ГОЛОСА ГАМИЛЬТОНОВ. ТОМ 2
Разбудило Элинор яркое солнце. Шторы были раздернуты, и по-осеннему мягкий золотистый свет заливал комнату. Словно и не было на свете чудовищ и ночных кошмаров. Обманчивое чувство. Лживое.
- Я приготовила вам целебную ванну, - сказала Пегги, застывшая возле кровати со странной метелкой в руках. - И сделала несколько амулетов.
- Амулеты... - Элинор покачала головой. А потом подумала, что не в ее положении отказываться от любой, даже самой нелепой, на первый взгляд, помощи и защиты. - Давай сюда свои амулеты, Пегги.
Но даже после ванны с какими-то травами, смывшими немного уныние и придавшими сил, дурные мысли никуда не ушли. Врата, якорь, печать смерти. Никому не хочется такое услышать в свой адрес. Никому не хочется умирать, равно как и убивать. И уж точно никому не хочется послужить причиной конца света. Оставалась, конечно, надежда, что обе ведьмы просто эпатировали, но Элинор этого не знала наверняка. Видеть никого из Гамильтонов также не хотелось, и потому Элинор спустилась боковой лестницей на кухню. Кухарка, миссис Брик, уже поднялась и колдовала — по-иному и не скажешь — над стоящими на плите кастрюльками. Сладко, возбуждающе пахло шоколадом.
- А, это вы, мисс Элинор? - приветливо улыбнулась кухарка. - Завтрак вы пропустили, но почти готов ланч. У меня остались еще блинчики с джемом, но, может быть, вы хотите что-то другое?
Элинор, испытывая знакомое чувство неловкости, покачала головой.
- Не нужно беспокойства, миссис Брик. Я просто выпью чаю.
Кухарка неодобрительно покачала головой, проворчала что-то вроде «Вы такая худенькая, мисс» (вот уж чего никак нельзя было об Элинор сказать) и быстро собрала поднос с чаем. От наскоро поджаренных тостов и ветчины отказаться не удалось.
В нижней гостиной, где Элинор намеревалась спокойно позавтракать в одиночестве, обнаружился совершенно нежеланный мистер Гамильтон. Он сидел и черкал что-то в небольшой записной книжке, удивительно в эту минуту похожий на своего младшего брата. То и дело он в глубокой задумчивости прикусывал автоматическое перо, а затем снова принимался писать.
- Добрый день, мистер Гамильтон, - поприветствовала Элинор, водружая поднос на столик.
Грегори Гамильтон бросил короткий взгляд на ее завтрак, качнул головой и потянулся за стаканом виски. Привычку пить до наступления вечера Элинор никогда не одобряла, но укорять не посмела. Стараясь не обращать внимания на мистера Гамильтона, она налила себе чаю — с ромашкой, как она всегда любила, — и присела на краешек стула.
- Я только что из Колледжа Святой Маргариты, мисс Кармайкл.
Элинор не донесла чашку до рта. Спросила, пусть того и не желала, грубовато:
- Что вам там понадобилось?
Что-то темное всплыло из глубин памяти. Не картинка, не полноценное воспоминание, но лишь образ. Тень. Звук, терзающий нервы. Элинор плохо помнила все, что происходило с ней в годы, предшествовавшие спиритическому сеансу. Обычно она находила этому простое объяснение: ее потрясение на том нелепом сеансе было слишком велико, довело ее до истерии, и потому вся прежняя жизнь забылась. Сейчас она подумала: а что, если и ДО сеанса с ней происходило что-то необычное?
- Помните что-то из своих школьных лет? - поинтересовался Грегори Гамильтон. Вопрос звучал обманчиво невинно. - Что-нибудь забавное?
- Нет, мистер Гамильтон, - ответила Элинор и все-таки сделала глоток.
- Вы были послушным ребенком или непоседливым?
- Я плохо помню свое детство, - покачала головой Элинор.
- Потому что тогда произошло что-то плохое?
Элинор облизнула губы.
- Это потому, что в год окончания школы вы попали в лечебницу?
- Вы опять копались в моем прошлом? - тихо спросила Элинор.
