— Томек… — беззвучно проговорил он.
— А…вот…кто, — глумливо растянул губы Майсенеш. — Одного раза…мало…показалось…
— Беги, Мариуш, — бесстрастно отозвался призрак, отворачиваясь от Коринзы. — Долго мне его не удержать.
— Томек! Нет!
— Сожру…
— Скажи мастеру, что меня вызвали на поединок и убили. У этой твари стерлись подметки…
— Сожру, — повторил кадавр, скрюченными пальцами вцепляясь в плечи Томека Сельневича, бесследно исчезнувшего год назад ученика некроманта Горесоля.
— Да беги же! Ищи мост, Коринза! На мосту он…
Кадавр вгрызся в его горло, разрывая призрачную плоть пальцами и зубами, но из земли тянулись все новые и новые полупрозрачные руки, опутывая его, оплетая, сдирая одежду вместе с лохмотьями кожи, и Мариуш успел подумать, что слишком у многих обитателей посмертия накопились счеты к тьеру Майсенешу. За те же сапоги, например, которых он явно сносил не одну пару… А потом думать Мариушу стало некогда, потому что он перепрыгнул ограду и побежал.
Холодный ночной ветер ударил в лицо, наполняя ночь призрачным шепотом. Мариуш несся по залитой лунным светом аллее, а за спиной океанским приливом нарастал шум: старое кладбище пробуждалось. Круги расходились от склепа Майсенешей, как от камня, брошенного в воду, накатывали волнами, проходя сквозь Мариуша — и дальше. Статуи провожали его каменными слепыми глазами, в кустах и между склепами мелькали тени… Крупная летучая мышь, пискнув, задела его крылом — Мариуш невольно пригнулся — и тут же из под ног выскочило что-то маленькое, сгорбленное, метнулось в кусты. Ох, и прибавится работы кафедре некромантии!
Ограда… Мариуш нырнул в оставленную дырку, зацепился камзолом, ругнувшись, рванул ткань. Драгоценные секунды ушли на то, чтобы собрать застрявшие нитки и поставить прут на место. Не хватало еще, чтоб магистрат нашел виновного по такой мелочи, как пара ниток… Дорога...
Выскочив на площадку перед кладбищем, Мариуш кинулся по дороге наверх, к городу. Как нелепо и по-дурацки он попался! Кому поверил? Жадный дурак, польстился на секреты Майсенеша. А что еще оставалось? На бегу крутить кольцо было неудобно, и все же вдруг? Безнадежно. Серебряный ободок словно врос в кожу. Сельневич успел сказать про мост… Что станет с кадавром на мосту? Сдохнет? Ослабнет? Станет уязвимым? Задыхаясь на крутом подъеме, Мариуш выбежал на гору, огляделся, держа в одной руке шпагу, в другой слетевшую шляпу — не оставлять же ищейкам магистрата улику. Проклятье — трость-ножны осталась на кладбище. Впереди — город. Спящий, тихий, лишь кое-где мелькают редкие огни фонарей. Сзади… он оглянулся. У подножия горы, где начиналось кладбище, мелькнуло что-то светлое, двигаясь длинными резкими прыжками и сразу уйдя в тень.
А, плевать. Кадавр доберется до него куда раньше магистрата… Мариуш тоскливо глянул на город, вспоминая лекции. Где, кстати, ближайший мост? Бровицкий — прямо по бульвару Должников, потом налево, шагов с тысячу. Перехватив удобнее шпагу, Мариуш побежал вниз. Мелкие камешки скрипели под ботинками, блестели в лунном свете, ветер, поменяв направление, дул в спину, свистел в ушах. Во рту пересохло, но бежать под гору было легко. Время. Ему нужно выиграть время — хоть немного форы! Кадавр… Нежить высшего статуса опасности. Быстрая, умная, злобная. Состоит из трупа, забальзамированного по особому ритуалу, и неупокоенной души. При обнаружении немедленно сообщать на кафедру некромантии и в магистрат. Держаться подальше, как можно дальше, — повторял в ушах скрипучий тихий голос профессора Граша, преподавателя Академии и замечательного теоретика. Увы, теоретика — и не больше. Как справиться с кадавром, Граш пятикурсникам не рассказывал… Это работа для мастеров. А держаться подальше — Мариуш перевел дух, сбежав с горы, и быстрым шагом пошел по бульвару — совет хороший, но не для этой ночи. Академия. Может — туда? Не успеть. Слишком далеко. Пока впустят, пока удастся найти и разбудить хоть того же Граша… Кадавр такого натворит! Мариуша передернуло. Снова оглянувшись, он посмотрел на гору, с которой только что спустился, и ускорил шаг. Значит, не Бровицкий мост. Он все равно не знает, что делать с кадавром на мосту. Томек думал, что дал хорошую подсказку. Но Томек был подмастерьем Горесоля. А Мариушу знать это неоткуда. Кошмары забери всех темных мастеров, отказавших ему в ученичестве. Все — до единого — отказались. Ну, кроме Майсенеша, конечно, которого он и не спрашивал.
