. . .Араджан далек,
Араджан – город ведьм.
Твой друг не вернется назад.
Из анонимной поэмы III века.
Пер. с истийского Юлий Стараведжа
Поле было безмятежно. Ветер гнал волну по длинной траве, словно по морю. Даже цвет был похож: зеленовато-синий, со слабым серебристым отсветом. То тут, то там среди моря травы сияли ярко-желтые соцветия, и мёдом пахло, как на Осенней ярмарке в Айтабоне. Счастливое было поле. Шагах в тридцати левее за чередой ангаров его брата-близнеца скосили, вытоптали остатки трав, и там теперь господствовал запах керосина, масла, железа и пота, там густо висел табачный дым и стояла площадная ругань, заглушавшая мерное гудение пчел.
Джайз стоял на невысокой каменной кладке, остатках древней крепостной стены, и не мог оторвать глаз от цветущего поля, хотя смотреть туда было почти больно. Эта нега и безмятежность вызывали желание сломать, растоптать, уничтожить: привести укромный уголок в соответствие со всем остальным миром, как это уже сделали с полем за его спиной. Где-то под этой травой лежали его товарищи, неотпетые, неоплаканные. И не было никакой разницы, на этом поле они нашли свой последний приют, или на любом другом. Трава предательски скрыла их, укутала, спрятала. Джайзу казалось, что весь мир насмехается над ним, стежок за стежком латая прореху, оставленную войной, накладывая заплаты. Видите, кричал мир всеми своими красками, звуками и ароматами, я скрыл, зашил, замазал, я скрыл все, что вы положили в землю, и теперь я снова буду счастлив, цел и покоен. Я – буду. Вы – никогда!
Джайз моргнул, прогоняя наваждение. Он всегда был реалистом. Мать верила в леших, водяных, домовых, просила заступничества и защиты у всех, кого только могла попросить. Отец ходил в церковь каждое воскресенье, уповая на Бога. Майка бегала к гадалкам. Эли, его Эли, посмеиваясь над родственниками, носила между тем амулеты. Джайз даже в человека уже не верил. Всем наплевать. Поле, как поле; люди, как люди, а вся дрянь в голове и на сердце, идет изнутри, из собственных желаний, страха и чувства вины. И кошмары – оттуда.
- Эй, Джайз! Покупатели скоро приедут!
Джайз обернулся. Биттен стоял внизу, смоля папиросу в кулак по извечной привычке всех механиков. Неплохой он был парень, но глядел свысока. Мол – высоко ты забрался, браток, потому и расшибся сильно.
Джайз спрыгнул на примятую, засыпанную папиросным пеплом траву. Биттен пошел рядом – раздражающе близко, продолжая болтать на тему весьма и весьма болезненную.
- Хотел бы я знать, кото запишется на соревнования? Шанжуа, помнится, шустро летал.
- Помнится, - процедил Джайз сквозь зубы.
- Ты пойми, парень, - Биттен снисходительно похлопал его по спине. – Как бы ты не был хорош, жизнь эта не для тебя. Не про нас небеса и принцессы.
Принцессы Джайзу были без надобности, небо же… он посмотрел на крайний ангар, приземистое здание из серого камня, служившее в прежние времена коровником. Внутри дремала его серебристая Ласточка, последняя в своем роде. Быстрая и ловкая, способная подобно Водомерке садиться на воду и взлетать с нее, но лишенная неповоротливости и грузности многих прочих грузовых гидросамолетов. Настоящая красавица. Последние годы Джайз откладывал все до последнего аржента, чтобы выкупить ее. Взял все оставшиеся от родителей деньги, продал булочную, жил впроголодь и вот, когда она была уже так близка, цена взлетела вдруг до заоблачных высот. Пятьдесят тысяч авров. Такую сумму не скопить и за целую жизнь.
Джайз посмотрел на ярко разодетую толпу за оградой. Одна из этих райских птичек станет скоро владельцем Ласточки. Это хорошее приобретение, с ней можно выиграть любую гонку.
Звон колокола возвестил подготовку к торгам, и громкий окрик Биттена заставил механиков побросать сигареты и вернуться к работе.
- Выкатывай пташек!
К Джайзу присоединился Рэнби, до того дремавший в тени, и они, открыв ворота, зашли в ангар. После яркого солнца сумрак на мгновение ослепил, но постепенно из него проступили серебристые, будто мерцающие очертания Ласточки.