Этого следовало ожидать. Гамильтонов не могло не заинтересовать ее прошлое. Неприятное прошлое. Темное. Оно должно было всплывать всякий раз, когда Элинор нанималась на работу, и отпугивать потенциальных работодателей. Кому нужна гувернантка, побывавшая в лечебнице для душевнобольных? Для обывателей, тем более когда они — родители, — нет особенной разницы между безумием и легким помрачением рассудка; между истерией и истерикой. Ей удалось ценой неимоверных усилий уговорить хозяйку агентства утаить эти позорные сведения от нанимателей, и та пожалела бедную сиротку. Но Грегори Гамильтон добрался до ее тайн, а затем и копнул глубже, в темноту, которая даже для Элинор была сейчас загадкой.
Потом она сообразила:
- Вы считаете, Дженет Шарп права? Считаете, это я повинна в исчезновении миссис Гамильтон? Считаете, я опасна?
Вспомнились уверения Дамиана. Он никому не позволит причинить ей вред, даже собственной родне. Даже брату, наверное. Из головы не выходила ужасная мысль: а что, если это правда? Если она и в самом деле опасна? Если права Федора Крушенк, и на ней лежит печать смерти? Если права Дженет Шарп, и она врата, якорь, еще какая-нибудь смертельно опасная штука? Этих «если» немало поднакопилось за последние дни.
«Я должна знать ответ на этот вопрос», - поняла Элинор. Вот только задавать его, кажется, некому. Разве что еще раз навестить Федору Крушенк в ее ведьмином домике. Спрашивать Дженет Шарп отчего-то совсем не хотелось.
- Я стараюсь быть объективным, мисс Кармайкл, - сказал Грегори Гамильтон. Он, кажется, говорил еще что-то, но Элинор, погруженная в свои мысли, не расслышала. Во всяком случае, его голос звучал раздраженно.
- Когда придете к какому-то выводу, мистер Гамильтон, сообщите мне. Прежде чем убивать, - Элинор сама того не хотела, но прозвучало это резко, с сарказмом. И это задело Грегори Гамильтона.
- Непременно, мисс Кармайкл, - сухо сказал он, отставил в сторону полупустой стакан и поднялся. - Простите, мне нужно идти.
И он вышел. Сперва скрипнули половицы в холле, затем хлопнула входная дверь. По полу пробежал сквозняк. Однако Элинор недолго ела в мрачном одиночестве, кроша на тарелку тост. Минут через пять после того, как мистер Гамильтон столь поспешно удалился, в гостиной появился заспанный, позевывающий — манеры Дамиану под стать - Франк.
- Вы поссорились с кем-то с утра пораньше, мисс Элинор?
Это был хороший вопрос. Поссорилась ли она? Что ж, для ссоры нужно хотя бы подобие дружбы, а с Грегори Гамильтоном ее связывали чисто деловые отношения. Сперва она была гувернанткой его пропавшего сына, а затем... кем? Помощницей в поисках? Компаньонкой? Якорем для чудовища? Грегори Гамильтон не доверял ей, и это была скорее не ссора, а… Они почти назвали вещи своими именами, расставили все по местам.
- Не знаю, Франк, - вздохнула Элинор. - И потом, что значит «с утра пораньше»? Уже глубоко за полдень, милый мой.
Юноша огляделся, ноздри его затрепетали, а на щеках выступил лихорадочный румянец.
- Здесь весьма дурная аура… Черная...
Не отдавая себе отчета, не раздумывая, Элинор протянула руку, схватила Франка и усадила рядом с собой. Появилась Пегги, неся свежие, только что поджаренные тосты, сконы, масло, клубничный джем, мёд и великолепный рисовый пудинг. Дамиан все-таки нанял отличную прислугу, исхитрявшуюся подать приличный завтрак в любое время суток, которое хозяева сочтут утром. Франк подвинулся еще ближе, жадно оглядывая стол, и Элинор погладила его по встрепанным волосам.
- Maitre Дамиан… - неуверенно проговорил мальчик, утолив первый голод. – Он… у него приступ.
Элинор отодвинула тарелку.
- Какой приступ?
- Я просто хотел предупредить, - тихо сказал Франк. - Он не умер. Это такой сон.
«Какие сны в том смертном сне приснятся», - всплыло в памяти. Элинор невольно поежилась. Вспомнилось, каково это: утрачивать контроль над собственным телом и падать в небытие.
