На месте хозяина Кёя нанял бы гадателя, пару монахов, совершил обряд очищения и тем успокоил перепуганных суеверных работников. Но Бобби Смарт был известен своим упрямством, которое мешало порой делу, а сейчас и вовсе застило глаза.
Кёя прошел по узкому коридору, внимательно всматриваясь в темноту. Пакгауз был пуст. Здесь, конечно же, не было призраков. Это только в лагландских легендах они оказываются навеки привязаны к месту своей смерти, где завывают, гремят цепями, оставляют кровавые отпечатки и занимаются другими столь же бессмысленными вещами. Если призраки и существуют, они томятся в людском разуме и подобны нечистой совести.
Темнота в конце прохода шевельнулась. Кёя насторожился. То, что стояло между бочками было если не живым, то осязаемым. Тут было два варианта, примерно равновероятных. Возможно, в конце прохода притаился человек, желающий навредить Бобби Смарту и его пивоваренному делу, ради нечестной конкуренции или личной мести. Или же, это мог быть механоид. Кёя предпочел бы первый вариант, а еще лучше — призрака.
Он дошел до конца коридора, уперся в целый штабель промаркированных ящиков и замер. Запах. От механоидов не пахнет мертвечиной вопреки тому что часто говорят излишне впечатлительные люди. Раствор останавливает гниение. Но сам он пахнет отвратительно, сладкий, приторный до горечи. Запаху этому сложно подобрать название, но его ни с чем нельзя спутать. Кёя поморщился.
- Что там?
Появление Барби едва не заставило его подскочить на месте. Кёя устыдился своей реакции и оттого посмотрел на лагландца особенно мрачно.
- Пока не знаю. Мне гужно больше времени. И свет не застите.
Барби отошел на несколько шагов, но совсем не ушел. Страх в людях мешался с любопытством, и зачастую они были совсем неотличимы.
Оставив Барби позади, Кёя дошел до самого конца коридора и присел на корточки. На бетонном полу скопилась темная лужица. Переборов брезгливость, Кёя тронул ее пальцами и принюхался, морщась от брезгливости и неприятного запаха. Это определенно был раствор. Кёя внимательно огляделся, даже посмотрел на потолок, хотя механоиды лазать, по счастью, не умели. Так и не поняв, куда мог деться монстр, Кёя выпрямился и позвал Барби.
- Хорошая новость: это не призрак.
Барби едва ли обрадовали эти слова. Лицо его разочарованно вытянулось. Он все еще надеялся на безопасно сверхъестественное разрешение проблемы.
- Это?..
Кёя кивнул.
- Найдите инженера, который вам поможет справиться с проблемой, - посоветовал Кёя. - И уведомите мэра. Никто из нас не желает жить в городе с механоидом. Хуже того — с кустарной фабрикой.
Барби отшатнулся. Кажется, только сейчас до него дошел весь ужас происходящего и подлинная суть проблемы. «Кустарная фабрика» звучало по-настоящему ужасно. Опасно. Зловеще. Кёя поежился, перебарывая дрожь. Ему, пожалуй, стоило предупредить друзей и близких знакомых.
- Будьте осторожнее, - посоветовал Кёя, доставая платок и вытирая с пальцев противно пахнущую жижу. - И не позволяйте Смарту упрямится. Это может доставить немало неприятностей.
Выйдя на улицу, после темноты пакгауза Кёя на мгновение ослеп. Постепенно глаза его привыкли к солнечному свету. День уже начал понемногу клониться к закату, небо на западе затопило красным. В его семье красные закаты считали дурной приметой. Впрочем, как тут было радоваться или прочить добрые вести? Невесть какое существо напало на женщину в горах. В фактории объявился кустарный механоид. Кёя отчего-то вспомнил о девчонке Мори, которая была настолько беспечна, что приехала в чужой город — в этот Город — одна, без родни, не имея ни друзей, ни защиты. Дело было, наверное, в том, какая она маленькая и беспомощная. Кёя подумал, что малышку Мори, как про себя называл ее, нужно предупредить.
* * *
Поток алой воды низвергался вниз с огромной высоты, производя неимоверный грохот. Яркие алые капли далеко разлетались во все стороны. Киноко оцепенела. Теней, прихода которых она боялась больше всего, она не видела, но в то же время, она ощущала чье-то грозное, враждебное внимание, словно сам водопад глядел тысячей глаз.
