Часть 1
Я застал Машку в большой комнате с портретом Андрюхи в руках, опять всю в слезах.
Этот долбаный сюжет повторяется изо дня в день. Похоже, что я ничего никогда не смогу изменить, а так хочется, чтобы жизнь перестала зависеть от него, от моего бывшего друга.
Я ненавижу его. Просто ненавижу, хотя нельзя ненавидеть мёртвого, тем более друга.
Зато Машка продолжает любить…
— Тебе валерьянки накапать? — Я спросил лишь для того, чтобы она обратила на меня внимание.
— Митя, родной, я не верю в его смерть.
Я забрал у неё фотографию, вытер с защитной плёнки ладонью капли слёз и поставил на место, за стекло книжной полки.
— Машенька, — я поднял её на руки и вместе с ней аккуратно уселся на диван, — Машенька, любимая, ты осознаёшь, что мне тоже трудно, мы решили быть вместе, у нас сын…
— Это его сын, Митя. Понимаешь, его.
— Да. Я всегда знал, что Пашкин отец — Андрей, но папой он называет меня. Маша, я клянусь тебе, что как только он сможет понять — я всё честно расскажу ему. Он будет знать, кто его отец.
— Я не верю в смерть Андрея, — она продолжала повторять одно и то же. — Я очень хорошо знаю его, он не мог умереть. Он спортсмен, он сильный, ловкий, умный. Митя, он не мог умереть!
— Хорошо. Допустим, что он жив. Прошло два года. Где он? Почему не даёт о себе знать? Ты же исключаешь возможность того, что он бросил вас с Пашкой?
— Получается, не только нас, но и своих родителей, и тебя тоже. Разве нет? Митя, я хочу знать правду.
— Ты её знаешь. Его накрыло лавиной.
— Только тело так и не нашли.
— Маша, лавина — это тонны снега, это невероятная сила, это смертоносная мощь.
— Кому ты всё это рассказываешь? Мне? Я единственный раз не поехала с ним.
— Ты была беременна, я помню.
— Почему не поехал ты?
— Потому что это было его задание, его гвоздь, его репортаж. А у меня было другое. Я в шахты тогда спускался, расследовал смерть шахтёров в Караганде. Если хочешь, я тебе принесу тот очерк из архивов или в нете сейчас найду. Ты меня обвиняешь в трагедии, случившейся с Андреем? Маша, он был моим другом.
— Только ты любил меня, а я — его.
— Дружбу из-за бабы не предают.
Она дёрнулась и встала с моих колен.
— Я для тебя лишь баба?
— Кто я для тебя, Маша?
Она внимательно и испытующе смотрела в мои глаза.
— Митя, прости. Я никак не могу справиться с собой. Он мне снится: то зовёт меня, то обвиняет… Прости. Конечно, я не должна так себя вести. Я очень благодарна тебе за твою поддержку, за то, что у Пашки есть отец.
— А у тебя мужчина для удовлетворения твоих потребностей. Так?
— Митя, ты не прав. Просто, наверно, в новые отношения надо вступать, покончив со старыми, а у нас с тобой всё кувырком. Ты хочешь уйти?
— Я хочу семью. Нормальную, такую, которая тылом является.
— Что будем делать?
— Решай. Пашка в детский сад идёт завтра третий день, ты можешь начать работать, материально я буду помогать. Но я устал от твоих истерик, от того, что в постели мы всегда втроём. Его призрак неизменно с нами. От того, что ты называешь меня его именем, да хотя бы от того, что ты меня используешь, а не любишь.
— Люблю, Митя.
— Ты уверена?
— Да.
— А если он вернётся?
— Не знаю. Мить, как я могу знать? Хотя думаю об этом каждый день. Я же счастлива с тобой.
— Но продолжаешь его любить.
— Я не знаю! Не знаю, любовь ли это или болезнь. Он умер так внезапно, что я не верю в его смерть. Если бы я труп видела… А то ушёл в дверь, поцеловал на прощание и обещал вернуться. Митька, пойдём спать. Утро вечера мудренее. Не обижайся ты на меня. Пожалуйста, не обижайся.
