- Пикман, - неестественно ровным голосом сказала Лэ, - зажгите свет.
Вспыхнула люстра. Все повскакивали с мест и кинулась к распростертому на полу Эдварду. Только Лэ осталась сидеть.
- Мсье Пиль, - сказала она, - ваш предок с вами. Зримо, или незримо, но Люцицс Пиль присутствует в этом доме.
Эдварда уложили в постель и, по совету мадмуазель Лэ, но больше по распоряжению деда, с ним кроме няньки остались оба родителя. Сама медиум поднялась в кабинет хозяина с благодарностью приняла рюмку шерри.
- Почему вы думаете, что Люциус среди нас? – спросил Роберт Пиль.
- Вы слышали, что говорил мальчик? – Лэ мрачно покачала головой. – «Приготовляя жертву», начало двадцатой главы «Мистерий Жизни». Я видела ее только во фрагментах, и все равно она… отвратительна. Ох, если бы от бумаг вашего предка что-то осталось! Можете вы рассказать о своей семье?
- Какое отношение это имеет к делу? – удивился старик.
- Мы часто становимся отражением нашего прошлого, мсье Пиль. Чем занимаются ваши дети?
- Реймонд получил юридическое образование, но, увы, быстро сообразил, что является моим наследником. Он забросил все дела и живет в усадьбе. По его словам, заниматеся некими научными изысканиями, но я отродясь не видел его с книгой сложнее Дэшила Хэммета. Мария из очень хорошей семьи, ее главное занятие: игра в бридж с подругами.
- А Огастес?
- Огастес? – Пиль хмыкнул невесело. – Бездельник. Вернее, художник, но в данном случае никакой разницы. Он пишет сомнительные картины, но не спешит показать их нам. Либо это что-то посредственное, либо – ужасное. Раньше я еще как-то верил в мальчика, устроил ему поездку на Суматру, потом в Африку, но теперь думаю, все это бесполезно.
- А слуги? Пикман, няня Эдварда?
Роберт Пиль нахмурился.
- О чем вы ведете речь? На что намекаете? Разве вы не должны изгнать злые силы, вместо того, чтобы обвинять моих родных и близких?
Лэ обворожительно улыбнулась.
- Потусторонним силами требуются порой человеческие руки, - и она быстро сменила тему. – Так можно найти документальные упоминания о проклятье.
- Дневники и записи. Очень личные, мисс Лэ.
- Я буду нема, как могила, - пообещала медиум.
- В таком случае, их приготовят для вас завтра, - Пиль поклонился. – Доброй ночи.
Прежде, чем пойти спать, Лэ вновь набрала лондонский номер. На этот раз ждать пришлось значительно дольше. Наконец недовольные Чарльз проворчал:
- Все еще не спишь, дорогая?
- Чарльз, мальчик одержим!
- И ради этого ты подняла меня с постели?!
- О нет, сэр. Я подняла тебя с постели, чтобы узнать о братьях Пиль. Реймонд, думаю, как и отец, учился в Кембридже. Огастес какое-то время провел на Суматре и где-то в Африке. Он художник.
- А, художник! Симпатичный?
- Чарльз! – возмутилась мадмуазель Лэ.
- Спокойной ночи, моя дорогая.
- Спокойной ночи, сэр, - улыбнулась Лэ.
Поднявшись наверх, женщина приняла душ, переоделась в легкомысленный пеньюар и легла с книгой в постель. Дверь в этот раз она запирать не стала, справедливо полагая, что сегодня следует ждать гостей.
Первым появился Реймонд. Прислонившись плечом к дверному косяку, он неспешно набил трубку.
- Нет, я не возражаю, - язвительно сказала Лэ. – Мой муж иногда курит такой табак.
- Вы замужем? Так возвращайтесь к своему благоверному. Здесь вас не ждали.
Лэ перевернула страницу.
- Меня пригласил ваш отец, и только по его слову я уеду.
