— Что у тебя с силой и почему ты не справилась с полосатиком?
— А, это, — она вздохнула и опустилась на край кровати. Выразительно потянула за край браслета. — Думаю, дело в нём. Я не замечала до сих пор, оказывается, с ним запас сил восполняется очень медленно. Да я его тут и не трачу, когда бы заметить… Как он вообще работает?
— Понятия не имею, — поморщился Серафим. — Я хреновый теоретик. Но делают их плетельщики.
— Я тоже ничего не понимаю в этом, — призналась Ева. — Жаль. Может, если немного доработать, это бы решило мою проблему.
— Вряд ли.
— Почему ты так думаешь?
— Жизненный опыт. Такие проблемы не решаются так просто, — пояснил он. — Временные подпорки не решают проблему, а только загоняют глубже.
— Наверное, — неопределённо согласилась она.
Несколько мгновений Сеф стоял напротив, скрестив руки на груди, и пристально разглядывал сидящую гостью, а та — рассеянно теребила браслет, с которым успела свыкнуться и почти сродниться за прошедшие дни.
— Давай сюда, — наконец проговорил он, приблизился и опустился перед женщиной на корточки.
— Что?..
— Руку давай.
Ева неуверенно протянула ладонь. Дрянин поймал её, потянул на себя, повернул руку так, чтобы видеть наружную, цельную часть браслета, и несколько секунд что-то делал. Калинина не видела, что именно, хотя и пыталась заглянуть: мешала широкая мужская ладонь. Тихий щелчок прозвучал громом, браслет соскользнул с руки в ладонь Серафима, и Ева недоверчиво уставилась на разомкнутые кандалы. Неловко потёрла запястье.
— Ты серьёзно? — спросила дрогнувшим голосом.
— Ты всё равно никуда отсюда не денешься, — он пожал плечами и поднялся, чтобы убрать браслет в ящик стола. Там и остановился, присев на край столешницы. — А если кто-нибудь загадочным образом умрёт во сне, я всегда успею свернуть тебе шею.
— Да ты романтик, — нервно усмехнулась Ева, прислушиваясь к своим ощущениям, но почувствовала только лёгкую слабость и головокружение, которые могли возникнуть и не из-за снятого браслета.
Серафим ответил кривой усмешкой и спросил:
— Как ты ощущаешь голод?
— Голод? — Она удивлённо приподняла брови.
— Как понимаешь, что пора подпитаться?
— Никак, — вздохнула она. — Говорю же, я долго не могла сообразить, что и почему происходит. Упадок сил и настроения, тревожность в одиночестве. Я вообще никак не ощущаю этой связи с Той Стороной!
— И почему думаешь, что она есть?
— По косвенным признакам. Есть способы обнаружить активные ритуальные рисунки и разрывы, ведущие на Ту Сторону, они реагируют на моё присутствие.
— А на моё?
— Я не смогу проверить. — Ева развела руками. — Здесь, вблизи Котла, они сбоят.
— Насколько вблизи? — заинтересовался Серафим.
— На всей территории кремля. Я натыкалась на исследование, даже проверила из любопытства, — пояснила Ева свою уверенность. — И в Орлицыне с этим проблемы, слишком сильно фонит Котёл, даже когда «крышка» закрыта, и чары реагируют только на него в радиусе нескольких километров. Дальше лучше. Неужели тебя не проверяли ими?
— Может, и проверяли, но я не запомнил. — Он равнодушно пожал плечами.
Некоторое время повисела редкая, неопределённая тишина. Дрянин рассматривал сидящую на его постели женщину, но едва ли видел её, взгляд словно проходил насквозь, а Ева — бесцельно блуждала взором по комнате, машинально поглаживая освободившуюся от браслета руку.
— Сеф, а как ты думаешь, ты правда один… вот такой? — Первой нарушила она молчание.
Не раз и не два Ева задумывалась о том, чтобы показать Дрянину свою находку, но всё время что-то останавливало. То не приходилось к слову, то не находились слова, то она не видела смысла в таком рассказе, а то Сеф опять чем-то раздражал, и пропадало всякое желание с ним откровенничать. А сейчас как будто наконец подходящее место и время.