В окрестностях Осэ был мост, перекинутый через реку Сэно в неурочном месте. Оба берега обрывами вздымались над рекой. Это место быстро стало излюбленным у разного рода самоубийц. Теней там не было. Тела уносило потоком, и тени либо шли следом, отравляя реку, либо отправлялись к своим обидчикам. Мост же… словно вибрировал, наполненный горечью. Киноко не могла по нему ходить, и не она одна. Люди, вовсе не способные увидеть тени, будто инстинктивно избегали приближаться к мосту, предпочитая объезд, пусть он и удлинял дорогу вдвое.
Сету словно тянуло к водопаду. Он схватил Киноко за руку и потащил за собой. Киноко пыталась сопротивляться, но сил не хватило, а Сета не обратил на ее беспомощные трепыхания никакого внимания. Волей-неволей она спустилась и оказалась почти у самой воды. На лицо ее упали холодные капли.
- Раньше здесь находили мертвецов — видимо-невидимо, - с воодушевлением принялся рассказывать Сета. Как и все знакомые Киноко мальчишки, он увлекался кровавыми подробностями и при этом едва ли воспринимал происходящее, как реальность.
Мертвецов Киноко, по счастью, не видела. И теней тут не было, слово всех их смыло водой, унесло в океан. Ее передернуло: представилась картинка, бесконечная вереница мертвых тел, плывущая сквозь толщу воды. Ладони вспотели.
- Я хочу домой, - наконец-то вырвалась Киноко.
Сета посмотрел на нее весело, со знакомой мальчишеской бесшабашностью. Киноко знала этот взгляд: у нее было трое кузенов, претендовавших в равной мере на место в правлении. Они так же усмехались, и это значило полное безразличие к ней, глупой девчонке, полное погружение в свои дела. Сета так же отмахнулся, сбросил истерзанные бегом и временем сандалии, и, даже не закатав штанины, с гиканьем ринулся в воду. Алые брызги усеяли его лицо, точно капли крови. Сета нагнулся, принялся зачерпывать воду горстями и жадно пить, хохоча. Алые струи стекали по подбородку. Развернувшись, весь алый от этой так похожей на кровь воды, Сета принялся, хохоча еще громче, плескаться.
- Иди сюда! Сейчас лучшее время для купания!
- Нет, спасибо, - покачала головой Киноко.
- Да брось ты! - Сета в один прыжок оказался рядом и схватил Киноко за руку. С визгом она рухнула в реку и мигом ушла под воду.
Плавать Киноко почти не умела, этому не учили в Осэ девочек из благородных семей. Она с трудом вынырнула, отплевываясь, кое-как дотянула до берега и вылезла на песок. Она глотнула воды, и во рту был теперь отвратительно-приторный, сладкий привкус воды. Знакомый привкус.
Киноко отползла подальше от отвратительного водоема, пытаясь отплеваться. Ее тошнило. Во рту оставался мерзкий ядовито-сладкий вкус, от которого невозможно было избавиться. В конце концов, Киноко вырвало. Она вытерла рот, не желая больше брать в рот хоть каплю этой воды.
- Сета, - позвала она слабым голосом. - Нельзя это пить.
Мальчишка ее проигнорировал, как и следовало ожидать. Они ведь никогда не слушают. И Сета с дружками будут пить эту ядовитую воду, не задумываясь ни о причинах, ни о последствиях.
Киноко поднялась с песка, брезгливо отряхнулась и пошла назад, к городу. Вскоре стихли и голос Сеты, удивленно окликающего ее, и гул водопада. Оказавшись в тени высоких домов, Киноко сунула руку за пазуху. Хорошо, что у нее не было привычки носить деньги в карманах, благодаря тому, что дома они с сестрой ходили в традиционной мэносской одежде. Денег при себе было совсем немного, но по счастью, ей удалось разыскать самую дешевую баню. Банщица, худая и визгливая ёнка, швырнула ей кадушку, обмылок и пару полотенец не первой свежести, и указала на дверь в конце зала. В бане пахло несвежим телом, полотенце все было в желтых разводах, но Киноко это волновало в последнюю очередь. Она стянула одежду и принялась с остервенением тереть тело дешевой жесткой мочалкой. Вниз потекла красная вода. Потом Киноко долго натирала тело жестким полотенцем. Но в конце концов пришлось натянуть мокрое, какое-то липкое платье, ведь в бане не дают одежду напрокат. Уже стемнело, и домой Киноко бежала улицами, полными теней. Пусть она не видела их, но ясно могла вообразить — черные, жадные тени, тянущиеся к ней, слизывающие сладкие алые капли.