Мостовая, как в тяжелом сне, уплывала из-под ног, и ему казалось, что он стоит на месте. Но улицы, пересекающие бульвар, менялись. И дома, словно глядящие ему вслед. Почти как статуи на кладбище… Взгляд! Ощущение чужого взгляда, сверлящего ему спину… Как там сказал Тадеус: за вами, Коринза, не будут следить? Тогда откуда чувство, что не только в спину, а со всех сторон смотрят на него внимательные глаза?
Не Бровицкий мост, а к Четырем ветрам — и на тот берег, в Академию. Даже если тварь сожрет его на пороге, кто-нибудь поднимет тревогу… Граш удержит кадавра хоть какое-то время. Ведь удержит, правда? Вызовут Горесоля, Вронца… Только вот ему это уже не поможет.
Мариуш снова побежал. Размеренно, экономя силы. На очередном перекрестке свернул вправо, на улицу Деревянных шпаг. Тесную, извилистую, с высоченными старыми домами в три этажа. Фонари, щедро освещавшие бульвар, остались позади, а здесь было темно и сыро, от каменных стен веяло холодом даже в летнюю ночь. Почему мост? То есть, понятно, почему. Мост — переход между мирами, на мостах человеческая магия, дарованная богами и стихиями, гаснет. На мостах устраивают поединки и божьи суды: там невозможно жульничать и колдовать… И на мосту даже проклятую душу можно проводить в посмертие. Это знает любой первокурсник. Но как сделать это с кадавром?
За спиной послышались легкие шаги — Мариуш насторожился. Обернулся. Темная тень юркнула в кусты. Кладбищенские мороки следом увязались? Или… Он крепче сжал рукоять почти бесполезной шпаги. Эх, палаш бы хороший! А шпагой шею не перерубить. И главное — тварь нельзя подпускать близко. Тадеусу нужно новое тело. Душу он вытянет и сожрет, отдавая своим хозяевам. Мариуша передернуло. Посмертие ждет любого темного мастера, но одно дело — уйти дальше, другое — стать вечно безумной тенью или развеяться без всякой надежды.
Ладно, если это морок, близко он не подойдет, побоится клинка из небесного железа. А вот если кадавр… Темные громады домов давили, воздуха не хватало. Если выберусь живым, буду каждый вечер ходить в фехтовальный зал, — на бегу пообещал себе Мариуш. — Если выберусь…
Шаги. Быстрые, легкие — и куда ближе. А впереди — темный переулок. Совсем темный. И узкий — можно коснуться стен руками, разведя их в стороны… Мариуш остановился, круто развернувшись. Взглянул на кадавра, скалящегося шагах в двадцати. Судорожно сжал шпагу.
То, что стояло перед ним, человеком уже не было. Тьера Майсенеша ожидали в посмертии долго и ревностно. И, не сумев сладить, покуражились… Сгорбленная фигура была не просто обнажена, на ней и кожа осталась редкими клочками, кое-где. В других местах оголенную темно-багровую плоть покрывала слизь, перемешанная с пылью. Из разодранных запястий торчали белыми шнурами оборванные сухожилия, суставы неестественно вывернуты, выломаны наружу, руки мертво болтались по бокам тела. Ноги…голова… Мариуш сморгнул. Кадавр стоял к нему спиной. Точно — спиной! Просто шея у него была свернута назад так, что белесые глаза смотрели прямо на Мариуша. И ступни — тоже. Как он двигается? — ошеломленно подумал Мариуш. — Хотя что нежити законы анатомии?
