Аннотация к эпизоду
То, чего Айлин боялась больше всего на свете, случилось. Теперь ей предстоит пережить горе и обрести новый смысл жизни. Грегор Бастельеро ожидает казни, не зная, что у короля другие намерения на его счет.Лучано предстоит обрести больше, чем он надеялся, а Аластор встанет перед непростым выбором... Что же принесет им всем цветение черной лозы?Глава 1. Что делать и кто виноват?
- Что это было, грандсиньор?
Лучано до сих пор выглядел бледным, словно потерял немало крови, и Аластор его ни за что бы в этом не упрекнул – у самого пальцы подрагивали, а по телу гулял отвратительный озноб. Не такой, какой бывает от честного мороза, посланного Всеблагой Матушкой, а совсем иной - злой и ядовитый, рожденный то ли нездоровьем, то ли страхом, то ли обоими вместе. Не зря же леди Немайн, едва глянув на их троицу, велела немедленно выпить горячего сладкого шамьета или вина и накинуть что-нибудь теплое – это в летнюю-то жару!
Но спорить Аластору не захотелось, и он послушно натянул шерстяную рубашку, а Лучано немедленно встал к жаровне, заявив, что горячее и сладкое лучше него никто не сварит. Аластор подозревал, что другу просто понадобилось отвлечься чем-то привычным и любимым. Он бы и сам сейчас не отказался уткнуться лицом в гриву Огонька, обнять коня за шею и постоять так четверть часа, слушая шумное дыхание и грея руки живым теплом.
- Это была смерть, милорд Фарелл, - негромко ответил канцлер. – И за то, что она очередной раз миновала его величество, весь Дорвенант немало вам обязан. – Помолчал и добавил так же невыразительно: - О благодарности семейства Аранвенов позвольте не упоминать, это само собой разумеется.
- Хотелось бы подробностей, - буркнул Аластор, усевшись прямо на кровать Лучано. – Насчет смерти. И сядьте вы тоже куда-нибудь, ради Пресветлого!
Почему они, все трое, оказались именно здесь, а не в королевском кабинете? Все просто. Лу нужно было сменить испачканный кровью камзол, Аластору – одеться потеплее, и всем троим – срочно выпить назначенный леди Немайн шамьет, а здесь и его собственный гардероб, и драгоценная жаровня Лучано оказались под боком. Канцлера, правда, никто с собой не приглашал, но не отсылать же.
- Это моя вина, ваше величество, - бесстрастно ответил Аранвен, выполнив приказ. На памяти Аластора это был единственный раз, когда кому-то удалось не устроиться в любимом кресле Лучано уютно, со всем удобством и удовольствием, а присесть на его край с идеально прямой спиной и ровными коленями, будто на приеме в королевской гостиной. – Я недооценил опасность, исходящую от лорда Бастельеро. В свое оправдание я мог бы сказать, что примененный им аркан не использовался в Дорвенанте более двухсот лет и относится к числу абсолютно запретных. Однако оправданий в подобном деле быть не может, посему я готов принять любую кару, которую вы, ваше величество, сочтете соразмерной и справедливой...
- Да хватит уже! – раздраженно бросил Аластор и вдруг понял, что канцлер тоже испуган.
Дарра Аранвен, у которого в жилах не кровь, а стылая вода с ледяным крошевом, как однажды пошутил Лучано, никак не отойдет от недавнего ужаса, а что внешне по нему ничего не видно, так это знаменитая выучка их рода, но даже она не может скрыть особенной бледности канцлера и чрезвычайного для него многословия.
- Что именно он сделал? – спросил Аластор чуть мягче и потянулся к Флориморду, так сладко спавшему среди подушек, что даже появление людей его не разбудило. Бесцеремонно перетащил кота на колени и принялся гладить, с наслаждением запуская пальцы в мягкий теплый мех. Не лошадиная грива, конечно, однако тоже хорошо! – Я только понял, что ваши заклятия на него не слишком подействовали, а болты он и вовсе поймал голыми руками.
