Англия, 1935 год
Техника, Элиот – дьявольская, богопротивная, потрясающая техника! Сколько я живу, а мне ни разу не приходилось видеть столько жизни на полотне.
Г. Ф. Лавкрафт
Пиль-Хаус стоял на вершине холма в весьма живописной местности. Ниже проходила железная дорога, но и она не портила вид, и казалась просто черной полосой, строчкой на темно-зеленом сукне полей. К тому же, поезда по ветке ходили редко, и еще реже останавливались на маленькой станции, где стояла только будка билетера и пара скамеек. Мисс Пиль прождала экспресс больше часа, сидя на одной из них, левой, выкрашенной в светло-голубой, и наконец поезд выехал из-за холма и замер у платформы. Людей сошло очень мало, и мисс Пиль сразу же узнала свою гостью. У нее был не то, что столичный – заграничный лоск. В стройной элегантной брюнетке в шоколадного цвета дорожном костюме сразу же узнавалась француженка. Очки от солнца в пол лица придавали ей загадочность. Проводник выставил на перрон два небольших чемодана, женщина стянула перчатки и огляделась. Мисс Пиль направилась к ней.
- Mademoiselle Let, ne c’est pas?*
- Мадмуазель Пиль? – женщина улыбнулась. – Можете говорить по-английски. Вы мне писали?
- Да, мисс. Здесь недалеко, если не возражаете, мы дойдем пешком.
Мадмуазель Лэ подняла свои чемоданы и бодро зашагала в указанном направлении вверх по склону. Эмма Пиль пошла, насколько это возможно, с ней в ногу. Француженка была не совсем похожа на то, что Эмма ожидала увидеть. Гораздо моложе, чем можно было предположить по ее статьям в N-magazine. С другой стороны, медиум была иностранкой, более того - парижанкой, и странности и несоответствия тут можно было простить.
Поднявшись на вершину холма, Лэ оглядела дом.
- Это и есть Пиль-Хаус? Времена королевы Анны*, верно?
- Да, - удивленно согласилась Эмма. – Какое отношение это…
- Совершенно никакого. Просто архитектура – семейное хобби. Не желаете переговорить о деле, прежде чем мы дойдем до дома?
Эмма разглядывала ее несколько секунд, после чего возмущенно воскликнула:
- Уж не думаете ли вы, что я пригласила вас, не посоветовавшись с отцом и втайне от членов семьи?!
- С отцом. Конечно, - Лэ хмыкнула. – В таком случае, я бы хотела отдохнуть и выпить чаю, прежде, чем приступать к работе.
- Конечно! – Эмма раздраженно фыркнула, забрала один из чемоданов, весьма тяжелый, и прибавила шагу. – Следуйте за мной.
Дверь открыл дворецкий и с привычным неудовольствием оглядел Эмму и гостью.
- Пикман, пусть вещи мисс Лэ отнесут в лиловую спальню, и распорядись подать чай.
Пикман поклонился и исчез. Эмма невольно поежилась. Уже многие годы дворецкий вызывал у нее противный – до мелких мурашек – страх. Если бы не доверие к нему отца, Эмма непременно обвинила бы во всех бедах Пикмана. И она еще не оставляла надежду, что именно на него укажет парижский медиум.
Лэ вошла в гостиную, огляделась и ее внимание, конечно же, привлек портрет над камином.
- Чудесная комната.
У Эммы от гостиной неизменно бегали те самые мурашки по коже. Особенно от этого мужчины, изображенного на картине. Ее передернуло, и это не ускользнуло от француженки. Та улыбнулась понимающе.
- Сама по себе она ужасна, но отлично подойдет для сеанса.
Она сняла свои огромные очки, положила их на столик с напитками и подошла к камину.
- Кто это? Кто-то из ваших предков?
- Мой прадед, Люциус Пиль.
Эмма посторонилась, пропуская отца в комнату. Медиум развернулась, улыбнулась и протянула руку.
- Роберт Пиль.*
- В самом деле? Виржини Лэ.
- Читал вашу статью в N-magazine. Очень познавательно.
- Благодарю, - француженка опустилась на диван спиной к портрету и закинула непринужденно ногу на ногу. – Она вас так впечатлила, что вы пригласили меня сюда?
- Я слышал об истории в Гран Гиньоле*.
Мадмуазель Лэ изящно махнула рукой.