- Maitre просто устал, - Франк зачем-то начал оправдываться. – Он проснется, думаю, к завтрашнему дню.
Запоздало Элинор поняла, что Франку страшно. Он, должно быть, думает о том дне, когда Дамиан не проснется вовсе, оставив его в одиночестве. Элинор улыбнулась, как могла, ободряюще, а потом поцеловала мальчика в лоб.
- Я пойду и взгляну на него.
Элинор встала из-за стола. Желание увидеть Дамиана пропало сразу же. Он лежит в своей комнате, мертвый. Это не подобие смерти, это она и есть, собственной неприглядной персоной. А еще этой ночью он был живой, теплый, обнимал и утешал ее. И это… не страшно, нет. Это неправильно.
Элинор поднялась медленно, с большой неохотой, по лестнице, считая ступени, толкнула дверь в спальню Дамиана и вошла. Комната была, как всегда, погружена в темноту, ни единого луча света не пробивалось сквозь плотно закрытые ставни и тяжелые шторы. Элинор взяла лампу со столика, запалила фитиль и подошла к кровати. Франк дышал ей в спину. Его сопение было единственным звуком, нарушающим жуткую, мертвую тишину комнаты.
Элинор поставила лампу на столик и отогнула край занавеси, скрывающей кровать. Дамиан лежал на спине, вытянув руки вдоль тела, почти полностью одетый: он снял сюртук, но даже не ослабил узел галстука. Это почему-то казалось Элинор еще более неправильным. Она протянула руку и ненароком коснулась щеки Дамиана, мертвенно-холодной и твердой. Точно он был изваян из мрамора.
Черты лица Дамиана заострились, глаза запали. Все исказилось и преобразилось самым неприятным образом. От Дамиана исходило это леденящее кровь дыхание иного мира. А может, это у Элинор воображение разыгралось? А еще она подумала, что ему самому должно быть очень холодно.
- Принеси одеяло, Франк. Я видела одно в бельевом шкафу.
Элинор развязала галстук, отложила его в сторону и расстегнула несколько пуговиц на жилете Дамиана и на его рубашке. В этом было нечто удивительно интимное и потому неправильное, но Элинор удалось кое-как убедить себя, что она заботится о Дамиане Гамильтоне, как позаботилась бы о больном ребенке. У него было с детьми определенное сходство. Затем она укутала мужчину принесенным Франком одеялом до самого подбородка и поднялась.
- Ты приглядишь за ним? Мне нужно съездить по делам.
- Это может быть опасно, - возразил Франк. - За вами ведь охотится нечто… нечто...
Он умолк, раздосадованный невозможностью подобрать верное слово, и закусил губу. Элинор, не удержавшись, потрепала его по волосам.
- Не беспокойся за меня, дорогой. Я возьму с собой Пегги. Под присмотром ведьмы я ведь буду в безопасности?
Франк нехотя кивнул.
Идея появилась у Элинор спонтанно и удивительно быстро оформилась в намерение. Федора Крушенк. Она могла дать разъяснения своим словам и словам Дженет и либо подтвердить всеобщие опасения, либо развеять их — по крайней мере, для Элинор. А еще, в ее доме Дамиан увидел нечто, до такой степени его расстроившее, что он надиктовал то странное письмо. В доме Федоры Крушенк есть ключ к тому, что вокруг происходит. Должен быть этот ключ. Кроме того, пока что Элинор была наименее осведомленной из всех, и положение ее потому было шатким. Братья Гамильтоны выросли в мрачной тени этого дома и своей матери, они знались с ведьмами и весьма уверенно говорили о призраках и Тенях. Элинор никогда не слушала свою тетку, и, кажется, зря.
Переодевшись в дорожное платье, Элинор разыскала Пегги. Та стирала пыль с безделушек в одной из гостиных. Их полно было в доме, дорогих и ненужных вещей, которые, вероятно, хранили чью-то память.
- Я хочу съездить по делам, - сказала Элинор. – Будешь сопровождать меня?
Пегги кивнула и отложила метелку. И не задавала никаких вопросов, пока они не сели в поезд. Только там, достав из кармана четки, ведьмочка щелкнула парой бусин и спросила:
- Куда мы едем, мисс Элинор?