- Жалко-то как, шеф, - пробормотал Рэнби.
Джайз неосознанно повторил жест Биттена, похлопав паренька по спине.
- Все уходит, малыш.
Рэнби шмыгнул носом.
- Что же нам теперь делать, шеф?
- Выкатить Ласточку и наблюдать.
- Нет, шеф, я…
- Понял я, понял, - хмыкнул Джайз. – У меня родич работает в автомастерской. Найдется тебе местечко.
Рэнби с детской непосредственностью утер нос рукавом.
- А вы, шеф?
- Найду, чем заняться.
Колокол ударил снова, кажется, нетерпеливо; крики Биттена точно стали грубее и громче.
- Займемся делом, – сказал Джайз.
Они выкатили Ласточку, одинаково грациозную и в небе и на земле, и Джайз прижался к ее быстро согревающемуся боку. Третий удар колокола возвестил о начале торгов.
Яркая аристократическая толпа, мешанина пестрых тканей и шляп хлынула к ангарам. Рэнби застенчиво юркнул в тень, Джайз же принялся с ленцой разглядывать покупателей. Он знал большинство из них, но все эти лощеные хлыщи предпочитали не замечать неотесанного простолюдина в засаленной спецовке, а если и замечали, подчеркнуто не узнавали.
Женщин в толпе почти не было: две или три расфуфыренных офицерских жены, брезгливо водящих носами. Здесь пахло, конечно, не розами: керосином, потом и табаком. Тем большее внимание привлекла тонкая, миниатюрная фигурка в василькового цвета платье.
- Фея, да, шеф? – даже Рэнби выбрался из укрытия, поглазеть на незнакомку.
Лицо ее для пущей загадочности было скрытой дымкой вуали, а через локоть переброшен букет луговых цветов. Все это носило оттенок театральности. Чуть отставая на шаг – все как в пьесе – за феей шла чернокожая служанка, нося плетеную корзину, накрытую вышитым полотенцем. Красавица решила пикник устроить, не иначе. Особого ума не нужно было, чтобы догадаться, кто окажется спутником «феи»: Юлий Шанжуа уже плыл к ней сквозь людское море, надменный и великолепный. Джайз сплюнул бы себе по ноги, да только Юлий и того не стоил. К тому же, зрелище разворачивалось презанятное: зависнув угрожающе над «феей», Шанжуа норовил зацеловать бледные руки, а девушка казалась в этот момент совсем крошечной и беспомощной. Посмеиваясь про себя, Джайз представил, как малютка берет в руки свой букет, длинные гибкие стебли, и лупит красавца Шанжуа по лицу, рассыпая лепестки.
В этот момент «фея» откинула с лица вуаль, и в это мгновение Джайз пропал. У нее были большие, синие – в цвет платья – глаза, спокойные и печальные, как небо. Даже Шанжуа отступил назад на шаг. «Фея» медленно отвела взгляд и посмотрела прямо на Джайза. Что-то такое было сегодня в пахнущем медом воздухе: голова кружилась. И что-то было в этих глазах, сбивающее с толку.
Пронзительный вой сирены возвестил о начале первых торгов, и толпа разбежалась в разные стороны. Наваждение пропало.
Джайз прижался лбом к горячему металлу. Через час очередь дойдет и до Ласточки, и они расстанутся навсегда.
- Не самая шустрая малютка, но тысяч на сорок потянет, - голос барона Луагена окончательно разрушил очарование летнего полудня. Барон, игнорируя Джайза, будто его и не было здесь, крутанул винт. – Хотите себе эту детку, Юлий?
- Леди Ральжеман привлек фюзеляж, - ответил Шанжуа, подошедший с «феей». – Впечатляет, не так ли, моя дорогая?
- А что, принцесса? – хохотнул Луаген. – Купите птичку и выставьте ее на гонки. Уступите даме, Юлий?
Барон продолжил смеяться, словно это была чрезвычайно смешная шутка. «Фея» ткнула пальчиком фюзеляж и пожала плечами.
- Желаете осмотреть самолет повнимательнее? – Лаграж, распорядитель этого фарса взглядом велел Джайзу отойти. - Стартовая цена: сорок семь тысяч. Состояние отличное. Модель, может, и не вполне гоночная, но…
- Сто пятьдесят тысяч, - оборвала его «фея». Голос у нее для такой хрупкой девушки был глубокий и выразительный.