- Это не вполне моя заслуга. Это в некотором роде случайность.
Роберт Пиль сел в кресло, также стараясь держаться спиной к портрету, и кивнул дочери.
- Проследи, чтобы чай с сэндвичами подали немедленно.
Помрачнев, Эмма вышла. Лэ проводила ее задумчивым взглядом и повернулась к главе семьи.
- Итак?
- Вы не любите тянуть время, верно? – усмехнулся Пиль.
- Не люблю, сэр, - с очень странной интонацией сказала француженка.
Роберт Пиль хотел уже заговорить, но в этот момент степенный Пикман лично внес поднос с чаем. Лэ взяла чашку, положила в нее три кусочка сахара и тщательно размешала.
- Я слушаю, мсье Пиль.
Хозяин поднес чашку к носу, вдыхая терпкий аромат дорогого чая, после чего начал издалека.
- Это очень старый дом…
- Времена королевы Анны, я полагаю, - кивнула мадмуазель Лэ.
- Конюшня построена в елизаветинские времена. Мы перестроили ее, там сейчас живет Реймонд. Но основная часть особняка возведена в 1707 году при моем не вполне уважаемом предке Люциусе Пиле. Он продал душу дьяволу.
Лэ обернулась и посмотрела на портрет.
- В самом деле?
- Да, мисс. И с этого начались все злосчастья нашей семьи. И теперь это зло может убить моего внука.
Лэ поставила чашку на столик и подалась вперед.
- Одержимость?
- Боюсь, начать придется с самого начала, мисс Лэ. Люциус Пиль заключил договор с Дьяволом. Согласно этому договору, семья Пиль получила неслыханные богатства и власть. Тогда же был построен этот дом. Люциус удалился в него и прожил невероятно долгую жизнь, однако в конце концов пришел и его час. За ним явился сам хозяин Преисподней, но Люциус сумел вывернуться. В одной из своих запретных книг он нашел средство, как возложить ответственность за свои грехи на потомков. И с тех пор в каждом поколении умирает первенец. Дьявол забирает его к себе. Так умер мой старший брат, так умер мой старший сын, едва достигнув девятилетнего возраста. Теперь в опасности Нед.
Роберт Пиль уронил голову на грудь. Лэ прикоснулась к его руке, вцепившейся в подлокотник кресла.
- Простите, сэр, но я должна услышать все подробности.
Старик вздохнул.
- Может так случиться, мисс Лэ, что род Пиль прервется. Эмма, увы, бесплодна, Рэндольф не желает больше иметь детей, а на Огастеса я давно уже не надеюсь. С Недом наша семья угаснет. Мой внук уже проявляет первые признаки этого.
- Какие? – спросила медиум.
- Он заговаривается. Путает родных, говорит порой странные вещи на чужом, архаичном языке, давно вышедшем из употребления. Ему снятся кошмары, и он выкрикивает имя Люциуса. А сегодня на рассвете меня разбудила его нянька, перепуганная насмерть. Он цитировал одну книгу на латыни. Я записал этот бред и перевел. Надеюсь, записи вам помогут.
- Безусловно, - кивнула Лэ и пошутила. – Моя латынь хромает, так что ваша помощь необходима.
Пиль попытался улыбнуться, впрочем, безуспешно, и позвонил в колокольчик.
- Пикман, принесите мою тетрадь из кабинета.
Дворецкий – скорее, доверенный слуга старика, вернулся почти сразу, неся на серебряном подносе старую тетрадь, распухшую от вложенных в нее страниц и перетянутую туго темной лентой с махристыми концами.
- Студенческая привычка все записывать, - пояснил Пиль. – Вот, взгляните.
Лэ развернула листок, пробежала его глазами и нахмурилась.
- «Юность отдавайте в обмен на жизнь, а жизнь меняйте на юность, когда идет дождь, слышится шелест, и гром в грозу, выпи и козодои заберут души, а филины их оплачут, и пусть вороны каркают, и одна из них черная, как глаза нашей матери».
- Это из одной весьма гадкой книги, - пояснил Пиль. – Надеюсь, ни одной копии не сохранилось.
- Misteria de Vita, - подтвердила Лэ, продолжая изучать листок.
- Вы слышали о ней?
Женщина подняла голову, необычные изумрудно-зеленые глаза потемнели.
