Иля же напоминала не грозного демона, а маленького проказливого бесёнка; особенно, когда хитро улыбалась, - вот ровно так, как в тот момент, когда ставила мне ультиматум с этими извинениями.
В общем, почему я не мог её не поцеловать снова, уже в сознательном состоянии (я точно эту любопытную ящерицу, обожающую совать нос не в свои дела, когда-нибудь прибью), лично мне было совершенно ясно. Было очень обидно, что я не помнил, как это происходило в первый раз; но слова о том, что ей понравилось, внушали некоторый оптимизм.
А вот что меня всерьёз удивило, так это даже не её неожиданная неопытность (наверное, потому, что в свете биографии демоницы такой уж неожиданной она не была), а собственная реакция на это открытие. Никогда не был ревнивцем вроде многострадального Отелло, да и прошлыми попытками своих пассий построить личную жизнь тоже совершенно не интересовался. Но сейчас мысль о том, что ни один мужчина не целовал этих нежных, очень податливых и соблазнительных губ вызвала натуральную бурю восторга.
Впрочем, возможностью вернуться к работе я, несмотря на норовящую дотянуться до ушей улыбку, всё-таки воспользовался и не пожалел об этом. Привычные механические действия, почти не требующие участия разума, помогли разогнать радостный туман в мозгах и немного задуматься. Как минимум, о том, что подобное поведение никогда не было мне свойственно, и влюбляться с первого взгляда (причём даже не сумев толком рассмотреть) я прежде не пытался. И с таким обострением собственнических инстинктов тоже не сталкивался.
Нет, если подумать, становилось понятно, что Иля бы мне в любом случае понравилась. Мне, в общем-то, всегда такие и нравились: с чувством юмора, без стервозности, с искренней улыбкой, миниатюрные и изящные. А Ильтурия была ещё ко всему прочему очень симпатичной, особенно её задорный курносый носик, уже упомянутые мной кошачьи глаза и густые волосы.
Но вот так, сначала влюбиться — потом уже познакомиться, было странно. А я, кроме шуток, был уже вполне влюблён. «Попал ты, Данила, как кур во щи», - вынужден был признать я, но, странно, никаких неприятных ощущений эта мысль во мне не вызвала.
Когда я, закончив прерванные собственным падением и забытые за разговорами дела, добрался до своей комнаты и залез в душ, до ужина оставалось минут десять. Подумав, чего мне больше хочется — есть или копать (в смысле, докапываться до истины), - я решил вполне однозначно: копать. Гудвин добрый, он спасёт мою порцию от дока.
Поэтому я, отмывшись от пыли (с последнего ТО её в технических шахтах скопилось подозрительно много), решительно устроился в привычной позе на полу и погрузился в глубины собственного подсознания.
- Ну что, мой чешуйчатый друг, будем колоться, или будем молчать? - мрачно поинтересовался я, озираясь.
В этот раз для общения мой «сожитель» выбрал живописный берег какого-то озера, по виду похожего на ртутное. Красные скалы, зеркально-серебристая неподвижная гладь пруда, фиолетово-зелёные широкие длинные иглы-листья деревьев и сочная фиолетовая трава. Место показалось мне знакомым; хотя все пейзажи Кинду на взгляд стороннего наблюдателя мало отличались друг от друга. К тому же, я вполне мог уже лицезреть это место в фантазиях своего собеседника: антураж всегда выбирал он. Просто потому, что ему это было куда проще сделать, - его мозг на такие нагрузки, в отличие от моего, был рассчитан изначально.
- Ты же знаешь, наркотики — это не моё, - язвительно откликнулся дракон, даже не соизволив открыть глаза. Он возлежал на скале на краю водоёма, до середины погрузив хвост в расплавленное серебро, и делал вид, что спит.
- А придётся! - многообещающе протянул я, прикидывая, что бы такое нафантазировать, чтобы жизнь мёдом не казалась. На Грани между реальностью и изнанкой мыль гораздо более материальна, чем в иных местах; всё, что нас сейчас окружало, было плодом воображения моего собеседника, и я вполне мог добавить что-то от себя.
