Глава первая
1. Механическая Гадалка
После закрытия,
Выключив аттракционы,
Остановив карусели,
Мадам Сезострис закрыв на ключик с хитрой бородкой,
Проверив клетки,
И все подклеив афиши,
Он проходит тропинками Луна-Парка.
Лунный свет выявляет все то, что под солнцем не видно:
Восковую бледность куклы-гадалки
(но под кожею бьется жилка),
Нервную хрупкость рук в кружевных перчатках.
Она тасует карты,
Позабыв, что рубильник опущен,
И парк обесточен.
Выпадают все пики, да пики.
Гадалка встревожена, хочет кричать…
От жары воск потек, и губы слиплись.
Все пики, да пики…
2. Зеркальный Лабиринт Смеха
В лабиринте левее гуляет ветер,
В зеркалах заплутавший,
Порой искаженный до тонкого сквозняка,
Порой обращенный в торнадо.
Перед дверью написано: «Лабиринт Смеха»,
Но ему не до смеха.
Отражения прошлых, ушедших, давно умерших
(Зеркалам тысяча лет)
Прижали к стеклу ладони,
Рты раскрыты в беззвучном крике.
Слышен лишь шелест:
Ветер в бессильной ярости рвет афиши,
Обещающие «Силача Геркулеса», «Жещину-птицу» и Лона Чейни.
3. Самая прекрасная женщина в мире
Он идет неспешно, он помнит каждую тропку:
За ларьком с леденцами налево, направо, снова налево.
В павильоне средь диких роз спит его Королева,
Синевой своих губ споря с фальшивым небом.
И, прижавшись к этим губам, он на миг замирает.
Восковая бледность лица, но..
(Бьется жилка?!)
Королева не дышит, глаза закрыты.
Его ошибка. Лунный свет обманул.
Его сердце тотчас отзовется болью.
Он его достанет, проверит на прочность нитки.
Ее сердце – рубин.
Королева спит беспробудно,
И сквозь толщу льда на щеках примнятся слезинки.
Он уходит, оставив сердце на крышке гроба.
4. Дама Треф
По дорожкам за ним неспешно крадется память
И подсовывает, глумясь, клочья былого.
И доносит ветер: «Все пики, пики!», а он не слышит.
Или делает вид, что не слышит.
А что осталось?
Заплутал он в дорожках парка, но помнит верно:
На втором повороте – налево. «Приют кошмаров».
У дверей скелет свою голову держит на блюде.
Он порой вращает глазами. Прежде падали в обморок дамы.
Он заходит, вед там, средь пелен погребальных
Спит вторая его прекрасная Дама.
Дама Треф, как сказала бы нам Сезострис.
Благородная Дама Мечей, облаченная в саван.
Ей три тысячи лет, их любовь давно остыла,
Давно сморщились губы, изюмом ссохлось сердце.
Рядом с этой нельзя вздохнуть, как рядом с той – согреться.
Он целует сухие губы, и все еще молит богов о чуде.
Здесь гуляет эхо: чужих шагов, чужого дыханья, чужого крика, чужого стона,
Но оно не тревожит сон. В саркофаге их старой бумаги
Она спит, незаметно дышит. Ему не хватает отваги
С ней навеки проститься.
Он уходит. Она смеется.
5. Интерлюдия
Посетителей в этот час сюда не заманишь,
Только чувствует всякий – кожей, воском и тканью, нагретым за день металлом,
Чувствует топот ног по аллеям,
Слышит смех.
Сюда, дети! Дети! Где же вы, дети?!
Только детям взбредет придти сюда после закрытия,
Пощекотать себе нервы,
Поиграть в прятки со страхом.
Взрослые спят, читают, воровато лезут в свой холодильник.
Здесь только дети.
Их ждут.
6. Карусель
Карусель включилась сама и – по кругу, по кругу.
Он ее останавливал трижды за ночь,
А потом надоело.
У него до утра не одно неотложное дело,
И что ему дела до тигров, карет и оленей?
Они мчатся – по кругу, по кругу,
Как могут, как помнят.
Играет пластинка, икая на каждом заходе.
И дети садятся верхом и по кругу, по кругу,
Круг за кругом. Потом исчезают.
Наверно уходят.
Карусель продолжает кружиться, кружиться, кружиться,
Словно в вальсе: три такта, три скрипа, три вскрика.
Выключает, вздыхает, и дальше идет по аллее,
Себе под нос мурлыча: «I must be the Devil»*.
Тишина, темнота. Две секунды, четыре, двенадцать.