Четки были набраны из крошечных позвонков.
- Поговорить с Федорой Крушенк.
Пегги посмотрела на нее удивленно.
- Что-то не так? – спросила Элинор.
- Нет-нет. Просто мисс Крушенк, - мы ведь говорим о ведьме Федоре Крушенк? - она ведет такую уединенную жизнь… Едва ли у нее можно что-то выведать. Я не говорю, что она не осведомлена… скорее, даже наоборот, но она не желает обычно делиться своими мыслями или знаниями.
- Что тебе о ней известно?
- Немного, - Пегги щелкнула сразу несколькими костяшками. – Она резка и неуживчива, так что никто не знаком с ней близко. Но одно я знаю: куда бы ее ни приняли, вскоре изгоняют. С ней не хотят иметь дело ни художники, ни ведьмы.
- Я слышала, произошла какая-то история с ее картиной…
- О, да, - ухмыльнулась Пегги. – Она изобразила нечто отвратительное. И невообразимое. Чему не место в нашем мире. В Академии решили, что подобное надругательство над искусством терпеть не станут. Ну а ведьмы не любят, когда выдают их секреты.
- И что же мисс Крушенк написала? – спросила Элинор.
Пегги прикусила губу. Ей не особенно, кажется, хотелось распространяться. Ведьмы не любят, когда выведывают их секреты, это уж точно.
- Пир. Это был пир Старых Богов. И вся их неприглядная пища.
- И что же это такое? - уточнила Элинор, заранее зная, что ей ответ не понравится.
- Люди, - Пегги отвернулась к окну. - Что же еще?
Остаток пути проделали молча. Пегги достала из сумки вязание, что-то цветастое и бесформенное, она не была в этом особенно искусна. Элинор ничего с собой не взяла, поэтому могла только смотреть в окно, на проносящиеся мимо поля и рощи. Мысли ее текли сплошным потоком, и уцепиться было не за что. Вся ее жизнь, до того такая логичная и ясная, представлялась теперь чередой фрагментов. В них не было ни ясности, ни смысла.
Вот детство: угрюмый отец, почти не обращающий внимание на единственного ребенка; и мать – бледная тень. В памяти Элинор она так и осталась бессловесной и ко всему безразличной, почти прозрачной. Отец иногда боялся чего-то или кого-то, но ни разу не заговаривал о своих страхах. И не любил похороны, а равно и крестины.
Его проповеди, Элинор помнила, были полны страсти. Но вот сами их она так и не вспомнила, ни одной строчки, ни слова.
Иногда приезжала из Лондона тетушка, но и ее Элинор до определенного момента помнила плохо. А затем тетя Эмилия, наоборот, стала заполнять собой каждый уголок воспоминаний.
В памяти детских лет отчего-то отпечаталось только синее небо и яркое солнце, и она в белом платье сидит на цветущем лугу.
Элинор тряхнула головой и поднялась. Приехали.
Дом Федоры Крушенк выглядел все так же неприветливо и необжито, как и в прошлые разы. Элинор постучала, и снова никто не ответил. Элинор постучала настойчивее. Еще и еще раз, показывая, что уходить не намерена. Прошло несколько минут, прежде чем дверь приоткрылась.
- Это опять вы? – Федора Крушенк глянула мрачно исподлобья. Стрельнула глазами на Пегги, с преувеличенным интересом изучающую противоположную сторону улицы. – Что вам нужно?
- Поговорить.
Федора Крушенк скривилась, но все же пропустила гостей в дом. Устроив их в уже знакомой комнате, она на несколько минут вышла и вернулась с горячим чаем. Создалось впечатление, что она ожидала визита. Как и прежде, чай был с ромашкой, а к нему — колотый шоколад. Пегги пугливо и воровато огляделась и утащила сразу несколько кусочков. С Федорой она старалась не встречаться взглядом.
- Так что вам нужно?
Элинор взяла чашку обеими руками, грея озябшие ладони.
- Правду.
Федора рассмеялась своим хрипловатым грудным смехом.
- Она всем нужна, мисс Кармайкл. Полезна, во всяком случае.
- Я опасна? Дженет Шарп говорит, что я… что меня нужно убить.
