Шади осторожно коснулся тонкой нервической кисти. Пальцы задели тонкий, как волос, ободок золотого кольца, что тут же отдалось болью во всем теле.
- Осторожнее, - шепнула Она, почти касаясь теплыми губами его уха.
- А что ты можешь сказть об этой женщине? - спросил Шади.
В голосе ее послышались капризные нотки ревности.
- Чем она так тебя заинтересовала? Она красива?
- У нее странные красные одежды, которых не носят на востоке, - покачал головой Шади.
- Не думай о ней, отдохни, - ласково посоветовала Она, касаясь губами его шеи.
Шади покладисто опустился на траву, закрыл глаза и не открывал, пока Она не ушла.
На небо высыпали звезды, крупные и яркие. На востоке их уже начала подъедать грозовая туча. В воздухе запахло электричеством. Шади заставил себя улыбнуться и замурлыкал песенку.
- Медноволосая, моя медноволосая, босая! Ляжем на траву под жасмином, уснем до полудня...
5. Фрида
Где бы взять гребень и расчесать эти струи?
Лекарка - суетливая старуха из симагоров - привела ее в чувство, воскурив резко пахнущие травы. От этого запаха сразу же заныла голова. Перед глазами, как в беспокойном, болезненном сне, сыпал песок.
- Ешь, - велела старуха, увидев что она открыла глаза, и ушла.
Фрида села на постели. Комната, сомкнувшаяся вокруг, больше всего походила на склеп. По углам прятались тени, духи, мертвецы. Первым порывом было скрыться с головой под легким покрывалом. Только бы не подпустить тени к себе. Лампа чадила, и огонек ее дрожал, что только множило тени. Порыв ветра умножил их тысячекратно. Фрида повернулась к двери. На пороге стоял молодой мужчина, живущий словно только для того, чтобы служить противовесом Алине Шиам. Своими черными одеждами он напоминал какую-то хищную птицу, довольно короткие волнистые волосы походили на птичьи перья. Он был по-своему красив, но излишне суров.
- Алина ждет вас, - сухо сказал он. - Можете подняться в Мраморную ротонду.
Фрида поднялась с постели. С некоторым сожалением она посмотрела на стынущую еду, но поняла, что все равно не смогла бы ничего проглотить. Мужчина ждал. И он был опасен. Фрида отметила про себя, что надо предупредить Иоанна.
- Поторопитесь, - с прежней сушиной в голосе сказал мужчина.
- Уже иду, господин, - кивнула Фрида, закутываясь в свой белый плащ.
Выбравшись из комнаты, она испытала облегчение. В темноте ночи, едва подсвеченной огнями факелов, гулял ветер. Звезды оказались почти скрыты тучами. Единственным освещенным пятном была крутая лестница, вырубленная прямо в красном песчанике. Она проходила мимо Нижнего храма и терялась в темноте. Подниматься следом за провожатым во мрак было жутко. С другой стороны, во мраке нет и не может быть теней.
Ротонда оказалась совсем близко, - в сердце Города Фриду так и не допустили, и оказалась ротондой в полном смысле слова, идеально круглой. В нишах между полуколоннами из мрамора цвета нежной ветчины, покоились черепа. Сначала Фриде показалось, что они искусно сделаны из дерева. Черепа оказались настоящими. И тени заплясали на потолке, потому что для них не нашлось углов.
Алина сидел на подушках в центре ротонды, вертя в пальцах пару серебряных серег. Хрустальные капли бросали блики на его лицо.
- Садитесь, - приказал он, сухо кивнув провожатому. - До* Салах, фонари?
Темный поклонился и исчез. Алина поднял глаза на Фриду. И Фрида запретила себе рассматривать это чистое тонкое лицо. Предпочла задаться едким вопросом, красит ли Алина свои пушистые ресницы. И как удалось добиться такого великолепного цвета волос?
Алина перекинул серебряную косу на грудь и подался вперед.
- Садитесь.
На низкий столик, почти незаметный среди лиловых, голубых, молочно-белых подушек, легла глиняная табличка с именами мертвецов. Фрида опустилась на подушки, едва не приняв позу тае*, и сложила руки на коленях.
