ПРОЛОГ. Древнекитайский ноутбук
— Наташ, привет! Возьмёшь старичка на органы? Или на опыты.
— Думаешь, в нём есть что-то интересное? — рассеянно отозвалась я, не поднимая головы и не снимая лупы. — Что за старичок?
— Без понятия. Какой-то древнекитайский ноутбук, я такого и не видел никогда. Он не включается.
— А зачем взял? — всё-таки заинтересовалась я, отложила пинцет и паяльник, стянула со лба козырёк с лупой и ткнула в пробел собственного ноута, ставя на паузу мрачный мистический сериал. Откинулась на спинку стула, с хрустом потянулась и, щурясь, уставилась на нависшего над столом Серёгу Веникова.
— Жалко стало, — признался он и двумя руками протянул увесистую грязно-серую плиту. — Дедок какой-то приволок, грит, жена умерла, от неё остался. Грит, ему-то на кой, а так хоть копеечка.
— И много дал? — Я со вздохом приняла ноутбук и присвистнула — весил гробик не меньше трёх килограммов, а то и все пять.
— Пятёрку. Сразу подумал, что ты всякие такие извращения любишь.
— Хм! Ну люблю, ты прав, — призналась, пристроив ноут на крышку его более юного родственника и с интересом открыв.
Вопрос, почему Серёга назвал покупку именно так, отпал сразу. Во-первых, на сером шершавом пластике красовалась покоцанная нашлёпка с непонятным символом, действительно похожим на иероглиф. Правда, скорее на японский, но я тот ещё специалист. А во-вторых, клавиатура у чуда техники тоже не демонстрировала ни одного знакомого символа, там даже цифр не было, только непонятные закорючки. Несколько рядов почти одинаковых толстых засаленных кнопок, без привычного длинного пробела внизу и стандартной группировки. Отличались они цветом — чёрные, белые и серые, — но по невнятной системе. Больше походило на декоративный элемент, чем на функциональное деление: тут кружочек светлый, тут чёрный, тут вообще шашечки чёрно-белые.
Я захлопнула крышку, провела ладонями по рёбрам толстенной коробочки — сантиметров пять, не меньше, — перевернула…
— Ай, чтоб тебе, зараза! — выругалась и, едва не выронив ноут, отдёрнула руку.
— Кусается? — живо заинтересовался Серёга.
— Царапается! — Я предъявила палец, на котором набухла капля крови, и сунула его в рот. Повертела ноут свободной рукой, пытаясь понять, обо что поранилась. Оказалось — эмпирически нашла один из винтов, собиравших конструкцию воедино.
— Ну всё, он испил твоей крови — значит, точно твой! — обрадовался поставщик. — С тебя пятёрка!
— Ладно, чёрт с тобой, — я выкопала телефон из-под разложенной на соседнем столе схемы. — Переведу сейчас. А зарядки от него не было?
— А, точно! Зарядка! — опомнился он и вытянул из кармана шнур. — Держи!
— Офигеть, — только и смогла сказать я, разглядывая толстый провод в тканевой изоляции неопределённого уже цвета и овальную вилку из тёмно-коричневого пластика. — У бабушки утюг с такой был…
— Я знал, что ты оценишь!
— Ладно, живи, я думаю, там будет что аффинажникам сдать, если этот гроб не заработает.
— Всё-таки попытаешься реанимировать? — уважительно хмыкнул Серёга.
— Чего бы не попробовать! Интересно, что у него внутри. Мне кажется, он старше Доса, небось своя какая-то экзотика.
— Ну и отлично. У меня пиликнуло, спасибо! А, Наташ, я чего спросить хотел… — он вдруг запнулся, замялся, но выдал ожидаемое: — Вы с Илюхой не помирились?
— Нет, — ответила коротко и потянулась за лупой.
Серёга предсказуемо смешался и понятливо умчался обратно в свой павильон, а я помассировала переносицу и нацепила лупу обратно. Мелкая кропотливая работа — лучшее средство от душевных переживаний.