— Сведений о подобных существах наука не имеет. Если бы были, я бы знал, — отозвался он, будто очнувшись, и неторопливо взялся за воротник рубашки. Поднял, ослабил галстук, стянул его через голову, через одежду придерживая на шее артефакт. — А что?
— Это странно. В природе нет ничего настолько уникального, даже если это случайный сбой. Даже если в момент Волны ты был единственным, неужели никто не появился после? Может, они тоже скрываются? Как и ты? Считая себя слишком странными даже для переродцев.
— Может, — легко согласился он, аккуратно достал крестик вместе с лопнувшей сзади на шее цепочкой, выложил на стол. — И что?
— Не знаю, — смешалась Ева. И правда, какая разница?..
Переродцев не зря так называли, и дело не только в Волне и её прямых последствиях. Помимо того, что многие из них размножались вполне традиционным для двуполых существ способом, иногда перерождались те, кто появился на свет людьми. Достоверных случаев наука знала немного, исследовано явление было плохо, однако некоторые необходимые условия всё-таки удалось установить. Такое происходило неподалёку от разрывов, естественных или искусственных, а также обязательно в состоянии крайнего психического напряжения и истощения — на краю гибели, в момент тяжёлой утраты. Поэтому уверенности Дрянина Ева не понимала даже до того, как нашла записи. Но если у него нет желания найти себе подобных, то зачем лезть? Не ей оценивать чужое одиночество...
А с другой стороны, при чём тут вообще его одиночество? Нет, всё же это глупо — умалчивать о подобном, тем более она-то ничего плохого не сделала! А что хочет использовать полученную из заметок информацию — так не для убийства же.
— Сеф, я нашла странные заметки в библиотеке, — наконец решилась она. — О существе, подобном тебе. Нечто вроде лабораторного журнала исследования.
— И насколько подобном? — усмехнулся он, кажется, не поверив.
— Идентичном, если не считать формы рисунка на груди, в описании — круг.
Вот здесь Дрянин уже явно проникся, подобрался и глянул гораздо внимательнее.
— Что за записи и как ты их нашла? — спросил требовательно.
Ева принялась объяснять, а Серафим, несколько мгновений поколебавшись, продолжил раздеваться. Он явно рассудил так же, как рассуждала она, откладывая этот разговор на потом: старые записи пролежали в книге несколько лет, а значит, вполне могут подождать до утра и нет смысла бежать за ними прямо сейчас. За галстуком последовала рубашка, пуговицы которой он расстёгивал медленно не только из боязни повредить, но явно увлечённый предметом обсуждения и оттого — задумчивый. Расстегнул, снял со спинки стула другую, ощупал порезанный рукав — кажется, именно в ней он был в момент драки с полосатиком, — и, поморщившись, бросил испорченную вещь на стол, освобождая место для нормальной.
А Ева невольно любовалась, отмечая, что уже окончательно привыкла к этой наружности. К серой коже, острым когтям, зелёному пламени вместо глаз. Всё это уже не просто интриговало, а казалось привлекательным. Да и сложён он великолепно, независимо от остальных деталей, таким телом только любоваться.
Впрочем, почему — только?
Она поднялась с кровати, неспешно приблизилась к мужчине, обняла его, с удовольствием прижавшись к широкой сильной спине. Ноздрей деликатно коснулся едва уловимый запах; не своеобразный парфюм, как она подумала вначале, а почему-то так пахла его кожа. Приятно пахла.
Ева погладила ладонями плоский твёрдый живот, потёрлась носом вдоль позвоночника.
Всё же каким бы он ни был тяжёлым человеком, трогать его было приятно. Пожалуй, как любовник он превосходил всех, с кем Ева встречалась за свою жизнь.
Серафим повёл плечами, накрыл её ладони своими, погладил.
— Завтра дашь мне прочитать эти заметки и книгу, в которой они были. Передам на большую землю, пусть проверят. Вдруг найдут какие-то следы.
— Хорошо. Ты думаешь, это может быть как-то связано с происходящим?
— Вряд ли. Но такие преступления не имеют срока давности, а книга на той полке стоит не с Волны, её явно издали гораздо позже.
— Хорошо, — повторила Ева, вновь потёрлась щекой о гладкую кожу. — Как расследование? Ты из-за него такой задумчивый?