Кадавр то ли оскалился еще сильнее, то ли улыбнулся. Сделал шаг к нему. Мариуш попятился, складывая пальцы на левой руке в знак изгнания — без всякой надежды, лишь бы сделать хоть что-то… Кадавр сделал еще шаг. Тишину разорвал звонкий лай. Прямо между ними, из какой-то подворотни, на улицу вылетел белый песик и кинулся на нежить, прыгая вокруг и яростно облаивая кадавра. Мариуш не мог сделать ничего. Он не успел бы сделать ничего — если бы и смог. Неуклюжее изломанное тело на мгновение расплылось в воздухе — короткий визг захлебнулся. Сжав тельце так, что Мариуш услышал хруст ребер, кадавр медленно, напоказ оторвал болтающуюся голову, скрутил собачку, как скручивают, выжимая, мокрое белье, и отшвырнул в сторону. Глядя Мариушу в глаза и растягивая лопнувшие губы еще сильнее, сделал шаг по окровавленной мостовой. Маленький шажок — тоже напоказ. Ужас накрыл целиком, смывая мысли — и Мариуш рванул в переулок, прочь. Изо всех сил, задыхаясь, не видя ничего ни под ногами, ни вокруг — и каждое мгновение ожидая тяжелого прыжка сзади. Но прыжка не было… Переулок будто выдернули у Мариуша из-под ног. Он вылетел на едва освещенную луной улицу и помчался по ней, не разбирая дороги. Свернул куда-то, под арку, потом еще, и еще… Сзади время от времени слышались тяжелые шлепки, подгоняя, заставляя выматываться в попытке бежать еще быстрее… Загоняя… Загоняя?
Выскочив на маленькую незнакомую площадь, Мариуш огляделся, задыхаясь. В груди кололо, ноги противно дрожали. Глупо. Глупо и бессмысленно. От кадавра не убежать. И нежить давно бы поймала его, не реши Тадеус поиграть, как кошка с мышью. Сволочь.
Вокруг было тихо. Только вдалеке, за домами, окружившими площадь непроницаемой стеной, слышался бравурный марш. Мариуш прислушался. Марш гвардейцев из «Белой дамы». В той стороне, значит, Оперный театр. А марш почти в конце трехчасового представления. Началось оно в одиннадцать. А теперь — третий час. Скоро рассветет. Мариуш медленно поворачивался по кругу, пытаясь поймать признаки движения в темноте возле домов, у фонтана посреди площади, в темных кустах сирени посреди клумбы. Кадавр следовал по пятам. Гнусная тварь… Страх дошел до высшей точки слепящего безнадежного ужаса и куда-то делся, сменившись холодной яростью. Мариуша трясло от злости. На Тадеуса Майсенеша, на коллегию мастеров, отказавших ему — лучшему студенту курса — в продолжении учебы, на самого себя! Что толку бояться нежити? А перед глазами стояла окровавленная белая шерстка, выпученные глаза и оскаленные зубы несчастной собачонки. И скоро — рассвет. Кадавр не призрак, не вурдалак, солнечный свет ему не страшен. Только с рассветом на улицах покажутся люди — и магистрат вместе с академией устроит облаву. А против всего города — Мариуш напрягся, уловив движение за фонтаном — против всего города Тадеусу не выстоять. Тело у него безмозглой нежити, но думает опытный маг. Что он сделает? Что бы я сделал на его месте?
Ответ пришел вкрадчивым шепотом: из глубины сознания, от того, кого Мариуш частенько видел в зеркале — вместо себя. Ты бы спрятался. Нашел уединенный дом — и скрылся, а ночью снова вышел на охоту. Беги, Мариуш. Можешь отрубить себе палец с перстнем, да хоть руки, которыми ты его взял — печать стоит на твоей душе. Кадавр найдет тебя где угодно. Найди самое надежное убежище, самую прочную дверь… Не поможет. Но еще поживешь… Ночь, две, три… А там и придумаешь что-нибудь…
А что будет делать Тадеус? — спросил Мариуш. — Что он сделает, пока я буду прятаться? И тьма в глубине его души хмыкнула, не собираясь отвечать на глупый вопрос. И правда, разве ты сам не знаешь ответа? В том доме, где Майсенеш найдет убежище, наверняка будут люди. Он устроит бойню. И купит их душами еще несколько дней и ночей отсрочки…
Не пойдет, — холодно и трезво подумал Мариуш. — Я эту тварь выпустил, мне по счетам и платить. Много всякого говорили про тьеров Коринза, но быть первым, про кого скажут, что он трус?