- Я не собираюсь терпеть эту ересь в своем доме!
- И опять же, мсье Пиль, это дом вашего отца. Вы можете уговаривать меня, можете угрожать, уеду я только по его желанию. А сейчас, извините, я очень устала и хочу почитать немного и лечь спать.
Отгородившись книгой, мадмуазель Лэ продолжила чтение. Несколько секунд спустя хлопнула дверь. Однако, женщина недолго оставалась в одиночестве.
- Лавкрафт? – жизнерадостно спросил Огастес, изучив обложку, и сел на кровать. – Я думал, медиумы не читают всю эту мистическую белиберду.
- Бульвер-Литтон* был розенкрейцером, знали это? – Лэ отложила книгу. – Вы тоже пришли, чтобы прогнать меня?
- О, мой брат был настолько груб? – Огастес приподнял бровь. – Возмутительно! Оскорбить такую красивую женщину!
Его рука опустилась на щиколотку мадмуазель Лэ. Та отдернула ногу.
- Как я уже сказала вашему брату, мсье Пиль, я замужем. Зачем вы пришли?
- Можно взглянуть, что вы читаете?
Лэ протянула ему книгу. Перелистнув несколько страниц, Огастес хмыкнул и зачитал:
- «Первая странность Джозефа Карвена заключалась в том, что он, казалось, не старел и всегда выглядел так же, как во время приезда в Провиденс. Он снаряжал корабли, приобрел верфи близ Майл-Энд-Ков, принимал участие в перестройке Большого Моста в 1713 году и церкви Конгрегации на холме, и всегда казался человеком неопределенного возраста, однако не старше тридцати- тридцати пяти лет.»* Вы в это верите? В колдовство, одержимость, вечную юность?
Мадмуазель Лэ забрала назад книгу и заложила ее шелковой лентой.
- Я верю, мсье Пиль, что вашему племяннику нужна помощь.
- Медиума, или психиатров? – усмехнулся Огастес.
- Иногда, - покачала головой женщина, - это одно и то же.
Утром, еще до завтрака мадмуазель Лэ спустилась в хозяйский кабинет, где уже были приготовлены дневники за последние двести лет. В восемь Пикман лично принес ей кофе, но француженка только отмахнулась и продолжила чтение. Впрочем, кофе, уже порядком остывший, она выпила. В десять появилась Эмма с сэндвичами.
- Доброе утро, мадмуазель Пиль. Удивлена, что вы вчера не навестили мою спальню.
- Это какой-то ритуал? – хмуро осведомилась Эмма.
- О нет. Просто ваши братья там побывали. Реймонд требовал, чтобы я уехала. Огастес заигрывал.
- Огастес всегда и со всеми заигрывает. Не принимайте на свой счет.
- А чего хотите вы?
Эмма, не скрывая раздражение, стукнула тарелкой об стол.
- Неду хуже. Он всю ночь бредил, а сейчас не может даже глаз открыть. У вас мало времени.
Француженка перевернула несколько страниц в старом дневнике.
-Я знаю почти все ответы на почти все вопросы. Только вот, что меня волнует: кто написал портрет вашего малоуважаемого предка?
Эмма пожала плечами.
- Не помню. Не думаю, что мы вообще когда-либо это обсуждали.
- Могу я взглянуть на него поближе?
- Я велю принести лестницу из библиотеки.
Пикман, дождавшись, пока гостья доест сэндвичи, сообщил, что прибыла телефонограмма из Лондона. Мадмуазель Лэ схватила листок с подноса и прочитала несколько коротких французских фраз. Улыбнулась, как показалось присутствующим в комнате дворецкому и Эмме – жутко.
- Пикман, я хочу взглянуть на портрет Люциуса Пиля. Могу я попросить лестницу и яркую лампу?
– Конечно, мисс. Следуйте за мной.