- Я читала ее. Это отрывки из семнадцатой главы - «Наследники», восьмой – «Психопомп»* и из «Гимна Гекате». Только слова про дождь и грозу мне незнакомы, но я держала в руках неполный список книги. Ваш предок пользовался ей?
- Да, мисс, - кивнул Пиль. Теперь он смотрел на молодую женщину с некоторой опаской.
- Что-нибудь из его библиотеки сохранилось?
- Мой дед сжег все его книги и лабораторию, а саму комнату запер.
- Могу я взглянуть?
- Конечно. Прямо сейчас? – женщина кивнула. – Пикман вас проводит. Пикман!
Лэ поднялась, сложила листок со странными словами и убрала за отворот рукава.
- Следуйте за мной, мисс, - сказал дворецкий.
В Пиль-Хаусе было три этажа и высокий просторный чердак, совершенно пустой, не считая одного отгороженного кирпичными стенами участка. На дубовой двери висел массивный замок. Пикман отпер его и посторонился, пропуская Лэ вперед.
Комната была совершенно пуста. Дед нынешнего главы семьи вынес и сжег в самом деле все: книги, мебель, инструменты. Он заколотил окно досками, и свет проникал в щели между ними, освещая рисунки, вырезанные на полу и стенах.
- Пикман, мне нужно больше света, - распорядилась Лэ, шагая через порог. – А кроме того, бумага и грифельные карандаши, и пусть никто меня не беспокоит.
Она спустилась к обеду, переодевшаяся в элегантное платье, подобное которому Эмме доводилось видеть только на обложке Vogue за прошлый месяц, и в кино. На шее висела длинная нить отборного, чуть розоватого жемчуга. Отец поднялся, чтобы поприветствовать француженку и поцеловать ей руку.
- Дети, - они всегда так называл их, «дети», - это мисс Вирджинии Лэ.
- Та психичка из журнала? – хмыкнул Реймонд.
Отец поморщился.
- Мисс Лэ, это мой старший сын, Реймонд. Он скептически относится к сверхъестественному.
Лэ улыбнулась и протянула руку, которую Реймонд все же пожал.
- Вы здесь, чтобы заниматься столоверчением?
- А еще я умею ловить призраков, - усмехнулась Лэ. – Как минимум одного поймала.
- Это Мария, моя невестка.
Мария была не в восторге от гостьи, она с самого начала была против решения свекра, и женщины только сухо кивнули друг другу. К счастью, Мария всегда была молчуньей, и покорялась решениям главы семьи, пусть и не без внутреннего протеста.
- А это мой младший, Огастес.
Младший Пиль отлепился от стены, которую подпирал самым элегантным образом, и коснулся теплыми губами руки Лэ.
- Счастлив знакомству, Mademoiselle.
- Ну и наконец, мой внук Эдвард. Нед, поздоровайся с мисс Лэ.
Мальчик сделал шаг от своей няни, шмыгнул носом и тихо сказал:
- Здравствуйте, мисс Лэ.
Женщина улыбнулась.
- Приветствую, молодой человек.
Мальчик отвел глаза. Сев за стол, Лэ наблюдала за ним в течении всего обеда. Эдвард ел очень мало, выбирая кусочки мяса, менее всего прожаренные, где больше всего крови, и даже не прикоснулся к салату. Зато ему было позволено выпить немного вина – красного.
- Приготовляя жертву, пои ее кровью и вином, и не давай ей сна… - пробормотала Лэ.
- Что, простите? – переспросил сидящий рядом Огастес.
- У вас отличная спаржа, - невозмутимо ответила Лэ и продолжила есть.
Знакомство с членами семьи Пиль и ребенком погрузило ее в мрачные размышления. Отказавшись от десерта, женщина вышла в холл, подняла трубку и назвала телефонистке лондонский номер.
- Секунду, мисс. Соединяю.
После десяти томительных секунд раздался щелчок и недовольный голос:
- Слушаю.
- Чарльз, я не справлюсь! – сказала мадмуазель Лэ по-французски. – Мальчик одержим. И я не готова тягаться с колдуном и «Мистериями».
- Ты преувеличиваешь, дорогая, - ответил Чарльз. – А заодно и преуменьшаешь.
- Чарльз! Он есть мясо с кровью и бредит по ночам! Он цитирует «Психопомпа» и «Гимн Гекате»! и что мне делать? Заниматься столоверчением и смотреть, что будет?