— Из-за него. Точнее, из-за места возможного проведения возможных ритуалов. Подземелья.
— Ничего не удалось выяснить?
— Ничего. Карты нет. Похоже, и подземелья как такового нет.
— В каком смысле? — Заинтригованная, Ева отстранилась от мужчины и обошла его, чтобы видеть лицо.
— В обыденном, — пояснил он. — Это не обыкновенная цепь коридоров. Такое ощущение, что они разные, и именно поэтому при обысках ничего не удалось найти. От чего это зависит — непонятно, но преступник явно в курсе. Мы ищем, но слишком много теорий и предположений и никакого внятного ответа, — скривился Дрянин. — Никакой системы, никаких признаков централизованного изучения, только работы отдельных энтузиастов. И в ГГОУ, и тем более за его пределами.
— Действительно странно, — согласилась Ева. Дотянулась, подняла свесившийся рукав лежащей рубашки. Хотела просто положить на стол, но зацепилась взглядом за порез. — Хочешь, попробую зашить?
— Попробуй, но незаметно всё равно не получится.
— Этот заикающийся историк работает на тебя, да? — предположила она, обернувшись к мужчине. — Который пишет работу о подземельях.
— Отчасти, — поколебавшись, подтвердил Серафим. — Сейчас занят этим, но вообще он из тех, кто будет наводить тут порядок.
— Он же приехал до того, как выяснилось, что тут творится?
— До того, как выяснились масштабы, — уточнил Дрянин. — Некоторым людям в верхах окончательно надоело, что ГГОУ — вещь в себе. Помимо расследования, это начало очень большой серьёзной проверки. Закрыть не закроют, но контроль станет жёстче.
— И ректора снимут? — предположила Ева.
— Не исключено.
— Ложкин странный. Если бы он был потустом, я бы его первого заподозрила… Почему ты думаешь, что он не замешан? Ты же знаешь, что с ним не так?
— Что ты имеешь в виду?
— Да брось. — Ева поморщилась. — Например, на нём был костюм без пуговиц и вообще без застёжек, это нормально?
Дрянин усмехнулся и, взяв её за локоть, потянул ближе к себе, чтобы заняться пуговицами на блузке. Она не возражала, а сама в ответ охотно проследила ладонями узоры на его торсе, огладила сильные грудные мышцы.
— Артефакт сбоит. А ты могла бы догадаться, он просто не человек, переродец. Сообразишь, какой?
— Неужели домовой? — после нескольких секунд раздумий предположила она.
— Он самый.
— С ума сойти, — пробормотала Ева. — Хочешь сказать, он застал Волну и оказался привязан к этой крепости?! Домовой же…
— Да. Но ты зря радуешься, ничего о причинах и сути Волны он не знает, допрашивали неоднократно. Он был тут кастеляном, так что крепость знал хорошо, но понятия не имел, кто тут чем занимался… Руки! — неожиданно одёрнул Дрянин, когда Ева попыталась помочь и сама взялась за мелкие пуговицы.
Она послушалась, но от насмешки не удержалась.
— Тебе не надоело мучиться?
— А ты куда-то спешишь? — парировал он, с прежней неторопливой аккуратностью вытаскивая новую пуговичку из петли, старательно отводя когти, чтобы не зацепить тонкую ткань.
— Видимо, уже нет, — улыбнулась Ева. — Ты не придумал, как ещё можно сократить список подозреваемых?
— У меня связаны руки, — скривился Серафим. — Идеи есть, реализуемых имеющимися средствами — ни одной.
Он наконец управился с пуговицами блузки, аккуратно спустил её с плеч женщины и повесил на спинку стула. Потом поймал Еву за талию, притянул ближе, прижал спиной к себе. Взял за запястье перебинтованную руку, придирчиво изучил.
— Болит?
— Ноет, но терпимо, — повторила она, с удовольствием опёршись на мужчину и пристроив голову ему на плечо. — Спасибо твоей скорости и реакции, всё могло кончиться печальнее. Было бы обидно умереть от когтей несчастного мелкого полосатика…
— Обидно, — бездумно повторил он, уткнулся лицом в её волосы.
