места жительства. На всякий случай я ему написала «Миша, добрый вечер! То, что ты потерял, у меня». Получилось коряво, но как смогла – не литератор. Из растерянности меня вывел телефонный звонок. Фантастически красивый мужской голос поинтересовался, не забыто ли у меня портмоне с кредитной картой.
– Миш, я тебя везде ищу, чтобы отдать, даже в Интернете сейчас только разыскивала, а тебя нигде нет.
– Как видишь, я сам нашёлся.
– А мой телефон у тебя откуда?
– В сердце берег, – я не услышала, а ясно увидела усмешку красивого рта. Ну, нашел где-то мой номер – и слава богу, а иначе что бы я с этим его кошельком делала?
И, словно оправдываясь, я принялась рассказывать Князеву, как с утра, желая вернуть деньги, искала его телефон. Откуда это у меня? Я никогда ничего не прикарманиваю, а доказывала свою честность как завзятая воровка. Договорились, что в четверг вечером Князев заедет ко мне и заберет свои кредитки и ассигнации.
Следующий звонок был от Чумы:
– Мы с Людкой к тебе в четверг подвалим, поздравим. Или как?
Забыла совсем: послезавтра мой День рождения. Надо будет после работы заскочить в магазин купить тортик, приготовиться к празднику. А может, это и не праздник уже в моем возрасте?
– Конечно, приезжайте. Кстати, и Князев приедет.
– Нашла! – восхитилась Танька.
– Сам нашелся. Минуту назад.
– А ты сразу его на День рождения! Тогда мы с Людкой в другой раз, чтобы вам не мешать.
– С ума сошла! Он на минуту заскочит, портмоне заберет. Так что давайте, подъезжайте. Я дома с семи.
Подъезжать Таньке одну остановку, Людочке пешком пять минут. Но видимся мы нечасто. Всё время у них какие-то дела, у меня – случаи.
Татьяна Чумакова и Людмила Калужина мои школьные подруги, и послешкольные, и вообще – подруги на все времена. Нашей дружбе удивлялись все. Чума и Людочка – это два полюса, а я где-то посередине. Меня в классе называли воробьем, потому что фамилия моя была Воробьева, но мне сейчас думается, что называли так и потому, что я серая и неприметная, как эта птичка, не гадкий утёнок, конечно, но и не прекрасный лебедь. Вот Калужину все, кроме Чумы, называли исключительно Людочкой, про неё ещё в начальной школе наша Галина Васильевна говорила: «Людочка – девочка с исключительно правильным отношением к учебе». У Людочки и черты лица правильные, и слова правильные, и дела – словом, исключительно правильная девочка. А Танька Чума с её отвязанностью, полным равнодушием к оценкам и умением знакомиться с мальчиками из старших классов почему-то сдружилась именно с нами.
И вот в четверг мы сидели за моим кухонным столом, уставленным низкокалорийными салатиками, и обсуждали нашу любимую женскую тему: «Ну почему они все козлы?!».
– А я считаю, что пора заканчивать людей смешить, – назидательно говорила Людочка, – надо не о мужиках думать, а детей на ноги ставить.
– Ты на всех свои комплексы не распространяй, – буркнула Чума.
– Это, девочки, не комплексы, а реальный взгляд на жизнь. Надо прекращать иллюзиями жить. Сходили замуж, и хватит.
Людочка была умнее многих, знала это и постоянно напоминала, чтобы не забывали.
– Люд, я тебе своих мужиков не навязываю, но и ты мне не указывай, что хорошо, что плохо. Мне сорок скоро, я как-нибудь сама разберусь, – усмехнулась Чума.
– Я не указываю, просто надоело смотреть, как ты на одни и те же грабли с маниакальным упорством наступаешь.
– А ты не смотри, раз противно. Или самой хочется, да страшно. Один послал, вдруг и остальные не заценят.
– Девчат, прекращайте, а то черт знает до чего договоримся, – не выдержала я, – давайте лучше за детей выпьем.