- Простите, миледи? – переспросил сбитый с толку Лаграж.
- Я покупаю ее до торгов, - спокойно сказала «фея». – За сто пятьдесят тысяч авров. Это больше, чем вы можете рассчитывать получить за самолет, создатель которого унес все секреты в могилу.
Джайз чуть было не зааплодировал.
- Беа, - растерянный Шанжуа дорогого стоил. – Ты не можешь серьёзно…
«Принцесса» - это прозвище ей подходило ничуть не меньше, чем «фея» - коснулась ладонью фюзеляжа, а второй рукой поманила служанку.
- Сто пятьдесят тысяч. Наличными.
Служанка поставила корзину на землю и сдернула салфетку. Сто пятьдесят тысяч авров. Наличными. В самом деле.
- У тебя нет места… - вновь забормотал Шанжуа. – И опыта… и механика….
- В поместье есть старый амбар. И я могу нанять… да хоть его, - тонкий палец ткнул в Джайза.
Подобно всем аристократам «фея» легко разрешала возникающие вопросы. С титулом и такой внешностью она, должно быть, нечасто встречала сопротивление.
- С чего вы взяли, что я соглашусь? – холодно спросил Джайз.
Мужчины не заметили его, словно Джайз стал вдруг невидимкой. Фиалковые глаза «феи» напротив – стали чрезвычайно внимательными. Джайз понял вдруг: девица не нравится ему. Очень. Она привыкла получать желаемое: деньгами ли, посулами, силой, но получать. Ей не отказывают.
- Полторы сотни, - сказала она; глаза потемнели.
- Погляжу, я обойдусь вам в тысячу раз дешевле Ласточки.
- Такие как вы встречаются примерно в тысячу раз чаще, - пожала плечами «фея». – Полторы сотни вам, тридцать пять помощнику. И вы будете спокойны за свою Ласточку.
Горничная повернулась к Лагражу и ногой подвинула к нему корзину.
- Здесь все, - кивнула «фея». – Завершим торговлю и покончим с этим. Я не хочу тратить время, ни свое, ни ваше.
Лаграж обратился за поддержкой к Шанжуа и барону, но те вмешиваться не пожелали. Тогда он со вздохом поклонился.
- Как пожелаете, миледи. Э-э-э…
- Подготовьте бумаги, я подпишу, - «фея» отвернулась, утратив к делу всякий интерес. – Идем, Батти.
Девица удалилась первой, мягко ступая по траве, за ней служанка с корзиной, полной денег, а потом уже потянулись и мужчины, явно не утратившие надежды переубедить ее. Лаграж задержался ровно настолько, чтобы отдать распоряжения.
- Подготовьте самолет к перевозке. И Джайз… вы можете быть свободны.
- Кончено с нами, да шеф? – тихо спросил Рэнби.
- Займемся делом, - сухо сказал Джайз.
* * *
Духота летнего дня ушла, сменившись вечерней прохладой. От озера потянуло сыростью, из сада – запахом ночного жасмина. Беатрис всегда любила эту минуту: когда царит такая тишина, что, кажется – в целом мире больше нет никого. Беатрис пошевелилась, потянулась, и вода выплеснулась на терракотовый пол вместе с хлопьями душистой пены и цветочными лепестками.
- Миледи! Вы тут лежите уже час! Вода давно остыла! – требовательно прозвучал голос Батти.
Она стояла уже посреди ванной комнаты, держа большое банное полотенце. Беатрис с неохотой вылезла из ванной, еще больше расплескивая воду, и отжала волосы. Обнаженная подошла к окну и выглянула.
- Миледи! Вы простудитесь!
Беатрис негромко фыркнула но все же позволила укутать себя в простыню и усадить на табурет. Ловко орудуя жестким полотенцем, Батти занялась длинной косой хозяйки. Беатрис же укутала плечи простыней и облокотилась на широкий кипарисовый подоконник.
Вся западная стена поместья была увита дикими розами, словно замок Спящей Красавицы. Они свешивались в окна, наполняя комнаты нежным ароматом. Можно было, стоя здесь, позабыть обо всем, вообразить себя зачарованной принцессой, застывшей в небытие в ожидании принца. Она и была такой принцессой, о чем говорил едва заметный запах гнилого болота.