Допив холодный кофе, Лэ поспешила в гостиную, где взобралась на принесенную из библиотеки стремянку. Некоторое время при свете переносного фонаря она изучала лицо на портрете, потом неразборчивую, потемневшую от времени подпись.
- Пикман, - сказала женщина наконец. – Передайте хозяину, пусть все домочадцы после ленча соберутся в этой гостиной. И не убирайте лестницу. А я пока навещу мастера Эдварда.
Семья после ланча собралась в гостиной совершенно безо всякого энтузиазма. Разлив чай и шерри – для храбрости – они расселись на диванах и креслах и уставились в пол. Объявившаяся мадмуазель Лэ, поразив всех, взобралась на лесенку, уселась на верхней ступеньке и облокотилась на каминную полку.
- Что это значит, мисс? – сухо и разочарованно спросил Роберт Пиль.
- Я нашла источник ваших бед, сэр, - спокойно ответила Лэ.
- И где же он? – хмыкнул Огастес.
Медиум на секунду прикрыла глаза.
- Мне случалось ловить призраков, которые в итоге оказывались людьми. Вампиров, которые были актерами, и актеров, которые были вампирами. И теперь вот человека, который на самом деле призрак. В своем роде.
- Поясните, - велел глава дома.
- Увы, не сохранилось бумаг вашего предка. Прочитав его договор, я бы догадалась обо всем сразу же. А так мне помог бессвязный бред вашего внука. Misteria de Vita. Одна из двенадцати, или тринадцати отвратительных книг, - Лэ непонятно ухмыльнулась. – Не так разрушительна, как «Аль-Азиф», но не менее гнусна. Отрывки из ее ключевых глав: «Гимн Гекате», «Наследники», «Психопомп» и «Ритуалы». Именно в этих главах говориться о продлении жизни.
- Поясните все же, - распорядился Роберт Пиль.
Лэ хмыкнула.
- Тут все просто. Достаточно пролистать несколько старых дневников.
Реймонд вскочил с места.
- Вы читали наши семейные дневники?! Это отвратительно!
- Это еще и познавательно. Люди врут о себе, но о других они пишут честно, подмечая всякую чушь. Фактически, дневники, это наиболее полезные книги. Исключая, может быть, «Искусства готовки» Ханны Глэйсс* и «Собаки Баскервилей». Но речь сейчас идет не о пользе, а о закономерности.
Она умолкла, задумчиво рассматривая Пиллей. На этот раз не выдержала Эмма.
- Какая закономерность?
- В каждом поколении вашей семьи есть художник, талантливый, или нет – не важно. Само по себе это не столь удивительно. Подобный дар, или тяга, скажем так, часто передаются из поколение в поколение. Любопытно другое. Этого художника отправляют в Италию, в колонии, на острова. Он возвращается.
С холодной улыбкой Лэ посмотрела в глаза Огастесу.
- Он никому не показывает по приезду своих полотен. Может быть, потому что Дьявол позволил ему написать в жизни всего одну картину? Автопортрет…
Огастес вскочил и бросился к дверям. Проворно вытащив из складок юбки узки стилет с костяной ручкой, Лэ приставила его острие к горлу изображенного на портрете мужчины.
- Сядьте, мистер Люциус Пиль. И запомните, что Колчестер-стрит давно уже переименована в честь уважаемого Сэмюэля Пипса.*
Огастес – или Люциус – медленно опустился на диван.
- Пикман, помогите мне снять портрет. Я увезу его с собой, тогда и ваш предок покинет дом. Он не может удаляться далеко от своего изображения. Души обязательно должно удерживать среди нас нечто материальное, как якорь.
Лэ бросила взгляд на диван. Он был пуст.
- Что ж, - вздохнула она, - проигрывать ваш предок не умеет. Пикман, снимите холст с подрамника и скатайте. Я найду, куда его деть.
Дворецкий послал мальчишку-слугу за инструментами и аккуратно втащил гвозди. На обратной стороне холста обнаружились символы и диаграммы, которые Пикман продемонстрировал всем.