Мы остаёмся с ней вдвоём на огромной двухспальной кровати. Сна нет.
Она целует мою грудь, трётся носом, и я, забыв о неприятном разговоре, отдаюсь чувствам,тону в ощущениях и понимаю, что нет более желанной женщины, чем она, моя Мария. Я овладеваю ею немного грубо, но так, как она любит.
Уже засыпая, слышу её тихий шёпот:
— Мне так хорошо с тобой, Митька.
И мне хорошо, когда ты плавишься в моих руках, думаю я. В моих, не его. Когда я вхожу в тебя и ты поддаёшься мне, когда ты кричишь. Я знаю тебя, чувствую и хочу всегда.
Утром, не в силах разлепить глаза, просыпаюсь от её ласк и поцелуев.
Сын играет кубиками на полу тут же рядом. Я не могу при нём, но хочу её до безумия. Она тоже хочет меня.
— Пашка ещё ничего не понимает, — произносит Маша, форсируя свои провокационные действия.
И я сдаюсь.
Мы делаем это под одеялом, второпях. Я даже не замечаю, получила ли она удовольствие. Присутствие ребёнка рядом решает всё.
— Митя, после садика я отвезу Пашку к маме. Ужин при свечах и мы вдвоём. Согласен? Мой план хорош?
— Спрашиваешь! — Я безумно рад Машиному предложению.
— Так не опаздывай, — говорит она и снова целует меня в грудь.
Я лечу на работу окрылённый, настроение отличное, дурных мыслей больше нет, и мир вокруг прекрасен.
Я высаживаю Марию с Пашкой из автомобиля у детского сада и чувствую, что опаздываю на летучку в редакции.
Но испортить мне настроение не может ничто и никто, даже шеф. И пробка на дороге, в которую я встрял и встал намертво.
Я вспоминаю о незаконченной статье, набираю текст тут же, в машине, на лаптопе. На планшет падает письмо.
Открою его в редакции. Сейчас не до этого, впереди явно что-то случилось — по обочине дороги мчится «скорая», потом несколько нарядов полиции.
Опять авария, главное, чтобы без жертв. Машины медленно начинают движение, пусть в один ряд, но всё же. Я успел дописать статью и скинуть её на комп начальнику отдела.
Теперь можно не торопиться, я сделал всё.
Выруливаю на обочину, беру в руки фотоаппарат и пешком, захлопнув дверцу автомобиля, иду к месту аварии.
По дороге вспоминаю о недавнем выступлении депутата думы Киреева. «За последний год в ДТП погибло более двух тысяч человек, получили увечья почти двадцать тысяч человек. В мирное время гибнут люди, как во время военных действий. Урон государства исчисляется миллионами. И это только по нашему региону. Большинство ДТП происходит далеко не из-за неисправности автомобилей или несовершенства дорожной инфраструктуры, а по вине участников дорожного движения, по вине водителей. Это девяносто пять процентов от всех дорожно-транспортных происшествий».
Вот с его цитат и начну репортаж. Включаю диктофон и наговариваю секретарю текст новой статьи. Затем делаю снимки с различных ракурсов, без лиц пострадавших, так, чтобы не понять, кто там, и в то же время было видно детали и ужас произошедшего.
Отправляю всё сразу в редакцию.
По дороге к машине звонит шеф, репортаж с аварии пошёл на первую полосу.
А я молодец. Впрочем, как всегда. Я лучший, я самый лучший.
Пока хвалю себя, понимаю, что лучше Андрея мне не быть никогда. Я второй после него по всем фронтам.
Часть 2
— Громов, ну какого чёрта! — так шеф приветствует меня, входящего в отдел.
— И вам не хворать. Что опять стряслось?
— Ты не был на планёрке.
— Я вам дал материал. Я не могу находиться в двух местах сразу.
— Оправдываешь своё опоздание?
— В следующий раз проеду мимо сенсации, и вы ничего не получите.