- Духи сказали о бедах деревни, - Алина продолжил поигрывать серьгами. - Люди осквернили колодец. Матери оскорблены...
(Ты бьешь в спину, оставив в стороне все разговоры о честности. И он падает, свесившись через колодезный сруб. И ты спихиваешь его вниз и дожидаешься жирного кровяного всплеска, мало беспокоясь об отравленной теперь воде. И...)
- Вы в порядке? - услышала она.
- Что советуют духи, господин? - хрипло, заученно спросила Фрида.
- Почистить колодцы, - прагматически ответил Алина. - И пожертвовать предкам барана.
Фрида почтительно кивнула, борясь с головокружением.
- Вы больны, а здесь душно, - сказала Алина. - Идемте.
Он поднял Фриду, и она заученно вздрогнула. Или - не совсем заученно: прикосновения Алины отдавались во всем теле странной болью и дрожью. Он вывел ее из ротонды через дверь, не сразу заметную, на маленький балкон. Ветер здесь был необычайно холоден для пустыни. Небо прошила молния, и дождь с силой забарабанил по камням. За спиной послышался облегченный вздох Алины. Словно бы он ждал этого дождя целую жизнь.
На балконе ей стало лучше, она избавилась от духоты ротонды и злых взглядов черепов. Но не от внимательных, насмешливых глаз Алины, бьющих прямо в спину. Под лопатку.
Дождь усилился, сделавшись похожим на волосы хозяина города мертвецов, развеваемые ветром. Эх, где бы взять гребень, чтобы расчесать эти... струи.
6. Салах
От чары вина стал слуга - господин...
От кубка вина стал слуга - господин.
Поманила она, стал слуга - господин.
Знать бы способ заделать слугой господина:
Как тут быть, не придумал пока ни один.
Он откладывает калам и придирчиво изучает цепочки причудливых закорючек на слегка голубоватом раносском пергамене. Со стороны может показаться, что лицо его бесстрастно. Но вот трепещут в недовольстве крылья несколько горбатого носа, чуть кривится верхняя губа, топорщится левый ус. Он недоволен, рука тянется к склянке с соком забелёны, но оказывается перехвачена тонкими, но необычайно сильными и цепкими пальцами господина. Алина тотчас отступает, разжав пальцы, и непонятно, что же отвращает его: близость Салаха, или же - меча превосходной стали. Господин не любит железа.
Салах преклоняет голову.
- Твои рубаи по-прежнему выше моих похвал, - говорит господин, используя диалект отрогов гор Тетеш.
Салах почтительно и низко кланяется, как того требует свод древних правил, хотя и считает слова господина лестью.
- Докладывай, - господин позволяет себе легкую улыбку.
Он всегда знает, когда у Салаха есть новости. Зачем же ему тогда миниатюрная армия и генерал-тетеш? Зачем?
- Границы пусты. Только паломники. Их проверили со всей возможной деликатностью.
- Почему же мне страшно?... - спрашивает господин. - Как будто кто-то роет мне могилу.
Господин часто произносит такие странные слова. Салах ничего и никогда не спрашивает, ведь господину дан страшный дар предвиденья.
- Усиль посты, до Салах, - говорит Алина. - Не хотелось бы встретить у стен города варваров и богоборцев.
Господин впервые на памяти Салаха произносит уродливое слово "варвар", и его тонкие губы брезгливо кривятся. Он кивает и выходит, тихо шурша своим шафранным одеянием. В комнате остается холодный сладковатый запах лотоса и сандала. Салах с наслаждением вдыхает аромат духов господина, и тотчас окорачивает себя.
Нет. Нельзя.
От чары вина стал слуга - господин...
Рубай этот надо затереть.
Мавзолей Накналик. Элегия
Здесь гуляет только ветер, шевеля крошево костей.
Они нас все еще боятся, раз спешат уничтожить жалкие останки наших тел. Снесите стены до основания, потрите наши имена, тогда вы уничтожите саму память о нас.