- Примитивная черная магия, - поморщилась Лэ.
Роберт Пиль залпом выпил бокал бренди и спросил севшим голосом:
- А мой сын?
Лэ помрачнела.
- Сожалею. Он умер в Кейптауне от лихорадке полтора года назад.
- А внук?
- Ему больше ничего не грозит. Люциус не сможет совершать свои ритуалы. Пикман, мои вещи готовы?
- В холле, мисс, - степенно ответил дворецкий. – Портрет я завернул в газеты.
Лэ кивнула, развернулась на каблуках и пожала руку Роберту Пилю.
- Моя работа окончена, сэр. Прощайте.
- Чек? – неуверенно пробормотал старик.
- Пришлите на мой адрес, он вам известен. Прощайте, Эмма.
Лэ надела перчатки и застегнула крошечные пуговицы, прежде, чем пожать руку Реймонду Пилю.
- Думаете, что мы поверили в ваш спектакль, мисс? – спросил тот насмешливо. – Одного я только не пойму: зачем вам с Гасти это устраивать? Хотя, шуточка безусловно в его духе.
Лэ жутковато улыбнулась.
- Свяжитесь с властями Кейптауна. И сломайте восточную стену на чердаке, в лаборатории вашего предка, найдете много интересного. Найденное сожгите.
Чуть наклонив голову, Лэ вышла в холл, подхватила чемоданы, закинула картину за спину и степенно покинула Пиль-Хаус.
- Знаешь, - сказала мадам Ланглез мужу, наблюдая за тем, как расходятся круги по воде. – Он являлся мне в поезде. Соблазнял богатством, властью, вечной жизнью, страстной любовью…
- Поэтому, - едко заметил Чарльз, - ты, вместо того, чтобы уничтожить портрет, топишь его в Темзе?
В разговоре последовала пауза, потому что мимо прошли вполне респектабельные знакомцы, с которыми супруги Ланглез раскланялись.
- Я уважаю чужое желание жить вечно, - сказал Виржини, проводив прохожих долгим внимательным взглядом.
- На дне Темзы?
- Место не лучше и не хуже других, - пожала плечами женщина. – Давай наконец вернемся в Париж. Мне все кажется, что Сюзон выгнали из школы. Помяни мое слово, мы с ней еще наплачемся…
10.10.2009
Примечания:
* Mademoiselle Let, ne c’est pas? - (фр.) «Мадмуазель Лэ, не так ли?»
* Времена королевы Анны – первое десятилетие XVIII века
* Роберт Пиль – основатель английской полиции; именно в его честь полицейских называют Бобби.
* Гран Гиньоль – парижский театр, прославившийся в середине 1920-х своими короткими, полными насилия пьесами. Основан драматургом Оскаром Метенье в 1897 году. Располагался в часовне женского монастыря 1876 года постройки. Одной из самых известных пьес театра была постановка «Преступление в сумасшедшем доме» (1925). (Информация взята из книги Д. Дж. Скала «Книга ужаса. История хоррора в кино». Амфора. 2009)
* Психопомп – (греч.) проводник душ, в греческой мифологии один из эпитетов Гермеса
* Эдвард Бульвер-Литтон, первый барон Литтон – (1803-1873) Английский романист, писавший в том числе в жанре ужасов и научной фантастики. Действительно состоял в английском обществе розенкрейцеров
* Цитата из повести Г. Ф. Лавкрафта «Случай Чарльза Декстера Варда», переводчик на сайте не указан. На самом деле, написанный в 1927 году, «Случай» не был издан вплоть до 1941-го
* «Искусство готовки» Ханны Глейсс (The Art of Cookery by Hannah Glasse) – английская поваренная книга, впервые вышедшая в 1747 и переиздававшаяся вплоть до 1843 г.
