Часть первая. Сорванные цветы
Каждый айсов* день Раса сама вызывалась пойти на рыбный рынок. Обычно это место пугало ее, но ведь такой день! Макеф посмеивалась снисходительно, давая корзину и список необходимого. Но Раса знала, что сестра ждет с тем же нетерпением. Тратит на вино и закуски больше обычного. В другие дни экономная, даже жадноватая, велит купить черного карпа, хурмы, хризантемового вина и даже белого чая — трата совсем уж неслыханная для лодочницы*. Обычно клиентов потчевали угрем и сушеными яблоками, вымоченными в рисовой водке.
Рынок был многолюден. Полно визгливых женщин, мужчин с похотливым огоньком в глазах, мелких воришек, шелудивых собак. Раса вся сжималась, боясь, что у нее украдут деньги, саму ее унесут вместе с корзиной.
Вот идет Раса-с-цитрой, шептались вокруг, перемигивались, делали непристойные жесты.
Сколько тебе годочков, сладкая?
А на чем ты играешь, кроме цитры, персик? Сыграешь мне на флейте?
Раса отчаянно краснела и прибавляла шаг.
Один из завсегдатаев Макеф любил «игру на флейте» больше всего прочего. Взбирался на лодку, кидал на тюфяк несколько монет и заставлял Макеф встать на колени. Раса в задней комнатке приникала к глазку. Сперва — из любопытства, хмельного и дикого. Затем пришло горькое понимание, что ей все это придется изучить. Ей не прокормить себя игрой на цитре.
Макеф хорошо «играла на флейте». Иногда другие лодочницы приводили своих учениц и какого-нибудь счастливца, которому свезло стать «наглядным пособием». Ученицы садились чинно полукругом, Макеф опускалась на колени и искусно доводила мужчину до семяизвержения. Раса подглядывала из своей комнатки. Она не ученица, она играет на цитре.
Тому гостю никогда не было дела до умений Макеф, с тем же успехом он мог бы проковырять дыру в стене и совать свой член туда. Он хватал сестру за волосы, рыча вонзался до самого горла в ее широко раскрытый, судорогой сведенный рот, пока не прольет семя, и уходил, наградив напоследок пощечиной. Это у него сходило за похвалу.
- Куда спешишь, цветочек?
Раса сжала ручку корзины, прикрываясь ею, как щитом. В лицо ей пахнула рыбная вонь. Масляно блеснули глаза, пугая похотливым огнем. Взметнулись руки, желая схватить, потискать.
Несколько дней назад в проулке неподалеку от доков трое надругались над Чии, молоденькой подавальщицей. Жалобные крики ее были слышны повсюду, но на помощь никто не пришел.
- Пойдем со мной, маленькая…
рыбак протянул руку, шевеля пальцами, точно кальмар своими щупальцами, но путь ему преградил меч в простых серых ножнах.
- Пошел вон.
Раса запрокинула голову не в силах сдержать улыбку.
- Господин Анчи!
Анчи улыбнулся в ответ и забрал у нее корзинку вместе со списком.
- Ну, что сегодня придумала твоя неугомонная сестрица?
* * *
Утром айсова дня Макеф всегда испытывала волнение, но сегодня оно было особенным, с примесью горечи. Она должна была просить господина Анчи вернуть долг жизни. Стыдно было страшно. Ведь не за прелестями двух нищих чужестранок он приходил. За тишиной. Макеф не знала, кто он и откуда, ясно только — из благородных, из большого, хорошего дома. И во всем том доме нет для него места, чтобы посидеть с книгой или доской ко-бан.
Раз в две недели Макеф вешала знак «закрыто» и целое утро тратила, выбирая наряд. Одежды у нее было совсем немного, но Макеф все еще ухитрялась сочинить что-то новенькое. Знала прекрасно, что все это бесполезно. Не глядел господин Анчи на женщин. Сперва Макеф думала, это потому что она — лодочница. Даже хотела потратиться на врача, чтобы получить бумагу, что чиста и здорова. А потом господин Анчи обмолвился, что скорбит по покойной жене и не хочет осквернять ее память, ложась с той, кто ему безразлична.
Это «безразлична» больно резало по сердцу.
Макеф училась довольствоваться малым. Готовила лучшие закуски, научилась заваривать чай, как любит гость, и играть в ко-бан. Все, чтобы господин Анчи задержался подольше.