Шпага… соль… Что можно использовать? Ни-че-го, — скучающе отозвалась тьма, заползая поглубже. — По отдельности — ни-че-го…
Вдали прогремел взрыв музыки. Скоро финал. Сейчас ария Лермианы — и все… Из оперы выйдут люди. Кто-нибудь и в эту сторону… Думай, некромант. Зря что ли ты назвал себя темным мастером?
За фонтаном шевельнулось — легла на мостовую, в свет фонарей, темная тень. Мариуш выпрямился, сжимая шпагу. Глянул на нее — и на кадавра, медленно выходящего из-за мраморного бассейна. Там, за Оперой, где скоро зачехлят смычки и несравненная тьесса Лаура выйдет на поклон, мост Четырех ветров. И кое-что может сделать даже недоучка. Только вот пойдет ли Майсенеш на мост? Не надоело ли ему играть? И как успеть?
Кадавр медленно подбирался к нему, боком, мелкими шажками, скользя вокруг по длинной дуге. Мариуш еще раз глубоко вздохнул, поднял перед собой шпагу и сломал клинок о колено. Сам удивился, как тоскливо стало на душе. Ему-то о чем печалиться? Это подмастерьям при посвящении клинок из небесного железа дарит учитель, а он просто купит себе еще. Посидит снова полгода на хлебе и воде — и купит. Если жив будет. Кадавр остановился, чуя неладное. Все время приходилось напоминать себе, что он только выглядит безмозглой нежитью, а внутри у него душа, с которой не тягаться ни в силе, ни в опыте. Не говоря уж о знаниях.
Теперь в правой руке у него остался эфес с обломком лезвия ладони в три длиной, а в левой — острие. Тяжелый кусок клинка ладони в полторы, немного расширяющийся с одной стороны. Мариуш покачал его, примеряясь. Ну, требуху у трупа вырезали при бальзамировании, иначе он бы сейчас раздулся и булькал. Магия магией, а разложение свое берет. Целиться в сердце бесполезно — его нет. В голову? Да что гадать? Скорее всего, кадавр увернется. И вообще, он же спиной стоит. Хоть бы куда-нибудь…
Сложившись немыслимым образом и пригнувшись, нежить рванулась вперед. Не так быстро, как боялся Мариуш, но стремительно и ловко. Длинными прыжками пересекла половину площади, взлетела в воздух… Преодолевая соблазн просто выставить клинок перед собой, Мариуш увернулся. Рубанул наотмашь шпагой, как палашом — наугад. Проскочил мимо. И изо всех сил метнул обломок, как нож. Кадавр захрипел, приземляясь. Скособочился. Захрустели кости. Он по-прежнему стоял на четвереньках, спиной вниз. Шея вывернулась окончательно, слепое лицо поворачивалось в стороны, ища Мариуша, и тот понял лишь сейчас, что у твари вырваны глаза. Не просто бельма, как показалось ему в переулке, а пустые глазницы. Обломок шпаги торчал у кадавра между ребер, сбоку и сверху. Легкие, разумеется, не поднимались, но тварь снова захрипела, ухватилась окровавленной и пыльной рукой за лезвие — и отдернула ладонь. Качнула головой, то ли прислушиваясь, то ли нюхая воздух.
Мариуш на цыпочках шагнул вправо. Так вот почему он гонится, как за дичью… В переулке кадавр упустил момент, а потом Мариуш бежал, петляя, как заяц. А Тадеус шел по следу. Еще шаг. Ботинки скрипнули — кадавр насторожился. Заманить бы его куда-нибудь… Снова понюхав воздух, кадавр кинулся к нему — и Мариуш побежал, расчетливо петляя. Через площадь, под арку, по улице… Оглянулся через плечо: нежить неслась за ним то по-человечески, то опускаясь на четвереньки. Ее явно заносило вправо, и бежал кадавр медленнее, но бежал. Свернуть было некуда. Стиснув зубы, Мариуш выскочил на площадь перед оперой, молясь всем богам, которых мог припомнить, чтоб им на пути никто не попался. Справа гремела музыка — финальные аккорды — а они бежали с левой стороны площади, почти прижимаясь к ограде, за которой темнел парк. Кареты, к счастью, тоже стояли справа, ближе к Опере, и оттуда послышалось отчаянное ржание.