Киноко ворвалась в лавочку, ставшую ее нынешним пристанищем, заперла дверь и принялась с остервенением срывать с себя липкую одежду. Кожа ее зудела. Голая, босая, Киноко прошлепала на кухню и запихнула тряпье, в которое превратилось ее платье, в ящик, где лежали уже черепки и обрывки бумаги. Затем она поднялась наверх.
Завернувшись в простыню, Киноко забилась в угол. Тут она чувствовала себя чуть более защищенной. Обняв колени, она зажмурилась. Зачем, ну зачем приехала она в Город? Выходит, что место, на которое она так рассчитывала, опаснее родного Осэ.
* * *
Домой Кёя добрался опустевшими улицами. Любопытство жителей Города сполна уравновешивалось доходящей до трусости осторожностью. Заслышав о нападении, с наступлением темноты горожане попрятались по домам, проявляя редкое благоразумие.
На двери магазина висела записка от Карича, гневная даже при беглом взгляде. Шеф требовал, чтобы строптивый свидетель немедленно явился в полицейское управление. Кёя сорвал письмо, скомкал и сунул в карман. Намного больше Карича его беспокоил сейчас механоид в лагландской фактории. Последствия появления этой… штуки предсказать невозможно.
Конечно, следовало уведомить о страшной находке в фактории мэра, но Кёя понадеялся, что это сделают сами лагландцы. В конце концов, в их интересах поддерживать в фактории порядок.
Кёя запер дверь, из каких-то не поддающихся логике страхов — на два замка, и поднялся наверх, в жилые комнаты. Зажег свет. В доме напротив тоже загорелось окошко, и Кёю это отчего-то успокоило. Он задернул шторы и пошел заваривать чай.
* * *
Самая известная компания-производитель механоидов — лагландская Морено-Инк. Она постепенно подмяла под себя все малые производства, поглотила, расползалась, словно плесень, и теперь тянет жадные руки за океан.
На Потабо всевозможных фабрик примерно столько же, сколько и населяющих континент народов. Да в каждой деревне есть своя!
«Ён-Ори-Сэ» из Ён-до вполне способна конкурировать с Морено. Его глава — человек жесткий, но, говорят, боится собственной жены. Именно госпожа Сук-Нан определяет политику компании.
Ханские механоиды — самые выносливые, они работают на фабриках почти по всему миру, а на сталелитейных заводах работают только они.
Мэносские панива — самые изящные, но, говорят, они ненадежны и часто выходят из строя.
Подделка и незаконное производство механоидов преследуется по закону.
Кёя прошел по узкому коридору, внимательно всматриваясь в темноту. Пакгауз был пуст. Здесь, конечно же, не было призраков. Это только в лагландских легендах они оказываются навеки привязаны к месту своей смерти, где завывают, гремят цепями, оставляют кровавые отпечатки и занимаются другими столь же бессмысленными вещами. Если призраки и существуют, они томятся в людском разуме и подобны нечистой совести.
Темнота в конце прохода шевельнулась. Кёя насторожился. То, что стояло между бочками было если не живым, то осязаемым. Тут было два варианта, примерно равновероятных. Возможно, в конце прохода притаился человек, желающий навредить Бобби Смарту и его пивоваренному делу, ради нечестной конкуренции или личной мести. Или же, это мог быть механоид. Кёя предпочел бы первый вариант, а еще лучше — призрака.
Он дошел до конца коридора, уперся в целый штабель промаркированных ящиков и замер. Запах. От механоидов не пахнет мертвечиной вопреки тому что часто говорят излишне впечатлительные люди. Раствор останавливает гниение. Но сам он пахнет отвратительно, сладкий, приторный до горечи. Запаху этому сложно подобрать название, но его ни с чем нельзя спутать. Кёя поморщился.
- Что там?
Появление Барби едва не заставило его подскочить на месте. Кёя устыдился своей реакции и оттого посмотрел на лагландца особенно мрачно.
- Пока не знаю. Мне гужно больше времени. И свет не застите.
Барби отошел на несколько шагов, но совсем не ушел. Страх в людях мешался с любопытством, и зачастую они были совсем неотличимы.
Оставив Барби позади, Кёя дошел до самого конца коридора и присел на корточки. На бетонном полу скопилась темная лужица. Переборов брезгливость, Кёя тронул ее пальцами и принюхался, морщась от брезгливости и неприятного запаха. Это определенно был раствор. Кёя внимательно огляделся, даже посмотрел на потолок, хотя механоиды лазать, по счастью, не умели. Так и не поняв, куда мог деться монстр, Кёя выпрямился и позвал Барби.
- Хорошая новость: это не призрак.