Глава первая
Разбудило Элинор яркое солнце. Шторы были раздернуты, и по-осеннему мягкий золотистый свет заливал комнату. Словно и не было на свете чудовищ и ночных кошмаров. Обманчивое чувство. Лживое.
- Я приготовила вам целебную ванну, - сказала Пегги, застывшая возле кровати со странной метелкой в руках. - И сделала несколько амулетов.
- Амулеты... - Элинор покачала головой. А потом подумала, что не в ее положении отказываться от любой, даже самой нелепой, на первый взгляд, помощи и защиты. - Давай сюда свои амулеты, Пегги.
Но даже после ванны с какими-то травами, смывшими немного уныние и придавшими сил, дурные мысли никуда не ушли. Врата, якорь, печать смерти. Никому не хочется такое услышать в свой адрес. Никому не хочется умирать, равно как и убивать. И уж точно никому не хочется послужить причиной конца света. Оставалась, конечно, надежда, что обе ведьмы просто эпатировали, но Элинор этого не знала наверняка. Видеть никого из Гамильтонов также не хотелось, и потому Элинор спустилась боковой лестницей на кухню. Кухарка, миссис Брик, уже поднялась и колдовала — по-иному и не скажешь — над стоящими на плите кастрюльками. Сладко, возбуждающе пахло шоколадом.
- А, это вы, мисс Элинор? - приветливо улыбнулась кухарка. - Завтрак вы пропустили, но почти готов ланч. У меня остались еще блинчики с джемом, но, может быть, вы хотите что-то другое?
Элинор, испытывая знакомое чувство неловкости, покачала головой.
- Не нужно беспокойства, миссис Брик. Я просто выпью чаю.
Кухарка неодобрительно покачала головой, проворчала что-то вроде «Вы такая худенькая, мисс» (вот уж чего никак нельзя было об Элинор сказать) и быстро собрала поднос с чаем. От наскоро поджаренных тостов и ветчины отказаться не удалось.
В нижней гостиной, где Элинор намеревалась спокойно позавтракать в одиночестве, обнаружился совершенно нежеланный мистер Гамильтон. Он сидел и черкал что-то в небольшой записной книжке, удивительно в эту минуту похожий на своего младшего брата. То и дело он в глубокой задумчивости прикусывал автоматическое перо, а затем снова принимался писать.
- Добрый день, мистер Гамильтон, - поприветствовала Элинор, водружая поднос на столик.
Грегори Гамильтон бросил короткий взгляд на ее завтрак, качнул головой и потянулся за стаканом виски. Привычку пить до наступления вечера Элинор никогда не одобряла, но укорять не посмела. Стараясь не обращать внимания на мистера Гамильтона, она налила себе чаю — с ромашкой, как она всегда любила, — и присела на краешек стула.
- Я только что из Колледжа Святой Маргариты, мисс Кармайкл.
Элинор не донесла чашку до рта. Спросила, пусть того и не желала, грубовато:
- Что вам там понадобилось?
Что-то темное всплыло из глубин памяти. Не картинка, не полноценное воспоминание, но лишь образ. Тень. Звук, терзающий нервы. Элинор плохо помнила все, что происходило с ней в годы, предшествовавшие спиритическому сеансу. Обычно она находила этому простое объяснение: ее потрясение на том нелепом сеансе было слишком велико, довело ее до истерии, и потому вся прежняя жизнь забылась. Сейчас она подумала: а что, если и ДО сеанса с ней происходило что-то необычное?
- Помните что-то из своих школьных лет? - поинтересовался Грегори Гамильтон. Вопрос звучал обманчиво невинно. - Что-нибудь забавное?
- Нет, мистер Гамильтон, - ответила Элинор и все-таки сделала глоток.
- Вы были послушным ребенком или непоседливым?
- Я плохо помню свое детство, - покачала головой Элинор.
- Потому что тогда произошло что-то плохое?
Элинор облизнула губы.
- Это потому, что в год окончания школы вы попали в лечебницу?
- Вы опять копались в моем прошлом? - тихо спросила Элинор.