— А…вот…кто, — глумливо растянул губы Майсенеш. — Одного раза…мало…показалось…
— Беги, Мариуш, — бесстрастно отозвался призрак, отворачиваясь от Коринзы. — Долго мне его не удержать.
— Томек! Нет!
— Сожру…
— Скажи мастеру, что меня вызвали на поединок и убили. У этой твари стерлись подметки…
— Сожру, — повторил кадавр, скрюченными пальцами вцепляясь в плечи Томека Сельневича, бесследно исчезнувшего год назад ученика некроманта Горесоля.
— Да беги же! Ищи мост, Коринза! На мосту он…
Кадавр вгрызся в его горло, разрывая призрачную плоть пальцами и зубами, но из земли тянулись все новые и новые полупрозрачные руки, опутывая его, оплетая, сдирая одежду вместе с лохмотьями кожи, и Мариуш успел подумать, что слишком у многих обитателей посмертия накопились счеты к тьеру Майсенешу. За те же сапоги, например, которых он явно сносил не одну пару… А потом думать Мариушу стало некогда, потому что он перепрыгнул ограду и побежал.
Глава 2
Холодный ночной ветер ударил в лицо, наполняя ночь призрачным шепотом. Мариуш несся по залитой лунным светом аллее, а за спиной океанским приливом нарастал шум: старое кладбище пробуждалось. Круги расходились от склепа Майсенешей, как от камня, брошенного в воду, накатывали волнами, проходя сквозь Мариуша — и дальше. Статуи провожали его каменными слепыми глазами, в кустах и между склепами мелькали тени… Крупная летучая мышь, пискнув, задела его крылом — Мариуш невольно пригнулся — и тут же из под ног выскочило что-то маленькое, сгорбленное, метнулось в кусты. Ох, и прибавится работы кафедре некромантии!
Ограда… Мариуш нырнул в оставленную дырку, зацепился камзолом, ругнувшись, рванул ткань. Драгоценные секунды ушли на то, чтобы собрать застрявшие нитки и поставить прут на место. Не хватало еще, чтоб магистрат нашел виновного по такой мелочи, как пара ниток… Дорога...
Выскочив на площадку перед кладбищем, Мариуш кинулся по дороге наверх, к городу. Как нелепо и по-дурацки он попался! Кому поверил? Жадный дурак, польстился на секреты Майсенеша. А что еще оставалось? На бегу крутить кольцо было неудобно, и все же вдруг? Безнадежно. Серебряный ободок словно врос в кожу. Сельневич успел сказать про мост… Что станет с кадавром на мосту? Сдохнет? Ослабнет? Станет уязвимым? Задыхаясь на крутом подъеме, Мариуш выбежал на гору, огляделся, держа в одной руке шпагу, в другой слетевшую шляпу — не оставлять же ищейкам магистрата улику. Проклятье — трость-ножны осталась на кладбище. Впереди — город. Спящий, тихий, лишь кое-где мелькают редкие огни фонарей. Сзади… он оглянулся. У подножия горы, где начиналось кладбище, мелькнуло что-то светлое, двигаясь длинными резкими прыжками и сразу уйдя в тень.
А, плевать. Кадавр доберется до него куда раньше магистрата… Мариуш тоскливо глянул на город, вспоминая лекции. Где, кстати, ближайший мост? Бровицкий — прямо по бульвару Должников, потом налево, шагов с тысячу. Перехватив удобнее шпагу, Мариуш побежал вниз. Мелкие камешки скрипели под ботинками, блестели в лунном свете, ветер, поменяв направление, дул в спину, свистел в ушах. Во рту пересохло, но бежать под гору было легко. Время. Ему нужно выиграть время — хоть немного форы! Кадавр… Нежить высшего статуса опасности. Быстрая, умная, злобная. Состоит из трупа, забальзамированного по особому ритуалу, и неупокоенной души. При обнаружении немедленно сообщать на кафедру некромантии и в магистрат. Держаться подальше, как можно дальше, — повторял в ушах скрипучий тихий голос профессора Граша, преподавателя Академии и замечательного теоретика. Увы, теоретика — и не больше. Как справиться с кадавром, Граш пятикурсникам не рассказывал… Это работа для мастеров. А держаться подальше — Мариуш перевел дух, сбежав с горы, и быстрым шагом пошел по бульвару — совет хороший, но не для этой ночи. Академия. Может — туда? Не успеть. Слишком далеко. Пока впустят, пока удастся найти и разбудить хоть того же Граша… Кадавр такого натворит! Мариуша передернуло. Снова оглянувшись, он посмотрел на гору, с которой только что спустился, и ускорил шаг. Значит, не Бровицкий мост. Он все равно не знает, что делать с кадавром на мосту. Томек думал, что дал хорошую подсказку. Но Томек был подмастерьем Горесоля. А Мариушу знать это неоткуда. Кошмары забери всех темных мастеров, отказавших ему в ученичестве. Все — до единого — отказались. Ну, кроме Майсенеша, конечно, которого он и не спрашивал.