Веников скучал неподалёку, в скупке. Подержанные мобильники, планшеты, ноуты — одна из тысяч подобных невнятных конторок, непонятно на что существующих. Хозяин, по-моему, отмывал там уголовные деньги, но я нос не совала — себе дороже.
На то, что приятель мимо кассы порой проводил вот такие схемы, тем более закрывала глаза, разберутся с хозяином скупки без меня. Ну дал он не пять, а четыре тому старику с ноутбуком, да и плевать. Никто не заставлял меня покупать эти дрова, кроме собственного любопытства. Самый старый ноут, который я видела, был сделан «Тошибой» и казался моложе нового приобретения, а этот… не исключено, что он вообще не заводской, а самопал какого-то кудесника, не такой уж старый. Всё равно занятно.
Я в своём закутке занималась ремонтом пригодной для реанимации электроники. Для Серёгиной скупки тоже нередко шаманила, так что его начальник и по совместительству дядя по материнской линии Армен с характерным носом только восхищённо присвистывал и поглядывал на меня с уважением. Но не цеплял и не лез, это главное. Поначалу из-за Илюхи и дружбы с его племянником, а сейчас… Наверное, тоже. Не из тех он людей, кто способен ценить женский интеллект.
Серёга Веников и Илья Дорохов учились вместе, в моём же институте, но на другой специальности. Закадычные друзья, как это часто бывает — совсем разные по характеру. Первый — покладистый раздолбай, которого тревожные родственники отмазали от армии, потому как «что там с деточкой сделают!». Второй — решительный и жёсткий, точно знающий, чего хочет, красивый и уверенный в себе. Он меня при знакомстве восхитил не столько внешней привлекательностью, сколько вот этим редким по нынешним временам стержнем.
После института Илья ушёл в армию, я его ждала, и все были абсолютно уверены, что после его возвращения мы поженимся. Было волнующе и восхитительно — ждать каждого письма, ждать любимого мужчину и не сомневаться ни в себе, ни в нём. Ну кто может быть лучше моего Ильи?
Потом от него пришло письмо. Жуткое и корявое — о том, что случилась беда, ему взрывом оторвало обе ноги и обезобразило лицо. Адрес госпиталя не назвал, вообще не написал ничего внятного, только дату возвращения.
Не знаю, как я тогда не поседела. До его возвращения изучала вопросы реабилитации, протезы и рассматривала программы, которые помогли бы наскрести на них денег. Искала врачей. Наскребла по знакомствам нескольких реабилитологов и психотерапевта, посоветовалась с ними. Если бы не Семёныч, мой бывший начальник, и не поддержка Ленки, сестры, поехала бы крышей.
Хорошо, что я не успела тогда ввязаться в кредит и не набралась решимости поговорить с родителями — я была готова и квартиру продать, которая нам с сестрой осталась от бабушки. У мамы слабое сердце, и я не отважилась её пугать.
Дорохов вышел из поезда цветущий, улыбающийся, ещё красивее, чем был раньше. Без бинтов и ожогов, своими ногами. А я к тому моменту от переживаний походила на привидение, почти не спала и ела только благодаря пинкам сестры.
Не было никакого взрыва, никаких ран, ничего не было. Он просто решил меня проверить, в чём признался легко и беззаботно.
Это был первый раз в жизни, когда я ударила человека. Если бы не прихватила с собой для моральной поддержки сестру, закатила бы безобразную истерику и вцепилась ему в лицо ногтями, а так Ленка меня утащила, не дала наворотить глупостей, и напилась я дома, под её чутким присмотром.
Родителям я рассказала всё уже после, надо же было объяснить расставание с Ильёй. Мы насилу вытрясли из отца обещание не ходить и не бить морду «этому засранцу», а то с него бы сталось. Да ещё и не одному, а товарищей подключить из автобусного парка, есть у них там боевой костяк, и ничем хорошим это бы не закончилось.
Потом Дорохов пришёл сюда, в мастерскую, но я уже была в себе. Пытался извиняться, говорил что-то умное, а я смотрела на него — и понять не могла, как вообще умудрилась влюбиться в этого человека? Который даже не понял, что сделал не так и на что я обиделась. Всё же хорошо, он не пострадал, и он теперь во мне полностью уверен, поэтому приглашает завтра вечером познакомиться с его родителями.