— В Караганде опять взрыв метана. Собирайся. Тебе Света билет забронировала. И там практикантка у нас, её с собой бери, опытом делиться. Только не пугай девочку.
— Что она у нас делает, если из пугливых?
— Практику проходит. Может быть, это будущая звезда журналистики. Громов, не мне тебя учить, как надо обращаться с женщинами.
Кое-как отвязываюсь от шефа и направляюсь к своему кабинету в виде крохотной комнатушки, где помещается рабочий стол, книжный шкаф и два кресла, одно из которых моё, а второе предназначается посетителям.
Да, там тесно, но тихо. Не то что в общем отделе.
У меня под дверью действительно стоит девица. Ростом метр с кепкой, «воробей на морозе». Улыбаюсь скорей своей ассоциации, а не девочке с огромными глазами инопланетянки, радующейся при виде меня.
— Дмитрий Иванович, меня к вам направили, я Надя.
— Здравствуй, Надя. — Открываю двери своего кабинета, пропуская её вперёд.
Самое смешное, она решила, что я просто счастлив её появлению. Ну ладно, не буду разочаровывать девочку. Включаю чайник и наливаю кофе себе и ей.
Она устраивается за столом, разглядывает фото на стене, дипломы в рамочках, всю мою коллекцию достижений. А там есть что посмотреть. Не зря же мне отдельный кабинет выделили.
Потом подходит ближе, читает подписи и останавливается рядом со шкафом. Там, за стеклом, фото меня, Андрюхи и Машки в горах, а у Машки в руках эдельвейсы.
— Как вы попали в отдел криминальных расследований? — спрашивает меня она.
— Нос люблю совать куда не следует. Ты спортом занималась?
— Почему занималась? Я и сейчас занимаюсь борьбой. Я тоже так, как вы, хочу. Чтобы и в горы, и в шахты. Я читала статьи. Это ваши друзья?
— Да, друг и жена.
— Ваша или его?
Я теряюсь от её вопроса. Пожалуй, первый раз в жизни не знаю, как правильно ответить.
— Он был одним из лучших журналистов. К сожалению - был! Он умер, Надя, погиб два года назад, ну, чуть больше.
— То есть погиб на задании?
— Да нет, на отдыхе. — Я говорю эти слова и понимаю, что не прав. Что Андрюха ездил не просто так, он копал и, может быть, что-то выкопал такое…
Нет, не может быть! Это паранойя, и я её подцепил от Машки.
Для Андрюхи это была обычная командировка, он выполнил задание и дал материал, а потом они с коллегой из Алматы Ерланом поехали в горы, взяли вертолёт напрокат, поднялись гораздо выше турбазы и горнолыжного курорта, там спускались на лыжах по дикому склону. Их накрыло лавиной.
Панику поднял пилот вертолёта, когда прилетел за ними и не обнаружил ребят.
Началась поисково-спасательная операция. Тело Ерлана обнаружили через сутки на глубине двух метров, а Андрея так и не нашли.
Несчастный случай!
До этого момента я не сомневался, что всё было именно так. А если нет, если кому-то было выгодно представить всё в виде несчастного случая? И проблема решена. Свидетелей-то нет, только снег и горы. Вот они уж умеют молчать.
Картинка в голове не складывалась. Их было двое, значит, кроме стихии никто не мог причинить им зла. Всё. Точка.
Надо поговорить с Машкой, а то сойду с ума от её истерик.
Входит секретарша шефа, как всегда — без стука.
— Ну что, собирайтесь, друзья, вечером самолёт. — Света кладёт на стол распечатку билетов. С ухмылкой разглядывает мою практикантку, подмигивает. — Удачи тебе, Димыч!
Я делаю пару звонков в Караганду, узнаю ситуацию и погоду. Договариваюсь с коллегами о встрече. Набираю вызов Марии.
Ужин вдвоём отменяется и всё, что планировалось после ужина, тоже. Обещаю звонить ей из Караганды два раза в день, утром и вечером.
