Агнец

Часть первая

       Изморозь
       
       
       -Как думаете, в чём наша главная проблема? Почему же, мы так стараемся изменить всё то, до чего только можем дотянуться, даже чужие мысли стараемся подстроить под себя?
       В эту, янтарно-лавандовую осень, я не смогу услышать смеха детей, резвящихся на улице, улыбок души, что согревают теплом даже самое сырое сердце в солнечные дни. Я не верю, не верю, что осталась любовь, то нежное и одновременно мерзкое чувство, о котором тлели бумаги, что пожирал даже самый слабый огонь и путались мысли столько лет. Может это всё же осталось где-то, но точно не у нас.
        Эти цевья из желтых автобусов забитыми людьми, стоящие строго в ряд, каждый на своём месте от станции до станции, и только стальной голос нарушает тишину.
       «Станция Ботаники, двери открываются» не глядя друг другу в лицо расходятся по своим норам, словно прячутся под своей серой кожей, продолжая вечерами гнить в монолитных, спичечных коробках, в которых даже солнце не гуляет.
       Ничтожества, опустошённые, своими серыми глазами бегают в поисках заветного кода вдоль экранов мониторов.
       Но всё тщетно….Потерявшие свою красоту даже не прикоснувшись к ней, такие мерзкие, аж блевать тянет.
       
       -Не слишком депрессивный-ли настрой, святой отец?
       
       С легкой ухмылкой, словно спрятавшись за табачной дымкой перебил парень, закусывая губой.
       
       - Какой итог от ваших слов, или же вы так репетируете свою речь для сегодняшней паствы?
       Услышьте слова божьи, дети мои, да будет ниспослан агнец божий, что изменит жизнь вашу, и будете в жизни процветать да горя не знать.
       
       Издеваясь, словно дешёвая марионетка, держа в левой руке папиросу слегка её покачивая, продолжал говорить парень.
       - Или вы один из тех ублюдков, что горланят словно козодои о пути божьем?
       
       
       - Ублюдков?
       
       Опрокинув взгляд пастырь сквозь поднесенную к губам стопку дешёвой водки, той, которую глушат с тяжёлым выдохом, в то время, как яркое послевкусие этилового спирта, скукоживает твоё лицо от чего ты невольно прищуриваешь глаза.
       
       -Да. Тех, что стоят на улице со своими плакатами во весь рост и кличут, что уготовано избранным и верным.
       
       Так и не поняв, что мы давно убили бога, и теперь создаём по своему образу Эдем…
       
       -В котором так-же нет места всем
       Закончил речь парня, скрывавшегося за табачной дымкой, пастырь, вглядываясь в пейзажи за окном в янтарно-лавандовую осень, что обвивается меж хрустальных высоток, тех, что аккуратно выставлены в ряд, словно внутри чьего-то дорогого серванта. Ведущих за собой вдоль старых мостовых и таких же переулков, которые в былые годы видали лучшее, а сейчас на водной глади встречают лишь пустоту в глазах пеших людей.
       
       -Нам пора уже, мы опаздываем
       
       Сухо закончил диалог неизвестный, сидящий рядом с парнем, чьё лицо так бережно скрывала дымка
       
       
       Пастырь поднял глаза и увидел в красном свете, на фоне расписанных стен бара, надписей, которые будто говорили о жизни былых лет, об историях что происходили по эту сторону дверей.
       Холодный, до ужаса холодный взгляд, что сопровождал падающий пепел в рюмку, как хлопья снега, что укутывают угрюмый город. Неизвестный протянул руку за старым пальто из сукна, поправляя правой рукой упавшие на лицо такие же пепельные локоны, которые словно пытались подчеркнуть кукольные черты его лица.
       - Вот чёрт!!!
       Воскликнул парень и в спешке стал собирать вещи
       
       - Приятно было познакомиться святой отец
       
       Всё с тем же мертвым взглядом и безразличием на прощание сказал неизвестный, сказанные не более чем как из-за привычки.
        Посмотрев на часы, которые показывали 14:16 и поправив довольно таки высокий воротник, направились к выходу, с трудом распахнув старую дубовую дверь с латунным колокольчиком, они удалились, оставив святого отца у пустой рюмки, что провожал их растерянным взглядом, пока дверь не скрыла полностью их из вида.
       