- Столоверчение, между прочим, очень эффектно. Хотя и малоэффективно.
- Ты хочешь сказать «бессмысленно», - проворчала Лэ.
- Милая, - вкрадчиво проговорил Чарльз. – Ты ведь знаешь, я приехал бы сам, если бы мог. Но Роб узнает меня, и тогда хлопот не избежать. Пожалуйста, оглядись, сделай все, что в твоих силах. А я поищу решение здесь.
- Хорошо, сэр, - язвительно ответила Лэ и, не прощаясь, положила трубку. Развернувшись, она нос к носу столкнулась с Огастесом. – Мсье Пиль?
Молодой человек окинул ее задумчиво-оценивающим взглядом.
- Знаете, мадмуазель, а вы совсем не похожи на медиума.
- Да, мне часто это говорят.
- И что вы будете делать? Вызывать духов? Устраивать черную мессу?
Лэ сузила глаза.
- Сеанс будет в десять, мсье Пиль. Тогда и узнаете.
Поднявшись в лиловую спальню, она заперла дверь, скинула туфли и легла на постель, сложив руки на животе. Потолок в комнате был темный, отчего возникало ощущение тесноты. Лэ закрыла глаза, не позволяя себе, однако, задремать. В половину десятого она поднялась, переоделась в черное, отделанное серебром платье и вдела в уши тяжелые серьги. Взяв из чемодана небольшой несессер, она спустилась в малую столовую, расположенную совсем рядом с гостиной. Пикман поджидал ее у круглого стола, и по беспристрастному лицу невозможно было прочитать, о чем он думает. Неудивительно, что все Пили, кроме Роберта, его ненавидят.
- Пикман, накройте этим стол, - Лэ передала дворецкому отрез черного шелка. – И зажгите свечи.
Сама она подошла к окну. В темноте тускло мерцали огни полустанка, проехавшего мимо поезда, далекого города. Даже сейчас Пиль-Хаус был идеальным местом для сотворения всяческого зла.
- Итак, все же столоверчение!
Лэ обернулась.
- Мсье Огастес Пиль… Вы не верите в медиумов? Что ж, сядьте вон там.
Огастес сощурился.
- Не боитесь, что из-за моего скептицизма духи не придут?
- А вы думаете, что они похожи на маленьких обидчивых детей? – спросила Лэ.
- О, в последний раз так и случилось, когда я был на сеансе у одной очаровательной ведьмочки в ее доме на Колчестер.-стрит.
- Колчестер.-стрит? – повторила задумчиво Лэ.
Она вытащила из несессера ароматическую пирамидку, положила в металлическую курильницу в форме раскрытой ладони и подожгла. Запахло сандалом. Лэ выдвинула стул, села и закинула ногу на ногу.
- Вы не ответили, - заметил Огастес.
- Я не боюсь скептиков, - улыбнулась Лэ и повернулась к дверям. – Садитесь, мьсе Пиль. Надо уже начинать.
За столом к десяти часам собралась вся семья. Никто, исключая главу семейства, не верил в предстоящий сеанс. Говоря по совести, французский медиум и сама в него не верила. Она собиралась импровизировать. Наконец уже и маленького Эдуарда посадили напротив Лэ между дедом и дядей Огастесом. Больше медлить было нельзя.
- Возьмитесь за руки, - распорядилась Лэ. Слева от нее сидела Эмма, у которой были очень холодные пальцы. Справа Реймонд с неприятно потными ладонями.
Закрыв глаза, медиум начала низко, жутковато гудеть, настраиваясь. Кто-то из братьев скептически хмыкнул. Лэ только приподняла брови. Не открывая глаз, она начала читать формулу на гэльском, главным образом потому, что никто в комнате не знал этого языка. Сквозняк, который бывает в каждом старом доме, заставил заплясать пламя свечей. Лэ выжидала. Она чувствовала приближение чего-то страшного и пока безымянного. И вдруг закричал ребенок. Медиум распахнула глаза.
Эдвард застыл, уставившись в темноту. Губы его кривились.
- Приготовляя жертву, пои ее кровью и вином, и не давай ей сна. Остриги волосы ее, сожги их в пламени черной свечи, и дай пепел с водой или красным вином. Целуй ее в губы утром и вечером на рассвете и на закате, и пусть ваше дыхание смешается нераздельно…
Мальчик вновь закричал. Порыв ветра задул все свечи.