Мостовая, как в тяжелом сне, уплывала из-под ног, и ему казалось, что он стоит на месте. Но улицы, пересекающие бульвар, менялись. И дома, словно глядящие ему вслед. Почти как статуи на кладбище… Взгляд! Ощущение чужого взгляда, сверлящего ему спину… Как там сказал Тадеус: за вами, Коринза, не будут следить? Тогда откуда чувство, что не только в спину, а со всех сторон смотрят на него внимательные глаза?
Не Бровицкий мост, а к Четырем ветрам — и на тот берег, в Академию. Даже если тварь сожрет его на пороге, кто-нибудь поднимет тревогу… Граш удержит кадавра хоть какое-то время. Ведь удержит, правда? Вызовут Горесоля, Вронца… Только вот ему это уже не поможет.
Мариуш снова побежал. Размеренно, экономя силы. На очередном перекрестке свернул вправо, на улицу Деревянных шпаг. Тесную, извилистую, с высоченными старыми домами в три этажа. Фонари, щедро освещавшие бульвар, остались позади, а здесь было темно и сыро, от каменных стен веяло холодом даже в летнюю ночь. Почему мост? То есть, понятно, почему. Мост — переход между мирами, на мостах человеческая магия, дарованная богами и стихиями, гаснет. На мостах устраивают поединки и божьи суды: там невозможно жульничать и колдовать… И на мосту даже проклятую душу можно проводить в посмертие. Это знает любой первокурсник. Но как сделать это с кадавром?
За спиной послышались легкие шаги — Мариуш насторожился. Обернулся. Темная тень юркнула в кусты. Кладбищенские мороки следом увязались? Или… Он крепче сжал рукоять почти бесполезной шпаги. Эх, палаш бы хороший! А шпагой шею не перерубить. И главное — тварь нельзя подпускать близко. Тадеусу нужно новое тело. Душу он вытянет и сожрет, отдавая своим хозяевам. Мариуша передернуло. Посмертие ждет любого темного мастера, но одно дело — уйти дальше, другое — стать вечно безумной тенью или развеяться без всякой надежды.
Ладно, если это морок, близко он не подойдет, побоится клинка из небесного железа. А вот если кадавр… Темные громады домов давили, воздуха не хватало. Если выберусь живым, буду каждый вечер ходить в фехтовальный зал, — на бегу пообещал себе Мариуш. — Если выберусь…
Шаги. Быстрые, легкие — и куда ближе. А впереди — темный переулок. Совсем темный. И узкий — можно коснуться стен руками, разведя их в стороны… Мариуш остановился, круто развернувшись. Взглянул на кадавра, скалящегося шагах в двадцати. Судорожно сжал шпагу.
То, что стояло перед ним, человеком уже не было. Тьера Майсенеша ожидали в посмертии долго и ревностно. И, не сумев сладить, покуражились… Сгорбленная фигура была не просто обнажена, на ней и кожа осталась редкими клочками, кое-где. В других местах оголенную темно-багровую плоть покрывала слизь, перемешанная с пылью. Из разодранных запястий торчали белыми шнурами оборванные сухожилия, суставы неестественно вывернуты, выломаны наружу, руки мертво болтались по бокам тела. Ноги…голова… Мариуш сморгнул. Кадавр стоял к нему спиной. Точно — спиной! Просто шея у него была свернута назад так, что белесые глаза смотрели прямо на Мариуша. И ступни — тоже. Как он двигается? — ошеломленно подумал Мариуш. — Хотя что нежити законы анатомии?