Но мысли в голову лезли всё больше разрушительные, вроде землетрясения с уходом гор под землю или прицельного удара молнии в голову одной упрямой чешуйчатой скотине. Так что пришлось взять себя в руки, укорить за мелочную мстительность, сорвать мгновенно позеленевшую в моих руках и принявшую знакомый вид травинку и присесть на камни рядом с мордой рептилии.
- Ты со своим любопытством и так меня постоянно подводишь, а про то, чтобы на эмоции давить, мы вообще не договаривались, - почти спокойно попенял я, с интересом грызя кончик травинки. Она была суховатая и пахла сеном. Эх, сколько лет уже живой земной травы не видел!
- Извини, - глубоко и шумно вздохнул дракон, пустив по траве ветровую волну. Рядом со мной открылся огромный, с гудвинову любимую сковородку, зелёный драконий глаз, разрезанный узкой щелью зрачка. - Я нечаянно, - повинился он.
- Поясни? - озадачился я. Это, однако, было что-то новенькое.
- Эта девочка, она... не знаю, как объяснить. В ней есть что-то знакомое, и оно зовёт, - глаз медленно затянула мутная плёнка третьего века. - Я ведь говорил тебе, мы не запоминаем того, что происходит в проявленном мире, всё это слишком скоротечно. А при виде этой демоницы я будто вспоминаю что-то из вот того, забытого. Что-то невероятно важное. Что-то единственно важное, которое ни в коем случае нельзя было забывать, - он вновь протяжно вздохнул.
- Например? - ошарашенно уточнил я. О демонах чешуйчатый всегда отзывался с неприязнью, и его можно было понять. В конце концов, именно из-за них драконы оказались в том положении, в котором находились почти уже десять лет по земному исчислению. И я не помнил, чтобы он когда-то кем-то из них интересовался.
- Если бы я знал, я бы, наверное, не рассуждал тут о постороннем, логично? - ехидно возразил он, а третье веко мгновенно распахнулось, открывая незамутнённую зелень.
- С тобой ни в чём нельзя быть уверенным, - фыркнул я. - Ладно, симпатию к ней ещё можно объяснить отражением твоего интереса, а собственническую ревность чем оправдывать будешь?
- А я тут причём? Твоя ревность, - тихо хмыкнул он.
- И почему я тебе совсем не верю?
- Люди вообще любят отрицать очевидное и не любят следовать советам, - философски заметил дракон.
- И кто же когда по-твоему настолько прищемил мне самолюбие, что отсутствие у девушки опыта общения с противоположным полом так меня радует? - насмешливо уточнил я.
- Причём тут самолюбие? Обыкновенная любовь. Желание обладать и не делить ни с кем. Это естественно, мой юный друг, - проговорил он. Я бы даже повёлся на его назидательную воспитательную речь, если бы в этом «юном друге» не сквозило столько иронии.
- Угу. Раньше, значит, не было, а теперь вдруг появилось, как вирусное заболевание, - хмыкнул я.
- А, может, раньше была не любовь? - провокационно уточнил он.
- Слушай, ящерица, не верю я в «единственную суженую». Это нерационально с точки зрения выживания вида, да и попросту глупо. Вот осилишь вернуться в проявленную реальность целиком, начни сочинять сказки, будешь пользоваться популярностью. Представляешь, цикл сказок о принцессах и драконах, написанный драконом? Версия потерпевшей стороны. Да ты станешь кумиром миллиардов!
- Не юродствуй, - насмешливо фыркнул чешуйчатый. - Знаю я ваши сказки про драконов!
- Тогда прекрати глупости говорить. Я ведь знаю, что это не мои ощущения, значит — они могут быть только твои.
- Почему ты так решил? - уточнил он.
- А что, к нам подселился кто-то третий? Ты решил пригласить товарища, чтобы соображать не на двоих, а более тёплой и каноничной компанией? - язвительно уточнил я, демонстративно озираясь. - Давай всё-таки пропустим ту часть, в которой я пытаюсь достучаться до твоей совести, и ты объяснишь мне, неразумному, то, что кажется тебе очевидным.