       Теплое октябрьское солнце ударило в глаза, и в воздухе послышались едва уловимые нотки лаванды и опавшей листвы. Которая прогнивала у стволов деревьев, укрывавшая землю у стволов словно саван.
       
       - Не смей больше участвовать в подобных разговорах, тем…
       
       -Прости, я не хотел.
       С хриплым кашлем, не дал закончить предложение собеседник пастыря
       
       - У нас нет права на ошибку, сегодняшний день обязан стать началом.
       
       Резко остановившись и держа за правую руку собеседника, всё с тем же холодным взглядом продолжил говорить
       
       - Так что внимательно следи за временем, и ровно в 17:00 делай всё согласно плану. Ты меня понял?
       
       - Да понял я, понял, иди уже в дом, а то точно опоздаем
       
       Закурив новую папиросу и вновь поправив воротник проговорил недовольно собеседник и ушёл по другою сторону, от друга, что поднимался по ступеням в дом.
       В дом, словно сошедшему с листов бумажной архитектуры былых времен, помпезному и величественному, к дому красного совета.
       Место, которое возводили как символ, олицетворение нового, светлого будущего. На подступах которого красуются кроваво-алые знамёна, и знакомые гербы, заманивающие внутрь, а подле них стоят в таком же кроваво-красном гвардейцы.
       Войдя внутрь здания можно было лицезреть всю фантазию человека, от камня до мысли, которую отобразили в искусстве, которое украшало парадную и коридоры здания. Мраморный пол в центре которого виднелась аккуратно выложенная мозаика, символизирующая всё тот же герб.
       Поднявшись на лифте и в спешке пробегая вдоль фуршетных столов таинственный гость, отпорол тяжёлую дверь и вниз галопом, спускаясь по худым ступенькам, словно украдкой осматривал лица, что словно пожирали взглядом друг друга. Зажравшиеся лица, из уст которых можно было только и слышать недовольное бормотание схожее на свиной говор. Найдя своё место между господином Абрамсом из комитета по сельскохозяйственному делу и Гимли из управления культуры, сел, достав из внутреннего кармана блокнот и положил на колени.
       
       
       15:30
        - 17 заседание красного совета объявляется открытым.
       Объявил звучный голос всем гостям, о начале встречи на которой выносят статистику за прошедшее время и предложению новых реформ. Представитель каждого совета со своей скучной и унылой статистикой
       
       15:36
       - Для увеличения урожайности необходимо,….
       
       16:00
       - Введение новой системы образования позволит лучше использовать…….
       
       16:26
       - Уровень рождаемости согласно нормам………………
       
       16:48
       -Введение любой инновации в той или иной сфере большой риск, будь то аграрная или сфера образования. Но смело могу заявить, что нашими общими усилиями мы снизили уровень безработицы до рекордного минимума, у каждого гражданина есть та или иная профессия с общепринятым общим достатком, преступность отсутствует во всех районах, ввиду увеличения штата констеблей, а уровень жизни в новых возведённых районах тому только подтверждение.
       Господа, сегодня, знаменательный день, мы побороли голод, преступность и несправедливость ко всем, мы наконец-то смогли создать место где счастлив каждый. Свобода и единство, то к чему мы так долго шли и то о чём могли лишь только грезить наши предшественники.
       Мы создали свой Эдем
       
       Торжественно и вальяжно расправляя руки подводил свою речь к заключению один из глав красных советов Питер Лаунт.
       Седовласый мужчина лет сорока семи, с округлёнными очками и легкой щетиной, одетый в клетчатый жилет и строгую рубашку с галстуком, не скрывая восторг от всех своей, словно детской улыбкой, что рисовалась на его лице.
       