И прекрасный принц у нее тоже был.
- Юлий еще не уехал? – спросила Беатрис.
- Сообщил Роберту, что останется ночевать.
Батти редко позволяла себе выказывать истинные чувства, но сейчас ее голос буквально сочился ядом.
- Хотите, я его прокляну?
- С проклятьями всегда полно мороки, - после недолгих раздумий решила Беатрис. А если его потом придется расколдовывать? Я его целовать не буду.
В дверь постучали, и Роберт, незаменимый и невозмутимый дворецкий и управляющий сообщил, что самолет доставлен.
- Мое платье, - велела Беатрис. – Хочу взглянуть на Ласточку.
Она наскоро оделась, с трудом дождалась, когда Батти заплетет ей косу, и спустилась по боковой, почти потайной лестнице в сад. Темнело. Гостиная была ярко освещена, большие окна распахнуты в сад, и видно было, как Юлий отплясывает с бокалом игристого под пластинку Пибби и флиртует с Примулой. Та молчит по своему обыкновению, и человек посторонний, плохо ее знающий, может принять это молчание за обещание. Не желая сейчас встречаться с Юлием, Беатрис юркнула в сумрак.
Свое поместье она знала до последней травники и могла бы с закрытыми глазами пройти от края озера до леса, от розария до озера, или от ворот к амбару. Половину его еще в начале века приспособили под гараж, а во вторую половину сегодня загнали Ласточку. Беатрис втянула носом запах керосина и теплого металла. Щелкнула выключателем. Вспыхнул пронзительно-яркий свет. Мелочь тотчас же бросилась врассыпную и зашебуршала по углам.
Обычно Беатрис не замечала их, мелких шумных духов, озорных, беззлобных. Она привыкла их видеть и слышать с самого детства и рано поняла, что в некоторых случаях следует держать язык за зубами. Феи не танцуют в медоносных лугах и не водят хороводы на желтых песках, в лесах не перешептываются дубы и вязы, русалки не плещутся лунными ночами на озере. Утверждая обратное ты рискуешь прослыть сумасшедшей. Не замечай изъянов, не высматривай беса, будь нормальной, - вот что ей твердили с самого детства. Беатрис привыкла держать язык за зубами и редко заговаривала с мелочью. Только если повод был серьезный, как сейчас.
- Слушайте меня, малыши, - громко сказала она, выходя в центр ангара прямо под крыло самолета. – Если вы хоть попытаетесь причинить вред Ласточке, хоть винтик поцарапаете, не видать вам молока и пряников как своих ушей.
В углах зашуршало. Мелочь забилась в щели и, как надеялась Беатрис, вняла предупреждению. Она ласково погладила фюзеляж самолета, чувствуя под пальцами слабую пульсацию, размеренную, как сердцебиение.
- Тебе одиноко, Ласточка? – Беатрис улыбнулась. – Ты многое пережила, а теперь тебе одиноко. Ничего, мы еще полетаем. Я найду того, кто о тебе позаботится.
Шорох по углам сделался предупреждающим, словно кто-то хотел сказать: осторожнее, поберегись. Беатрис отняла руку.
- Ты действительно хочешь участвовать в гонках? – Юлий прислонился к дверному косяку и оглядел ее с головы до ног. – Ты же сама не сядешь за штурвал?!
Беатрис знала, как выглядит в его глазах, как ее видят все те, кто удовлетворяется беглым, поверхностным взглядом. Фея. Прекрасная принцесса. Дева в беде. Она словно пришла из сказки со своими шелковыми платьями, фиалковыми глазами и длинными косами. Рапунцель, Рапунцель проснись, спусти свои косыньки вниз. Никто не брал на себя труд взглянуть внимательнее. Беатрис потеребила браслет – нить некрупных нефритовых бусин – зная, что Юлий примет этот жест за неуверенность и смятение.
- Почему бы и нет? Ласточка – быстрый самолет, к тому же надежный. А участвовать, как мой пилот, можешь ты.
Юлий поджал недовольно губы. И все же, Беатрис не сомневалась, что он польщен. Ласточка в его глазах не была выдающейся машиной, но и своей он до сих пор не обзавелся, а мысль о гонках тешила его самолюбие.
