Часть 1
— Вов, тебя в школу вызывают.
— Ксюш, ты бы сама сходила. Ну, мне только в школу осталось.
— Вова, вызывают именно тебя. Понимаешь, не меня, а отца.
— И ты не знаешь в чём дело?
— Нет, не знаю. Я звонила учительнице, она просила тебя зайти и сразу к директору.
— Ребёнок в первом классе. Что могло произойти? И почему ты — мать его, их не устраиваешь?
— Вот ты сходишь и выяснишь. Вова, ну пожалуйста! И Олежке будет приятно, он так тобой гордится.
— Схожу я, конечно, схожу. Куда денусь. Просто не люблю я, учителей не люблю.
— Сказал сын учительницы русского языка.
— Так то сын! А потом меня не литератор вызывает.
***
В приёмной ждать долго не пришлось. Его пригласили практически сразу.
Директор оглядела Володю с головы до ног. Оценивающе так оглядела.
— Значит, вы отец Завьялова Олега?
— Да, я отец. Натворил он что-то?
— Нет, почему сразу натворил. Открытый урок был в его классе, с представителями РОНО. Я тоже присутствовала. Речь шла о родителях, об отношениях в семье. Вы взрослый человек, вы понимаете, что всё было отрепетировано, и каждый знал свою роль. Но проверяющая вдруг вмешалась и задала вопросы, об уникальности родителей. Вызвала детей на диалог, и каждый старался сказать что-то своё, то, что отличает именно его маму или папу. Так вот, Олег с особой гордостью заявил, что вы умеете разговаривать с трупами. Все рассмеялись, он расстроился и стал доказывать. Он говорит, что трупы, то есть умершие люди, сами про себя вам всё рассказывают. Вот так и выразился. Что вы смеётесь? Вы колдун? Экстрасенс? Да?
— Я? А что, похож? Нет, к мнимым материям я отношения не имею, а вот трупы мне действительно всё рассказывают. И не только трупы, с живыми тоже работаю. Я врач — судебный врач. Я вас понял, поговорю с Олежкой.
— Нет, не поняли. На классный час приходите, расскажите детям о профессии. Только без ужасов там всяких. Но это будет познавательно, и над Олегом дети смеяться перестанут. Насколько я поняла, вы не биологический отец Олега. И ему важно, как к вам отнесутся его одноклассники.
— Я единственный отец Олежки, другого нет. Он меня знает, как отца, и всё. Я думаю, что мы решили этот вопрос.
— Да, конечно. Ещё в семье есть дети?
— Да, у Олежки брат, годик ему. Саша, — Володя улыбнулся. — Только заранее сообщите день и время классного часа, я подготовлюсь и на работе договорюсь.
***
Войдя в помещение Бюро, Володя первым делом заглянул в журнал.
Да, его ждал труп, причём огнестрел, и с примечанием о том, что до того, как приступить к вскрытию, следует дождаться следователя.
Всё показалось необычным: судя по записи, Семёныч на место преступления не выезжал, да и к Володе никто с такой просьбой не обращался. Странно очень. Огнестрел — это криминал, а криминал подразумевает осмотр места происшествия экспертом.
Ну да ладно, сказано дождаться следователя, значит, дождётся. Только бы он заявился пораньше. А то бывает, вроде и работы особо нет, а следователя ждёшь до самого окончания смены, а потом он является, и всё ему срочно, и немедленно. А вскрытие может затянуться надолго и занять пару-тройку часов. В такие дни домой придёшь и даже детей не увидишь. Спят спиногрызы. У них режим. Причём самим Володей установленный. Спать дети должны ложиться в двадцать один ноль-ноль. И даже если камни с неба, режим нарушаться не будет.