- Магией, ваше величество, - педантично поправил канцлер. – А точнее – особенной модификацией магического щита. Впрочем... это частности. Важно то, что если бы лорд Фарелл не прервал столь своевременно заклятие, которое творил лорд Бастельеро, смертельная опасность могла бы угрожать не только нам, но и всему дворцу. И даже Дорвенанту, да хранят его Благие.
Лучано тихо, но выразительно присвистнул и пообещал:
- Я с этого канделябра копию сниму, позолочу и здесь, у себя, поставлю – на память.
- Я тебе оригинал подарю, - мрачно пообещал Аластор. – Милорд канцлер, а теперь опасности точно нет?!
- Артефактные браслеты надежно запирают искру и блокируют любое использование дара, - отозвался канцлер. – Вдобавок перстень лорда Бастельеро выгорел, причем я затрудняюсь сказать, было это следствием пропущенного через него огромного потока магии или... явным свидетельством неудовольствия Претемной Госпожи. Во всяком случае, в магическом зрении лорд Бастельеро более не распознается как ее Избранный.
- Так это же хорошая новость! – оживился Лучано, снимая с жаровни шэнье. В этот раз он сварил сразу большую порцию – одну на всех, и пряный аромат наполнил комнату. – Если он теперь не Избранный, значит, его можно?.
Лу чиркнул пальцем по горлу, второй рукой виртуозно разливая шамьет по чашкам. Аластору досталась его любимая, расписанная синими лошадьми, и тонкие фарфоровые стенки, что мгновенно потеплели от шамьета, приятно согрели ладони.
- И да, и нет, - помолчав, ответил канцлер. – Те риски, что были связаны с его статусом Избранного, значительно уменьшились, если не исчезли совсем, однако я бы поостерегся принимать поспешные решения. Во-первых, Госпожа еще может вернуть ему свою милость, поскольку желания и помыслы богов неисповедимы. Во-вторых, меня, признаться, чрезвычайно беспокоят последствия того, что он собирался совершить. Даже прерванный ритуал может иметь результаты, и они, что печально, именно из-за этой незавершенности непредсказуемы. – Аранвен благодарно кивнул Лучано, который подвинул к нему столик и поставил на него чашку, и продолжил: - Грегор Бастельеро пытался применить аркан, который убивает могущественного некроманта, при этом создавая из него лича – бессмертную, злобную и чрезвычайно опасную тварь. Собственно говоря, мы опасались именно чего-то подобного. Хотя даже представить не могли, что Бастельеро зайдет настолько далеко. По сравнению с кадавром, в которого превратился убитый Денвер, лич несравнимо опаснее. Сами боги, милорд, направляли вашу руку...
Он снова церемонно кивнул в сторону Лучано, который пристроился на подоконнике со своей чашкой, выглядя совершенно не героически. Напротив, он тоже явно грел пальцы о фарфор и зябко подставлял спину солнечным лучам, словно Паскуда, попавший под ледяной ливень. Аластор с невыразимым наслаждением сделал первый глоток, сладкий и густой, ласкающий нёбо и язык.
- Что ж, я от божественных милостей никогда не отказывался, - заметил Лу. – Хотя руку мне ставил грандмастер Лоренцо, при случае непременно передам ему благодарность. Значит, Избранным грандсиньор Бастельеро быть перестал, зато в кого при этом превратился, вы и сами точно не знаете, однако ни во что хорошее – чего и следовало от него ожидать.
- Безупречно сформулировано, - подтвердил канцлер, тоже поднося чашку к бледным губам.
- Убить-то его теперь можно? – так же хмуро уточнил Аластор главный вопрос, который его интересовал.
- С точки зрения непосредственной возможности - да, - бесстрастно отозвался Аранвен. – С точки зрения последствий – нежелательно, пока мы не поймем, с чем имеем дело. Если формирование лича зашло достаточно далеко...
- То нам после этого небо покажется размером с носовой платочек! – понятливо подхватил Лучано. – Ну, если в кандалах и в подвале грандсиньор безопаснее, чем мертвый, предлагаю пока его там и оставить. Нам бы сейчас решить, что мы расскажем об этой истории всем остальным? Судить грандсиньора теперь есть за что, причину он дал превосходную, просто грандиозо! Но тут, как и с его смертью, не ошибиться бы...