Здесь блуждает только ветер, играя вырезанной в камне занавесью. Сидящей под ее сенью адаэзе* Кайт старательные злоборцы копты скололи лицо. Червячок у останков ее парика говорит - Кайт. Корзина и лотос над ней говорят - адаэзе. Потрите наши имена, иначе - бесполезно.
Здесь блуждает ветер, делая тени резче. И мы вздыхаем в такт ветру, оплакивая не наши тела в погребальных пеленах (тела изорваны, пелены унесены), но наших осиротелых детей.
Ветер блуждает и над кладбищем коптов. Так же тихо и незримо пересыпая песок из насс в фокк*.
И мы уже подумываем, не пожаловаться ли их безмолвным теням на потерю золотых украшений, узорчатой утвари и тонких тканей, но ветер смолкает.
И все затихает.
И только красный луч закатного солнца отечески гладит оспину на месте лица адаэзе Кайт.
Только солнце.
Только оно.
7. Фрида
И рука, горячая, как песок, упала мне на плечо
Она заставила себя съесть несколько полосок сильно перченого мяса, и жадно запила его водой. Рот горел от избытка едких специй. Фрида сочла это знаком, что пора действовать, и тут же отругала себя за суеверие. Еще чего доброго, она поверит в бессмертие Алины Шиам.
Фрида разделась, аккуратно сложила плащ, шальвары и вышитую рубаху, оставшись в практичной черной одежде, незаметной в ночной темноте.
Паломницы уже разошлись, их прогнала то ли темнота, то ли проливной дождь. Тускло светили фонари, забранные стеклянными колпаками. В ночном мраке, душном и влажном, совершенно необычном для пустыни, можно было потеряться.
Фрида быстро прошла мимо келий на площадку перед Нижней часовней. У подножия небольшой скульптуры из песчаника, посвященной уже и не вспомнить кому, горела лампада. Скульптуру давно уже использовали, как подставку, и в руке у нее вместо скипетра был затухший факел. Фрида осторожно обогнула круг света и с весьма неудобной позиции - из-за резких складок балахона статуи - изучила дверь. Она раскрылась. Фрида едва успела сжаться в темноте, и не попала на глаза Салаху. Стражник - так Фрида стала называть черного - повел носом и, кажется, учуял нарушительницу. Фрида, вновь коря себя за суеверность, сделала отводящий знак и сжала висящий на поясе мешочек с травами. То ли удалось отвести Салаху глаза, то ли просто повезло. Стражник ушел вниз, к поселению паломников, и скрылся в темноте. Фрида облегченно выдохнула и выбралась из-за статуи.
Дверь в часовню оказалась сделана из базальтовой плиты, украшенной орнаментом и до блеска заполированной. Фрида невольно задалась вопросом, как же удалось прорезать такой твердый камень. Дверь открыть не получилось. Плита была непомерно тяжела, и либо Салах и Алина обладали недюжинной силой, либо существовал скрытый механизм. А возможно, она просто была заперта, и нужно было искать иной путь в Город мертвых.
Рида пошла вдоль фасада храма, обогнула угол, где скучал постамент без скульптуры, и обнаружила узкую лестницу, прорезанную глубоко в скале. Она уводила вверх и влево за немного выступающий массив храма. Фрида пошла по ступеням, крутым и узким, уже сильно потертым. Долгое время лестница никуда не выводила, и пришла уже мысль повернуть назад. Но тут перед Фридой раскрылся сад. Вернее, сначала садом запахло.
На первый взгляд он казался совсем маленьким. Сквозь арку, увитую девичьим виноградом, открывался вид на небольшой пруд в голубоватой мраморной чаше, обсаженный цветами. Лампа на мраморной консоли освещала куст, усыпанный пахучими звездочками жасмина. Но небо закрывали растущие чуть в отдалении, видные за жасмином и ранними розами кипарисы и оливы. Между кустами чайных роз можно было разглядеть узкую аллею.