Карусель вновь включилась сама,
И вращаться, вращаться.
* Строка из песни Скипа Джеймса "Devil Got My Woman"
7. Лоточник
Здесь торгуют сахарной ватой
Пахнет солью и карамелью
Пахнет временем и отвагой
Пахнет маслом: недавно колеса
У тележки смазал разносчик
А еще тут пахнет лимоном
И попкорном, и до рассвета
Слышно только: шуршит средь зерен
Его призрак.
Его расплата за любовь к веселью
И пиву
И красоткам.
Давно он нанят,
Но, пожалуй, моложе прочих.
И, столкнувшись на перекрестке,
Он шепчет: Хозяин, куда вы?
Да хозяин его не слышит.
Его сердце прогрызли мыши.
Его сердце полно попкорна,
А по венам сода сочится.
Он боится однажды услышать
Голоса своей прежней жизни.
У него есть жена и дети
Только где-то во внешнем мире.
Днем он кажется вам угрюмым,
Да и ночью почти не смеется.
И он чует: беда так близко,
Что коснуться можно руками.
Ветер носит: все пики, пики!
Запах соли и карамели
Здесь торгуют сахарной ватой.
03.02.2012
8. Лионелла
Она любит го безответно,
Так, как любят, наверное, дети
Своих взрослых, давно сбежавших
В мир иллюзий.
Она - ребенок, когда пляшет там, на канате высоко под куполом, в небе.
Она - девочка, раз смеется
Над своей несчастной любовью
Она знает, что после заката
Все становится отраженьем,
Искажением и обманом.
Она знает, но все же любит.
Днем все видят в нем билетера,
Лишь она одна видит чудо,
Видит лайковые перчатки,
И цилиндр, и веточки дуба,
И монеты из дальних странствий.
Днем ей часто твердят мальчишки:
“Лионелла, давай встречаться!”
Но она влюблена беззаветно,
Так, как любят дети и звезды,
Хотя ей хорошо за двадцать.
03.02.20102
9. Зверинец
Полнолуние будоражит.
Лев, поднявшись, будет болонку
Леди Фифи, свою подружу,
А потом встает дрессировщик.
Варит кофе на всю компанию,
К ним потом подойдет Тулула,
Одинокая старая птица,
Что живет на крыше фургона.
Еще с дедом его скитаясь
По дорогам, Тулула знает,
Ничего не лучше, чем кофе
И беседа в ночь полнолунья.
И, устроившись на ступенях,
Лев, Фифи, Тулула и Гектор - дрессировщик -
Читают полночь по дыханию спящих и мертвых, по тому как гуляет ветер, по тому, как луна сверкает.
“Будет буря”, - шепчет Тулула.
“Будет буря! Ох, будет буря!
Да из тех, что миры сметают
Одним махом!
Горчит твой кофе”
Молча пьют, на луну взирая.
Он проходит неспешно мимо,
Не касаясь полей цилиндра,
Не здороваясь ни с Тулулой,
Ни со львом, ни с его болонкой,
Дрессировщика не замечая.
Его в спину толкает ветер,
Тот, что шепчет «Все пики! Пики!»
И крупицы пересыпает: соли, кофе, воспоминаний.
Не кивает он Лионелле,
Что купается в лунном свете
В лунном свете всегда прекрасна.
Он покончил со всей любовью,
Он оставил ее, оставил,
И идет дорожками парка,
И идет прямиком к воротам.
Ветер носит: «Все пики! Пики!»
Всем давно уже очень страшно.
Город спит, пока безмятежен.
Он бесшумно в него вступает.
6.03.2012
Глава вторая
1. Влюбленный
Он ее заприметил однажды утром
Ее волосы цвета мёда блестят на солнце,
Ее кожа сияет, и сердце в груди ее бьется.
И своих возлюбленных прошлых, давно отживших
Под биение сердца ее он вмиг забывает.
Он не знает имя ее, он не знает адрес,
Он не знает внешний мир, он там прежде не был,
Но ворота - настежь, он смело вовне шагает,
Он вдыхает, и воздух пахнет ее духами.
Так легко влюбиться, коль сердце твое из шелка,
Так легко забыть - нужно только обрезать нити.
Он уходит. За ним ворота закрыты.
По дорожкам парка снова гуляет ветер.
Он оставил. Забыл! Забыл! Он вышел в город.
Он вдыхает, и воздух пахнет ее духами,
И хотя он не знает имя ее и адрес,
Он влюблен, и просто идет на запах.
12.03.2012
2. Город
Город чужд, город дик,
Город странен и город страшен.