Этого следовало ожидать. Гамильтонов не могло не заинтересовать ее прошлое. Неприятное прошлое. Темное. Оно должно было всплывать всякий раз, когда Элинор нанималась на работу, и отпугивать потенциальных работодателей. Кому нужна гувернантка, побывавшая в лечебнице для душевнобольных? Для обывателей, тем более когда они — родители, — нет особенной разницы между безумием и легким помрачением рассудка; между истерией и истерикой. Ей удалось ценой неимоверных усилий уговорить хозяйку агентства утаить эти позорные сведения от нанимателей, и та пожалела бедную сиротку. Но Грегори Гамильтон добрался до ее тайн, а затем и копнул глубже, в темноту, которая даже для Элинор была сейчас загадкой.
Потом она сообразила:
- Вы считаете, Дженет Шарп права? Считаете, это я повинна в исчезновении миссис Гамильтон? Считаете, я опасна?
Вспомнились уверения Дамиана. Он никому не позволит причинить ей вред, даже собственной родне. Даже брату, наверное. Из головы не выходила ужасная мысль: а что, если это правда? Если она и в самом деле опасна? Если права Федора Крушенк, и на ней лежит печать смерти? Если права Дженет Шарп, и она врата, якорь, еще какая-нибудь смертельно опасная штука? Этих «если» немало поднакопилось за последние дни.
«Я должна знать ответ на этот вопрос», - поняла Элинор. Вот только задавать его, кажется, некому. Разве что еще раз навестить Федору Крушенк в ее ведьмином домике. Спрашивать Дженет Шарп отчего-то совсем не хотелось.
- Я стараюсь быть объективным, мисс Кармайкл, - сказал Грегори Гамильтон. Он, кажется, говорил еще что-то, но Элинор, погруженная в свои мысли, не расслышала. Во всяком случае, его голос звучал раздраженно.
- Когда придете к какому-то выводу, мистер Гамильтон, сообщите мне. Прежде чем убивать, - Элинор сама того не хотела, но прозвучало это резко, с сарказмом. И это задело Грегори Гамильтона.
- Непременно, мисс Кармайкл, - сухо сказал он, отставил в сторону полупустой стакан и поднялся. - Простите, мне нужно идти.
И он вышел. Сперва скрипнули половицы в холле, затем хлопнула входная дверь. По полу пробежал сквозняк. Однако Элинор недолго ела в мрачном одиночестве, кроша на тарелку тост. Минут через пять после того, как мистер Гамильтон столь поспешно удалился, в гостиной появился заспанный, позевывающий — манеры Дамиану под стать - Франк.
- Вы поссорились с кем-то с утра пораньше, мисс Элинор?
Это был хороший вопрос. Поссорилась ли она? Что ж, для ссоры нужно хотя бы подобие дружбы, а с Грегори Гамильтоном ее связывали чисто деловые отношения. Сперва она была гувернанткой его пропавшего сына, а затем... кем? Помощницей в поисках? Компаньонкой? Якорем для чудовища? Грегори Гамильтон не доверял ей, и это была скорее не ссора, а… Они почти назвали вещи своими именами, расставили все по местам.
- Не знаю, Франк, - вздохнула Элинор. - И потом, что значит «с утра пораньше»? Уже глубоко за полдень, милый мой.
Юноша огляделся, ноздри его затрепетали, а на щеках выступил лихорадочный румянец.
- Здесь весьма дурная аура… Черная...
Не отдавая себе отчета, не раздумывая, Элинор протянула руку, схватила Франка и усадила рядом с собой. Появилась Пегги, неся свежие, только что поджаренные тосты, сконы, масло, клубничный джем, мёд и великолепный рисовый пудинг. Дамиан все-таки нанял отличную прислугу, исхитрявшуюся подать приличный завтрак в любое время суток, которое хозяева сочтут утром. Франк подвинулся еще ближе, жадно оглядывая стол, и Элинор погладила его по встрепанным волосам.
- Maitre Дамиан… - неуверенно проговорил мальчик, утолив первый голод. – Он… у него приступ.
Элинор отодвинула тарелку.
- Какой приступ?
- Я просто хотел предупредить, - тихо сказал Франк. - Он не умер. Это такой сон.
«Какие сны в том смертном сне приснятся», - всплыло в памяти. Элинор невольно поежилась. Вспомнилось, каково это: утрачивать контроль над собственным телом и падать в небытие.