А сегодня тяжело на сердце. Но больше просить некого. И призрак кошмара из далекого прошлого уже маячит неподалеку. Макеф просто не могла позволить, чтобы и Раса, тоненькая, нежная, пугливая, испытала тот же ужас.
- Джабаки! - зло выругалась Макеф. Страшно.
* * *
Хлопоты охватывали Западный Терем еще в ночь накануне айсова дня. Мужчины готовились съезжать. Им тут до заката делать нечего. Приемный отец отправлялся на целебные воды в неиссякающей надежде, что горячие источники и молитвы омолодят его грузное и рыхлое тело. Чон уезжал к шлюхам. У них-то в этот день нет забот, только клиент валом валит. Анмо… Куда он ходит, не знал даже родной брат. Может, влюбился.
Сам же Анчи каждый раз планировал разное, а ноги все равно приносили к реке. Тоже, выходит, к шлюхам.
Если бы он ходил в домик к выкупленной в борделе проститутке, было бы, пожалуй, стыдно. А так, живут девчонки, зарабатывают, как могут.
Анчи хотел бы помочь им с покупкой домика, устроить своих спасительниц жить в достатке. Раса играла бы на цитре, Макеф шила или переписывала книги, у нее прекрасный почерк. Нно нельзя. Остается немало недовольных тем, что он выжил тогда. Здесь, на реке, безопаснее. Рыбаки или матросня обойдутся грубо, ударят, а те… могут и на раскаленный прут насадить. Ну а так, ходит приемный До к речным шлюхам, и пусть себе ходит. Чего взять с выблядка?
Анчи тряхнул головой и принялся оглядывать рынок в поисках Расы. Глупая девочнка приходила сюда за продуктами, будто не понимала, чем рискует. На нее уже заглядывались, она привлекала своей юностью, свежестью, дикой, чужой красотой. Будь Раса членом семьи, и Анчи приставил бы к ней охрану.
Мелькнуло в толпе светлое платье, и Анчи как раз поспел, чтобы отогнать очередного «поклонника», мерзкого, опасного. Хотелось схватить Расу за руку и утащить отсюда, но страшно было касаться этих тонких, хрупких пальцев. Правду говорят, руки музыканта так же прекрасны, как и его музыка. Раса изумительно играла на цитре.
Купили все по списку Макеф, а от себя Анчи добавил еще несколько полных мер риса. Оголодают ведь.
Макеф встречала их на носу барки.
Если Раса была тоненькой, изящной, вся — точно струна цитры, но Макеф — разнежившаяся на солнце кошка. Одна — бутон, вторая — распустившийся цветок. Статная, с полной налитой грудью, тонкой талией и крутыми бедрами. По меркам карраскцев совсем нехороша, здесь предпочитали женщин стройных, с небольшими грудками, с плоским животом и попкой точно персик. Анчи же… на важных переговорах, когда подсовывали ему какую-нибудь ран* - не откажешься ведь, оскорбятся — он представлял на месте очередной покорной Макеф, воображал ее тело без одежды.
Потом бывало стыдно.
Макеф поклонилась, улыбнулась и стало вдруг удивительно спокойно. Анчи забросил на лодку покупки, перебрался сам и подал руку Расе. Пока Макеф готовила закуски, он полулежал на подушках, следя за бликам солнца на воде, и слушал цитру. Звук был тихий, немного печальный. Макеф, когда все было готово, уставила столик закусками, огляделась нервно, что ей вовсе не было свойственно, а потом отослала сестру в трюм за вином. И вдруг бухнулась на колени и уткнулась лбом в доски палубы. Анчи, встревоженный, сел.
- Что случилось? Макеф! Встань!
Девушка приподнялась ровно настолько, чтобы слышен был ее голос.
- Господин Анчи, я вынуждена просить — умолять! - вас отдать нам долг жизни.
Анчи опешил.
- Что случилось? Конечно, я отдам, но что случилось, Макеф?
Девушка села, сложила руки на коленях и стиснула ткань своего платья. Смотреть Анчи в глаза она избегала.
- Расе уже семнадцать, хоть она и выглядит моложе. Мне… мне стали предлагать деньги за ее девственность. Я отказываю, но эти люди… я боюсь, они просто возьмут ее силой.