Барби едва ли обрадовали эти слова. Лицо его разочарованно вытянулось. Он все еще надеялся на безопасно сверхъестественное разрешение проблемы.
- Это?..
Кёя кивнул.
- Найдите инженера, который вам поможет справиться с проблемой, - посоветовал Кёя. - И уведомите мэра. Никто из нас не желает жить в городе с механоидом. Хуже того — с кустарной фабрикой.
Барби отшатнулся. Кажется, только сейчас до него дошел весь ужас происходящего и подлинная суть проблемы. «Кустарная фабрика» звучало по-настоящему ужасно. Опасно. Зловеще. Кёя поежился, перебарывая дрожь. Ему, пожалуй, стоило предупредить друзей и близких знакомых.
- Будьте осторожнее, - посоветовал Кёя, доставая платок и вытирая с пальцев противно пахнущую жижу. - И не позволяйте Смарту упрямится. Это может доставить немало неприятностей.
Выйдя на улицу, после темноты пакгауза Кёя на мгновение ослеп. Постепенно глаза его привыкли к солнечному свету. День уже начал понемногу клониться к закату, небо на западе затопило красным. В его семье красные закаты считали дурной приметой. Впрочем, как тут было радоваться или прочить добрые вести? Невесть какое существо напало на женщину в горах. В фактории объявился кустарный механоид. Кёя отчего-то вспомнил о девчонке Мори, которая была настолько беспечна, что приехала в чужой город — в этот Город — одна, без родни, не имея ни друзей, ни защиты. Дело было, наверное, в том, какая она маленькая и беспомощная. Кёя подумал, что малышку Мори, как про себя называл ее, нужно предупредить.
* * *
Поток алой воды низвергался вниз с огромной высоты, производя неимоверный грохот. Яркие алые капли далеко разлетались во все стороны. Киноко оцепенела. Теней, прихода которых она боялась больше всего, она не видела, но в то же время, она ощущала чье-то грозное, враждебное внимание, словно сам водопад глядел тысячей глаз.
В окрестностях Осэ был мост, перекинутый через реку Сэно в неурочном месте. Оба берега обрывами вздымались над рекой. Это место быстро стало излюбленным у разного рода самоубийц. Теней там не было. Тела уносило потоком, и тени либо шли следом, отравляя реку, либо отправлялись к своим обидчикам. Мост же… словно вибрировал, наполненный горечью. Киноко не могла по нему ходить, и не она одна. Люди, вовсе не способные увидеть тени, будто инстинктивно избегали приближаться к мосту, предпочитая объезд, пусть он и удлинял дорогу вдвое.
Сету словно тянуло к водопаду. Он схватил Киноко за руку и потащил за собой. Киноко пыталась сопротивляться, но сил не хватило, а Сета не обратил на ее беспомощные трепыхания никакого внимания. Волей-неволей она спустилась и оказалась почти у самой воды. На лицо ее упали холодные капли.
- Раньше здесь находили мертвецов — видимо-невидимо, - с воодушевлением принялся рассказывать Сета. Как и все знакомые Киноко мальчишки, он увлекался кровавыми подробностями и при этом едва ли воспринимал происходящее, как реальность.
Мертвецов Киноко, по счастью, не видела. И теней тут не было, слово всех их смыло водой, унесло в океан. Ее передернуло: представилась картинка, бесконечная вереница мертвых тел, плывущая сквозь толщу воды. Ладони вспотели.
- Я хочу домой, - наконец-то вырвалась Киноко.
Сета посмотрел на нее весело, со знакомой мальчишеской бесшабашностью. Киноко знала этот взгляд: у нее было трое кузенов, претендовавших в равной мере на место в правлении. Они так же усмехались, и это значило полное безразличие к ней, глупой девчонке, полное погружение в свои дела. Сета так же отмахнулся, сбросил истерзанные бегом и временем сандалии, и, даже не закатав штанины, с гиканьем ринулся в воду. Алые брызги усеяли его лицо, точно капли крови. Сета нагнулся, принялся зачерпывать воду горстями и жадно пить, хохоча. Алые струи стекали по подбородку. Развернувшись, весь алый от этой так похожей на кровь воды, Сета принялся, хохоча еще громче, плескаться.
- Иди сюда! Сейчас лучшее время для купания!
- Нет, спасибо, - покачала головой Киноко.
- Да брось ты! - Сета в один прыжок оказался рядом и схватил Киноко за руку. С визгом она рухнула в реку и мигом ушла под воду.