Араджан – город ведьм.
Твой друг не вернется назад.
Из анонимной поэмы III века.
Пер. с истийского Юлий Стараведжа
Поле было безмятежно. Ветер гнал волну по длинной траве, словно по морю. Даже цвет был похож: зеленовато-синий, со слабым серебристым отсветом. То тут, то там среди моря травы сияли ярко-желтые соцветия, и мёдом пахло, как на Осенней ярмарке в Айтабоне. Счастливое было поле. Шагах в тридцати левее за чередой ангаров его брата-близнеца скосили, вытоптали остатки трав, и там теперь господствовал запах керосина, масла, железа и пота, там густо висел табачный дым и стояла площадная ругань, заглушавшая мерное гудение пчел.
Джайз стоял на невысокой каменной кладке, остатках древней крепостной стены, и не мог оторвать глаз от цветущего поля, хотя смотреть туда было почти больно. Эта нега и безмятежность вызывали желание сломать, растоптать, уничтожить: привести укромный уголок в соответствие со всем остальным миром, как это уже сделали с полем за его спиной. Где-то под этой травой лежали его товарищи, неотпетые, неоплаканные. И не было никакой разницы, на этом поле они нашли свой последний приют, или на любом другом. Трава предательски скрыла их, укутала, спрятала. Джайзу казалось, что весь мир насмехается над ним, стежок за стежком латая прореху, оставленную войной, накладывая заплаты. Видите, кричал мир всеми своими красками, звуками и ароматами, я скрыл, зашил, замазал, я скрыл все, что вы положили в землю, и теперь я снова буду счастлив, цел и покоен. Я – буду. Вы – никогда!
Джайз моргнул, прогоняя наваждение. Он всегда был реалистом. Мать верила в леших, водяных, домовых, просила заступничества и защиты у всех, кого только могла попросить. Отец ходил в церковь каждое воскресенье, уповая на Бога. Майка бегала к гадалкам. Эли, его Эли, посмеиваясь над родственниками, носила между тем амулеты. Джайз даже в человека уже не верил. Всем наплевать. Поле, как поле; люди, как люди, а вся дрянь в голове и на сердце, идет изнутри, из собственных желаний, страха и чувства вины. И кошмары – оттуда.
- Эй, Джайз! Покупатели скоро приедут!
Джайз обернулся. Биттен стоял внизу, смоля папиросу в кулак по извечной привычке всех механиков. Неплохой он был парень, но глядел свысока. Мол – высоко ты забрался, браток, потому и расшибся сильно.
Джайз спрыгнул на примятую, засыпанную папиросным пеплом траву. Биттен пошел рядом – раздражающе близко, продолжая болтать на тему весьма и весьма болезненную.
- Хотел бы я знать, кото запишется на соревнования? Шанжуа, помнится, шустро летал.
- Помнится, - процедил Джайз сквозь зубы.
- Ты пойми, парень, - Биттен снисходительно похлопал его по спине. – Как бы ты не был хорош, жизнь эта не для тебя. Не про нас небеса и принцессы.
Принцессы Джайзу были без надобности, небо же… он посмотрел на крайний ангар, приземистое здание из серого камня, служившее в прежние времена коровником. Внутри дремала его серебристая Ласточка, последняя в своем роде. Быстрая и ловкая, способная подобно Водомерке садиться на воду и взлетать с нее, но лишенная неповоротливости и грузности многих прочих грузовых гидросамолетов. Настоящая красавица. Последние годы Джайз откладывал все до последнего аржента, чтобы выкупить ее. Взял все оставшиеся от родителей деньги, продал булочную, жил впроголодь и вот, когда она была уже так близка, цена взлетела вдруг до заоблачных высот. Пятьдесят тысяч авров. Такую сумму не скопить и за целую жизнь.
Джайз посмотрел на ярко разодетую толпу за оградой. Одна из этих райских птичек станет скоро владельцем Ласточки. Это хорошее приобретение, с ней можно выиграть любую гонку.
Звон колокола возвестил подготовку к торгам, и громкий окрик Биттена заставил механиков побросать сигареты и вернуться к работе.
- Выкатывай пташек!
К Джайзу присоединился Рэнби, до того дремавший в тени, и они, открыв ворота, зашли в ангар. После яркого солнца сумрак на мгновение ослепил, но постепенно из него проступили серебристые, будто мерцающие очертания Ласточки.