От Людочки три года назад ушел муж Игорь. Игорь был никудышным зятем, а следовательно, мужем и отцом он был тоже никудышным. Так решила тётя Нина, Людочкина мать, а она являлась главным авторитетом для нашей подруги. Прожив десять бесполезных для семьи лет, Игорь, вместо того, чтобы уважать семейные ценности, боготворить тёщу и радоваться её советам, ушел к потаскухе. У его новой избранницы, вероятно, было и другое имя, но оно не упоминалось. Людочка долго не понимала, что произошло: уйти от мужа-недоумка могла лишь она, умница-красавица, в течение десяти лет терпевшая его ограниченность и бестолковость. Он права на уход не имел. Мы с Чумой успокаивали Людочку как умели. Я убеждала в том, что куда он на фиг денется – прибежит как миленький; Чума утешала тем, что мало ли Педров в Бразилии, оглянись вокруг – всех не перетрахаешь. Надо сказать, Людочка достаточно быстро пришла в себя, перестала страдать, твердо объявив, что впредь ни с кем нигде и никогда, любви нет, а задача женщины – воспитание детей. Так живет её мама, тётя Нина, так следует жить всем достойным женщинам. Ну, это Людочкины тараканы, меня они не угнетали, а вот Чума, когда Людочка принималась морализировать, аж подпрыгивала от возмущения: «Девки у неё проститутками-двоечницами растут, у самой на плечах не голова а жопа тёти Нины, но всё туда же – все в говне, она во фраке!».
Только были подняты бокалы за детей, как раздался уверенный звонок в дверь.
– А вот и Князев, – я поднялась открывать.
Князев (ох, и красивый же мужик) был с пакетами и цветами, как знал (а, может, и знал), что пришел к новорождённой.
– Михаил, дай полюбоваться на тебя, – не шла, плыла по узкому коридорчику Танька. Бедра в тугих джинсах плавно покачиваются, грудь отдельный танец исполняет, рот полуоткрыт в улыбке. – Ну, целуй красивую женщину в красивую щёку.
Следом в прихожей Людочка появилась. Личико нежное, взгляд приветливый, словно и не поджимала губы минуту назад:
– Миша, тебя сразу и не узнаешь.
Почему не узнаешь? Очень даже узнаешь. Или это Людочка так интересничает?
– Ой, девочки мои хорошие! – Князев просиял так, будто всю жизнь стремился к нашей встрече.
Сидели мы в тот вечер долго, смеялись, вспоминая, как легко и просто жили: и жизнь казалась понятной, и мечты легко исполнимыми… Пили за меня, новорождённую, за всех нас, за наших учителей. Пришла улицы Дашка, обрадовалась Князеву как родному (Чума изумленно вскинула брови), но быстро ушла за компьютер, у неё в Интернете шла своя напряженная личная жизнь.
Расстались около полуночи, сожалея о том, что завтра рабочий день, а то можно было и не уходить вовсе. Князев, впрочем, остался, не интересуясь моим мнением, как имеющий своё постоянное спальное место на моей кухне.
– Миша, у меня не ночлежка, – попыталась я отстоять своё право на частное пространство.
– И это правильно, а то повадятся к одинокой женщине мужчины ходить ночевать, – похвалил Князев. – А нравственное падение страшнее физического!
На этот раз я молниеносно уснула, даже про так упорно не звонившего Анатолия почти не думала. Вспомнила Людочкино «надо не о мужиках думать, а детей на ноги ставить» и на том успокоилась. Калужина – золотая медалистка, значит, понимает о чём говорит.
ГЛАВА 3
Утром поднялась с трудом, ругая все будильники, мобильники и восьмичасовой рабочий день. Князева уже не было, и бумажники на этот раз тоже не валялись. Аккуратность и собранность растут на глазах. Мне бы так собираться! Это я думала, глотая горячий кофе и одновременно пытаясь накрасить ноготь. На одном ногте почему-то облупился шеллак, но я нашла почти в тон обыкновенный лак. Если не приглядываться, то и незаметно, что один ноготь бледнее других. Лак ровно не ложился, кофе жегся, а стрелки бежали как сумасшедшие. Куда торопятся? Мне вот на работу, а им-то куда! Спали бы себе.
– Даша, вставай, – это я уже перед самым выходом, – вставай, заяц, пора!
Дашка сонно улыбается, видимо, снилось что-то хорошее. Маленькая, когда не хотела вставать в детский сад, она пряталась под одеяло и оттуда объявляла, что ещё ночь.
– Даша, опоздаешь в школу. Кому говорят: вставай!
– Да встаю, встаю, – тоненькие ручонки потянулись из-под одеяла. Какая же она у меня хрупкая, нежная, как весенний цветок. Наверное, я ненормальная мать, но мне все время за неё страшно. Хотя поводов для страха она мне никогда не давала, а постоять за себя могла уже в ясельной песочнице.
К девяти я не успела. Хорошо, что Алевтина в отгуле, а то накапала бы Инге Олеговне про мою неорганизованность. Алевтина тётка невредная, но очень любит рассказывать начальству, что работает лишь одна она, а остальные так – балласт. Это её способ самоутверждения. Все мы пытаемся как-то самоутвердиться, кто стихи пишет, кто песни поет, а что я делаю? Ведь, наверное, тоже делаю что-то, для повышения самооценки, а чего сама не определяю.