Ни в одной из книг, что хранятся в его фургоне
(Книг про лунный свет, аконит и пыльцу на лапах,
Чародейство и Хэллоуин, Рождество и свечи,
Книг про разные чудеса и про драконов)
Ни в одной из книг не рассказано:
Город жалок.
Тишину предрассветную режет крик, как ножом сквозь масло,
Как ножом по горлу крик, и он испуган.
Но его ведет запах.
Почти настало утро.
Он испуган, и запах тает, и солнце всходит.
Город чужд, город дик,
Город странен и город страшен.
Он уже попался в ловушку,
Он уже у города в лапах.
Как его описать вам, помилуйте, это диво?
Вы когда-нибудь видели скалы земель Полночных?
Вы когда-нибудь видели пляски малюток-эльфов?
Вы когда-нибудь слышали баньши родов ирландских?
Так вот, город гораздо, гораздо, гораздо хуже.
Он куда смраднее болот подлунных, полночных;
И его сиянье режет глаза, а голос уши.
И его населяют тени, а может духи,
И невольно спросишь: кому вы продали души?
И невольно спросишь: за что вас сюда сослали?
Ему кажется: мир вращается по спирали,
И вокруг него смрад и крики, огонь и вполи.
Солнце всходит, и все сменяется серым цветом.
Все на свете серо, хотя, как будто бы, лето.
Он испуган. Он слаб и жалок.
Но его через эти ущелья проводит запах.
03.05.2012
3. Утро
Гаснут лампы. Приходит утро,
По асфальту стуча каблуками.
Пахнет хлебом: сдобой, корицей,
И ванилью, и запах манит,
Отвлекает его от цели.
Ветер пахнет ее духами:
Очень сладко и очень томно,
Но корица все заглушает.
У тумана оттенок шалфея.
Мир вращается по спирали.
Город, кажется, расцветает.
Из ларька запахло цветами.
Запах фруктов и запах стали.
Он дорогу свою теряет,
Застывает на перепутье.
Мир вращается по спирали.
Застывает и понимает,
Что дорога тонет в тумане.
Ветер пахнет ее духами,
Затухает, затухает.
Пахнет потом, лаком, деньгами.
Мир вращается по спирали.
И в борьбе с головокруженьем
Он в отчаянье замирает,
Но круги пред его глазами:
Мир вращается по спирали.
Запах манит.
Он чуть не плачет.
Он зовет ее, но не знает
Ведь ни имя ее, ни адрес,
Он упорно ведь шел на запах.
А в квартирах готовят завтрак.
Пахнет хлебом, джемом и кофе,
Пахнет маслом, беконом, страхом
Перед днем, неизбежно наставшим,
И рассветное очарованье
Вслед за запахом свежей корицы
Затухает… затухает…
15.05.2012
4. Зев
Он ступает в логово зверя,
Он спускается в ту берлогу,
Где таятся клыки и когти,
Где рычанье звучит утробно,
Где заперта та недотрога,
Что сто лет тому Зверь похитил.
Он спускается. Свет неярок,
Шум становится томным гулом.
Пахнет гарью, и потом, и гарью,
Снова гарью.
Он тяжко дышит.
Вдруг сквозь пот, и гарь и рычанье
Пробивается ее запах,
Аромат нездешнего луга,
Аромат звездопада, мёда,
Аромат волос ее, тела.
06.07.2012
5. Первая встреча
Он стоит у двери
Нашел и стоит, робеет
Из-под двери веет
Ее ароматом,
Пищей, пустотой, одиночеством,
«Midnight Poison» и чем-то лишним.
Он решает – мужчиной,
И в сердце зияет рана.
Он уже поверил, что первый ее избранник,
Он уже решил все заранее,
К солнцу взвился,
Как Икар.
И как Икар разбился.
Каблуки – цок-цок-цок – за спиной
И запах амбры
Каблучки – цок-цок-цок,
Вот она – нежданно
В скромном сером платье,
А все же –
Фея.
Он же видит глубже и дальше кожи.
На лице удивленье?
- Кто вы, и что вам надо?
Не похоже, что фея ему так рада,
Непохоже. И он теряет дар речи.
В его мире в такую минуту вдруг вспыхнут свечи,
Вдруг запахнет медом, жасмином, вином и негой,
Вдруг оденется вспышками фейерверков небо.
Он стоит на земле,
Он рассеян и он растерян.
Как Икар – поднялся к солнцу, и оземь. Зверем,
Словно сотня иных героев сердце ноет.