Не удержавшись, Фрида шагнула через арку. Дождь наконец прекратился, в прореху туч высыпали звезды, и свет заиграл на мокром мраморе. Завороженная, Фрида прошла между кустами роз и оказалась на большой террасе, заросшей травой. Здесь цвели незнакомые цветы, а с острого носа террасы, где цеплялась корнями за камни одинокая кривая сосна, открывался изумляющий вид на поросшую крокусами пустыню. Фрида подошла ближе и оперлась локтями на мокрый мраморный парапет. Из-за спины тянуло сладкими, жирными ароматами сада, и на какую-то секунду она позабыла все.
Рука, горячая, как песок, упала ей на плечо.
8. Алина Шади
Женщины губят меня. Женщины и пески пустыни
Он знал - сейчас она обернется и начнет врать. И конечно же будет говорить про сад. Шади не понимал ее истинных целей, но ложью в Городе сейчас пахло сильнее, чем жасмином и согу. И повернуться Алина ей не дал, давно уяснив уроки своей странной призрачной возлюбленной.
Одежды женщины были мокрыми насквозь. И сердце под пальцами Шади трепыхало, как сердце птенца. Молчала она долго.
- Что ты здесь делаешь? - спросил Шади.
- Ваш... сад... - выдохнула она.
Соврала.
- Я много слышала о нем. Я не знала, что его нельзя видеть...
Дважды и трижды ложь.
- В моем возрасте начинаешь ценить уединение, - не менее лживо сказал Шади. - В этом саду не бывает гостей. Ты так и не назвалась.
Она попыталась вывернуться из его рук. Не удалось.
- Фрида, - сказала она.
- Я Алина Шиам Шади, - сказал он. - Вот мы и знакомы.
Он улыбнулся, но улыбка эта вышла скверной. Тогда он спросил, добавив в голос суровости.
- Так что ты здесь делаешь, Фрида?
- Я заблудилась, - сказала она, и это было ближе к истине.
- Город закрыт для паломников. Здесь опасно.
- Для кого? - живо спросила она.
От неожиданности вопроса Шади разжал руки.
- Пожалуй, для всех, - сказал он после некоторых раздумий.
Фрида повернулась. Она была красива, особенно когда, как сейчас, стояла в полумраке, слегка испуганная. Пери, как сказал бы Салах, вздумайся ему воспевать женскую красоту. Ее не портил даже бесформенный мужской костюм.
Не связывайся, сказал бы Салах, вздумайся ему указывать господину.
Шади отступил на шаг.
- Тебе нужно уходить, - сказал он. - По лестнице вниз.
Фрида поклонилась и повиновалась приказу. Она уже прошла мраморную арку, когда Шади разомкнул плотно сжатые губы.
- Предки сказали еще кое что. За осквернителями колодца идет тень. Недолго уже осталось.
Фрида обернулась. Глаза ее в свете лампы казались огромными и темными. Сейчас она удивительным образом напоминала другую женщину, совсем непохожую. Шади присел на край каменной чаши пруда, опустил руку в воду и сказал единственное имя. Пруд отразил только пустыню, пересыпающую песок над камнями, сложенными по обычаю кочевников на месте могил.
Женщины, - подумал Шади. - Женщины погубят меня. Женщины и песок пустыни.
9. Фрида
Прикосновение сухих губ к влажным лепесткам цветов...
(Ты дышишь. Вдох. Выдох. Всхлип. Вдох. Выдох. Хрип. Здесь сухо, как в аду, в который ты не веришь. На твоей родине идет дождь. Быть может, идет в эту самую секунду. А здесь - нет. Здесь ночами холодно, и нечем дышать. Здесь днем жарко, и нечем дышать.
От купца-работорговца приторно-сладко пахнет духами.
От мешков пахнет специями.
От песка ничем не пахнет.
Ты...)
Она стряхнула сон, не то, чтобы кошмарный, а - неприятный, тягостный, тяжелый, как старое одеяло. Было еще темно. Может, последний час перед рассветом. Фрида встала с покрытого ковром топчана, на ощупь нашла стол и сполоснула лицо водой из стоящей там чаши. Можно было еще поспать. А можно было затемно покинуть Город. Она вызнала все, что могла, и ясно теперь было, что горный некрополь это не стоящий в чистом поле Накналик. Его нахрапом не взять.