- Жалко-то как, шеф, - пробормотал Рэнби.
Джайз неосознанно повторил жест Биттена, похлопав паренька по спине.
- Все уходит, малыш.
Рэнби шмыгнул носом.
- Что же нам теперь делать, шеф?
- Выкатить Ласточку и наблюдать.
- Нет, шеф, я…
- Понял я, понял, - хмыкнул Джайз. – У меня родич работает в автомастерской. Найдется тебе местечко.
Рэнби с детской непосредственностью утер нос рукавом.
- А вы, шеф?
- Найду, чем заняться.
Колокол ударил снова, кажется, нетерпеливо; крики Биттена точно стали грубее и громче.
- Займемся делом, – сказал Джайз.
Они выкатили Ласточку, одинаково грациозную и в небе и на земле, и Джайз прижался к ее быстро согревающемуся боку. Третий удар колокола возвестил о начале торгов.
Яркая аристократическая толпа, мешанина пестрых тканей и шляп хлынула к ангарам. Рэнби застенчиво юркнул в тень, Джайз же принялся с ленцой разглядывать покупателей. Он знал большинство из них, но все эти лощеные хлыщи предпочитали не замечать неотесанного простолюдина в засаленной спецовке, а если и замечали, подчеркнуто не узнавали.
Женщин в толпе почти не было: две или три расфуфыренных офицерских жены, брезгливо водящих носами. Здесь пахло, конечно, не розами: керосином, потом и табаком. Тем большее внимание привлекла тонкая, миниатюрная фигурка в василькового цвета платье.
- Фея, да, шеф? – даже Рэнби выбрался из укрытия, поглазеть на незнакомку.
Лицо ее для пущей загадочности было скрытой дымкой вуали, а через локоть переброшен букет луговых цветов. Все это носило оттенок театральности. Чуть отставая на шаг – все как в пьесе – за феей шла чернокожая служанка, нося плетеную корзину, накрытую вышитым полотенцем. Красавица решила пикник устроить, не иначе. Особого ума не нужно было, чтобы догадаться, кто окажется спутником «феи»: Юлий Шанжуа уже плыл к ней сквозь людское море, надменный и великолепный. Джайз сплюнул бы себе по ноги, да только Юлий и того не стоил. К тому же, зрелище разворачивалось презанятное: зависнув угрожающе над «феей», Шанжуа норовил зацеловать бледные руки, а девушка казалась в этот момент совсем крошечной и беспомощной. Посмеиваясь про себя, Джайз представил, как малютка берет в руки свой букет, длинные гибкие стебли, и лупит красавца Шанжуа по лицу, рассыпая лепестки.
В этот момент «фея» откинула с лица вуаль, и в это мгновение Джайз пропал. У нее были большие, синие – в цвет платья – глаза, спокойные и печальные, как небо. Даже Шанжуа отступил назад на шаг. «Фея» медленно отвела взгляд и посмотрела прямо на Джайза. Что-то такое было сегодня в пахнущем медом воздухе: голова кружилась. И что-то было в этих глазах, сбивающее с толку.
Пронзительный вой сирены возвестил о начале первых торгов, и толпа разбежалась в разные стороны. Наваждение пропало.
Джайз прижался лбом к горячему металлу. Через час очередь дойдет и до Ласточки, и они расстанутся навсегда.
- Не самая шустрая малютка, но тысяч на сорок потянет, - голос барона Луагена окончательно разрушил очарование летнего полудня. Барон, игнорируя Джайза, будто его и не было здесь, крутанул винт. – Хотите себе эту детку, Юлий?
- Леди Ральжеман привлек фюзеляж, - ответил Шанжуа, подошедший с «феей». – Впечатляет, не так ли, моя дорогая?
- А что, принцесса? – хохотнул Луаген. – Купите птичку и выставьте ее на гонки. Уступите даме, Юлий?
Барон продолжил смеяться, словно это была чрезвычайно смешная шутка. «Фея» ткнула пальчиком фюзеляж и пожала плечами.
- Желаете осмотреть самолет повнимательнее? – Лаграж, распорядитель этого фарса взглядом велел Джайзу отойти. - Стартовая цена: сорок семь тысяч. Состояние отличное. Модель, может, и не вполне гоночная, но…
- Сто пятьдесят тысяч, - оборвала его «фея». Голос у нее для такой хрупкой девушки был глубокий и выразительный.