- Мое имя…
А что сказать? Ну не зваться ж
Ноем,
Джоном, Полом, Питером, Джеймсом, Филом!
Его имя – Миракль, Мираж, под слоем грима,
Его имя и суть его неделимы.
- Мое имя…
Она уже дверь закрыла.
8.07.2012
Глава четвертая. Reprise
1. Механическая гадалка (в мертвом Парке)
Наступает ночь.
Парк закрыт.
Здесь гуляет ветер
Рвет афиши, сбивает с ног,
Гудит проводами,
Натянутыми, как струны,
Как нервы.
Гадалка самой первой открывает глаза,
Разлепляет губы.
Голос грубый, сиплый, усталый,
Как прежний шепот.
«Пики! Пики! Ведь я говорила!
Все пики! Пики!»
Поникла, плачет
Восковыми слезами.
Сезострис тоскливо.
Он ушел. Она думала прежде,
Что станет счастливей
В одиночестве, в темноте.
Полночный холод проникает под платье.
«Что мне делать? – Сезострис шепчет,
- Он жив? Он умер?»
Ветер носит «Все пики! Пики!»
Какая стужа.
--------------------------------------------------------------------------------------
(его имя мираж, миракль, милость, чудо
его имя и звезды, и воздух, и запах меда
здесь темно без него и стыло
тучи пухнут от снега
город накрыло)
2. Зеркальный Лабиринт Смеха (в мертвом Парке)
Наступает ночь,
Парк закрыт,
Огни погасли.
Отражения мечутся в поисках выхода,
Тянут руки.
Их никто не коснется.
В шорохе гаснут звуки.
Только шелест: ветер сорвал афиши,
Скомкал их и пригнал сюда.
Они безумны,
Те, что ждет в зеркалах,
Прижали к стеклу ладони,
И читают, и им обещают
ИНЙЕЧ АНОЛ И УЦИТП-УНИЩНЕЖ ,АСЕЛУКРЕГ ИЧАЛИС
Им в такую ночь не спится,
Стонут, ногтями скрежещут по стеклам.
Все съедает шорох.
Кто их утешит?
Кто им скажет, что ночь не вечна,
И мир не вечен?
Кто коснется стекла с другой стороны,
Кто в нем отразится?
Одиночество их в первый раз заставляет
Злиться.
--------------------------------------------------------------------------------------------------------
(его имя мираж, миркаль, милость, чудо
его сущность – покой, полумрак, прощенье, мщенье
те кто умерли прежде срока и прежде рожденья
в зеркалах доживают свой век
и он им нужен)
3. Самая красивая женщина в мире (больше не в этом мертвом Парке)
Наступает ночь,
Парк закрыт.
Что ты ждешь здесь, Герда?
Из папье-маше твое тело,
Бумажное платье.
В павильоне Чудес царит траур,
А ты не плачешь?
Ты ее не знала разве?
Она прекрасна!
Ее глаз синева спорит с небом –
Persian Blue.
Ее губы – пурпур и золото,
Нега и сладость.
Но что от нее осталось?
Звезды смотрят на талую воды,
Но звезды едва ли плачут.
Завтра скажут: какая жалость!
И всё забудут.
Её имя никто и не знал.
Сейчас же полночь.
За нее поднимем бокал,
И в каждой льдинке
Будем видеть ее глаза.
------------------------------------------------------------------------------------
(его имя мираж, миракль, милость, чудо
его здесь больше нет
ее здесь больше нет
снегопад начался под утро)
4. Царица Нила (в мертвом Парке)
Наступает ночь,
парк закрыт,
забыт,
покинут.
В эту стылую ночь он пахнет ее дыханьем:
пыль и тлен, и болото, и краска, и запах тела
пролежавшего тысячу лет в песках пустыни,
и цветы, что когда-то его укрыли.
Кожа высохла, сердце съежилось, губы недвижны.
Кто теперь их целует? Ветер?
Чуешь? Ладан.
Благовоние струйкой дыма ноздрей коснулось.
Ей приснился Нил. Крокодилы, папирусы,
барка в блеске, золотом сиянье, рабыни,
свиваясь в танце, изгибаясь, подобны дыму.
Он рядом с нею. Его губы – как два лепестка.
Пустыня. Змеи.
Шуршуршур – по песку.
Вот сейчас поцелуй пробудит ото сна…
Тишина.