- Нападение на короля – непростительное коронное преступление, - незамедлительно отозвался канцлер. – Поскольку оно было совершено с помощью магии, преступнику следует выжечь искру, Орден займется этим незамедлительно, как только получит доказательства, а за ними, как и за показаниями свидетелей, дело не станет. После лишения искры лорд Бастельеро будет передан Суду лордов и приговорен к смертной казни посредством четвертования. Конечно, придется отсрочить казнь, пока мы решим проблему его посмертия, но выжигание дара и тюремное заключение надежно обезопасят нас в процессе исследований.
Несмотря на бесстрастный тон, глаза Аранвена, когда он говорил об исследованиях, блеснули с мстительным предвкушением, и Аластору подумалось, что в исполнении именно этого некроманта исследования беспомощного Бастельеро будут очень долгими и мучительными.
- Ну а дальше, после казни преступника... Поскольку он является главой рода, вы, ваше величество, имеете право подвергнуть опале весь род Бастельеро, лишив их земель, имущества и дворянского титула, а также приговорив к изгнанию или тюремному заключению. Впрочем, если вам будет угодно проявить милосердие, эти меры не обязательны.
- Вы кое-что забыли, милорд, - прервал его Аластор, ставя опустевшую чашку на столик между собой и канцлером. – Айлин до сих пор его жена по закону. И любая опала ударит прежде всего по ней. Неужели вы хотите, чтобы она пострадала? Или чтобы пострадал ее сын, который даже говорить еще не начал, и Бастельеро-старший, который спасал ее, рискуя собственной жизнью?
Ему вдруг до боли ярко вспомнился разговор с Дунканом – как недавно это было! «Если вам придется поставить Дарру Аранвена перед выбором между его личной местью и вашим приказом пощадить Бастельеро, напомните ему о благе государства и о том, что Айлин любит своего сына, а позор лорда Грегора станет их позором. Не одно, так второе непременно сработает...»
«Он никогда не давал мне плохих советов, - подумал Аластор, и от боли, которую принесло это воспоминание, воздух закончился в груди. – Даже сейчас его мудрость помогает мне, но ради Благих, разве мог я знать, что мне придется спасать от плахи убийцу Дункана, пользуясь его же советами?!»
Он поймал обеспокоенный взгляд Лучано, заставил себя втянуть загустевший и словно бы колючий воздух, а потом с силой его выдохнуть. Еще раз и еще... Воспоминание не поблекло, думать о Дункане было невыносимо больно, и все-таки Аластор продолжил:
- Я клянусь, что ненавижу Грегора Бастельеро и желаю ему смерти. Но его казнь за коронное преступление ударит по невиновным людям! Не говоря уже о том, что не послужит к славе Дорвенанта. Если Архимаг и бывший командор покушается на короля, это, воля ваша, не украсит репутацию ни Ордена, ни короны.
- Ваше величество, «Правда Дорве» назначает родовую ответственность за преступление, - упрямо возразил канцлер. – Вы можете помиловать остальных Бастельеро своей волей, это окажется в высшей степени милосердно и великодушно. Что касается леди Айлин, достаточно дать ей развод перед тем, как будет казнен ее муж, а еще лучше – до суда над ним. Вы ведь и так собирались это сделать! Когда выяснятся обстоятельства его преступления, леди Айлин посчитают не сообщницей, а жертвой, чудом и вашей милостью избежавшей страшной участи.
- Но их сын всю жизнь будет носить клеймо, - в свою очередь возразил Аластор. – Сын, которого она рожала в муках и едва не умерла при этом. Да, в нем течет кровь Бастельеро, но это ребенок, не виновный в том, что творил его отец. Милорд Аранвен, когда ваши родители явились ко мне, чтобы признаться в коронном преступлении – и ничуть не менее тяжком! – они просили о милости для вас и не сомневались, что я ее окажу. Видят Благие, если бы обстоятельства сложились иначе и мне пришлось бы их казнить, я бы никогда не поставил вам в вину то, что сделали они, и не позволил бы этого никому другому.