- Ладно, признаюсь, это действительно мои ощущения, - проговорил он таким тоном, будто делал мне одолжение. - Только ни мне, ни тебе от этой новости легче не будет: я понятия не имею, почему мне так важно, что эта девочка никогда ни с кем не была близка. В одном только я уверен, мои эмоции имеют совсем другую природу, нежели твоя ревность. То есть, её личная жизнь меня совершенно не волнует, но твоё подсознание интерпретирует эти ощущения именно так. Хотел бы я знать, почему.
- Мне это тоже интересно, но, как я понимаю, ответ на этот вопрос мы узнаем не скоро. А пока не мог бы ты как-нибудь... следить за собой, что ли? - я вздохнул.
- А что, тебе не нравится эта демоница? - хитро уточнил он. Подловить хотел, что ли? Наивная ящерица!
- Демоница нравится; чужие эмоции, вытесняющие мои собственные, - нет, - невозмутимо заявил я.
- Вот и я так думаю, грех тебе жаловаться. Уж слишком увлечённо ты её целовал для того, кому девушка не нравится, - и он тихонько захихикал.
Меня всегда умиляла вот эта небольшая особенность разговоров между проявленной реальностью и изнанкой; грань служила универсальным переводчиком не только слов, но и иных, невербальных сигналов, вроде проявлений эмоций. Хихикающий дракон — это один из многих удивительных образов. Но — да, едва ли не самый странный.
- Старый чешуйчатый извращенец! Зачем подглядывал? - беззлобно хмыкнул я.
Сердиться на него было глупо: дракону все наши душевные метания и личные проблемы, как и вопросы продолжения рода, были любопытны как некий абстрактный биологический процесс. Они в этом вопросе вполне самодостаточны, в том смысле что однополые гермафродиты, и в рождении детёныша участвует только один родитель.
- Любопытно, - невозмутимо ответил он. Я не удержался от недовольной гримасы.
- Твоё любопытство меня до могилы доведёт! - в который раз за последние годы вздохнул я.
- Не ворчи, - также неоригинально откликнулся дракон.
- Как ты думаешь, что случилось с альдарским кораблём? - решил я сменить тему, чтобы не повторяться в нотациях.
Это его несчастное любопытство было основной проблемой нашего совместного существования: дракон совершенно не мог ему противиться. То есть, он прекрасно понимал, что ведёт себя довольно глупо, - во всяком случае, на словах, - но, стоило помахать перед его носом какой-нибудь новой интересной загадкой, и все разумные мысли сразу оказывались забыты. Например, с коллективом корабля он познакомился буквально через неделю моей службы на «Гордой деве», а тем самым службам охраны правопорядка представился сам через двадцать минут допроса. То есть, когда следователь только начал подводить речь к драконам в целом и моей службе на Кинду в частности.
Мне, наверное, стоило смириться с таким положением вещей и перестать пытаться добиться от этой красной ящерицы здравомыслия, но я пока не терял надежды. Наверное, подцепил от Гудвина вирус клинического оптимизма.
- Их убила их же злоба, - равнодушно отмахнулся дракон, а я поперхнулся травинкой.
- В каком смысле?!
- В прямом, - он вздохнул, и в этом вздохе была бездна укора и разочарования в моей недогадливости. - Я же тебе говорил, что безнаказанно разрушать нельзя, и рано или поздно придут те, кто за это воздаст.
- В твоих устах это звучало как метафора, - поморщился я. - Ты что, хочешь сказать, на корабль напали те, кому надоела агрессия этих чертей? И кто же это, прости, и как он это сделал?!
- На них никто не нападал, - недовольно возразил дракон.
- То есть, они сами взорвали корабль и самоубились? - ядовито уточнил я.
- Да, - с тем же равнодушием согласился он.
- И на другой конец галактики они упрыгали сами? И мы тоже? И в одном месте мы оказались совершенно случайно!
- Не случайно, а закономерно, - поправил меня чешуйчатый.