- Maitre просто устал, - Франк зачем-то начал оправдываться. – Он проснется, думаю, к завтрашнему дню.
Запоздало Элинор поняла, что Франку страшно. Он, должно быть, думает о том дне, когда Дамиан не проснется вовсе, оставив его в одиночестве. Элинор улыбнулась, как могла, ободряюще, а потом поцеловала мальчика в лоб.
- Я пойду и взгляну на него.
Элинор встала из-за стола. Желание увидеть Дамиана пропало сразу же. Он лежит в своей комнате, мертвый. Это не подобие смерти, это она и есть, собственной неприглядной персоной. А еще этой ночью он был живой, теплый, обнимал и утешал ее. И это… не страшно, нет. Это неправильно.
Элинор поднялась медленно, с большой неохотой, по лестнице, считая ступени, толкнула дверь в спальню Дамиана и вошла. Комната была, как всегда, погружена в темноту, ни единого луча света не пробивалось сквозь плотно закрытые ставни и тяжелые шторы. Элинор взяла лампу со столика, запалила фитиль и подошла к кровати. Франк дышал ей в спину. Его сопение было единственным звуком, нарушающим жуткую, мертвую тишину комнаты.
Элинор поставила лампу на столик и отогнула край занавеси, скрывающей кровать. Дамиан лежал на спине, вытянув руки вдоль тела, почти полностью одетый: он снял сюртук, но даже не ослабил узел галстука. Это почему-то казалось Элинор еще более неправильным. Она протянула руку и ненароком коснулась щеки Дамиана, мертвенно-холодной и твердой. Точно он был изваян из мрамора.
Черты лица Дамиана заострились, глаза запали. Все исказилось и преобразилось самым неприятным образом. От Дамиана исходило это леденящее кровь дыхание иного мира. А может, это у Элинор воображение разыгралось? А еще она подумала, что ему самому должно быть очень холодно.
- Принеси одеяло, Франк. Я видела одно в бельевом шкафу.
Элинор развязала галстук, отложила его в сторону и расстегнула несколько пуговиц на жилете Дамиана и на его рубашке. В этом было нечто удивительно интимное и потому неправильное, но Элинор удалось кое-как убедить себя, что она заботится о Дамиане Гамильтоне, как позаботилась бы о больном ребенке. У него было с детьми определенное сходство. Затем она укутала мужчину принесенным Франком одеялом до самого подбородка и поднялась.
- Ты приглядишь за ним? Мне нужно съездить по делам.
- Это может быть опасно, - возразил Франк. - За вами ведь охотится нечто… нечто...
Он умолк, раздосадованный невозможностью подобрать верное слово, и закусил губу. Элинор, не удержавшись, потрепала его по волосам.
- Не беспокойся за меня, дорогой. Я возьму с собой Пегги. Под присмотром ведьмы я ведь буду в безопасности?
Франк нехотя кивнул.
Идея появилась у Элинор спонтанно и удивительно быстро оформилась в намерение. Федора Крушенк. Она могла дать разъяснения своим словам и словам Дженет и либо подтвердить всеобщие опасения, либо развеять их — по крайней мере, для Элинор. А еще, в ее доме Дамиан увидел нечто, до такой степени его расстроившее, что он надиктовал то странное письмо. В доме Федоры Крушенк есть ключ к тому, что вокруг происходит. Должен быть этот ключ. Кроме того, пока что Элинор была наименее осведомленной из всех, и положение ее потому было шатким. Братья Гамильтоны выросли в мрачной тени этого дома и своей матери, они знались с ведьмами и весьма уверенно говорили о призраках и Тенях. Элинор никогда не слушала свою тетку, и, кажется, зря.
Переодевшись в дорожное платье, Элинор разыскала Пегги. Та стирала пыль с безделушек в одной из гостиных. Их полно было в доме, дорогих и ненужных вещей, которые, вероятно, хранили чью-то память.
- Я хочу съездить по делам, - сказала Элинор. – Будешь сопровождать меня?
Пегги кивнула и отложила метелку. И не задавала никаких вопросов, пока они не сели в поезд. Только там, достав из кармана четки, ведьмочка щелкнула парой бусин и спросила:
- Куда мы едем, мисс Элинор?