       - Смерть чужих детей теперь норма мистер Лаунт?
       Под бурные овации спросил незнакомец из бара, косо глядя на часы на циферблате которых рисовалось 16:53.
       Зал стих.
       
       -Прошу прощения о чём вы говорите мистер…?
       
       Спросил незнакомца Питер Лаунт, ухмыляясь на общее лицезрение поправляя свой монокль
       
       -Меня зовут Роберт Бербарнд, повторяю вопрос. Смерть чужих детей для вас является нормой?
       
        Хладно повторил вопрос, словно зная заранее ответ
       
       -Убийство детей?
       Переспросил мистер Лаунт
       -Уверяю вас мы живём в лучшее время чем когда-либо прежде, здесь нет места насилию всё в руках благоразумного порядка, и ни один ребенок за всё время не был обижен или тем более убит как вы
       говорите.
       
       -Безликих, это благоразумный порядок?
       -Служители закона и нашей с вами безопасности
       -Безопасности?
       -Да мистер Бернард, безопасности к которой мы так долго стремились. Благодаря которым не страшно ходить по ночам и засыпать в доме, зная, что никто не проникнет внутрь, это много трудов и сил стоит знаете-ли
       
       - Помню как ваша безопасность избила маленькую девочку у неё дома, говорят она умоляла остановиться, но только лишь от собственных криков медленно захлёбывалась кровью. И только когда она перестала биться в конвульсиях они ушли, оставив её лежать на полу. А теперь это называется безопасностью.
       
       В зале слышалось недовольство отовсюду, словно море перешёптывалось между собой перед грядущим штормом.
       
        - Что за чушь вы несёте?
       Послышался женский голос с первого ряда, что так резко нарушил общий гул в зале.
       - Они защитники порядка, но никак не убийцы. Какой же вздор, они каждого пьяницу и прочих доводят до двери, а вы смеете их клеветать.
       
       Продолжала говорить, женщина чуть старше лет сорока. Это была Карен Р. Холодная и строгая во всём, с аккуратно убранной причёской и строгим серый костюмом, что так аккуратно прилегает к телу и этими
       
       пугающе мёртвыми светло-изумрудными глазами, что заставлял неистово дрожать даже самое чёрствое сердце, толи от страха, толи от отвращения. Только маленькая едва заметная брошь синички на правой стороне пиджака выделялась, словно последний кусочек радости, что остался у неё.
       
       - Ох уж и завели вы всех своими байками конечно
       Нервно, но в с тем же ехидством проговорил Мистер Лаунт и глядя в главную камеру торжественно продолжил
       
       -«Эдем место где все равны и нет места убийствам с беззаконием»
       
       17:00
       Роберт взглянул на часы и под громкие слова Лаунта прозвучал выстрел на улице, за которым последовали крики и вой сирен. От надменного торжества и ехидности что летало пропал и след, ужасный и великий гул овладел всеми. Все от мало до велика неистово бежали и толкались вдоль окон, дабы посмотреть, что случилось на площади от куда доносился звук. Давя друг друга как саранчу, чтобы хоть краем глаза увидеть хоть что-то. Только Роберт стоял на прежнем месте, тихо улыбаясь и продолжал что-то шептать себе под нос под крики толпы.
       Глядя как Лаунт, меняется во взгляде и более в нём не было того детского задора, который виднелся в начале, в нём виднелся лишь оскал.
       
        ****
       Центральная площадь и мрамор что им усеян, к которым словно новые реки, ведут аллеи из опавшей листвы, в самом сердце которого памятник юной девушке, что символизирует мир и свободу. Нежная и нетронутая никем, словно сама невинность, будто живая и вот-вот сойдёт на каменные плиты нежной поступью и подарит покой, будто это поцелуй красного мака. Но всё это благоговение было нарушено громкими речами и толпой, что завывала песни и шуршала плакатами.
       