Техника, Элиот – дьявольская, богопротивная, потрясающая техника! Сколько я живу, а мне ни разу не приходилось видеть столько жизни на полотне.
Г. Ф. Лавкрафт
Пиль-Хаус стоял на вершине холма в весьма живописной местности. Ниже проходила железная дорога, но и она не портила вид, и казалась просто черной полосой, строчкой на темно-зеленом сукне полей. К тому же, поезда по ветке ходили редко, и еще реже останавливались на маленькой станции, где стояла только будка билетера и пара скамеек. Мисс Пиль прождала экспресс больше часа, сидя на одной из них, левой, выкрашенной в светло-голубой, и наконец поезд выехал из-за холма и замер у платформы. Людей сошло очень мало, и мисс Пиль сразу же узнала свою гостью. У нее был не то, что столичный – заграничный лоск. В стройной элегантной брюнетке в шоколадного цвета дорожном костюме сразу же узнавалась француженка. Очки от солнца в пол лица придавали ей загадочность. Проводник выставил на перрон два небольших чемодана, женщина стянула перчатки и огляделась. Мисс Пиль направилась к ней.
- Mademoiselle Let, ne c’est pas?*
- Мадмуазель Пиль? – женщина улыбнулась. – Можете говорить по-английски. Вы мне писали?
- Да, мисс. Здесь недалеко, если не возражаете, мы дойдем пешком.
Мадмуазель Лэ подняла свои чемоданы и бодро зашагала в указанном направлении вверх по склону. Эмма Пиль пошла, насколько это возможно, с ней в ногу. Француженка была не совсем похожа на то, что Эмма ожидала увидеть. Гораздо моложе, чем можно было предположить по ее статьям в N-magazine. С другой стороны, медиум была иностранкой, более того - парижанкой, и странности и несоответствия тут можно было простить.
Поднявшись на вершину холма, Лэ оглядела дом.
- Это и есть Пиль-Хаус? Времена королевы Анны*, верно?
- Да, - удивленно согласилась Эмма. – Какое отношение это…
- Совершенно никакого. Просто архитектура – семейное хобби. Не желаете переговорить о деле, прежде чем мы дойдем до дома?
Эмма разглядывала ее несколько секунд, после чего возмущенно воскликнула:
- Уж не думаете ли вы, что я пригласила вас, не посоветовавшись с отцом и втайне от членов семьи?!
- С отцом. Конечно, - Лэ хмыкнула. – В таком случае, я бы хотела отдохнуть и выпить чаю, прежде, чем приступать к работе.
- Конечно! – Эмма раздраженно фыркнула, забрала один из чемоданов, весьма тяжелый, и прибавила шагу. – Следуйте за мной.
Дверь открыл дворецкий и с привычным неудовольствием оглядел Эмму и гостью.
- Пикман, пусть вещи мисс Лэ отнесут в лиловую спальню, и распорядись подать чай.
Пикман поклонился и исчез. Эмма невольно поежилась. Уже многие годы дворецкий вызывал у нее противный – до мелких мурашек – страх. Если бы не доверие к нему отца, Эмма непременно обвинила бы во всех бедах Пикмана. И она еще не оставляла надежду, что именно на него укажет парижский медиум.
Лэ вошла в гостиную, огляделась и ее внимание, конечно же, привлек портрет над камином.
- Чудесная комната.
У Эммы от гостиной неизменно бегали те самые мурашки по коже. Особенно от этого мужчины, изображенного на картине. Ее передернуло, и это не ускользнуло от француженки. Та улыбнулась понимающе.
- Сама по себе она ужасна, но отлично подойдет для сеанса.
Она сняла свои огромные очки, положила их на столик с напитками и подошла к камину.
- Кто это? Кто-то из ваших предков?
- Мой прадед, Люциус Пиль.
Эмма посторонилась, пропуская отца в комнату. Медиум развернулась, улыбнулась и протянула руку.
- Роберт Пиль.*
- В самом деле? Виржини Лэ.
- Читал вашу статью в N-magazine. Очень познавательно.
- Благодарю, - француженка опустилась на диван спиной к портрету и закинула непринужденно ногу на ногу. – Она вас так впечатлила, что вы пригласили меня сюда?
- Я слышал об истории в Гран Гиньоле*.
Мадмуазель Лэ изящно махнула рукой.