Перед обедом пришла ватсапка: «выложила фотки в Интернете, ссылка на почте». Это про то, что вчера Чума принесла фотоаппарат, но о нем сразу же забыли, и только, уже расставаясь, щелкнули несколько раз. Не на телефон, как принято, а настоящей камерой. Могла бы по ватсапу фотографии отправить, но видимо, для профессионального фотографа, кем Чума и является, это ниже достоинства. Полезла на почту и обнаружила множественные письма про то, что на проекте «Мой мир» мне понаставили оценок и пришло сообщение от какого-то Михаила Князева из Санкт-Петербурга. Этому-то чего надо?
Фоты с моего дня рождения вышли неплохие. Князев, просто зашибись, как хорош, Людочка чего-то усталая, Танька ничего получилась, ну а я, как всегда, сбоку смазанная, видимо, двинулась не вовремя, и пол-лица волосами закрыто. Не умею сниматься, а может, не встретила своего фотографа. В комнату заглянула Ирина, первый раз с нашего возращения.
– Маш, пойдем, покурим.
Ну, слава богу, прощена. А то неприятный осадок от отдыха все время першил, я себе объясняла, что это из-за Анатолия, но на самом-то деле и из-за того, что на меня Ирина обиделась. Если разобраться, я оставила её на отдыхе одну, ради мужика, который по возвращении в Москву даже ни разу не позвонил.
– Я вчера Хлебодарова выставила с вещами на выход.
– Ира!
– Маш, я не могу больше. На работе постоянный аврал. Я по ночам просыпаюсь, вспоминаю, что ещё посчитать срочно надо. Инвентаризация на мне, отчеты на мне, документация на мне. И дом весь на мне. А он второй год работу ищет и в компьютерных сражениях бьётся. Раньше хоть вид делал, что на минутку присел, а сейчас даже не поднимается. Мы с Максом забыли, как он выглядит. Лицо его только монитор видит.
– Ирин, зря ты так. Володька нормальный мужик. А потом, он же тебе квартирные до копейки отдаёт.
Вова Хлебодаров, действительно, как-то завис в поиске работы, успокаивая себя и жену тем, что приносит в семью доход, сдавая доставшуюся по наследству дедову квартиру.
– Этих денег ему на поесть не хватает, а полевая кухня из компьютера почему-то не кормит.
– Ирин, может, его полечить от компьютерной зависимости. Он ведь и тебя любит, и Максимку. Локти будешь кусать, да поздно будет.
– Я уже кусаю. Всю ночь не спала, проревела, – вид у Иры, и правда, был потерянный: круги под глазами, ненакрашенные губы. Я её такой ещё не видела.
– А дальше хуже будет. Тебе эти нервные стрессы нужны? А Максимке какого? Позвони, пока всё не закрутилось. Мол, вспылила, приходи, ужин стынет. Я, думаю, придет.
– Не придет – прибежит. У родителей вай-фая нет. Я не представляю, что он без интернетских побоищ делает. Нет, лучше я отреву неделю, а потом как человек заживу.
– А в чем она, по-твоему, человеческая жизнь?
– В том, что знаешь: ты одна этот воз тянешь не потому, что рядом мужик, которому кроме своих компьютерных забав ничего неинтересно, а потому, что реально одна.
– Реально одной, Ир, тоже плохо.
Ирина никогда не была одна, она даже не понимала, каково это: знать, что твой ребенок не нужен родному отцу. Впрочем, это про мою Дашку её биологический отец не вспоминает. Так его сама Дашка назвала, когда он на её шестнадцатилетние не пришел. Хлебодаров наверняка будет по выходным гулять с Максимкой по паркам и зоопаркам, чего сейчас, кстати, не делает, проводя выходные в компьютерном кресле.
– Ириш, успокойся. Может, в тебе что-то не так. То ты его ревновала к компьютерной пассии, теперь к самому компьютеру.
– Да какая разница, с другой он бабой трахается или виртуальные бои ведёт – всё равно в семье его нет. Так его, может, баба кормила бы, а то ещё и готовь ему. Жрет в три горла, будто не за компьютером сидит, а вагоны разгружает.
– Ну, не скажи. В компьютере воевать всё-таки лучше, чем по бабам ходить. Тут твоё женское самолюбие не страдает.
– Маша, у меня всё страдает: и женское, и материнское, и хозяйское, и материальное. И что обидно: он меня даже не слушает. Считает, что это всё в порядке вещей.