Быстро набираю заметку для первой полосы, все остальные подробности уже будут с места событий.
«Тридцать первого августа около четырёх часов утра в Шахтинске на шахте № 2, произошел внезапный выброс метана.
В момент аварии в шахте находились сто тридцать шесть человек, из них трое — в аварийной выработке. В пять тридцать пять работник шахты обнаружил тела трех пострадавших без признаков жизни. В результате ЧП погибли Ахметжанов Рустам Ренатович, 1983 года рождения, Руденко Валерий Валентинович, 1980 года рождения, и Шебанов Максим Сергеевич, 1986 года рождения. У всех троих остались жены и дети».
Везу Надю к ней домой, ещё раз напоминаю, чтобы не забыла взять с собой тёплые вещи, потому что ночи уже холодные.
Возвращаюсь в свою квартиру, ем щи, приготовленные Машкой. Собираю сумку, проверяю комплектность камер, заряд аккумуляторов.
Я не успел просмотреть почту, но теперь уже и не успею, а там накопилось много писем, требующих ответа и просто непрочитанных, среди них могут быть важные.
Хочу в отпуск к морю вместе с Машкой и сыном.
Хотелки оставляю дома за закрытой дверью, а сам ухожу. Впереди работа.
В самолёте пытаюсь отдохнуть, но у меня ничего не получается. Надежда укуталась в плед и спит, а её голова покоится на моём плече. Смешная девчонка всё пыталась выведать что-то про мою личную жизнь, про отношение к смерти, про то, как я пропускаю через себя происшествия, о которых пишу, как живу с этим.
Пытался объяснить, что со смертью мы уже почти друзья. Что просто пишу о том, что вижу; анализирую, пытаюсь сказать, как надо, чтобы такое не повторилось. Надеюсь, что пишу не зря.
Это же как техника безопасности, на крови созданная, так и я пишу, чтобы услышали и решали что-то. Да хоть ту же технику безопасности соблюдали. Чтобы приборы, определяющие концентрацию метана, работали, чтобы не на авось полагались.
Говорил, говорил, а потом глядь — она спит.
Паспорт видел — девятнадцать этому чуду. Тощая такая, борьбой, блин, занимается. Смешно. Надо проследить, чтобы ела нормально, мне только её обмороков не хватает. А глаза огромные, карие — истинная инопланетянка. Носик курносый и веснушки. Смешная. Вот никогда бы в такую не влюбился. Машка моя другая: Машка красивая, Машка — королева.
Сожалею о несостоявшемся вечере и уплываю в сон.
В аэропорту нас встречают представители прессы. Уже светло, хотя ещё не жарко. Обычное сентябрьское утро.
Господи, вчера ещё было лето.
Мне рассказывают, что на ликвидации последствий аварии работают порядка шестидесяти горных спасателей. Что создана межведомственная комиссия по расследованию причин ЧП. В нее вошли специалисты ДЧС области, департамента промышленной безопасности, министерства труда и компании «АрселорМитталТемиртау».
Закидываем с Надей вещи в гостиницу. Беру фотоаппарат, камеру, и едем к месту аварии. Надо поговорить с семьями, узнать, как им поможет руководство шахты, есть ли в забое люди, все ли эвакуированы и подняты на поверхность.
Надя плачет. Она впервые в жизни сталкивается с горем так близко.
Плачет во время интервью, пытается остановить меня, когда я прохожу на опасную территорию, когда работаю вместе со спасателями.
В гостинице за ужином молчит, насупившись.
Я не трогаю её, она должна сама пережить всё.
В номере набираю текст статьи на лаптопе. В двери стучит Надя.
— Дмитрий Иванович, мне так страшно одной, можно я тут у вас на диване лягу? Я не буду вам мешать.
— Дима, называй меня просто Дима.
Она переносит свои вещи в мой номер и устраивается на диване.
Дежавю какое-то. Машка когда-то тоже вот так вошла в мою жизнь. Набираю её номер, рассказываю о себе, о Наде. Интересуюсь сыном, прошу не скучать.