- Это не вполне моя заслуга. Это в некотором роде случайность.
Роберт Пиль сел в кресло, также стараясь держаться спиной к портрету, и кивнул дочери.
- Проследи, чтобы чай с сэндвичами подали немедленно.
Помрачнев, Эмма вышла. Лэ проводила ее задумчивым взглядом и повернулась к главе семьи.
- Итак?
- Вы не любите тянуть время, верно? – усмехнулся Пиль.
- Не люблю, сэр, - с очень странной интонацией сказала француженка.
Роберт Пиль хотел уже заговорить, но в этот момент степенный Пикман лично внес поднос с чаем. Лэ взяла чашку, положила в нее три кусочка сахара и тщательно размешала.
- Я слушаю, мсье Пиль.
Хозяин поднес чашку к носу, вдыхая терпкий аромат дорогого чая, после чего начал издалека.
- Это очень старый дом…
- Времена королевы Анны, я полагаю, - кивнула мадмуазель Лэ.
- Конюшня построена в елизаветинские времена. Мы перестроили ее, там сейчас живет Реймонд. Но основная часть особняка возведена в 1707 году при моем не вполне уважаемом предке Люциусе Пиле. Он продал душу дьяволу.
Лэ обернулась и посмотрела на портрет.
- В самом деле?
- Да, мисс. И с этого начались все злосчастья нашей семьи. И теперь это зло может убить моего внука.
Лэ поставила чашку на столик и подалась вперед.
- Одержимость?
- Боюсь, начать придется с самого начала, мисс Лэ. Люциус Пиль заключил договор с Дьяволом. Согласно этому договору, семья Пиль получила неслыханные богатства и власть. Тогда же был построен этот дом. Люциус удалился в него и прожил невероятно долгую жизнь, однако в конце концов пришел и его час. За ним явился сам хозяин Преисподней, но Люциус сумел вывернуться. В одной из своих запретных книг он нашел средство, как возложить ответственность за свои грехи на потомков. И с тех пор в каждом поколении умирает первенец. Дьявол забирает его к себе. Так умер мой старший брат, так умер мой старший сын, едва достигнув девятилетнего возраста. Теперь в опасности Нед.
Роберт Пиль уронил голову на грудь. Лэ прикоснулась к его руке, вцепившейся в подлокотник кресла.
- Простите, сэр, но я должна услышать все подробности.
Старик вздохнул.
- Может так случиться, мисс Лэ, что род Пиль прервется. Эмма, увы, бесплодна, Рэндольф не желает больше иметь детей, а на Огастеса я давно уже не надеюсь. С Недом наша семья угаснет. Мой внук уже проявляет первые признаки этого.
- Какие? – спросила медиум.
- Он заговаривается. Путает родных, говорит порой странные вещи на чужом, архаичном языке, давно вышедшем из употребления. Ему снятся кошмары, и он выкрикивает имя Люциуса. А сегодня на рассвете меня разбудила его нянька, перепуганная насмерть. Он цитировал одну книгу на латыни. Я записал этот бред и перевел. Надеюсь, записи вам помогут.
- Безусловно, - кивнула Лэ и пошутила. – Моя латынь хромает, так что ваша помощь необходима.
Пиль попытался улыбнуться, впрочем, безуспешно, и позвонил в колокольчик.
- Пикман, принесите мою тетрадь из кабинета.
Дворецкий – скорее, доверенный слуга старика, вернулся почти сразу, неся на серебряном подносе старую тетрадь, распухшую от вложенных в нее страниц и перетянутую туго темной лентой с махристыми концами.
- Студенческая привычка все записывать, - пояснил Пиль. – Вот, взгляните.
Лэ развернула листок, пробежала его глазами и нахмурилась.
- «Юность отдавайте в обмен на жизнь, а жизнь меняйте на юность, когда идет дождь, слышится шелест, и гром в грозу, выпи и козодои заберут души, а филины их оплачут, и пусть вороны каркают, и одна из них черная, как глаза нашей матери».
- Это из одной весьма гадкой книги, - пояснил Пиль. – Надеюсь, ни одной копии не сохранилось.
- Misteria de Vita, - подтвердила Лэ, продолжая изучать листок.
- Вы слышали о ней?
Женщина подняла голову, необычные изумрудно-зеленые глаза потемнели.