Кадавр то ли оскалился еще сильнее, то ли улыбнулся. Сделал шаг к нему. Мариуш попятился, складывая пальцы на левой руке в знак изгнания — без всякой надежды, лишь бы сделать хоть что-то… Кадавр сделал еще шаг. Тишину разорвал звонкий лай. Прямо между ними, из какой-то подворотни, на улицу вылетел белый песик и кинулся на нежить, прыгая вокруг и яростно облаивая кадавра. Мариуш не мог сделать ничего. Он не успел бы сделать ничего — если бы и смог. Неуклюжее изломанное тело на мгновение расплылось в воздухе — короткий визг захлебнулся. Сжав тельце так, что Мариуш услышал хруст ребер, кадавр медленно, напоказ оторвал болтающуюся голову, скрутил собачку, как скручивают, выжимая, мокрое белье, и отшвырнул в сторону. Глядя Мариушу в глаза и растягивая лопнувшие губы еще сильнее, сделал шаг по окровавленной мостовой. Маленький шажок — тоже напоказ. Ужас накрыл целиком, смывая мысли — и Мариуш рванул в переулок, прочь. Изо всех сил, задыхаясь, не видя ничего ни под ногами, ни вокруг — и каждое мгновение ожидая тяжелого прыжка сзади. Но прыжка не было… Переулок будто выдернули у Мариуша из-под ног. Он вылетел на едва освещенную луной улицу и помчался по ней, не разбирая дороги. Свернул куда-то, под арку, потом еще, и еще… Сзади время от времени слышались тяжелые шлепки, подгоняя, заставляя выматываться в попытке бежать еще быстрее… Загоняя… Загоняя?
Выскочив на маленькую незнакомую площадь, Мариуш огляделся, задыхаясь. В груди кололо, ноги противно дрожали. Глупо. Глупо и бессмысленно. От кадавра не убежать. И нежить давно бы поймала его, не реши Тадеус поиграть, как кошка с мышью. Сволочь.
Вокруг было тихо. Только вдалеке, за домами, окружившими площадь непроницаемой стеной, слышался бравурный марш. Мариуш прислушался. Марш гвардейцев из «Белой дамы». В той стороне, значит, Оперный театр. А марш почти в конце трехчасового представления. Началось оно в одиннадцать. А теперь — третий час. Скоро рассветет. Мариуш медленно поворачивался по кругу, пытаясь поймать признаки движения в темноте возле домов, у фонтана посреди площади, в темных кустах сирени посреди клумбы. Кадавр следовал по пятам. Гнусная тварь… Страх дошел до высшей точки слепящего безнадежного ужаса и куда-то делся, сменившись холодной яростью. Мариуша трясло от злости. На Тадеуса Майсенеша, на коллегию мастеров, отказавших ему — лучшему студенту курса — в продолжении учебы, на самого себя! Что толку бояться нежити? А перед глазами стояла окровавленная белая шерстка, выпученные глаза и оскаленные зубы несчастной собачонки. И скоро — рассвет. Кадавр не призрак, не вурдалак, солнечный свет ему не страшен. Только с рассветом на улицах покажутся люди — и магистрат вместе с академией устроит облаву. А против всего города — Мариуш напрягся, уловив движение за фонтаном — против всего города Тадеусу не выстоять. Тело у него безмозглой нежити, но думает опытный маг. Что он сделает? Что бы я сделал на его месте?
Ответ пришел вкрадчивым шепотом: из глубины сознания, от того, кого Мариуш частенько видел в зеркале — вместо себя. Ты бы спрятался. Нашел уединенный дом — и скрылся, а ночью снова вышел на охоту. Беги, Мариуш. Можешь отрубить себе палец с перстнем, да хоть руки, которыми ты его взял — печать стоит на твоей душе. Кадавр найдет тебя где угодно. Найди самое надежное убежище, самую прочную дверь… Не поможет. Но еще поживешь… Ночь, две, три… А там и придумаешь что-нибудь…
А что будет делать Тадеус? — спросил Мариуш. — Что он сделает, пока я буду прятаться? И тьма в глубине его души хмыкнула, не собираясь отвечать на глупый вопрос. И правда, разве ты сам не знаешь ответа? В том доме, где Майсенеш найдет убежище, наверняка будут люди. Он устроит бойню. И купит их душами еще несколько дней и ночей отсрочки…
Не пойдет, — холодно и трезво подумал Мариуш. — Я эту тварь выпустил, мне по счетам и платить. Много всякого говорили про тьеров Коринза, но быть первым, про кого скажут, что он трус?