- Поясни, пожалуйста, подробнее, - мрачно попросил я.
- Я не знаю подробностей, - раздражённо откликнулся он. - Но, по-моему, это очевидно. Выжили только женщины, которые даже у демонов менее агрессивны, - это раз. Ребёнок не пострадал совершенно, просто потому, что он ребёнок, - это два. Твоя демоница не пострадала потому, что она очень отличается от всех остальных. А прочие выжившие... Мне кажется, все они обладают Даром Целителей или Защитников.
- Ты что, полагаешь, на таком огромном корабле был единственный ребёнок и такое небольшое количество демонов с соответствующим Даром? - уточнил я.
- Наименее агрессивных демонов, - уточнил он. - А про детей могли бы и сами догадаться, эта девочка же вам говорила. Демоны никогда не потащат детей в космос, просто потому, что это дети, а домовухи панически боятся отрываться от земли; они всё-таки не настолько разумны.
- Но я всё равно не понимаю, как это могло случиться.
- Не имеет значения, - спокойно возразил дракон. - Но если это началось, у Альдара есть огромный повод задуматься о смысле жизни.
- Боюсь, это не поможет. Один погибший по непонятной причине корабль не заставит их пересмотреть вековые традиции, - хмыкнул я. - Вообще ничто не заставит.
- Значит, они умрут, - столь же безразлично сообщил он. - И вообще, почему ты решил, что такой корабль один?
- А что, ты думаешь, их много? - в свою очередь растерянно уточнил я.
- Не знаю. Тебя там, кстати, вызывают, - сообщил он.
- Ладно, поговорим позже, - пригрозил я и поспешил вынырнуть в реальность.
В реальности же меня встретила хорошо знакомая ругань Гудвина из лежащей на столе рации. Поднявшись с пола, я с неохотой ответил на вызов.
- Чего тебе, скандалист?
- Ты достал меня уже! - проворчал капитан. - Почему весь экипаж отвечает сразу, одного тебя никогда не дозовёшься?! И не надо в этот раз на маячки грешить, я знаю, что ты у себя в каюте!
- Я тут беседовал с одним товарищем, узнал много интересного, - честно сообщил я. - У нас опять что-то случилось?
- Да. Подходи в рубку, и беса-вредителя нашего прихвати по дороге. Ну, в смысле, Ильтурию.
- А её-то зачем? - спросил я, поспешно натягивая форму.
- С ребёнком будет сидеть, - лаконично отозвался Гудвин. - Бегом давай! - рыкнул он и отключился.
Вывод из сказанного я мог сделать только один: нужны будут все руки, а, стало быть, предстоит выход. Почему-то сразу вспомнились последние слова дракона. Мог ли он догадываться? Альдарцы ли там?
Ильтурия предсказуемо нашлась у себя в комнате за рисованием. Видимо, выражение лица у меня было очень характерным, потому что демоница сразу встревоженно поднялась на ноги и шагнула навстречу.
- Что-то случилось? - взволнованно уточнила она.
- Кажется, да. Да ты не волнуйся, - я ободряюще улыбнулся, не отказывая себе в удовольствии обнять девушку. Она доверчиво прильнула ко мне, зарываясь носом в воротник формы. Я едва ли не в первый раз за время службы на «Гордой деве» подумал, что категорически не хочу сейчас работать. - У нас всё нормально, но, кажется, мы наткнулись ещё на кого-то, кому не помешала бы наша помощь. Придётся тебе немного посидеть с малышкой. Пойдём, а то Гудвин уже ругался, - с огромным сожалением выпустив из рук Илю, я всё-таки не удержался и легонько поцеловал девушку. После чего волевым усилием заставил себя перехватить её ладошку и двинуться к рубке.
Ильтурия
Честно говоря, рассмотрев выражение лица появившегося на пороге моей каюты Нила, я перепугалась. Не то чтобы это выражение было таким уж похоронным, просто собранная серьёзность выглядела крайне непривычно. Видимо, поняв моё состояние, мужчина ободряюще улыбнулся и привлёк меня к себе, обнимая. Сразу стало спокойно и уютно, а все ужасы отступили на второй план.