А во мне на том перроне что-то как будто умерло. Я ждала другого Илью — верящего в меня, растерянного и раздавленного, но готового жить дальше, — а не расчётливого робота, для которого безупречный военный билет — обязательная ступенька в карьере, как и порядочная, проверенная жена с чистой репутацией и известной родословной.
Не помню, что я ему сказала тогда и как послала, но доходчиво, потому что больше он не являлся, осторожно искал обходные пути, а в последнее время, видимо, уже и забыл обо мне. Больше полугода прошло, пора бы.
Только Серёга всё надеялся, что мы помиримся, — говорил, что Илюха дурак и своё счастье упустил. Он, в отличие от друга, прекрасно понимал, где тот не прав. А я думала о том, что в одну воду дважды не войдёшь, и хорошо, что всё вскрылось раньше, чем могло бы.
Одно только напрягало: я не знала планов Ильи и понятия не имела, действительно ли он махнул на меня рукой. Лучше бы да, но всё равно от мыслей о нём становилось не по себе, а отделаться от них не выходило.
Хорошо, что работа никогда не даёт заскучать!
До ноутбука в этот раз руки так и не дошли. У меня довольно тихий и размеренный ритм работы, посетителей и пациентов как раз хватает, чтобы в спокойном режиме ковыряться день и не паниковать, что ничего не успеваю. Вся реклама — информация на картах и сарафанное радио: если работать добросовестно, тебя обычно начинают советовать друзьям и знакомым. Но сегодня было ощущение, что меня открыл для себя весь район, заказами буквально завалили, даром что четверг и вроде как середина недели. Пришлось отложить развлечение на неопределённый срок, но какая этому древнему китайцу разница? Годом больше, годом меньше…
ГЛАВА 1. Запуск системы
Эскалатор сегодня грохотал непривычно вяло и тянулся удручающе долго, словно вместо привычной неглубокой «Лубянки» меня занесло куда-нибудь на «Тимирязевскую». Возможно, сказывалась погода: установилась негуманная жара за тридцать, невыносимая в городе. Сейчас хорошо на даче, на природе да в лиственной тени, так что отдыхающим за городом родителям и примкнувшей к ним сестре я страшно завидовала. В центре Москвы в такую погоду остаётся только застрелиться, потому что каменные джунгли становятся непригодными для жизни.
Неделя выдалась аховой. То ли жара добивала не только людей, но и технику, заставляя ломаться чаще обычного, то ли мастерскую удачно порекомендовали в каком-нибудь районном чате, а то ли всё сразу, но я не могла припомнить подобного наплыва посетителей за всё время работы. Я не враг себе, чтобы отказываться от живых денег, так что приходилось засиживаться и до ночи. Но к концу недели здание прогрелось, находиться в каморке стало невыносимо, а паять — тем более, так что сегодняшнее воскресенье прошло под знаком вялого отупения в интернете и чатах соцсетей. Завтра у меня наконец планировался законный выходной, отчаянно хотелось спать и одиночества. А осенью, как ажиотаж спадёт, надо собраться и завести в своём рабочем гнезде кондиционер. Дорого, но здоровье дороже.
Увенчал тяжёлую рабочую неделю правый наушник, который сдох по дороге к метро. Причём пострадал именно модуль связи, так что и через один не послушать — вот они, минусы беспроводных технологий. Оставалось стоять на громыхающей бегучей лестнице, глазеть на вялых варёных попутчиков и мечтать о том, чтобы вползти наконец в родную квартиру, врубить кондиционер на максимум и почувствовать себя живым человеком.
— ...если вы упали на рельсы, сохраняйте спокойствие! — тем временем приятным голосом вещала дама из динамиков.