---------------------------------------------------------------------
(его имя мираж, миракль, милость, чудо
держит память тысячу слов, и все фальшиво
сердце мое, иб, мое сердце, я ни в чем не буду нуждаться
господь мой пастырь
иб, сердце мое, моя мать, мое сердце
1. Механическая Гадалка
После закрытия,
Выключив аттракционы,
Остановив карусели,
Мадам Сезострис закрыв на ключик с хитрой бородкой,
Проверив клетки,
И все подклеив афиши,
Он проходит тропинками Луна-Парка.
Лунный свет выявляет все то, что под солнцем не видно:
Восковую бледность куклы-гадалки
(но под кожею бьется жилка),
Нервную хрупкость рук в кружевных перчатках.
Она тасует карты,
Позабыв, что рубильник опущен,
И парк обесточен.
Выпадают все пики, да пики.
Гадалка встревожена, хочет кричать…
От жары воск потек, и губы слиплись.
Все пики, да пики…
2. Зеркальный Лабиринт Смеха
В лабиринте левее гуляет ветер,
В зеркалах заплутавший,
Порой искаженный до тонкого сквозняка,
Порой обращенный в торнадо.
Перед дверью написано: «Лабиринт Смеха»,
Но ему не до смеха.
Отражения прошлых, ушедших, давно умерших
(Зеркалам тысяча лет)
Прижали к стеклу ладони,
Рты раскрыты в беззвучном крике.
Слышен лишь шелест:
Ветер в бессильной ярости рвет афиши,
Обещающие «Силача Геркулеса», «Жещину-птицу» и Лона Чейни.
3. Самая прекрасная женщина в мире
Он идет неспешно, он помнит каждую тропку:
За ларьком с леденцами налево, направо, снова налево.
В павильоне средь диких роз спит его Королева,
Синевой своих губ споря с фальшивым небом.
И, прижавшись к этим губам, он на миг замирает.
Восковая бледность лица, но..
(Бьется жилка?!)
Королева не дышит, глаза закрыты.
Его ошибка. Лунный свет обманул.
Его сердце тотчас отзовется болью.
Он его достанет, проверит на прочность нитки.
Ее сердце – рубин.
Королева спит беспробудно,
И сквозь толщу льда на щеках примнятся слезинки.
Он уходит, оставив сердце на крышке гроба.
4. Дама Треф
По дорожкам за ним неспешно крадется память
И подсовывает, глумясь, клочья былого.
И доносит ветер: «Все пики, пики!», а он не слышит.
Или делает вид, что не слышит.
А что осталось?
Заплутал он в дорожках парка, но помнит верно:
На втором повороте – налево. «Приют кошмаров».
У дверей скелет свою голову держит на блюде.
Он порой вращает глазами. Прежде падали в обморок дамы.
Он заходит, вед там, средь пелен погребальных
Спит вторая его прекрасная Дама.
Дама Треф, как сказала бы нам Сезострис.
Благородная Дама Мечей, облаченная в саван.
Ей три тысячи лет, их любовь давно остыла,
Давно сморщились губы, изюмом ссохлось сердце.
Рядом с этой нельзя вздохнуть, как рядом с той – согреться.
Он целует сухие губы, и все еще молит богов о чуде.
Здесь гуляет эхо: чужих шагов, чужого дыханья, чужого крика, чужого стона,
Но оно не тревожит сон. В саркофаге их старой бумаги
Она спит, незаметно дышит. Ему не хватает отваги
С ней навеки проститься.
Он уходит. Она смеется.
5. Интерлюдия
Посетителей в этот час сюда не заманишь,
Только чувствует всякий – кожей, воском и тканью, нагретым за день металлом,
Чувствует топот ног по аллеям,
Слышит смех.
Сюда, дети! Дети! Где же вы, дети?!
Только детям взбредет придти сюда после закрытия,
Пощекотать себе нервы,
Поиграть в прятки со страхом.
Взрослые спят, читают, воровато лезут в свой холодильник.
Здесь только дети.
Их ждут.
6. Карусель
Карусель включилась сама и – по кругу, по кругу.
Он ее останавливал трижды за ночь,
А потом надоело.
У него до утра не одно неотложное дело,
И что ему дела до тигров, карет и оленей?
Они мчатся – по кругу, по кругу,
Как могут, как помнят.
Играет пластинка, икая на каждом заходе.
И дети садятся верхом и по кругу, по кругу,
Круг за кругом. Потом исчезают.
Наверно уходят.
Карусель продолжает кружиться, кружиться, кружиться,
Словно в вальсе: три такта, три скрипа, три вскрика.
Выключает, вздыхает, и дальше идет по аллее,
Себе под нос мурлыча: «I must be the Devil»*.
Тишина, темнота. Две секунды, четыре, двенадцать.
Карусель вновь включилась сама,
И вращаться, вращаться.