* Колчестер-стрит – с 1923 года переименована в Пипс-стрит в честь мемуариста середины – второй половины XVII века Сэмюэля Пипса, оставившего после себя несколько томов дневников
Вспыхнула люстра. Все повскакивали с мест и кинулась к распростертому на полу Эдварду. Только Лэ осталась сидеть.
- Мсье Пиль, - сказала она, - ваш предок с вами. Зримо, или незримо, но Люцицс Пиль присутствует в этом доме.
Эдварда уложили в постель и, по совету мадмуазель Лэ, но больше по распоряжению деда, с ним кроме няньки остались оба родителя. Сама медиум поднялась в кабинет хозяина с благодарностью приняла рюмку шерри.
- Почему вы думаете, что Люциус среди нас? – спросил Роберт Пиль.
- Вы слышали, что говорил мальчик? – Лэ мрачно покачала головой. – «Приготовляя жертву», начало двадцатой главы «Мистерий Жизни». Я видела ее только во фрагментах, и все равно она… отвратительна. Ох, если бы от бумаг вашего предка что-то осталось! Можете вы рассказать о своей семье?
- Какое отношение это имеет к делу? – удивился старик.
- Мы часто становимся отражением нашего прошлого, мсье Пиль. Чем занимаются ваши дети?
- Реймонд получил юридическое образование, но, увы, быстро сообразил, что является моим наследником. Он забросил все дела и живет в усадьбе. По его словам, заниматеся некими научными изысканиями, но я отродясь не видел его с книгой сложнее Дэшила Хэммета. Мария из очень хорошей семьи, ее главное занятие: игра в бридж с подругами.
- А Огастес?
- Огастес? – Пиль хмыкнул невесело. – Бездельник. Вернее, художник, но в данном случае никакой разницы. Он пишет сомнительные картины, но не спешит показать их нам. Либо это что-то посредственное, либо – ужасное. Раньше я еще как-то верил в мальчика, устроил ему поездку на Суматру, потом в Африку, но теперь думаю, все это бесполезно.
- А слуги? Пикман, няня Эдварда?
Роберт Пиль нахмурился.
- О чем вы ведете речь? На что намекаете? Разве вы не должны изгнать злые силы, вместо того, чтобы обвинять моих родных и близких?
Лэ обворожительно улыбнулась.
- Потусторонним силами требуются порой человеческие руки, - и она быстро сменила тему. – Так можно найти документальные упоминания о проклятье.
- Дневники и записи. Очень личные, мисс Лэ.
- Я буду нема, как могила, - пообещала медиум.
- В таком случае, их приготовят для вас завтра, - Пиль поклонился. – Доброй ночи.
Прежде, чем пойти спать, Лэ вновь набрала лондонский номер. На этот раз ждать пришлось значительно дольше. Наконец недовольные Чарльз проворчал:
- Все еще не спишь, дорогая?
- Чарльз, мальчик одержим!
- И ради этого ты подняла меня с постели?!
- О нет, сэр. Я подняла тебя с постели, чтобы узнать о братьях Пиль. Реймонд, думаю, как и отец, учился в Кембридже. Огастес какое-то время провел на Суматре и где-то в Африке. Он художник.
- А, художник! Симпатичный?
- Чарльз! – возмутилась мадмуазель Лэ.
- Спокойной ночи, моя дорогая.
- Спокойной ночи, сэр, - улыбнулась Лэ.
Поднявшись наверх, женщина приняла душ, переоделась в легкомысленный пеньюар и легла с книгой в постель. Дверь в этот раз она запирать не стала, справедливо полагая, что сегодня следует ждать гостей.
Первым появился Реймонд. Прислонившись плечом к дверному косяку, он неспешно набил трубку.
- Нет, я не возражаю, - язвительно сказала Лэ. – Мой муж иногда курит такой табак.
- Вы замужем? Так возвращайтесь к своему благоверному. Здесь вас не ждали.
Лэ перевернула страницу.
- Меня пригласил ваш отец, и только по его слову я уеду.
- Я не собираюсь терпеть эту ересь в своем доме!