Плавать Киноко почти не умела, этому не учили в Осэ девочек из благородных семей. Она с трудом вынырнула, отплевываясь, кое-как дотянула до берега и вылезла на песок. Она глотнула воды, и во рту был теперь отвратительно-приторный, сладкий привкус воды. Знакомый привкус.
Киноко отползла подальше от отвратительного водоема, пытаясь отплеваться. Ее тошнило. Во рту оставался мерзкий ядовито-сладкий вкус, от которого невозможно было избавиться. В конце концов, Киноко вырвало. Она вытерла рот, не желая больше брать в рот хоть каплю этой воды.
- Сета, - позвала она слабым голосом. - Нельзя это пить.
Мальчишка ее проигнорировал, как и следовало ожидать. Они ведь никогда не слушают. И Сета с дружками будут пить эту ядовитую воду, не задумываясь ни о причинах, ни о последствиях.
Киноко поднялась с песка, брезгливо отряхнулась и пошла назад, к городу. Вскоре стихли и голос Сеты, удивленно окликающего ее, и гул водопада. Оказавшись в тени высоких домов, Киноко сунула руку за пазуху. Хорошо, что у нее не было привычки носить деньги в карманах, благодаря тому, что дома они с сестрой ходили в традиционной мэносской одежде. Денег при себе было совсем немного, но по счастью, ей удалось разыскать самую дешевую баню. Банщица, худая и визгливая ёнка, швырнула ей кадушку, обмылок и пару полотенец не первой свежести, и указала на дверь в конце зала. В бане пахло несвежим телом, полотенце все было в желтых разводах, но Киноко это волновало в последнюю очередь. Она стянула одежду и принялась с остервенением тереть тело дешевой жесткой мочалкой. Вниз потекла красная вода. Потом Киноко долго натирала тело жестким полотенцем. Но в конце концов пришлось натянуть мокрое, какое-то липкое платье, ведь в бане не дают одежду напрокат. Уже стемнело, и домой Киноко бежала улицами, полными теней. Пусть она не видела их, но ясно могла вообразить — черные, жадные тени, тянущиеся к ней, слизывающие сладкие алые капли.
Киноко ворвалась в лавочку, ставшую ее нынешним пристанищем, заперла дверь и принялась с остервенением срывать с себя липкую одежду. Кожа ее зудела. Голая, босая, Киноко прошлепала на кухню и запихнула тряпье, в которое превратилось ее платье, в ящик, где лежали уже черепки и обрывки бумаги. Затем она поднялась наверх.
Завернувшись в простыню, Киноко забилась в угол. Тут она чувствовала себя чуть более защищенной. Обняв колени, она зажмурилась. Зачем, ну зачем приехала она в Город? Выходит, что место, на которое она так рассчитывала, опаснее родного Осэ.
* * *
Домой Кёя добрался опустевшими улицами. Любопытство жителей Города сполна уравновешивалось доходящей до трусости осторожностью. Заслышав о нападении, с наступлением темноты горожане попрятались по домам, проявляя редкое благоразумие.
На двери магазина висела записка от Карича, гневная даже при беглом взгляде. Шеф требовал, чтобы строптивый свидетель немедленно явился в полицейское управление. Кёя сорвал письмо, скомкал и сунул в карман. Намного больше Карича его беспокоил сейчас механоид в лагландской фактории. Последствия появления этой… штуки предсказать невозможно.
Конечно, следовало уведомить о страшной находке в фактории мэра, но Кёя понадеялся, что это сделают сами лагландцы. В конце концов, в их интересах поддерживать в фактории порядок.
Кёя запер дверь, из каких-то не поддающихся логике страхов — на два замка, и поднялся наверх, в жилые комнаты. Зажег свет. В доме напротив тоже загорелось окошко, и Кёю это отчего-то успокоило. Он задернул шторы и пошел заваривать чай.
* * *
Самая известная компания-производитель механоидов — лагландская Морено-Инк. Она постепенно подмяла под себя все малые производства, поглотила, расползалась, словно плесень, и теперь тянет жадные руки за океан.
На Потабо всевозможных фабрик примерно столько же, сколько и населяющих континент народов. Да в каждой деревне есть своя!
«Ён-Ори-Сэ» из Ён-до вполне способна конкурировать с Морено. Его глава — человек жесткий, но, говорят, боится собственной жены. Именно госпожа Сук-Нан определяет политику компании.
Ханские механоиды — самые выносливые, они работают на фабриках почти по всему миру, а на сталелитейных заводах работают только они.
Мэносские панива — самые изящные, но, говорят, они ненадежны и часто выходят из строя.
Подделка и незаконное производство механоидов преследуется по закону.