* Строка из песни Скипа Джеймса "Devil Got My Woman"
7. Лоточник
Здесь торгуют сахарной ватой
Пахнет солью и карамелью
Пахнет временем и отвагой
Пахнет маслом: недавно колеса
У тележки смазал разносчик
А еще тут пахнет лимоном
И попкорном, и до рассвета
Слышно только: шуршит средь зерен
Его призрак.
Его расплата за любовь к веселью
И пиву
И красоткам.
Давно он нанят,
Но, пожалуй, моложе прочих.
И, столкнувшись на перекрестке,
Он шепчет: Хозяин, куда вы?
Да хозяин его не слышит.
Его сердце прогрызли мыши.
Его сердце полно попкорна,
А по венам сода сочится.
Он боится однажды услышать
Голоса своей прежней жизни.
У него есть жена и дети
Только где-то во внешнем мире.
Днем он кажется вам угрюмым,
Да и ночью почти не смеется.
И он чует: беда так близко,
Что коснуться можно руками.
Ветер носит: все пики, пики!
Запах соли и карамели
Здесь торгуют сахарной ватой.
03.02.2012
8. Лионелла
Она любит го безответно,
Так, как любят, наверное, дети
Своих взрослых, давно сбежавших
В мир иллюзий.
Она - ребенок, когда пляшет там, на канате высоко под куполом, в небе.
Она - девочка, раз смеется
Над своей несчастной любовью
Она знает, что после заката
Все становится отраженьем,
Искажением и обманом.
Она знает, но все же любит.
Днем все видят в нем билетера,
Лишь она одна видит чудо,
Видит лайковые перчатки,
И цилиндр, и веточки дуба,
И монеты из дальних странствий.
Днем ей часто твердят мальчишки:
“Лионелла, давай встречаться!”
Но она влюблена беззаветно,
Так, как любят дети и звезды,
Хотя ей хорошо за двадцать.
03.02.20102
9. Зверинец
Полнолуние будоражит.
Лев, поднявшись, будет болонку
Леди Фифи, свою подружу,
А потом встает дрессировщик.
Варит кофе на всю компанию,
К ним потом подойдет Тулула,
Одинокая старая птица,
Что живет на крыше фургона.
Еще с дедом его скитаясь
По дорогам, Тулула знает,
Ничего не лучше, чем кофе
И беседа в ночь полнолунья.
И, устроившись на ступенях,
Лев, Фифи, Тулула и Гектор - дрессировщик -
Читают полночь по дыханию спящих и мертвых, по тому как гуляет ветер, по тому, как луна сверкает.
“Будет буря”, - шепчет Тулула.
“Будет буря! Ох, будет буря!
Да из тех, что миры сметают
Одним махом!
Горчит твой кофе”
Молча пьют, на луну взирая.
Он проходит неспешно мимо,
Не касаясь полей цилиндра,
Не здороваясь ни с Тулулой,
Ни со львом, ни с его болонкой,
Дрессировщика не замечая.
Его в спину толкает ветер,
Тот, что шепчет «Все пики! Пики!»
И крупицы пересыпает: соли, кофе, воспоминаний.
Не кивает он Лионелле,
Что купается в лунном свете
В лунном свете всегда прекрасна.
Он покончил со всей любовью,
Он оставил ее, оставил,
И идет дорожками парка,
И идет прямиком к воротам.
Ветер носит: «Все пики! Пики!»
Всем давно уже очень страшно.
Город спит, пока безмятежен.
Он бесшумно в него вступает.
6.03.2012
Глава вторая
1. Влюбленный
Он ее заприметил однажды утром
Ее волосы цвета мёда блестят на солнце,
Ее кожа сияет, и сердце в груди ее бьется.
И своих возлюбленных прошлых, давно отживших
Под биение сердца ее он вмиг забывает.
Он не знает имя ее, он не знает адрес,
Он не знает внешний мир, он там прежде не был,
Но ворота - настежь, он смело вовне шагает,
Он вдыхает, и воздух пахнет ее духами.
Так легко влюбиться, коль сердце твое из шелка,
Так легко забыть - нужно только обрезать нити.
Он уходит. За ним ворота закрыты.
По дорожкам парка снова гуляет ветер.
Он оставил. Забыл! Забыл! Он вышел в город.
Он вдыхает, и воздух пахнет ее духами,
И хотя он не знает имя ее и адрес,
Он влюблен, и просто идет на запах.
12.03.2012
2. Город
Город чужд, город дик,
Город странен и город страшен.