В общем, почему я не мог её не поцеловать снова, уже в сознательном состоянии (я точно эту любопытную ящерицу, обожающую совать нос не в свои дела, когда-нибудь прибью), лично мне было совершенно ясно. Было очень обидно, что я не помнил, как это происходило в первый раз; но слова о том, что ей понравилось, внушали некоторый оптимизм.
А вот что меня всерьёз удивило, так это даже не её неожиданная неопытность (наверное, потому, что в свете биографии демоницы такой уж неожиданной она не была), а собственная реакция на это открытие. Никогда не был ревнивцем вроде многострадального Отелло, да и прошлыми попытками своих пассий построить личную жизнь тоже совершенно не интересовался. Но сейчас мысль о том, что ни один мужчина не целовал этих нежных, очень податливых и соблазнительных губ вызвала натуральную бурю восторга.
Впрочем, возможностью вернуться к работе я, несмотря на норовящую дотянуться до ушей улыбку, всё-таки воспользовался и не пожалел об этом. Привычные механические действия, почти не требующие участия разума, помогли разогнать радостный туман в мозгах и немного задуматься. Как минимум, о том, что подобное поведение никогда не было мне свойственно, и влюбляться с первого взгляда (причём даже не сумев толком рассмотреть) я прежде не пытался. И с таким обострением собственнических инстинктов тоже не сталкивался.
Нет, если подумать, становилось понятно, что Иля бы мне в любом случае понравилась. Мне, в общем-то, всегда такие и нравились: с чувством юмора, без стервозности, с искренней улыбкой, миниатюрные и изящные. А Ильтурия была ещё ко всему прочему очень симпатичной, особенно её задорный курносый носик, уже упомянутые мной кошачьи глаза и густые волосы.
Но вот так, сначала влюбиться — потом уже познакомиться, было странно. А я, кроме шуток, был уже вполне влюблён. «Попал ты, Данила, как кур во щи», - вынужден был признать я, но, странно, никаких неприятных ощущений эта мысль во мне не вызвала.
Когда я, закончив прерванные собственным падением и забытые за разговорами дела, добрался до своей комнаты и залез в душ, до ужина оставалось минут десять. Подумав, чего мне больше хочется — есть или копать (в смысле, докапываться до истины), - я решил вполне однозначно: копать. Гудвин добрый, он спасёт мою порцию от дока.
Поэтому я, отмывшись от пыли (с последнего ТО её в технических шахтах скопилось подозрительно много), решительно устроился в привычной позе на полу и погрузился в глубины собственного подсознания.
- Ну что, мой чешуйчатый друг, будем колоться, или будем молчать? - мрачно поинтересовался я, озираясь.
В этот раз для общения мой «сожитель» выбрал живописный берег какого-то озера, по виду похожего на ртутное. Красные скалы, зеркально-серебристая неподвижная гладь пруда, фиолетово-зелёные широкие длинные иглы-листья деревьев и сочная фиолетовая трава. Место показалось мне знакомым; хотя все пейзажи Кинду на взгляд стороннего наблюдателя мало отличались друг от друга. К тому же, я вполне мог уже лицезреть это место в фантазиях своего собеседника: антураж всегда выбирал он. Просто потому, что ему это было куда проще сделать, - его мозг на такие нагрузки, в отличие от моего, был рассчитан изначально.
- Ты же знаешь, наркотики — это не моё, - язвительно откликнулся дракон, даже не соизволив открыть глаза. Он возлежал на скале на краю водоёма, до середины погрузив хвост в расплавленное серебро, и делал вид, что спит.
- А придётся! - многообещающе протянул я, прикидывая, что бы такое нафантазировать, чтобы жизнь мёдом не казалась. На Грани между реальностью и изнанкой мыль гораздо более материальна, чем в иных местах; всё, что нас сейчас окружало, было плодом воображения моего собеседника, и я вполне мог добавить что-то от себя.