- И опять же, мсье Пиль, это дом вашего отца. Вы можете уговаривать меня, можете угрожать, уеду я только по его желанию. А сейчас, извините, я очень устала и хочу почитать немного и лечь спать.
Отгородившись книгой, мадмуазель Лэ продолжила чтение. Несколько секунд спустя хлопнула дверь. Однако, женщина недолго оставалась в одиночестве.
- Лавкрафт? – жизнерадостно спросил Огастес, изучив обложку, и сел на кровать. – Я думал, медиумы не читают всю эту мистическую белиберду.
- Бульвер-Литтон* был розенкрейцером, знали это? – Лэ отложила книгу. – Вы тоже пришли, чтобы прогнать меня?
- О, мой брат был настолько груб? – Огастес приподнял бровь. – Возмутительно! Оскорбить такую красивую женщину!
Его рука опустилась на щиколотку мадмуазель Лэ. Та отдернула ногу.
- Как я уже сказала вашему брату, мсье Пиль, я замужем. Зачем вы пришли?
- Можно взглянуть, что вы читаете?
Лэ протянула ему книгу. Перелистнув несколько страниц, Огастес хмыкнул и зачитал:
- «Первая странность Джозефа Карвена заключалась в том, что он, казалось, не старел и всегда выглядел так же, как во время приезда в Провиденс. Он снаряжал корабли, приобрел верфи близ Майл-Энд-Ков, принимал участие в перестройке Большого Моста в 1713 году и церкви Конгрегации на холме, и всегда казался человеком неопределенного возраста, однако не старше тридцати- тридцати пяти лет.»* Вы в это верите? В колдовство, одержимость, вечную юность?
Мадмуазель Лэ забрала назад книгу и заложила ее шелковой лентой.
- Я верю, мсье Пиль, что вашему племяннику нужна помощь.
- Медиума, или психиатров? – усмехнулся Огастес.
- Иногда, - покачала головой женщина, - это одно и то же.
Утром, еще до завтрака мадмуазель Лэ спустилась в хозяйский кабинет, где уже были приготовлены дневники за последние двести лет. В восемь Пикман лично принес ей кофе, но француженка только отмахнулась и продолжила чтение. Впрочем, кофе, уже порядком остывший, она выпила. В десять появилась Эмма с сэндвичами.
- Доброе утро, мадмуазель Пиль. Удивлена, что вы вчера не навестили мою спальню.
- Это какой-то ритуал? – хмуро осведомилась Эмма.
- О нет. Просто ваши братья там побывали. Реймонд требовал, чтобы я уехала. Огастес заигрывал.
- Огастес всегда и со всеми заигрывает. Не принимайте на свой счет.
- А чего хотите вы?
Эмма, не скрывая раздражение, стукнула тарелкой об стол.
- Неду хуже. Он всю ночь бредил, а сейчас не может даже глаз открыть. У вас мало времени.
Француженка перевернула несколько страниц в старом дневнике.
-Я знаю почти все ответы на почти все вопросы. Только вот, что меня волнует: кто написал портрет вашего малоуважаемого предка?
Эмма пожала плечами.
- Не помню. Не думаю, что мы вообще когда-либо это обсуждали.
- Могу я взглянуть на него поближе?
- Я велю принести лестницу из библиотеки.
Пикман, дождавшись, пока гостья доест сэндвичи, сообщил, что прибыла телефонограмма из Лондона. Мадмуазель Лэ схватила листок с подноса и прочитала несколько коротких французских фраз. Улыбнулась, как показалось присутствующим в комнате дворецкому и Эмме – жутко.
- Пикман, я хочу взглянуть на портрет Люциуса Пиля. Могу я попросить лестницу и яркую лампу?
– Конечно, мисс. Следуйте за мной.
Допив холодный кофе, Лэ поспешила в гостиную, где взобралась на принесенную из библиотеки стремянку. Некоторое время при свете переносного фонаря она изучала лицо на портрете, потом неразборчивую, потемневшую от времени подпись.