Сознание зацепилось и уже без участия диктора вытряхнуло из памяти ворох информационных плакатов. Наверное, из детского сада, из тех времён, когда нас обучали правилам дорожного движения, велели обходить трамвай спереди и дожидаться зелёного сигнала светофора. Или в детском саду про метро не рассказывают и воспоминание откуда-то из более поздних времён? Не пытаться вылезти, бежать к остановке первого вагона, если видишь поезд — ложиться к нему головой.
В очередной раз шевельнулась вялая мысль о том, кто вообще эти люди, которые постоянно падают под поезда и из-за которых чат-бот Метрополитена регулярно сообщает о задержках движения. Что заставляет людей стоять так близко к краю платформы, если им регулярно говорят этого не делать? С другой стороны, по такой погоде запросто можно грохнуться в обморок, и там уже как повезёт...
Эскалатор наконец закончился, и жидкая толпа понесла в нужном направлении. У людей воскресенье, все, кто мог, — отдыхают на природе, в парках и на дачах, в городе остались только неудачники вроде меня.
Просочившись между стеной и лестницей перехода, я дошла до места остановки нужного вагона. Из тоннеля приятно тянуло сквозняком, и вообще в городских подземельях было в сто раз лучше, чем на поверхности. Никакого палящего солнца, сквозняки, прохлада. Воздух немного спёртый, но после разогретого марева центральных улиц — в удовольствие. В голове стало понемногу проясняться. За спиной пригромыхал встречный поезд, в конце нужного тоннеля тоже замаячил свет.
— Наташа! — окликнул незнакомый, и непонятно, мужской или женский, голос, но его обладатель, по ощущениям, стоял совсем рядом. Я вздрогнула, обернулась…
Толчок в плечо оказался такой силы, что из груди выбило воздух. Сердце рухнуло в живот, в затылок дохнуло ледяным, а внизу распахнулась бездна.
Истошно заверещал кто-то на платформе. Загромыхал отходящий встречный поезд.
Пробило болью второе плечо, грудь, шарахнуло по лбу и зазвенело в ушах. Я с трудом сделала вдох, пытаясь понять, что происходит и где я вообще нахожусь. Что-то кричали люди, резкий белый свет вычерчивал густые контрастные тени. Разбитый гудящий лоб приятно холодило гладким металлом.
Пронзительный отчаянный визг откуда-то из глубины белого ударил в спину.
«Сохраняйте спокойствие!» — прозвучал в голове красивый женский голос с поставленной дикцией.
Всё вокруг казалось медленным и ненастоящим, нарисованным, словно в чёрно-белом комиксе. Тени, свет, жирный налёт на бетоне и отполированные, ослепительно блестящие рельсы. Жизнь осталась наверху, на платформе, где испуганно кричали и махали руками люди. Даже выбившиеся из хвоста волосы хлестали по лицу как-то лениво, без спешки.
Тело сдвинулось само, сползло с рельсов. Разум подключился к действию с опозданием, уже когда ноги вытянулись вдоль ледяного бетона. Я обернулась через плечо — ослепительно яркий свет фар поезда был совсем близко, молотил в лицо протяжным гудком и разогретым ветром, мешая дышать. Показалось, что я различила бледное перекошенное лицо машиниста.
Скинуть рюкзак, лечь лицом вниз, головой к поезду…
Казалось, что двигаюсь я медленно и заторможенно, поэтому ни за что не успею. И вот сейчас всё разом закончится, даже почувствовать ничего не успею, потому что многотонная металлическая махина в прямом столкновении с человеком побеждает всегда.
Интересно, сколько весит состав метро вместе с пассажирами?
Почему-то совсем не было страшно. Только машиниста жалко, он ни в чём не виноват, а вынужден пережить такой ужас. И родители. Как они вынесут эту новость?
Жирный чёрный бетон пах резко, очень характерно. Запах метро ни с чем не перепутать. Такой же неописуемый, знакомый и впитанный буквально с рождения, как железнодорожный креозот, и такой же противоестественно приятный.
Страх накатил одновременно с поездом.
Кажется, я оглохла и ослепла от чудовищного грохота, бьющего по спине жаром, запахом машинного масла и разогретого металла, жалящего ослепительными длинными искрами.