- Осторожнее, - шепнула Она, почти касаясь теплыми губами его уха.
- А что ты можешь сказть об этой женщине? - спросил Шади.
В голосе ее послышались капризные нотки ревности.
- Чем она так тебя заинтересовала? Она красива?
- У нее странные красные одежды, которых не носят на востоке, - покачал головой Шади.
- Не думай о ней, отдохни, - ласково посоветовала Она, касаясь губами его шеи.
Шади покладисто опустился на траву, закрыл глаза и не открывал, пока Она не ушла.
На небо высыпали звезды, крупные и яркие. На востоке их уже начала подъедать грозовая туча. В воздухе запахло электричеством. Шади заставил себя улыбнуться и замурлыкал песенку.
- Медноволосая, моя медноволосая, босая! Ляжем на траву под жасмином, уснем до полудня...
5. Фрида
Где бы взять гребень и расчесать эти струи?
Лекарка - суетливая старуха из симагоров - привела ее в чувство, воскурив резко пахнущие травы. От этого запаха сразу же заныла голова. Перед глазами, как в беспокойном, болезненном сне, сыпал песок.
- Ешь, - велела старуха, увидев что она открыла глаза, и ушла.
Фрида села на постели. Комната, сомкнувшаяся вокруг, больше всего походила на склеп. По углам прятались тени, духи, мертвецы. Первым порывом было скрыться с головой под легким покрывалом. Только бы не подпустить тени к себе. Лампа чадила, и огонек ее дрожал, что только множило тени. Порыв ветра умножил их тысячекратно. Фрида повернулась к двери. На пороге стоял молодой мужчина, живущий словно только для того, чтобы служить противовесом Алине Шиам. Своими черными одеждами он напоминал какую-то хищную птицу, довольно короткие волнистые волосы походили на птичьи перья. Он был по-своему красив, но излишне суров.
- Алина ждет вас, - сухо сказал он. - Можете подняться в Мраморную ротонду.
Фрида поднялась с постели. С некоторым сожалением она посмотрела на стынущую еду, но поняла, что все равно не смогла бы ничего проглотить. Мужчина ждал. И он был опасен. Фрида отметила про себя, что надо предупредить Иоанна.
- Поторопитесь, - с прежней сушиной в голосе сказал мужчина.
- Уже иду, господин, - кивнула Фрида, закутываясь в свой белый плащ.
Выбравшись из комнаты, она испытала облегчение. В темноте ночи, едва подсвеченной огнями факелов, гулял ветер. Звезды оказались почти скрыты тучами. Единственным освещенным пятном была крутая лестница, вырубленная прямо в красном песчанике. Она проходила мимо Нижнего храма и терялась в темноте. Подниматься следом за провожатым во мрак было жутко. С другой стороны, во мраке нет и не может быть теней.
Ротонда оказалась совсем близко, - в сердце Города Фриду так и не допустили, и оказалась ротондой в полном смысле слова, идеально круглой. В нишах между полуколоннами из мрамора цвета нежной ветчины, покоились черепа. Сначала Фриде показалось, что они искусно сделаны из дерева. Черепа оказались настоящими. И тени заплясали на потолке, потому что для них не нашлось углов.
Алина сидел на подушках в центре ротонды, вертя в пальцах пару серебряных серег. Хрустальные капли бросали блики на его лицо.
- Садитесь, - приказал он, сухо кивнув провожатому. - До* Салах, фонари?
Темный поклонился и исчез. Алина поднял глаза на Фриду. И Фрида запретила себе рассматривать это чистое тонкое лицо. Предпочла задаться едким вопросом, красит ли Алина свои пушистые ресницы. И как удалось добиться такого великолепного цвета волос?
Алина перекинул серебряную косу на грудь и подался вперед.
- Садитесь.
На низкий столик, почти незаметный среди лиловых, голубых, молочно-белых подушек, легла глиняная табличка с именами мертвецов. Фрида опустилась на подушки, едва не приняв позу тае*, и сложила руки на коленях.