- Я читала ее. Это отрывки из семнадцатой главы - «Наследники», восьмой – «Психопомп»* и из «Гимна Гекате». Только слова про дождь и грозу мне незнакомы, но я держала в руках неполный список книги. Ваш предок пользовался ей?
- Да, мисс, - кивнул Пиль. Теперь он смотрел на молодую женщину с некоторой опаской.
- Что-нибудь из его библиотеки сохранилось?
- Мой дед сжег все его книги и лабораторию, а саму комнату запер.
- Могу я взглянуть?
- Конечно. Прямо сейчас? – женщина кивнула. – Пикман вас проводит. Пикман!
Лэ поднялась, сложила листок со странными словами и убрала за отворот рукава.
- Следуйте за мной, мисс, - сказал дворецкий.
В Пиль-Хаусе было три этажа и высокий просторный чердак, совершенно пустой, не считая одного отгороженного кирпичными стенами участка. На дубовой двери висел массивный замок. Пикман отпер его и посторонился, пропуская Лэ вперед.
Комната была совершенно пуста. Дед нынешнего главы семьи вынес и сжег в самом деле все: книги, мебель, инструменты. Он заколотил окно досками, и свет проникал в щели между ними, освещая рисунки, вырезанные на полу и стенах.
- Пикман, мне нужно больше света, - распорядилась Лэ, шагая через порог. – А кроме того, бумага и грифельные карандаши, и пусть никто меня не беспокоит.
Она спустилась к обеду, переодевшаяся в элегантное платье, подобное которому Эмме доводилось видеть только на обложке Vogue за прошлый месяц, и в кино. На шее висела длинная нить отборного, чуть розоватого жемчуга. Отец поднялся, чтобы поприветствовать француженку и поцеловать ей руку.
- Дети, - они всегда так называл их, «дети», - это мисс Вирджинии Лэ.
- Та психичка из журнала? – хмыкнул Реймонд.
Отец поморщился.
- Мисс Лэ, это мой старший сын, Реймонд. Он скептически относится к сверхъестественному.
Лэ улыбнулась и протянула руку, которую Реймонд все же пожал.
- Вы здесь, чтобы заниматься столоверчением?
- А еще я умею ловить призраков, - усмехнулась Лэ. – Как минимум одного поймала.
- Это Мария, моя невестка.
Мария была не в восторге от гостьи, она с самого начала была против решения свекра, и женщины только сухо кивнули друг другу. К счастью, Мария всегда была молчуньей, и покорялась решениям главы семьи, пусть и не без внутреннего протеста.
- А это мой младший, Огастес.
Младший Пиль отлепился от стены, которую подпирал самым элегантным образом, и коснулся теплыми губами руки Лэ.
- Счастлив знакомству, Mademoiselle.
- Ну и наконец, мой внук Эдвард. Нед, поздоровайся с мисс Лэ.
Мальчик сделал шаг от своей няни, шмыгнул носом и тихо сказал:
- Здравствуйте, мисс Лэ.
Женщина улыбнулась.
- Приветствую, молодой человек.
Мальчик отвел глаза. Сев за стол, Лэ наблюдала за ним в течении всего обеда. Эдвард ел очень мало, выбирая кусочки мяса, менее всего прожаренные, где больше всего крови, и даже не прикоснулся к салату. Зато ему было позволено выпить немного вина – красного.
- Приготовляя жертву, пои ее кровью и вином, и не давай ей сна… - пробормотала Лэ.
- Что, простите? – переспросил сидящий рядом Огастес.
- У вас отличная спаржа, - невозмутимо ответила Лэ и продолжила есть.
Знакомство с членами семьи Пиль и ребенком погрузило ее в мрачные размышления. Отказавшись от десерта, женщина вышла в холл, подняла трубку и назвала телефонистке лондонский номер.
- Секунду, мисс. Соединяю.
После десяти томительных секунд раздался щелчок и недовольный голос:
- Слушаю.
- Чарльз, я не справлюсь! – сказала мадмуазель Лэ по-французски. – Мальчик одержим. И я не готова тягаться с колдуном и «Мистериями».
- Ты преувеличиваешь, дорогая, - ответил Чарльз. – А заодно и преуменьшаешь.
- Чарльз! Он есть мясо с кровью и бредит по ночам! Он цитирует «Психопомпа» и «Гимн Гекате»! и что мне делать? Заниматься столоверчением и смотреть, что будет?