Да и Оксана, бывает, ворчит, если он задерживается. Она ведь волнуется, она видеть собственного мужа хочет, и поговорить, и о детях рассказать. Женщине просто необходимо рассказать о детях. О тех мелочах, которые несущественны в целом, но из которых формируются характеры. То это сказал, то сделал это, отобрал у старшего ручку и расчеркал листы в тетради. О том, как плакал от обиды Олежка, но наказать Сашку не дал, да и отругать не дал. Пытался объяснить маленькому проказнику, что поступать так вовсе нельзя. А тому всего-то год и два месяца. Что он ещё понимает в Олежкином «нельзя».
Зато как всё это мило и щемяще со стороны. Мать так гордится поступками и добротой старшего и непоседой-младшим тоже восхищается.
И как ей хочется, чтобы всё это о чадушках знал отец.
Вот только возвращается он с работы поздно, уставший, со своими думами. Ест, слушает нехитрые рассказы жены, улыбается. А потом принимает душ и заваливается спать.
А утром бы продрать глаза и снова на работу.
Но это жизнь. Простая обыденная жизнь.
Правда, сейчас была другая жизнь. Тоже обыденная, которая называлась — работа.
В кабинете на диване, завернувшись в синтетический плед, мирно похрапывал Семёныч.
Володя лишь ухмыльнулся, постаравшись как можно меньше шуметь. Чтобы не разбудить коллегу.
Особых дел не было. До прихода следователя затишье. Пусть поспит. У него свои проблемы. Дочка старшая заневестилась, вот он её пасёт. А ещё маленький поздний сынишка Кеша уж очень беспокойный товарищ. По ночам не спит, устраивая концерты или игры, не давая отдыха обоим родителям, как, впрочем, и обеим сёстрам.
Но Семёныч проснулся.
— Вов, что поздно так?
— В школу вызывали.
— Что хотят?
— Классный час о нелёгкой доле судебных медиков. Я обещал.
— Правильно, в школу надо идти с открытым кошельком и выполнять все учительские капризы. У меня знаешь какой опыт!
— И лекцию по профессии читал?
— Читал, начиная её словами: «Никто так не чувствует таинство жизни, как прозектор! Вскрывая человеческое тело, ты постигаешь его совершенство!»
— Это ты такое в каком классе детишкам загнул?
— В седьмом.
— Вот то-то же. А у меня первый.
— Ну, сказку расскажешь малышам, про плохого дядю-насильника или убийцу.
— Скорее, убийцу, про насильника им ещё рано.
— Вов, ты мне скажи, почему на огнестрел не ездил?
— Так не звонил никто. Я удивился, что и ты не ездил.
— Ты понимаешь, мне с самого утра уже звонили, просили тело без вскрытия выдать. Якобы по религиозным соображениям…
— Огнестрел без вскрытия?
— Ну да, даже деньги предлагали. Я им объяснил, что, может, полиция у нас и продажная, но мы с тобой к этой категории не относимся. Дождёмся следователя, вскроем, опишем и выдадим в лучшем виде с косметикой на морде лица. И к нам вопросов больше нет.
— Чай? Кофе?
— Вот делать вам нечего, как только чаи гонять, — в кабинет вошёл следователь, майор Панкратов. — Пошли, вскроем по-быстрому, вы мне протокол, отдаём тело и открываем дело. Ребята, дело ерундовое. Вы не представляете. Преступник взят на месте по горячим следам. Вернее, он и сбежать-то не пытался, есть три свидетеля, видевшие, как и кто стрелял. Так что дело только за вами.
— Ну и? Давай подробности.
— А что? Участковый на глазах у всех разговаривал с сыном директора кирпичного завода Огурцовым-младшим. Громко разговаривал. Орал на пацана, короче. Потом сказал, что тот сядет. Все слышали. И пацан побежал вдоль по улице. Лейтенант вытащил «макаров», дал один выстрел в воздух, и второй в цель. Огурцов упал.
— Почему нас на место не пригласили?
— Так всё ясно. Лейтенанта задержали, да он сам себя задержал. Хотя удивляется, говорит, что по ногам стрелял. Но труп говорит обратное.
— Ну, что говорит труп — не вам решать. Иди, Вова, вскрывай.