Канцлер плотно сомкнул губы, так что они показались еще более узкими и бледными, чем обычно. Его лицо, словно изваянное из лучшего мрамора, застыло маской скорби и упрямства. Одной половиной души Аластор понимал и даже поддерживал его, но второй – разозлился. Неужели Аранвен полагает, что он один здесь скорбит о Дункане?!
- Грандсиньор, она любит своего сына, - послышался тихий и мягкий голос Лу, который не разрушил наступившую в комнате тишину, а скользнул по ней, словно шелковый платок по обнаженной коже. – Она пронесла его под сердцем всю дорогу к Разлому и обратно, она шагнула в Запределье и вернулась, не позволив ни смерти, ни демонам потушить огонек жизни, горящий в ее чреве. У бамбино ее улыбка и смех, вы увидите это, если дадите себе труд посмотреть на него. Она дала ему имя, она спасла его от безумного отца, как спасают из горящего дома или чумного города. Неужели вы думаете, что его боль не станет ее болью? Что когда ему станут плевать в лицо и смеяться в спину, она не попытается защитить его, не прикроет собой, как птица прикрывает птенца крыльями от грозы? О, грандсиньор, вы же знаете синьорину Айлин! Так ответьте не нам, а самому себе, желаете ли вы причинить ей столько горя? Стоит ли этого ваша месть? И... хотел бы этого грандсиньор Дункан?
- Замолчите... – с трудом выдавил Аранвен. – Молчите, ради Благих...
Его совершенное бесстрастное лицо исказилось, и это было страшно, словно мраморная маска треснула, обнажая безумно страдающую душу. Канцлер прикрыл глаза... Аластор затаил дыхание, борьба внутри Аранвена отзывалась в нем самом болью и яростной жаждой справедливости. Грегор Бастельеро должен понести кару за все! Он должен страдать, как страдали в прошлом и страдают сейчас те, кто любил Дункана, командора Корсона и несчастную девицу Марту. А ведь были и другие, те, кому не повезло оказаться жертвой его гнева и уверенности в своем праве рушить чужие судьбы! Грегор Бастельеро никогда не задумывался, чем оборачиваются для окружающих его гордыня и жестокость!
И сейчас Аластор всем сердцем, не говоря о разуме, был на стороне Аранвена! Но меч палача – это не скальпель хирурга, способный отсечь зараженную плоть от здоровой. Казнив Бастельеро, у них не получится уберечь от позора и страданий Айлин, потому что Айлин любит сына и свекра...
- Он должен умереть, - сказал Аластор вслух, поймав пылающий темным огнем взгляд Аранвена, наконец открывшего глаза. – Из дворцовых подвалов ему дорога только в семейный склеп. Клянусь Благими и Барготом, я был бы счастлив, сделай он по пути остановку на плахе! Но вы же знаете лорда Бастельеро, смерти и мучений он не боится. Проигрыш и позор – вот лучшее наказание для него, и это наказание над ним уже вершится полной мерой. В Претемные Сады он уйдет, зная, что Айлин будет свободна и воспитает его сына, как посчитает нужным. Что сам он вызывает ужас, презрение и жалость у всех, кому известна правда о нем, и что его честь, как и честь его семьи, в наших руках и зависит от нашего великодушия. Разве этого мало, чтобы его наказать?
- Мало... – выдохнул Аранвен, не отрывая пронзительно яростного взгляда от Аластора. – Всех мук этого мира и Запределья мало для него! Но... вы правы. Она не должна страдать. Только не она! И если для этого придется скрыть правду и удавить поганую тварь в полной тайне... Что ж, это будет не первый и не последний секрет Дорвеннов, который хранят Аранвены. Я... подчиняюсь вашей воле и приказам, ваше величество.
- И я благодарен вам за это, - уронил Аластор. Помолчал, и лишь когда напряжение в комнате самую малость спало, словно готовая разразиться буря пронеслась над головой, добавил: - Так что же мы расскажем Дорвенанту о смерти лорда Бастельеро? Как вообще можно скрыть такие события?!
- События – никак, ваше величество, - снова бесстрастно отозвался канцлер, спрятав чувства под привычной маской.