- Столоверчение, между прочим, очень эффектно. Хотя и малоэффективно.
- Ты хочешь сказать «бессмысленно», - проворчала Лэ.
- Милая, - вкрадчиво проговорил Чарльз. – Ты ведь знаешь, я приехал бы сам, если бы мог. Но Роб узнает меня, и тогда хлопот не избежать. Пожалуйста, оглядись, сделай все, что в твоих силах. А я поищу решение здесь.
- Хорошо, сэр, - язвительно ответила Лэ и, не прощаясь, положила трубку. Развернувшись, она нос к носу столкнулась с Огастесом. – Мсье Пиль?
Молодой человек окинул ее задумчиво-оценивающим взглядом.
- Знаете, мадмуазель, а вы совсем не похожи на медиума.
- Да, мне часто это говорят.
- И что вы будете делать? Вызывать духов? Устраивать черную мессу?
Лэ сузила глаза.
- Сеанс будет в десять, мсье Пиль. Тогда и узнаете.
Поднявшись в лиловую спальню, она заперла дверь, скинула туфли и легла на постель, сложив руки на животе. Потолок в комнате был темный, отчего возникало ощущение тесноты. Лэ закрыла глаза, не позволяя себе, однако, задремать. В половину десятого она поднялась, переоделась в черное, отделанное серебром платье и вдела в уши тяжелые серьги. Взяв из чемодана небольшой несессер, она спустилась в малую столовую, расположенную совсем рядом с гостиной. Пикман поджидал ее у круглого стола, и по беспристрастному лицу невозможно было прочитать, о чем он думает. Неудивительно, что все Пили, кроме Роберта, его ненавидят.
- Пикман, накройте этим стол, - Лэ передала дворецкому отрез черного шелка. – И зажгите свечи.
Сама она подошла к окну. В темноте тускло мерцали огни полустанка, проехавшего мимо поезда, далекого города. Даже сейчас Пиль-Хаус был идеальным местом для сотворения всяческого зла.
- Итак, все же столоверчение!
Лэ обернулась.
- Мсье Огастес Пиль… Вы не верите в медиумов? Что ж, сядьте вон там.
Огастес сощурился.
- Не боитесь, что из-за моего скептицизма духи не придут?
- А вы думаете, что они похожи на маленьких обидчивых детей? – спросила Лэ.
- О, в последний раз так и случилось, когда я был на сеансе у одной очаровательной ведьмочки в ее доме на Колчестер.-стрит.
- Колчестер.-стрит? – повторила задумчиво Лэ.
Она вытащила из несессера ароматическую пирамидку, положила в металлическую курильницу в форме раскрытой ладони и подожгла. Запахло сандалом. Лэ выдвинула стул, села и закинула ногу на ногу.
- Вы не ответили, - заметил Огастес.
- Я не боюсь скептиков, - улыбнулась Лэ и повернулась к дверям. – Садитесь, мьсе Пиль. Надо уже начинать.
За столом к десяти часам собралась вся семья. Никто, исключая главу семейства, не верил в предстоящий сеанс. Говоря по совести, французский медиум и сама в него не верила. Она собиралась импровизировать. Наконец уже и маленького Эдуарда посадили напротив Лэ между дедом и дядей Огастесом. Больше медлить было нельзя.
- Возьмитесь за руки, - распорядилась Лэ. Слева от нее сидела Эмма, у которой были очень холодные пальцы. Справа Реймонд с неприятно потными ладонями.
Закрыв глаза, медиум начала низко, жутковато гудеть, настраиваясь. Кто-то из братьев скептически хмыкнул. Лэ только приподняла брови. Не открывая глаз, она начала читать формулу на гэльском, главным образом потому, что никто в комнате не знал этого языка. Сквозняк, который бывает в каждом старом доме, заставил заплясать пламя свечей. Лэ выжидала. Она чувствовала приближение чего-то страшного и пока безымянного. И вдруг закричал ребенок. Медиум распахнула глаза.
Эдвард застыл, уставившись в темноту. Губы его кривились.
- Приготовляя жертву, пои ее кровью и вином, и не давай ей сна. Остриги волосы ее, сожги их в пламени черной свечи, и дай пепел с водой или красным вином. Целуй ее в губы утром и вечером на рассвете и на закате, и пусть ваше дыхание смешается нераздельно…
Мальчик вновь закричал. Порыв ветра задул все свечи.