- Простите, миледи? – переспросил сбитый с толку Лаграж.
- Я покупаю ее до торгов, - спокойно сказала «фея». – За сто пятьдесят тысяч авров. Это больше, чем вы можете рассчитывать получить за самолет, создатель которого унес все секреты в могилу.
Джайз чуть было не зааплодировал.
- Беа, - растерянный Шанжуа дорогого стоил. – Ты не можешь серьёзно…
«Принцесса» - это прозвище ей подходило ничуть не меньше, чем «фея» - коснулась ладонью фюзеляжа, а второй рукой поманила служанку.
- Сто пятьдесят тысяч. Наличными.
Служанка поставила корзину на землю и сдернула салфетку. Сто пятьдесят тысяч авров. Наличными. В самом деле.
- У тебя нет места… - вновь забормотал Шанжуа. – И опыта… и механика….
- В поместье есть старый амбар. И я могу нанять… да хоть его, - тонкий палец ткнул в Джайза.
Подобно всем аристократам «фея» легко разрешала возникающие вопросы. С титулом и такой внешностью она, должно быть, нечасто встречала сопротивление.
- С чего вы взяли, что я соглашусь? – холодно спросил Джайз.
Мужчины не заметили его, словно Джайз стал вдруг невидимкой. Фиалковые глаза «феи» напротив – стали чрезвычайно внимательными. Джайз понял вдруг: девица не нравится ему. Очень. Она привыкла получать желаемое: деньгами ли, посулами, силой, но получать. Ей не отказывают.
- Полторы сотни, - сказала она; глаза потемнели.
- Погляжу, я обойдусь вам в тысячу раз дешевле Ласточки.
- Такие как вы встречаются примерно в тысячу раз чаще, - пожала плечами «фея». – Полторы сотни вам, тридцать пять помощнику. И вы будете спокойны за свою Ласточку.
Горничная повернулась к Лагражу и ногой подвинула к нему корзину.
- Здесь все, - кивнула «фея». – Завершим торговлю и покончим с этим. Я не хочу тратить время, ни свое, ни ваше.
Лаграж обратился за поддержкой к Шанжуа и барону, но те вмешиваться не пожелали. Тогда он со вздохом поклонился.
- Как пожелаете, миледи. Э-э-э…
- Подготовьте бумаги, я подпишу, - «фея» отвернулась, утратив к делу всякий интерес. – Идем, Батти.
Девица удалилась первой, мягко ступая по траве, за ней служанка с корзиной, полной денег, а потом уже потянулись и мужчины, явно не утратившие надежды переубедить ее. Лаграж задержался ровно настолько, чтобы отдать распоряжения.
- Подготовьте самолет к перевозке. И Джайз… вы можете быть свободны.
- Кончено с нами, да шеф? – тихо спросил Рэнби.
- Займемся делом, - сухо сказал Джайз.
* * *
Духота летнего дня ушла, сменившись вечерней прохладой. От озера потянуло сыростью, из сада – запахом ночного жасмина. Беатрис всегда любила эту минуту: когда царит такая тишина, что, кажется – в целом мире больше нет никого. Беатрис пошевелилась, потянулась, и вода выплеснулась на терракотовый пол вместе с хлопьями душистой пены и цветочными лепестками.
- Миледи! Вы тут лежите уже час! Вода давно остыла! – требовательно прозвучал голос Батти.
Она стояла уже посреди ванной комнаты, держа большое банное полотенце. Беатрис с неохотой вылезла из ванной, еще больше расплескивая воду, и отжала волосы. Обнаженная подошла к окну и выглянула.
- Миледи! Вы простудитесь!
Беатрис негромко фыркнула но все же позволила укутать себя в простыню и усадить на табурет. Ловко орудуя жестким полотенцем, Батти занялась длинной косой хозяйки. Беатрис же укутала плечи простыней и облокотилась на широкий кипарисовый подоконник.
Вся западная стена поместья была увита дикими розами, словно замок Спящей Красавицы. Они свешивались в окна, наполняя комнаты нежным ароматом. Можно было, стоя здесь, позабыть обо всем, вообразить себя зачарованной принцессой, застывшей в небытие в ожидании принца. Она и была такой принцессой, о чем говорил едва заметный запах гнилого болота.