Шпага… соль… Что можно использовать? Ни-че-го, — скучающе отозвалась тьма, заползая поглубже. — По отдельности — ни-че-го…
Вдали прогремел взрыв музыки. Скоро финал. Сейчас ария Лермианы — и все… Из оперы выйдут люди. Кто-нибудь и в эту сторону… Думай, некромант. Зря что ли ты назвал себя темным мастером?
За фонтаном шевельнулось — легла на мостовую, в свет фонарей, темная тень. Мариуш выпрямился, сжимая шпагу. Глянул на нее — и на кадавра, медленно выходящего из-за мраморного бассейна. Там, за Оперой, где скоро зачехлят смычки и несравненная тьесса Лаура выйдет на поклон, мост Четырех ветров. И кое-что может сделать даже недоучка. Только вот пойдет ли Майсенеш на мост? Не надоело ли ему играть? И как успеть?
Кадавр медленно подбирался к нему, боком, мелкими шажками, скользя вокруг по длинной дуге. Мариуш еще раз глубоко вздохнул, поднял перед собой шпагу и сломал клинок о колено. Сам удивился, как тоскливо стало на душе. Ему-то о чем печалиться? Это подмастерьям при посвящении клинок из небесного железа дарит учитель, а он просто купит себе еще. Посидит снова полгода на хлебе и воде — и купит. Если жив будет. Кадавр остановился, чуя неладное. Все время приходилось напоминать себе, что он только выглядит безмозглой нежитью, а внутри у него душа, с которой не тягаться ни в силе, ни в опыте. Не говоря уж о знаниях.
Теперь в правой руке у него остался эфес с обломком лезвия ладони в три длиной, а в левой — острие. Тяжелый кусок клинка ладони в полторы, немного расширяющийся с одной стороны. Мариуш покачал его, примеряясь. Ну, требуху у трупа вырезали при бальзамировании, иначе он бы сейчас раздулся и булькал. Магия магией, а разложение свое берет. Целиться в сердце бесполезно — его нет. В голову? Да что гадать? Скорее всего, кадавр увернется. И вообще, он же спиной стоит. Хоть бы куда-нибудь…
Сложившись немыслимым образом и пригнувшись, нежить рванулась вперед. Не так быстро, как боялся Мариуш, но стремительно и ловко. Длинными прыжками пересекла половину площади, взлетела в воздух… Преодолевая соблазн просто выставить клинок перед собой, Мариуш увернулся. Рубанул наотмашь шпагой, как палашом — наугад. Проскочил мимо. И изо всех сил метнул обломок, как нож. Кадавр захрипел, приземляясь. Скособочился. Захрустели кости. Он по-прежнему стоял на четвереньках, спиной вниз. Шея вывернулась окончательно, слепое лицо поворачивалось в стороны, ища Мариуша, и тот понял лишь сейчас, что у твари вырваны глаза. Не просто бельма, как показалось ему в переулке, а пустые глазницы. Обломок шпаги торчал у кадавра между ребер, сбоку и сверху. Легкие, разумеется, не поднимались, но тварь снова захрипела, ухватилась окровавленной и пыльной рукой за лезвие — и отдернула ладонь. Качнула головой, то ли прислушиваясь, то ли нюхая воздух.
Мариуш на цыпочках шагнул вправо. Так вот почему он гонится, как за дичью… В переулке кадавр упустил момент, а потом Мариуш бежал, петляя, как заяц. А Тадеус шел по следу. Еще шаг. Ботинки скрипнули — кадавр насторожился. Заманить бы его куда-нибудь… Снова понюхав воздух, кадавр кинулся к нему — и Мариуш побежал, расчетливо петляя. Через площадь, под арку, по улице… Оглянулся через плечо: нежить неслась за ним то по-человечески, то опускаясь на четвереньки. Ее явно заносило вправо, и бежал кадавр медленнее, но бежал. Свернуть было некуда. Стиснув зубы, Мариуш выскочил на площадь перед оперой, молясь всем богам, которых мог припомнить, чтоб им на пути никто не попался. Справа гремела музыка — финальные аккорды — а они бежали с левой стороны площади, почти прижимаясь к ограде, за которой темнел парк. Кареты, к счастью, тоже стояли справа, ближе к Опере, и оттуда послышалось отчаянное ржание.