Ни в одной из книг, что хранятся в его фургоне
(Книг про лунный свет, аконит и пыльцу на лапах,
Чародейство и Хэллоуин, Рождество и свечи,
Книг про разные чудеса и про драконов)
Ни в одной из книг не рассказано:
Город жалок.
Тишину предрассветную режет крик, как ножом сквозь масло,
Как ножом по горлу крик, и он испуган.
Но его ведет запах.
Почти настало утро.
Он испуган, и запах тает, и солнце всходит.
Город чужд, город дик,
Город странен и город страшен.
Он уже попался в ловушку,
Он уже у города в лапах.
Как его описать вам, помилуйте, это диво?
Вы когда-нибудь видели скалы земель Полночных?
Вы когда-нибудь видели пляски малюток-эльфов?
Вы когда-нибудь слышали баньши родов ирландских?
Так вот, город гораздо, гораздо, гораздо хуже.
Он куда смраднее болот подлунных, полночных;
И его сиянье режет глаза, а голос уши.
И его населяют тени, а может духи,
И невольно спросишь: кому вы продали души?
И невольно спросишь: за что вас сюда сослали?
Ему кажется: мир вращается по спирали,
И вокруг него смрад и крики, огонь и вполи.
Солнце всходит, и все сменяется серым цветом.
Все на свете серо, хотя, как будто бы, лето.
Он испуган. Он слаб и жалок.
Но его через эти ущелья проводит запах.
03.05.2012
3. Утро
Гаснут лампы. Приходит утро,
По асфальту стуча каблуками.
Пахнет хлебом: сдобой, корицей,
И ванилью, и запах манит,
Отвлекает его от цели.
Ветер пахнет ее духами:
Очень сладко и очень томно,
Но корица все заглушает.
У тумана оттенок шалфея.
Мир вращается по спирали.
Город, кажется, расцветает.
Из ларька запахло цветами.
Запах фруктов и запах стали.
Он дорогу свою теряет,
Застывает на перепутье.
Мир вращается по спирали.
Застывает и понимает,
Что дорога тонет в тумане.
Ветер пахнет ее духами,
Затухает, затухает.
Пахнет потом, лаком, деньгами.
Мир вращается по спирали.
И в борьбе с головокруженьем
Он в отчаянье замирает,
Но круги пред его глазами:
Мир вращается по спирали.
Запах манит.
Он чуть не плачет.
Он зовет ее, но не знает
Ведь ни имя ее, ни адрес,
Он упорно ведь шел на запах.
А в квартирах готовят завтрак.
Пахнет хлебом, джемом и кофе,
Пахнет маслом, беконом, страхом
Перед днем, неизбежно наставшим,
И рассветное очарованье
Вслед за запахом свежей корицы
Затухает… затухает…
15.05.2012
4. Зев
Он ступает в логово зверя,
Он спускается в ту берлогу,
Где таятся клыки и когти,
Где рычанье звучит утробно,
Где заперта та недотрога,
Что сто лет тому Зверь похитил.
Он спускается. Свет неярок,
Шум становится томным гулом.
Пахнет гарью, и потом, и гарью,
Снова гарью.
Он тяжко дышит.
Вдруг сквозь пот, и гарь и рычанье
Пробивается ее запах,
Аромат нездешнего луга,
Аромат звездопада, мёда,
Аромат волос ее, тела.
06.07.2012
5. Первая встреча
Он стоит у двери
Нашел и стоит, робеет
Из-под двери веет
Ее ароматом,
Пищей, пустотой, одиночеством,
«Midnight Poison» и чем-то лишним.
Он решает – мужчиной,
И в сердце зияет рана.
Он уже поверил, что первый ее избранник,
Он уже решил все заранее,
К солнцу взвился,
Как Икар.
И как Икар разбился.
Каблуки – цок-цок-цок – за спиной
И запах амбры
Каблучки – цок-цок-цок,
Вот она – нежданно
В скромном сером платье,
А все же –
Фея.
Он же видит глубже и дальше кожи.
На лице удивленье?
- Кто вы, и что вам надо?
Не похоже, что фея ему так рада,
Непохоже. И он теряет дар речи.
В его мире в такую минуту вдруг вспыхнут свечи,
Вдруг запахнет медом, жасмином, вином и негой,
Вдруг оденется вспышками фейерверков небо.
Он стоит на земле,
Он рассеян и он растерян.
Как Икар – поднялся к солнцу, и оземь. Зверем,
Словно сотня иных героев сердце ноет.
- Мое имя…
А что сказать? Ну не зваться ж
Ноем,
Джоном, Полом, Питером, Джеймсом, Филом!