Четки были набраны из крошечных позвонков.
- Поговорить с Федорой Крушенк.
Пегги посмотрела на нее удивленно.
- Что-то не так? – спросила Элинор.
- Нет-нет. Просто мисс Крушенк, - мы ведь говорим о ведьме Федоре Крушенк? - она ведет такую уединенную жизнь… Едва ли у нее можно что-то выведать. Я не говорю, что она не осведомлена… скорее, даже наоборот, но она не желает обычно делиться своими мыслями или знаниями.
- Что тебе о ней известно?
- Немного, - Пегги щелкнула сразу несколькими костяшками. – Она резка и неуживчива, так что никто не знаком с ней близко. Но одно я знаю: куда бы ее ни приняли, вскоре изгоняют. С ней не хотят иметь дело ни художники, ни ведьмы.
- Я слышала, произошла какая-то история с ее картиной…
- О, да, - ухмыльнулась Пегги. – Она изобразила нечто отвратительное. И невообразимое. Чему не место в нашем мире. В Академии решили, что подобное надругательство над искусством терпеть не станут. Ну а ведьмы не любят, когда выдают их секреты.
- И что же мисс Крушенк написала? – спросила Элинор.
Пегги прикусила губу. Ей не особенно, кажется, хотелось распространяться. Ведьмы не любят, когда выведывают их секреты, это уж точно.
- Пир. Это был пир Старых Богов. И вся их неприглядная пища.
- И что же это такое? - уточнила Элинор, заранее зная, что ей ответ не понравится.
- Люди, - Пегги отвернулась к окну. - Что же еще?
Остаток пути проделали молча. Пегги достала из сумки вязание, что-то цветастое и бесформенное, она не была в этом особенно искусна. Элинор ничего с собой не взяла, поэтому могла только смотреть в окно, на проносящиеся мимо поля и рощи. Мысли ее текли сплошным потоком, и уцепиться было не за что. Вся ее жизнь, до того такая логичная и ясная, представлялась теперь чередой фрагментов. В них не было ни ясности, ни смысла.
Вот детство: угрюмый отец, почти не обращающий внимание на единственного ребенка; и мать – бледная тень. В памяти Элинор она так и осталась бессловесной и ко всему безразличной, почти прозрачной. Отец иногда боялся чего-то или кого-то, но ни разу не заговаривал о своих страхах. И не любил похороны, а равно и крестины.
Его проповеди, Элинор помнила, были полны страсти. Но вот сами их она так и не вспомнила, ни одной строчки, ни слова.
Иногда приезжала из Лондона тетушка, но и ее Элинор до определенного момента помнила плохо. А затем тетя Эмилия, наоборот, стала заполнять собой каждый уголок воспоминаний.
В памяти детских лет отчего-то отпечаталось только синее небо и яркое солнце, и она в белом платье сидит на цветущем лугу.
Элинор тряхнула головой и поднялась. Приехали.
Дом Федоры Крушенк выглядел все так же неприветливо и необжито, как и в прошлые разы. Элинор постучала, и снова никто не ответил. Элинор постучала настойчивее. Еще и еще раз, показывая, что уходить не намерена. Прошло несколько минут, прежде чем дверь приоткрылась.
- Это опять вы? – Федора Крушенк глянула мрачно исподлобья. Стрельнула глазами на Пегги, с преувеличенным интересом изучающую противоположную сторону улицы. – Что вам нужно?
- Поговорить.
Федора Крушенк скривилась, но все же пропустила гостей в дом. Устроив их в уже знакомой комнате, она на несколько минут вышла и вернулась с горячим чаем. Создалось впечатление, что она ожидала визита. Как и прежде, чай был с ромашкой, а к нему — колотый шоколад. Пегги пугливо и воровато огляделась и утащила сразу несколько кусочков. С Федорой она старалась не встречаться взглядом.
- Так что вам нужно?
Элинор взяла чашку обеими руками, грея озябшие ладони.
- Правду.
Федора рассмеялась своим хрипловатым грудным смехом.
- Она всем нужна, мисс Кармайкл. Полезна, во всяком случае.
- Я опасна? Дженет Шарп говорит, что я… что меня нужно убить.