Но мысли в голову лезли всё больше разрушительные, вроде землетрясения с уходом гор под землю или прицельного удара молнии в голову одной упрямой чешуйчатой скотине. Так что пришлось взять себя в руки, укорить за мелочную мстительность, сорвать мгновенно позеленевшую в моих руках и принявшую знакомый вид травинку и присесть на камни рядом с мордой рептилии.
- Ты со своим любопытством и так меня постоянно подводишь, а про то, чтобы на эмоции давить, мы вообще не договаривались, - почти спокойно попенял я, с интересом грызя кончик травинки. Она была суховатая и пахла сеном. Эх, сколько лет уже живой земной травы не видел!
- Извини, - глубоко и шумно вздохнул дракон, пустив по траве ветровую волну. Рядом со мной открылся огромный, с гудвинову любимую сковородку, зелёный драконий глаз, разрезанный узкой щелью зрачка. - Я нечаянно, - повинился он.
- Поясни? - озадачился я. Это, однако, было что-то новенькое.
- Эта девочка, она... не знаю, как объяснить. В ней есть что-то знакомое, и оно зовёт, - глаз медленно затянула мутная плёнка третьего века. - Я ведь говорил тебе, мы не запоминаем того, что происходит в проявленном мире, всё это слишком скоротечно. А при виде этой демоницы я будто вспоминаю что-то из вот того, забытого. Что-то невероятно важное. Что-то единственно важное, которое ни в коем случае нельзя было забывать, - он вновь протяжно вздохнул.
- Например? - ошарашенно уточнил я. О демонах чешуйчатый всегда отзывался с неприязнью, и его можно было понять. В конце концов, именно из-за них драконы оказались в том положении, в котором находились почти уже десять лет по земному исчислению. И я не помнил, чтобы он когда-то кем-то из них интересовался.
- Если бы я знал, я бы, наверное, не рассуждал тут о постороннем, логично? - ехидно возразил он, а третье веко мгновенно распахнулось, открывая незамутнённую зелень.
- С тобой ни в чём нельзя быть уверенным, - фыркнул я. - Ладно, симпатию к ней ещё можно объяснить отражением твоего интереса, а собственническую ревность чем оправдывать будешь?
- А я тут причём? Твоя ревность, - тихо хмыкнул он.
- И почему я тебе совсем не верю?
- Люди вообще любят отрицать очевидное и не любят следовать советам, - философски заметил дракон.
- И кто же когда по-твоему настолько прищемил мне самолюбие, что отсутствие у девушки опыта общения с противоположным полом так меня радует? - насмешливо уточнил я.
- Причём тут самолюбие? Обыкновенная любовь. Желание обладать и не делить ни с кем. Это естественно, мой юный друг, - проговорил он. Я бы даже повёлся на его назидательную воспитательную речь, если бы в этом «юном друге» не сквозило столько иронии.
- Угу. Раньше, значит, не было, а теперь вдруг появилось, как вирусное заболевание, - хмыкнул я.
- А, может, раньше была не любовь? - провокационно уточнил он.
- Слушай, ящерица, не верю я в «единственную суженую». Это нерационально с точки зрения выживания вида, да и попросту глупо. Вот осилишь вернуться в проявленную реальность целиком, начни сочинять сказки, будешь пользоваться популярностью. Представляешь, цикл сказок о принцессах и драконах, написанный драконом? Версия потерпевшей стороны. Да ты станешь кумиром миллиардов!
- Не юродствуй, - насмешливо фыркнул чешуйчатый. - Знаю я ваши сказки про драконов!
- Тогда прекрати глупости говорить. Я ведь знаю, что это не мои ощущения, значит — они могут быть только твои.
- Почему ты так решил? - уточнил он.
- А что, к нам подселился кто-то третий? Ты решил пригласить товарища, чтобы соображать не на двоих, а более тёплой и каноничной компанией? - язвительно уточнил я, демонстративно озираясь. - Давай всё-таки пропустим ту часть, в которой я пытаюсь достучаться до твоей совести, и ты объяснишь мне, неразумному, то, что кажется тебе очевидным.