- Пикман, - сказала женщина наконец. – Передайте хозяину, пусть все домочадцы после ленча соберутся в этой гостиной. И не убирайте лестницу. А я пока навещу мастера Эдварда.
Семья после ланча собралась в гостиной совершенно безо всякого энтузиазма. Разлив чай и шерри – для храбрости – они расселись на диванах и креслах и уставились в пол. Объявившаяся мадмуазель Лэ, поразив всех, взобралась на лесенку, уселась на верхней ступеньке и облокотилась на каминную полку.
- Что это значит, мисс? – сухо и разочарованно спросил Роберт Пиль.
- Я нашла источник ваших бед, сэр, - спокойно ответила Лэ.
- И где же он? – хмыкнул Огастес.
Медиум на секунду прикрыла глаза.
- Мне случалось ловить призраков, которые в итоге оказывались людьми. Вампиров, которые были актерами, и актеров, которые были вампирами. И теперь вот человека, который на самом деле призрак. В своем роде.
- Поясните, - велел глава дома.
- Увы, не сохранилось бумаг вашего предка. Прочитав его договор, я бы догадалась обо всем сразу же. А так мне помог бессвязный бред вашего внука. Misteria de Vita. Одна из двенадцати, или тринадцати отвратительных книг, - Лэ непонятно ухмыльнулась. – Не так разрушительна, как «Аль-Азиф», но не менее гнусна. Отрывки из ее ключевых глав: «Гимн Гекате», «Наследники», «Психопомп» и «Ритуалы». Именно в этих главах говориться о продлении жизни.
- Поясните все же, - распорядился Роберт Пиль.
Лэ хмыкнула.
- Тут все просто. Достаточно пролистать несколько старых дневников.
Реймонд вскочил с места.
- Вы читали наши семейные дневники?! Это отвратительно!
- Это еще и познавательно. Люди врут о себе, но о других они пишут честно, подмечая всякую чушь. Фактически, дневники, это наиболее полезные книги. Исключая, может быть, «Искусства готовки» Ханны Глэйсс* и «Собаки Баскервилей». Но речь сейчас идет не о пользе, а о закономерности.
Она умолкла, задумчиво рассматривая Пиллей. На этот раз не выдержала Эмма.
- Какая закономерность?
- В каждом поколении вашей семьи есть художник, талантливый, или нет – не важно. Само по себе это не столь удивительно. Подобный дар, или тяга, скажем так, часто передаются из поколение в поколение. Любопытно другое. Этого художника отправляют в Италию, в колонии, на острова. Он возвращается.
С холодной улыбкой Лэ посмотрела в глаза Огастесу.
- Он никому не показывает по приезду своих полотен. Может быть, потому что Дьявол позволил ему написать в жизни всего одну картину? Автопортрет…
Огастес вскочил и бросился к дверям. Проворно вытащив из складок юбки узки стилет с костяной ручкой, Лэ приставила его острие к горлу изображенного на портрете мужчины.
- Сядьте, мистер Люциус Пиль. И запомните, что Колчестер-стрит давно уже переименована в честь уважаемого Сэмюэля Пипса.*
Огастес – или Люциус – медленно опустился на диван.
- Пикман, помогите мне снять портрет. Я увезу его с собой, тогда и ваш предок покинет дом. Он не может удаляться далеко от своего изображения. Души обязательно должно удерживать среди нас нечто материальное, как якорь.
Лэ бросила взгляд на диван. Он был пуст.
- Что ж, - вздохнула она, - проигрывать ваш предок не умеет. Пикман, снимите холст с подрамника и скатайте. Я найду, куда его деть.
Дворецкий послал мальчишку-слугу за инструментами и аккуратно втащил гвозди. На обратной стороне холста обнаружились символы и диаграммы, которые Пикман продемонстрировал всем.
- Примитивная черная магия, - поморщилась Лэ.