- Духи сказали о бедах деревни, - Алина продолжил поигрывать серьгами. - Люди осквернили колодец. Матери оскорблены...
(Ты бьешь в спину, оставив в стороне все разговоры о честности. И он падает, свесившись через колодезный сруб. И ты спихиваешь его вниз и дожидаешься жирного кровяного всплеска, мало беспокоясь об отравленной теперь воде. И...)
- Вы в порядке? - услышала она.
- Что советуют духи, господин? - хрипло, заученно спросила Фрида.
- Почистить колодцы, - прагматически ответил Алина. - И пожертвовать предкам барана.
Фрида почтительно кивнула, борясь с головокружением.
- Вы больны, а здесь душно, - сказала Алина. - Идемте.
Он поднял Фриду, и она заученно вздрогнула. Или - не совсем заученно: прикосновения Алины отдавались во всем теле странной болью и дрожью. Он вывел ее из ротонды через дверь, не сразу заметную, на маленький балкон. Ветер здесь был необычайно холоден для пустыни. Небо прошила молния, и дождь с силой забарабанил по камням. За спиной послышался облегченный вздох Алины. Словно бы он ждал этого дождя целую жизнь.
На балконе ей стало лучше, она избавилась от духоты ротонды и злых взглядов черепов. Но не от внимательных, насмешливых глаз Алины, бьющих прямо в спину. Под лопатку.
Дождь усилился, сделавшись похожим на волосы хозяина города мертвецов, развеваемые ветром. Эх, где бы взять гребень, чтобы расчесать эти... струи.
6. Салах
От чары вина стал слуга - господин...
От кубка вина стал слуга - господин.
Поманила она, стал слуга - господин.
Знать бы способ заделать слугой господина:
Как тут быть, не придумал пока ни один.
Он откладывает калам и придирчиво изучает цепочки причудливых закорючек на слегка голубоватом раносском пергамене. Со стороны может показаться, что лицо его бесстрастно. Но вот трепещут в недовольстве крылья несколько горбатого носа, чуть кривится верхняя губа, топорщится левый ус. Он недоволен, рука тянется к склянке с соком забелёны, но оказывается перехвачена тонкими, но необычайно сильными и цепкими пальцами господина. Алина тотчас отступает, разжав пальцы, и непонятно, что же отвращает его: близость Салаха, или же - меча превосходной стали. Господин не любит железа.
Салах преклоняет голову.
- Твои рубаи по-прежнему выше моих похвал, - говорит господин, используя диалект отрогов гор Тетеш.
Салах почтительно и низко кланяется, как того требует свод древних правил, хотя и считает слова господина лестью.
- Докладывай, - господин позволяет себе легкую улыбку.
Он всегда знает, когда у Салаха есть новости. Зачем же ему тогда миниатюрная армия и генерал-тетеш? Зачем?
- Границы пусты. Только паломники. Их проверили со всей возможной деликатностью.
- Почему же мне страшно?... - спрашивает господин. - Как будто кто-то роет мне могилу.
Господин часто произносит такие странные слова. Салах ничего и никогда не спрашивает, ведь господину дан страшный дар предвиденья.
- Усиль посты, до Салах, - говорит Алина. - Не хотелось бы встретить у стен города варваров и богоборцев.
Господин впервые на памяти Салаха произносит уродливое слово "варвар", и его тонкие губы брезгливо кривятся. Он кивает и выходит, тихо шурша своим шафранным одеянием. В комнате остается холодный сладковатый запах лотоса и сандала. Салах с наслаждением вдыхает аромат духов господина, и тотчас окорачивает себя.
Нет. Нельзя.
От чары вина стал слуга - господин...
Рубай этот надо затереть.
Мавзолей Накналик. Элегия
Здесь гуляет только ветер, шевеля крошево костей.
Они нас все еще боятся, раз спешат уничтожить жалкие останки наших тел. Снесите стены до основания, потрите наши имена, тогда вы уничтожите саму память о нас.