       - Нас научили молчать, ведь стены тоже слышат и могут нас наказать.
        Боимся что под шёпотом крысиных шагов скрывается чей то голос, который говорит нам
       
       Выпей таблеточку и засыпай, завтрашний день будет лучше.
       Но эти слова всегда обрастали лишь прочей ложью.
       Конечно опиумные сны и пьяные будни помогли разглядеть чарующие нотки этого мира, даже сквозь моё грязное окно, а после вздохнуть полной грудью хотя бы на время, но я так и не смог забыть мой страх скрытый в моём подвале.
       Разве это справедливо?!
       Почему померив жизнь, я хочу перечеркнуть рождение?!
       
       Вскрывая всю боль своей души, выкрикивал парень глядя карими, до боли уставшими глазами, на которых пробивались слёзы, и скатывались на фланелевую рубашку, сливочного цвета, под которой виднелась чуть пожелтевшая футболка.
       Выкрикивал в прямо в сердце толпы, которая постепенно украшала белыми цветами мака мира и цветными ленточками низы символа былого мира, продолжая завывать песни.
       
       - Так поднимитесь же те, кто устал платить своей жизнью за чужие ошибки, поднимитесь те, кто устал от того, что их жизнь и есть ошибка.
       
       
       
       Поднялся жуткий вой на всю площадь, на столько громкий что птицы покинули свои гнёзда и кроны деревьев зашевелились словно крича, стараясь заглушить его. Вой не от толпы, но от чего-то иного, другого за которым слышался стук подобный металлу и едва слышный хруст листвы
       - Немедленно покиньте территорию
       
       Раздался голос, как только, чуть едва ли пробилась тишина
       - Повторяю немедленно покиньте территорию, оппозиционные митинги являются нарушением закона
       
       Повторил констебль в рупор за стеной из покорных ему безликих гвардейцев.
       Облеченных в чёрное одеяние из плотной кевларовой ткани, с усеянными по всему телу защитными ставками из плотного, но достаточно эластичного материала которое не сковывает движение. На наплечниках впереди стоящих, можно было лицезреть отличительный рисунок, багряно-красного пса из пасти которого виднелись бирюзовые цветы. Один лишь вид их вселял в тот момент не то чувство страха, а более безысходности если они начнут движение, нельзя было так же прочитать ни чувства, ни даже мысли облеченных в данное одеяние и что они испытывают, ведь все они прятались за масками, скрывающие всю голову целиком. Составной металлический шлем, сплетённый с мутным стеклом по всей площади, словно паутина. От седьмого шейного позвонка проступали наложенные друг на друга пластины, укрывающие шею как спереди, так и сзади, плавно перетекающие в челюсть. Затылок и лобную долю укрывало подобие каски, усеянными приборами по бокам, для более острого слуха. Всю эту конструкцию завершала общая защитная маска, что держалась на магнитах, не было отверстий для глаз и носа, ведь всё жизненно необходимое и так было внутри неё, а различного рода датчики снаружи передавали всё необходимое как сзади, так и спереди.
       В таком одеянии они мало чем напоминали человека, больше бездушное существо, от чего их и назвали безликими. Никто, даже собственные товарищи гвардейцев не знали, кто и как выглядит, а личные дела каждого были защищены и только в руках одного человека, того самого констебля.
       
       
        - Мы просто хотим чувствовать по-настоящему, здесь нет слов оскорбляющих кого либо.
       
       Проговорил кареглазый парнишка, что возвышался над толпой
       
       -Готовь котёл и…
       Тихо прошептал что-то констебль одному из гвардейцев, и в тот же момент тот отдал приказ стене, что начала своё движение медленной поступью, беря в кольцо толпу у памятника
       
       - Дайте нам увидеть улыбки наших детей, разве мы так много просим
       
       Слышались голоса из толпы
       Толпа обросла стеной из щитов и гвардейцев что
       пряталась за ними
       
       - Лидеры остаются для дальнейших разбирательств, остальные немедленно покиньте территорию
       
       - Мы не хотим существовать, а жить
       
       Прокричал вновь человек из толпы и в тот же момент констебль, глядя прямо в сердце толпы, с едва уловимой ухмылкой отдал приказ взмахнув рукой и тут же чёрные, томные щиты на которых виднелся знакомый герб, опустились и двинулись вперёд