Его имя – Миракль, Мираж, под слоем грима,
Его имя и суть его неделимы.
- Мое имя…
Она уже дверь закрыла.
8.07.2012
Глава четвертая. Reprise
1. Механическая гадалка (в мертвом Парке)
Наступает ночь.
Парк закрыт.
Здесь гуляет ветер
Рвет афиши, сбивает с ног,
Гудит проводами,
Натянутыми, как струны,
Как нервы.
Гадалка самой первой открывает глаза,
Разлепляет губы.
Голос грубый, сиплый, усталый,
Как прежний шепот.
«Пики! Пики! Ведь я говорила!
Все пики! Пики!»
Поникла, плачет
Восковыми слезами.
Сезострис тоскливо.
Он ушел. Она думала прежде,
Что станет счастливей
В одиночестве, в темноте.
Полночный холод проникает под платье.
«Что мне делать? – Сезострис шепчет,
- Он жив? Он умер?»
Ветер носит «Все пики! Пики!»
Какая стужа.
--------------------------------------------------------------------------------------
(его имя мираж, миракль, милость, чудо
его имя и звезды, и воздух, и запах меда
здесь темно без него и стыло
тучи пухнут от снега
город накрыло)
2. Зеркальный Лабиринт Смеха (в мертвом Парке)
Наступает ночь,
Парк закрыт,
Огни погасли.
Отражения мечутся в поисках выхода,
Тянут руки.
Их никто не коснется.
В шорохе гаснут звуки.
Только шелест: ветер сорвал афиши,
Скомкал их и пригнал сюда.
Они безумны,
Те, что ждет в зеркалах,
Прижали к стеклу ладони,
И читают, и им обещают
ИНЙЕЧ АНОЛ И УЦИТП-УНИЩНЕЖ ,АСЕЛУКРЕГ ИЧАЛИС
Им в такую ночь не спится,
Стонут, ногтями скрежещут по стеклам.
Все съедает шорох.
Кто их утешит?
Кто им скажет, что ночь не вечна,
И мир не вечен?
Кто коснется стекла с другой стороны,
Кто в нем отразится?
Одиночество их в первый раз заставляет
Злиться.
--------------------------------------------------------------------------------------------------------
(его имя мираж, миркаль, милость, чудо
его сущность – покой, полумрак, прощенье, мщенье
те кто умерли прежде срока и прежде рожденья
в зеркалах доживают свой век
и он им нужен)
3. Самая красивая женщина в мире (больше не в этом мертвом Парке)
Наступает ночь,
Парк закрыт.
Что ты ждешь здесь, Герда?
Из папье-маше твое тело,
Бумажное платье.
В павильоне Чудес царит траур,
А ты не плачешь?
Ты ее не знала разве?
Она прекрасна!
Ее глаз синева спорит с небом –
Persian Blue.
Ее губы – пурпур и золото,
Нега и сладость.
Но что от нее осталось?
Звезды смотрят на талую воды,
Но звезды едва ли плачут.
Завтра скажут: какая жалость!
И всё забудут.
Её имя никто и не знал.
Сейчас же полночь.
За нее поднимем бокал,
И в каждой льдинке
Будем видеть ее глаза.
------------------------------------------------------------------------------------
(его имя мираж, миракль, милость, чудо
его здесь больше нет
ее здесь больше нет
снегопад начался под утро)
4. Царица Нила (в мертвом Парке)
Наступает ночь,
парк закрыт,
забыт,
покинут.
В эту стылую ночь он пахнет ее дыханьем:
пыль и тлен, и болото, и краска, и запах тела
пролежавшего тысячу лет в песках пустыни,
и цветы, что когда-то его укрыли.
Кожа высохла, сердце съежилось, губы недвижны.
Кто теперь их целует? Ветер?
Чуешь? Ладан.
Благовоние струйкой дыма ноздрей коснулось.
Ей приснился Нил. Крокодилы, папирусы,
барка в блеске, золотом сиянье, рабыни,
свиваясь в танце, изгибаясь, подобны дыму.
Он рядом с нею. Его губы – как два лепестка.
Пустыня. Змеи.
Шуршуршур – по песку.
Вот сейчас поцелуй пробудит ото сна…
Тишина.
---------------------------------------------------------------------
(его имя мираж, миракль, милость, чудо
держит память тысячу слов, и все фальшиво
сердце мое, иб, мое сердце, я ни в чем не буду нуждаться
господь мой пастырь
иб, сердце мое, моя мать, мое сердце