Здесь блуждает только ветер, играя вырезанной в камне занавесью. Сидящей под ее сенью адаэзе* Кайт старательные злоборцы копты скололи лицо. Червячок у останков ее парика говорит - Кайт. Корзина и лотос над ней говорят - адаэзе. Потрите наши имена, иначе - бесполезно.
Здесь блуждает ветер, делая тени резче. И мы вздыхаем в такт ветру, оплакивая не наши тела в погребальных пеленах (тела изорваны, пелены унесены), но наших осиротелых детей.
Ветер блуждает и над кладбищем коптов. Так же тихо и незримо пересыпая песок из насс в фокк*.
И мы уже подумываем, не пожаловаться ли их безмолвным теням на потерю золотых украшений, узорчатой утвари и тонких тканей, но ветер смолкает.
И все затихает.
И только красный луч закатного солнца отечески гладит оспину на месте лица адаэзе Кайт.
Только солнце.
Только оно.
7. Фрида
И рука, горячая, как песок, упала мне на плечо
Она заставила себя съесть несколько полосок сильно перченого мяса, и жадно запила его водой. Рот горел от избытка едких специй. Фрида сочла это знаком, что пора действовать, и тут же отругала себя за суеверие. Еще чего доброго, она поверит в бессмертие Алины Шиам.
Фрида разделась, аккуратно сложила плащ, шальвары и вышитую рубаху, оставшись в практичной черной одежде, незаметной в ночной темноте.
Паломницы уже разошлись, их прогнала то ли темнота, то ли проливной дождь. Тускло светили фонари, забранные стеклянными колпаками. В ночном мраке, душном и влажном, совершенно необычном для пустыни, можно было потеряться.
Фрида быстро прошла мимо келий на площадку перед Нижней часовней. У подножия небольшой скульптуры из песчаника, посвященной уже и не вспомнить кому, горела лампада. Скульптуру давно уже использовали, как подставку, и в руке у нее вместо скипетра был затухший факел. Фрида осторожно обогнула круг света и с весьма неудобной позиции - из-за резких складок балахона статуи - изучила дверь. Она раскрылась. Фрида едва успела сжаться в темноте, и не попала на глаза Салаху. Стражник - так Фрида стала называть черного - повел носом и, кажется, учуял нарушительницу. Фрида, вновь коря себя за суеверность, сделала отводящий знак и сжала висящий на поясе мешочек с травами. То ли удалось отвести Салаху глаза, то ли просто повезло. Стражник ушел вниз, к поселению паломников, и скрылся в темноте. Фрида облегченно выдохнула и выбралась из-за статуи.
Дверь в часовню оказалась сделана из базальтовой плиты, украшенной орнаментом и до блеска заполированной. Фрида невольно задалась вопросом, как же удалось прорезать такой твердый камень. Дверь открыть не получилось. Плита была непомерно тяжела, и либо Салах и Алина обладали недюжинной силой, либо существовал скрытый механизм. А возможно, она просто была заперта, и нужно было искать иной путь в Город мертвых.
Рида пошла вдоль фасада храма, обогнула угол, где скучал постамент без скульптуры, и обнаружила узкую лестницу, прорезанную глубоко в скале. Она уводила вверх и влево за немного выступающий массив храма. Фрида пошла по ступеням, крутым и узким, уже сильно потертым. Долгое время лестница никуда не выводила, и пришла уже мысль повернуть назад. Но тут перед Фридой раскрылся сад. Вернее, сначала садом запахло.
На первый взгляд он казался совсем маленьким. Сквозь арку, увитую девичьим виноградом, открывался вид на небольшой пруд в голубоватой мраморной чаше, обсаженный цветами. Лампа на мраморной консоли освещала куст, усыпанный пахучими звездочками жасмина. Но небо закрывали растущие чуть в отдалении, видные за жасмином и ранними розами кипарисы и оливы. Между кустами чайных роз можно было разглядеть узкую аллею.