Роберт Пиль залпом выпил бокал бренди и спросил севшим голосом:
- А мой сын?
Лэ помрачнела.
- Сожалею. Он умер в Кейптауне от лихорадке полтора года назад.
- А внук?
- Ему больше ничего не грозит. Люциус не сможет совершать свои ритуалы. Пикман, мои вещи готовы?
- В холле, мисс, - степенно ответил дворецкий. – Портрет я завернул в газеты.
Лэ кивнула, развернулась на каблуках и пожала руку Роберту Пилю.
- Моя работа окончена, сэр. Прощайте.
- Чек? – неуверенно пробормотал старик.
- Пришлите на мой адрес, он вам известен. Прощайте, Эмма.
Лэ надела перчатки и застегнула крошечные пуговицы, прежде, чем пожать руку Реймонду Пилю.
- Думаете, что мы поверили в ваш спектакль, мисс? – спросил тот насмешливо. – Одного я только не пойму: зачем вам с Гасти это устраивать? Хотя, шуточка безусловно в его духе.
Лэ жутковато улыбнулась.
- Свяжитесь с властями Кейптауна. И сломайте восточную стену на чердаке, в лаборатории вашего предка, найдете много интересного. Найденное сожгите.
Чуть наклонив голову, Лэ вышла в холл, подхватила чемоданы, закинула картину за спину и степенно покинула Пиль-Хаус.
- Знаешь, - сказала мадам Ланглез мужу, наблюдая за тем, как расходятся круги по воде. – Он являлся мне в поезде. Соблазнял богатством, властью, вечной жизнью, страстной любовью…
- Поэтому, - едко заметил Чарльз, - ты, вместо того, чтобы уничтожить портрет, топишь его в Темзе?
В разговоре последовала пауза, потому что мимо прошли вполне респектабельные знакомцы, с которыми супруги Ланглез раскланялись.
- Я уважаю чужое желание жить вечно, - сказал Виржини, проводив прохожих долгим внимательным взглядом.
- На дне Темзы?
- Место не лучше и не хуже других, - пожала плечами женщина. – Давай наконец вернемся в Париж. Мне все кажется, что Сюзон выгнали из школы. Помяни мое слово, мы с ней еще наплачемся…
10.10.2009
Примечания:
* Mademoiselle Let, ne c’est pas? - (фр.) «Мадмуазель Лэ, не так ли?»
* Времена королевы Анны – первое десятилетие XVIII века
* Роберт Пиль – основатель английской полиции; именно в его честь полицейских называют Бобби.
* Гран Гиньоль – парижский театр, прославившийся в середине 1920-х своими короткими, полными насилия пьесами. Основан драматургом Оскаром Метенье в 1897 году. Располагался в часовне женского монастыря 1876 года постройки. Одной из самых известных пьес театра была постановка «Преступление в сумасшедшем доме» (1925). (Информация взята из книги Д. Дж. Скала «Книга ужаса. История хоррора в кино». Амфора. 2009)
* Психопомп – (греч.) проводник душ, в греческой мифологии один из эпитетов Гермеса
* Эдвард Бульвер-Литтон, первый барон Литтон – (1803-1873) Английский романист, писавший в том числе в жанре ужасов и научной фантастики. Действительно состоял в английском обществе розенкрейцеров
* Цитата из повести Г. Ф. Лавкрафта «Случай Чарльза Декстера Варда», переводчик на сайте не указан. На самом деле, написанный в 1927 году, «Случай» не был издан вплоть до 1941-го
* «Искусство готовки» Ханны Глейсс (The Art of Cookery by Hannah Glasse) – английская поваренная книга, впервые вышедшая в 1747 и переиздававшаяся вплоть до 1843 г.
* Колчестер-стрит – с 1923 года переименована в Пипс-стрит в честь мемуариста середины – второй половины XVII века Сэмюэля Пипса, оставившего после себя несколько томов дневников