Володе было достаточно одного взгляда. Правда, он перевернул тело и осмотрел спину тоже.
— Ох и намаетесь вы с этим делом, ребята.
— Ну не томи, говори.
— Лейтенант стрелял в спину?
— В спину.
— А у покойника входное отверстие со стороны груди, спереди, понимаешь? А выходное сзади. Ищите пулю, ребята.
Часть 2
Сразу по выходу из секционного зала Володя услышал вопли прокурора, периодически прерываемые жалким лепетом следователя. Но все в молчании уставились на него, как только он отворил двери в ординаторскую.
— Вы оружие определить можете, Владимир Александрович? — спросил прокурор.
— Ну уж точно не «макаров». Сквозное ранение для «макарова» не типично. Пуля была бы в теле. Скорость у неё не та. Стреляли из «винтаря» или «калаша» — входное отверстие маленькое, а выходное — ненамного больше. Значит, скорость у пули была высокой, это гарантированно не пистолет. У вас хоть фотографии с места есть? Как вы собираетесь определять, откуда стреляли?
— А может быть, вы сами вычислите, товарищ эксперт? — глядя куда-то себе под ноги, произнёс следователь.
— А может, он тебе вообще убийцу найдёт? Откуда идиоты такие, как ты, берутся?! — это продолжал греметь голос прокурора. — Так трудно было позвонить и заехать за экспертом? О чём ты думал, Юра?
— Думал, что дети у него, пожалел я его просто. Дело казалось ерундовое. Лейтенант ещё, когда нас вызывал, сказал, что он и убил. Он же наш человек, врать не станет. Он зачем чужую вину на себя возьмёт? Какой резон ему сознаваться в убийстве, если стрелял не он?
— Не, ну точно идиот. Стрелял лейтенант, понимаешь, стрелял, а убил не он. И звука выстрела никто не слышал. Почему не слышал?
— Да там вертолёт летал, кружил туда-сюда. Там слышно всё плохо было, только вертолёт хорошо. Низко он летал. Ладно, поедем сейчас на место, будем пулю искать.
— Две пули, и от «винтаря», и от «макарова», — вставил своё слово Володя.
— А вот вместе и поезжайте, а потом с докладом ко мне.
— Да мне протокол писать… — ехать на место, где давно уже нет трупа, Володя не собирался.
— Вместе, я сказал, должен быть кто-то умный рядом с этим идиотом. Так что не обессудьте, Владимир Александрович. Утром вы не попали на место преступления, теперь самое время. Спасибо вон майору лишний раз скажите, что пожалел, не потревожил.
Семёныч лишь пожал плечами, не произнеся даже ни единого звука. Помочь Володе он в данной ситуации не мог. Ему и так предстояло нелёгкое дело: не выдавать труп сына возмущённому отцу. А отец далеко не последний человек, и Семёныч для него лишь мешающая букашка, которую и раздавить ничего не стоит.
***
Трясясь в машине, Володя думал о том, что пора уже завести собственный автомобиль. И для семьи полезно, и на место так взял, приехал своим ходом, описал, посмотрел, продиктовал и не надо никого ждать, зря время тратить. Можно сесть в свою машину и ехать на работу. Ни от кого не завися.
Надо будет с Оксаной поговорить на эту тему, решил он.
***
Место оказалось в одной из самых отдалённых частей города. Узкие улочки, обрамлённые заборами, за которыми притаились избушки-завалюшки. Старые-престарые постройки, сохранившиеся с советских времён.
Удручающий пейзаж почти сельской местности.
Что тут мог делать золотой мальчик, вызывало вопросы.
Машина остановилась, и они вышли.
Улица, как и тротуары, были тщательно выметены. Кто-то очень постарался. Даже пятно крови на асфальте замыто.
Ищи тут пули.
Майор смачно выругался. Для проформы прошёл вдоль по улице на десять домов вперёд, потом на столько же назад. Вернулся.
— Даже мусор вывезли. Ни у одного дома ни единого мешка. Опоздали мы, Володя.