Не удержавшись, Фрида шагнула через арку. Дождь наконец прекратился, в прореху туч высыпали звезды, и свет заиграл на мокром мраморе. Завороженная, Фрида прошла между кустами роз и оказалась на большой террасе, заросшей травой. Здесь цвели незнакомые цветы, а с острого носа террасы, где цеплялась корнями за камни одинокая кривая сосна, открывался изумляющий вид на поросшую крокусами пустыню. Фрида подошла ближе и оперлась локтями на мокрый мраморный парапет. Из-за спины тянуло сладкими, жирными ароматами сада, и на какую-то секунду она позабыла все.
Рука, горячая, как песок, упала ей на плечо.
8. Алина Шади
Женщины губят меня. Женщины и пески пустыни
Он знал - сейчас она обернется и начнет врать. И конечно же будет говорить про сад. Шади не понимал ее истинных целей, но ложью в Городе сейчас пахло сильнее, чем жасмином и согу. И повернуться Алина ей не дал, давно уяснив уроки своей странной призрачной возлюбленной.
Одежды женщины были мокрыми насквозь. И сердце под пальцами Шади трепыхало, как сердце птенца. Молчала она долго.
- Что ты здесь делаешь? - спросил Шади.
- Ваш... сад... - выдохнула она.
Соврала.
- Я много слышала о нем. Я не знала, что его нельзя видеть...
Дважды и трижды ложь.
- В моем возрасте начинаешь ценить уединение, - не менее лживо сказал Шади. - В этом саду не бывает гостей. Ты так и не назвалась.
Она попыталась вывернуться из его рук. Не удалось.
- Фрида, - сказала она.
- Я Алина Шиам Шади, - сказал он. - Вот мы и знакомы.
Он улыбнулся, но улыбка эта вышла скверной. Тогда он спросил, добавив в голос суровости.
- Так что ты здесь делаешь, Фрида?
- Я заблудилась, - сказала она, и это было ближе к истине.
- Город закрыт для паломников. Здесь опасно.
- Для кого? - живо спросила она.
От неожиданности вопроса Шади разжал руки.
- Пожалуй, для всех, - сказал он после некоторых раздумий.
Фрида повернулась. Она была красива, особенно когда, как сейчас, стояла в полумраке, слегка испуганная. Пери, как сказал бы Салах, вздумайся ему воспевать женскую красоту. Ее не портил даже бесформенный мужской костюм.
Не связывайся, сказал бы Салах, вздумайся ему указывать господину.
Шади отступил на шаг.
- Тебе нужно уходить, - сказал он. - По лестнице вниз.
Фрида поклонилась и повиновалась приказу. Она уже прошла мраморную арку, когда Шади разомкнул плотно сжатые губы.
- Предки сказали еще кое что. За осквернителями колодца идет тень. Недолго уже осталось.
Фрида обернулась. Глаза ее в свете лампы казались огромными и темными. Сейчас она удивительным образом напоминала другую женщину, совсем непохожую. Шади присел на край каменной чаши пруда, опустил руку в воду и сказал единственное имя. Пруд отразил только пустыню, пересыпающую песок над камнями, сложенными по обычаю кочевников на месте могил.
Женщины, - подумал Шади. - Женщины погубят меня. Женщины и песок пустыни.
9. Фрида
Прикосновение сухих губ к влажным лепесткам цветов...
(Ты дышишь. Вдох. Выдох. Всхлип. Вдох. Выдох. Хрип. Здесь сухо, как в аду, в который ты не веришь. На твоей родине идет дождь. Быть может, идет в эту самую секунду. А здесь - нет. Здесь ночами холодно, и нечем дышать. Здесь днем жарко, и нечем дышать.
От купца-работорговца приторно-сладко пахнет духами.
От мешков пахнет специями.
От песка ничем не пахнет.
Ты...)
Она стряхнула сон, не то, чтобы кошмарный, а - неприятный, тягостный, тяжелый, как старое одеяло. Было еще темно. Может, последний час перед рассветом. Фрида встала с покрытого ковром топчана, на ощупь нашла стол и сполоснула лицо водой из стоящей там чаши. Можно было еще поспать. А можно было затемно покинуть Город. Она вызнала все, что могла, и ясно теперь было, что горный некрополь это не стоящий в чистом поле Накналик. Его нахрапом не взять.