- Ладно, признаюсь, это действительно мои ощущения, - проговорил он таким тоном, будто делал мне одолжение. - Только ни мне, ни тебе от этой новости легче не будет: я понятия не имею, почему мне так важно, что эта девочка никогда ни с кем не была близка. В одном только я уверен, мои эмоции имеют совсем другую природу, нежели твоя ревность. То есть, её личная жизнь меня совершенно не волнует, но твоё подсознание интерпретирует эти ощущения именно так. Хотел бы я знать, почему.
- Мне это тоже интересно, но, как я понимаю, ответ на этот вопрос мы узнаем не скоро. А пока не мог бы ты как-нибудь... следить за собой, что ли? - я вздохнул.
- А что, тебе не нравится эта демоница? - хитро уточнил он. Подловить хотел, что ли? Наивная ящерица!
- Демоница нравится; чужие эмоции, вытесняющие мои собственные, - нет, - невозмутимо заявил я.
- Вот и я так думаю, грех тебе жаловаться. Уж слишком увлечённо ты её целовал для того, кому девушка не нравится, - и он тихонько захихикал.
Меня всегда умиляла вот эта небольшая особенность разговоров между проявленной реальностью и изнанкой; грань служила универсальным переводчиком не только слов, но и иных, невербальных сигналов, вроде проявлений эмоций. Хихикающий дракон — это один из многих удивительных образов. Но — да, едва ли не самый странный.
- Старый чешуйчатый извращенец! Зачем подглядывал? - беззлобно хмыкнул я.
Сердиться на него было глупо: дракону все наши душевные метания и личные проблемы, как и вопросы продолжения рода, были любопытны как некий абстрактный биологический процесс. Они в этом вопросе вполне самодостаточны, в том смысле что однополые гермафродиты, и в рождении детёныша участвует только один родитель.
- Любопытно, - невозмутимо ответил он. Я не удержался от недовольной гримасы.
- Твоё любопытство меня до могилы доведёт! - в который раз за последние годы вздохнул я.
- Не ворчи, - также неоригинально откликнулся дракон.
- Как ты думаешь, что случилось с альдарским кораблём? - решил я сменить тему, чтобы не повторяться в нотациях.
Это его несчастное любопытство было основной проблемой нашего совместного существования: дракон совершенно не мог ему противиться. То есть, он прекрасно понимал, что ведёт себя довольно глупо, - во всяком случае, на словах, - но, стоило помахать перед его носом какой-нибудь новой интересной загадкой, и все разумные мысли сразу оказывались забыты. Например, с коллективом корабля он познакомился буквально через неделю моей службы на «Гордой деве», а тем самым службам охраны правопорядка представился сам через двадцать минут допроса. То есть, когда следователь только начал подводить речь к драконам в целом и моей службе на Кинду в частности.
Мне, наверное, стоило смириться с таким положением вещей и перестать пытаться добиться от этой красной ящерицы здравомыслия, но я пока не терял надежды. Наверное, подцепил от Гудвина вирус клинического оптимизма.
- Их убила их же злоба, - равнодушно отмахнулся дракон, а я поперхнулся травинкой.
- В каком смысле?!
- В прямом, - он вздохнул, и в этом вздохе была бездна укора и разочарования в моей недогадливости. - Я же тебе говорил, что безнаказанно разрушать нельзя, и рано или поздно придут те, кто за это воздаст.
- В твоих устах это звучало как метафора, - поморщился я. - Ты что, хочешь сказать, на корабль напали те, кому надоела агрессия этих чертей? И кто же это, прости, и как он это сделал?!
- На них никто не нападал, - недовольно возразил дракон.
- То есть, они сами взорвали корабль и самоубились? - ядовито уточнил я.
- Да, - с тем же равнодушием согласился он.
- И на другой конец галактики они упрыгали сами? И мы тоже? И в одном месте мы оказались совершенно случайно!
- Не случайно, а закономерно, - поправил меня чешуйчатый.
- Поясни, пожалуйста, подробнее, - мрачно попросил я.