- Да… - Анчи заледенел от ужаса при одной только мысли, что кто-то причинит боль хрупкой и нежной Расе. - Что я могу сделать?
- Господин! - Макеф вновь ткнулась лбом в пол. - Лишите Расу невинности!
Послышался грохот и звон бьющегося фаянса. Раса выронила вино, и воздухе горько запахло хризантемой.
* * *
Следующие две недели Анчи давал себе зарок никогда больше не приходить к реке. Но долг жизни священен… Так мало ли способов его исполнить? Арестовать всех. Вымести всю мразь из этих трущоб.
Чтобы налетели новые.
Самое мерзкое, что некоторая его часть предвкушала, как разденет Расу, увидит целиком ее гармоничное юное тело, коснется… Часть эта, несомненно, пришла с кровью До. Ее хотелось уничтожить.
В этом нет смысла, пытался убеждать Анчи, борясь с желанием броситься за Расой, убежавшей в трюм. Выбора нет, тихо сказала тогда Макеф. Рано или поздно Расе придется приступить к настоящей работе, кому нужна в этой грязной дыре цитристка? А так… так хоть в ее душе не поселится ужас и отвращение.
Анчи не был с этим согласен. Анчи не знал, что делать. Анчи ничем не мог помочь, даже работу для Макеф и Расы подыскать не мог. Двум жительницам диких пустынь и в самом деле нечего делать в просвещенной Столице Четырех Ветров.
Анчи уже полчаса глазел на барку. Она была небольшая, ветхая, с кривой надстройкой, где девушки жили и принимали клиентов. На соседней лотке кто-то развлекался вовсю, слышались надсадные фальшивые стоны: «такой большой! О! Такой большой!» Переняли эту манеру захваливать у шлюх подороже.
Анчи перепрыгнул на барку и сдвинул ширму. Макеф поднялась с подушек, из-за занавеси, делившей надстройку пополам, выглянула белая, как полотно, Раса в легком домашнем платье. Хвала небу, обошлись без парадного наряда.
- Вы пришли…
Как будто мог он не придти, опутанный с ног до головы клятвами, обязательствами и неясными желаниями. Что бы он не предпринял, всюду одни лишь беды и неприятности. Лучше бы вообще не спасали, ведьмы речные!
- Вина? - тихо спросила Макеф.
- Нет… я…
- Вы правы. Лучше сразу сделать.
Что-то разладилось между ними. Сломалось. Уют исчез. Макеф подошла, сосредоточенная, даже хмурая, и сунула руку ему под одежды. Он не был готов. Совсем. Макеф обхватила его член ладонью, провела по всей длине, принялась потирать, подергивать, сжимать. Она и столетнего старика заставила бы возбудиться. Анчи все смотрел на ее пухлые губы, влажные и искусанные. А может лучше он ее…
- Идите, - Макеф отступила на шаг. - Я снаружи подожду.
Стукнула сдвижная створка. Анчи постоял минуту в нерешительности и шагнул за занавеску. Полы его одежд распахнулись.
- Какой большой!
Анчи понял, что хочет одновременно трех вещей: провалиться сквозь доски на речное дно; обнять Расу и пообещать, что ничего плохого не случиться; и… Да, ради этого третьего он и пришел.
И вот за это в Пионовых павильонах берут баснословные деньги? За что?! За ужас? За ощущение, что собираешься сожрать живого младенца?
Совсем рядом вновь закричала женщина, уже непритворно: «Прекрати! Нет! Ты порвешь!» Раса взвизгнула и бросилась Анчи в объятья. Хрупкая, перепуганная. Затараторила, цепляясь за полы его одежд.
- Я видела. Как Макеф, с мужчинами, не хочу, лучше если вы.
Бессмысленно. Неразборчиво. В целом — доходчиво. Анчи кивнул и распустил пояс ее домашнего платья, стянул его. Потом нижнюю сорочку. Оставил штаны и тонкую кофточку, до поры. Взгляд Расы остекленел. Она вцепилась в тесемки штанов и замерла, настороженная. Олененок на краю леса. Не бутон она, звереныш. Анчи поднял руку и провел по ее щеке, отчетливо поняв, почему избегает целовать ее. Он привяжется. Безнадежно. Возьмет на себя ответственность за них с Макеф. И погубит. Он себя не в состоянии защитить, он ходит по самому краю.