И прекрасный принц у нее тоже был.
- Юлий еще не уехал? – спросила Беатрис.
- Сообщил Роберту, что останется ночевать.
Батти редко позволяла себе выказывать истинные чувства, но сейчас ее голос буквально сочился ядом.
- Хотите, я его прокляну?
- С проклятьями всегда полно мороки, - после недолгих раздумий решила Беатрис. А если его потом придется расколдовывать? Я его целовать не буду.
В дверь постучали, и Роберт, незаменимый и невозмутимый дворецкий и управляющий сообщил, что самолет доставлен.
- Мое платье, - велела Беатрис. – Хочу взглянуть на Ласточку.
Она наскоро оделась, с трудом дождалась, когда Батти заплетет ей косу, и спустилась по боковой, почти потайной лестнице в сад. Темнело. Гостиная была ярко освещена, большие окна распахнуты в сад, и видно было, как Юлий отплясывает с бокалом игристого под пластинку Пибби и флиртует с Примулой. Та молчит по своему обыкновению, и человек посторонний, плохо ее знающий, может принять это молчание за обещание. Не желая сейчас встречаться с Юлием, Беатрис юркнула в сумрак.
Свое поместье она знала до последней травники и могла бы с закрытыми глазами пройти от края озера до леса, от розария до озера, или от ворот к амбару. Половину его еще в начале века приспособили под гараж, а во вторую половину сегодня загнали Ласточку. Беатрис втянула носом запах керосина и теплого металла. Щелкнула выключателем. Вспыхнул пронзительно-яркий свет. Мелочь тотчас же бросилась врассыпную и зашебуршала по углам.
Обычно Беатрис не замечала их, мелких шумных духов, озорных, беззлобных. Она привыкла их видеть и слышать с самого детства и рано поняла, что в некоторых случаях следует держать язык за зубами. Феи не танцуют в медоносных лугах и не водят хороводы на желтых песках, в лесах не перешептываются дубы и вязы, русалки не плещутся лунными ночами на озере. Утверждая обратное ты рискуешь прослыть сумасшедшей. Не замечай изъянов, не высматривай беса, будь нормальной, - вот что ей твердили с самого детства. Беатрис привыкла держать язык за зубами и редко заговаривала с мелочью. Только если повод был серьезный, как сейчас.
- Слушайте меня, малыши, - громко сказала она, выходя в центр ангара прямо под крыло самолета. – Если вы хоть попытаетесь причинить вред Ласточке, хоть винтик поцарапаете, не видать вам молока и пряников как своих ушей.
В углах зашуршало. Мелочь забилась в щели и, как надеялась Беатрис, вняла предупреждению. Она ласково погладила фюзеляж самолета, чувствуя под пальцами слабую пульсацию, размеренную, как сердцебиение.
- Тебе одиноко, Ласточка? – Беатрис улыбнулась. – Ты многое пережила, а теперь тебе одиноко. Ничего, мы еще полетаем. Я найду того, кто о тебе позаботится.
Шорох по углам сделался предупреждающим, словно кто-то хотел сказать: осторожнее, поберегись. Беатрис отняла руку.
- Ты действительно хочешь участвовать в гонках? – Юлий прислонился к дверному косяку и оглядел ее с головы до ног. – Ты же сама не сядешь за штурвал?!
Беатрис знала, как выглядит в его глазах, как ее видят все те, кто удовлетворяется беглым, поверхностным взглядом. Фея. Прекрасная принцесса. Дева в беде. Она словно пришла из сказки со своими шелковыми платьями, фиалковыми глазами и длинными косами. Рапунцель, Рапунцель проснись, спусти свои косыньки вниз. Никто не брал на себя труд взглянуть внимательнее. Беатрис потеребила браслет – нить некрупных нефритовых бусин – зная, что Юлий примет этот жест за неуверенность и смятение.
- Почему бы и нет? Ласточка – быстрый самолет, к тому же надежный. А участвовать, как мой пилот, можешь ты.
Юлий поджал недовольно губы. И все же, Беатрис не сомневалась, что он польщен. Ласточка в его глазах не была выдающейся машиной, но и своей он до сих пор не обзавелся, а мысль о гонках тешила его самолюбие.