- Я не знаю подробностей, - раздражённо откликнулся он. - Но, по-моему, это очевидно. Выжили только женщины, которые даже у демонов менее агрессивны, - это раз. Ребёнок не пострадал совершенно, просто потому, что он ребёнок, - это два. Твоя демоница не пострадала потому, что она очень отличается от всех остальных. А прочие выжившие... Мне кажется, все они обладают Даром Целителей или Защитников.
- Ты что, полагаешь, на таком огромном корабле был единственный ребёнок и такое небольшое количество демонов с соответствующим Даром? - уточнил я.
- Наименее агрессивных демонов, - уточнил он. - А про детей могли бы и сами догадаться, эта девочка же вам говорила. Демоны никогда не потащат детей в космос, просто потому, что это дети, а домовухи панически боятся отрываться от земли; они всё-таки не настолько разумны.
- Но я всё равно не понимаю, как это могло случиться.
- Не имеет значения, - спокойно возразил дракон. - Но если это началось, у Альдара есть огромный повод задуматься о смысле жизни.
- Боюсь, это не поможет. Один погибший по непонятной причине корабль не заставит их пересмотреть вековые традиции, - хмыкнул я. - Вообще ничто не заставит.
- Значит, они умрут, - столь же безразлично сообщил он. - И вообще, почему ты решил, что такой корабль один?
- А что, ты думаешь, их много? - в свою очередь растерянно уточнил я.
- Не знаю. Тебя там, кстати, вызывают, - сообщил он.
- Ладно, поговорим позже, - пригрозил я и поспешил вынырнуть в реальность.
В реальности же меня встретила хорошо знакомая ругань Гудвина из лежащей на столе рации. Поднявшись с пола, я с неохотой ответил на вызов.
- Чего тебе, скандалист?
- Ты достал меня уже! - проворчал капитан. - Почему весь экипаж отвечает сразу, одного тебя никогда не дозовёшься?! И не надо в этот раз на маячки грешить, я знаю, что ты у себя в каюте!
- Я тут беседовал с одним товарищем, узнал много интересного, - честно сообщил я. - У нас опять что-то случилось?
- Да. Подходи в рубку, и беса-вредителя нашего прихвати по дороге. Ну, в смысле, Ильтурию.
- А её-то зачем? - спросил я, поспешно натягивая форму.
- С ребёнком будет сидеть, - лаконично отозвался Гудвин. - Бегом давай! - рыкнул он и отключился.
Вывод из сказанного я мог сделать только один: нужны будут все руки, а, стало быть, предстоит выход. Почему-то сразу вспомнились последние слова дракона. Мог ли он догадываться? Альдарцы ли там?
Ильтурия предсказуемо нашлась у себя в комнате за рисованием. Видимо, выражение лица у меня было очень характерным, потому что демоница сразу встревоженно поднялась на ноги и шагнула навстречу.
- Что-то случилось? - взволнованно уточнила она.
- Кажется, да. Да ты не волнуйся, - я ободряюще улыбнулся, не отказывая себе в удовольствии обнять девушку. Она доверчиво прильнула ко мне, зарываясь носом в воротник формы. Я едва ли не в первый раз за время службы на «Гордой деве» подумал, что категорически не хочу сейчас работать. - У нас всё нормально, но, кажется, мы наткнулись ещё на кого-то, кому не помешала бы наша помощь. Придётся тебе немного посидеть с малышкой. Пойдём, а то Гудвин уже ругался, - с огромным сожалением выпустив из рук Илю, я всё-таки не удержался и легонько поцеловал девушку. После чего волевым усилием заставил себя перехватить её ладошку и двинуться к рубке.
Ильтурия
Честно говоря, рассмотрев выражение лица появившегося на пороге моей каюты Нила, я перепугалась. Не то чтобы это выражение было таким уж похоронным, просто собранная серьёзность выглядела крайне непривычно. Видимо, поняв моё состояние, мужчина ободряюще улыбнулся и привлёк меня к себе, обнимая. Сразу стало спокойно и уютно, а все ужасы отступили на второй план.