— Вижу, что опоздали. Тот, кому надо, прибрался тут. Чтобы нам следов не оставлять. Он же знал, что вернёмся, что лейтенант ни при чём.
— Может быть, и ни при чём, но пулю всё равно искать надо. Под ноги смотри. Оправдать его будет ой как сложно. Да и Огурцов руку приложит, чтобы убийцу наказать. Ему же сам факт возмездия будет важен. А кто виноват, а кто нет… Сам понимаешь… Накосячил я, Вова.
— Юра, скоро солнце сядет, тогда мы с тобой точно ничего не найдём. Пуля врезаться куда-то должна. Перестань самоедством заниматься и включай внимание.
Минут через сорок тщательнейшего осмотра, они нашли круглую дырку в деревянном заборе. То есть отверстие, которое пуле вполне могло соответствовать.
Одно было плохо — самой пули там не было. Выковырял её кто-то.
Зато они отверстие поскоблили, стружку в пакетик упаковали, и с этим нехитрым трофеем отправились домой. То есть на работу.
Прокурор ждал их в бюро.
Доложили о результате.
— Семёныч, у тебя согревательное есть? Нервы расшатались, — спросил прокурор Виктор Андреевич.
— Этого добра у нас хватает. Юра, тебе тоже налить? — обратился Семёныч к майору.
Пили спирт из мерных стаканчиков, закусывали просто хлебом.
Вера Петровна с момента рождения сына в бюро не приходила, а посему бутерброды отсутствовали. Самим же зайти в магазин и купить нормальное съестное на ум не пришло.
Иногда посылали санитаров за пирожками, но не сегодня.
Володя тоже хлебнул миллилитров тридцать. И то только потому, что голова дала о себе знать ощущениями не из приятных. Но спирт головную боль снял.
Все дальнейшие следственные мероприятия было решено перенести на следующий день. Как и выдачу трупа.
Володя с Семёнычем ещё раз его осмотрели, ещё раз исследовали одежду. Но признав, что утро вечера мудренее, отправились по домам.
***
Оксана почувствовала запах спиртного сразу.
Не сказала ни слова. Накормила ужином.
И хотя не было произнесено ничего, напряжение он заметил.
Мальчишки спали, мирно посапывая. Один в отдельной своей комнате, другой в родительской спальне.
Бабушка вышла в кухню, поздоровалась, пожелала Володе спокойной ночи, и засела смотреть сериал у себя.
Он заговорил первым.
— Ксюш, ты расстроена? — взял её за руку.
— Нет, Вова.
— А если честно?
— Я не хочу ссор. Мы с тобой ни разу не ссорились за всё то время, что живём вместе.
— Мы не поссоримся, но я хочу знать, что тебя волнует. Надо обговорить, не терпеть, не высказывать возмущение, не ругаться, а самое главное — не сомневаться во мне. Что тебя беспокоит? Скажи. Не таи в себе. Просто так твоё беспокойство не пройдёт, оно будет расти, пухнуть как на дрожжах, и когда переполнит твоё сознание, ты перестанешь себя контролировать. Вот тогда точно будет ссора.
— Хорошо, я скажу. Ты пришёл выпивший. Я боюсь. Я уже проходила такое. Ты знаешь, у меня всё сжалось внутри. Мне так страшно, что физически больно.
— Был очень сложный день. Я устал, и у меня разболелась голова. Это было лекарство.
Он внимательно смотрел ей в глаза и видел её страх. Страх на уровне подсознания. Страх жертвы перед хищником.
Володя притянул её к себе, усадил на колени.
— Это не повторится. Я обещаю.
— Правда? — её голос был слишком тихим и в нём сквозил всё тот же страх.
— Никогда. Прости. Разве я врал тебе?
— Нет. Ты не врал. Просто сегодня произошло то, чего я больше всего боялась. У вас спирт стоит бутылями, его столько, что в нём купаться можно. Мама говорит, что патологоанатомы все пьют и ты будешь. Что вопрос только времени.