Вместо губ он поцеловал девушку в кончик носа и выдавил улыбку.
- Страшно?
Раса скосила взгляд вниз и соврала:
- Нет.
Анчи погладил ее по голове, обвел кончиками пальцев изящный овал лица, погладил обнаженные плечи. Огромные глаза Расы глядели доверчиво. Анчи поцеловал ее гладкую, бархатистую шею, и девушка прерывисто выдохнула. Анчи проложил дорожку поцелуев от плеча вниз, к запястью, коснулся языком ладошки, каждого пальчика. Давно мечталось об этом. Раса застыла, слега подрагивая, глядя прямо перед собой. Вторая рука, такая же тонкая, изящная, настоящая рука музыкантши. Взяв обе ее ладони, Анчи приложил из к своим щекам. Раса взглянула вверх.
- Можно снять это с тебя?
Некстати вспомнилась первая брачная ночь и Окити, гибкая, как ива и стойкая, как бамбук. Непримиримая. Он даже любил ее, по-своему, вернее — настолько, насколько можно любит карсинку. Клинок — не женщина. Он ее о том же спрашивал каждый раз, когда в угодный заклинателю, кормящемуся на женской половине терема, навещал свою жену, чтобы по ее определению «сделать наследника». Нагой он увидел Окити всего один раз — на столе в хладнике у магистрата. Нагой и мертвой.
Робкий поцелуй в подбородок вернул его в реальность.
- Вы грустны, - тихо сказала Раса. - Это из-за меня? Если вам неприятно, то…
- Нет-нет, - Анчи выдавил улыбку. - Что ты, Олененок. Просто неуместные воспоминания.
- Олененок? - уголок губ девушки дрогнул в знакомой улыбке.
- Видела когда-нибудь? Маленькие, сторожкие и пугливые, с огромными глазами.
- Я не пугливая, - возразила Раса, дрожа при этом. - Снимайте.
Анчи выпустил ее руки и взялся за тесемки, удерживающие рубашку. Тонко выделанный хлопок соскользнул, открывая небольшую грудь цвета топленого молока. Слишком смуглая на карраскский вкус. Самая красивая из всех, что Анчи видел. Он осторожно коснулся груди девушки, глядя ей в глаза. Раса смутилась, отвела их, а потом закрыла, принимая ласку. Анчи склонился, лизнул гладкую кожу, обвел языком вокруг напрягшегося соска, втянул его, вызвав судорожный вздох. Да, согласился он молча, не так уж пуглива. И опустился на колени, покрывая поцелуями груди и живот девушки.
От нее исходил запах свежести, цветов, но неназойливый, легкий. Словно бы она прошла садом после дождя. Девицы в столице повадились купаться в молоке, думая что им это принесет молодость, а коже блеск и упругость. Анчи и позабыл, как пахнет свежесть. Этот аромат возбуждал.
Анчи дернул завязки штанов и медленно опустил их вниз, обнажая стройные ноги Расы. Несколько родинок на бедре. Небольшой шрам под коленкой. На треугольник темно-каштановых волос между ножек он пока избегал смотреть. Стянул одну штанину — чтобы удержаться, Раса ухватилась за его плечи — затем вторую. Обхватил ладонью левую ступню. Поцеловал колено, другое, скользнул вверх ладонями, едва касаясь бедер, округлых крепких ягодиц, вверх по спине, приподнялся и вновь обхватил губами сосок, прижимая девушку к себе. Одна ее рука стиснула его плечо, скомкала слои одежд, вторая коснулась волос, сжала их, дернула почти больно. Анчи посмотрел наверх. Глаза Расы были закрыты, она, кажется, полностью сосредоточилась на ощущениях, как он надеялся, приятных.
Снова послышался визг, истошный, полный боли. Раса дернулась, и Анчи поймал ее в объятья, прижал к себе, провел по голове, по густым, чуть вьющимся волосам.
- Тише, тише…
- Я… не хочу… так… - выдавила девушка.
- Так не будет. Никогда.
Анчи хотел бы сделать это правдой. Увезти сестер, защитить, спрятать, но… Что он мог сделать, внебрачный ребенок, приемный сын, которого ненавидят, которому завидуют, которого хотят убить? И убьют ведь все, что ему дорого.
- Ложись, - Анчи осторожно опустил Расу на тюфяк.