Руки огладили талию, нашли застёжку юбки. С ней долго возиться не пришлось, через мгновение шелковистая ткань скользнула по ногам, осела на пол. И вновь чуткие пальцы скользят по коже — помех почти не осталось, и Серафим с явным удовольствием этим пользовался. Расстегнул бюстгальтер. Когти приятно, едва ощутимо царапнули кожу, спуская тонкие лямочки, ладони накрыли освобождённую от ткани грудь, лаская очень бережно, неспешно.
Сегодня вообще всё было неожиданно неторопливо, мягко, чувственно. Привыкнув к другому Сефу, Ева сейчас знакомилась с новой его гранью, и знакомство это оказалось волнующим. Медленные чувственные ласки, сквозящая в каждом прикосновении нежность и осторожность — непривычно, что он мог быть и таким. А больше — что хотел быть таким. Когда что-то не получалось и шло не так, он обычно становился ещё более резким и стремительным, чем обычно, за время их знакомства Ева успела заметить эту закономерность, а сейчас…
И хотя обычная грубоватость любовника ей нравилось, оказалось особенно приятно погрузиться в эту доводящую до исступления томность и медлительность. Отзываться на прикосновения, со стоном выгибаться в его руках, умолять о большем… А самое главное, не иметь возможности остановиться и задуматься о происходящем. Сейчас это было особенно кстати.
Ночь выдалась лунной и по-осеннему холодной. Если дни, даже хмурые и дождливые, ещё радовали теплом, то сейчас было отчётливо видно: год неуклонно поворачивал к зиме. Да и небо за высоким и ярко-белым полумесяцем своей чернильной темнотой напоминало совсем не о лете. Фонари горели, но здесь, возле старой церкви, удивительно тускло — не то смущённо, не то тревожно.
Ева сунула выключенный фонарик в карман, поплотнее запахнулась в куртку и глубоко втянула сухой прохладный воздух. Здания на территории кремля располагались с умом, здесь почти никогда не было ветра, а если и был — то излётный, приглушённый. Сейчас не дуло вовсе, а Ева была бы не против немного проветриться: казалось, она пропахла пылью и старым трухлявым деревом. Тряхнув головой, она сбежала по трём крутым и коротким каменным ступеням — и едва не запнулась на последней, когда её окликнули по имени.
— Ева! Привет, а что это ты ночами бродишь? — Весело улыбающаяся Ольга шагала откуда-то со стороны студенческих общежитий.
— Привет. Гуляю вот, решила воздухом подышать. Не спится, — быстро нашлась она.
— Ну да, в церкви такой свежий воздух! — рассмеялась Томилина. — Не тушуйся, в любопытстве нет ничего зазорного, ты ещё долго держалась.
— Всё равно стыдно, — вздохнула она. — Тебя за катакомбы ругала, а сама…
— Про катакомбы правильно ругала, — возразила Ольга. — Туда и правда лучше не соваться, особенно одной. А в церкви ничего такого, кроме пыли. Главное — за алтарь не ходить, и ничего не будет. Ты же не ходила?
— Нет. Я не религиозная, но знаю же, что женщине нельзя, поэтому рефлекторно получилось, даже мысли не возникло. А что там такое?
— Сложно сказать, — пожала плечами Ольга. — Люди пропадают, причём только там. Видится всякое. Говорят, и выскакивает порой. Но если серьёзно, то очень похоже, что там нечто вроде мерцающего разрыва, дыра на Ту Сторону. Кто-то как будто пытался исследовать и ловить его, но не преуспел. Оказалось проще запереть церковь и оставить как есть.
— А почему на звоннице бьёт колокол? Которого там нет. Или тоже не исследовали?
— Пытались, но тоже безуспешно, тут только чёрт знает. Ну или Смотритель, но он молчит. — Ольга пожала плечами. — Ты не обратила внимания? Двери на колокольню нет.
— А, это, — она вздохнула и опустилась на край кровати. Выразительно потянула за край браслета. — Думаю, дело в нём. Я не замечала до сих пор, оказывается, с ним запас сил восполняется очень медленно. Да я его тут и не трачу, когда бы заметить… Как он вообще работает?
— Понятия не имею, — поморщился Серафим. — Я хреновый теоретик. Но делают их плетельщики.
— Я тоже ничего не понимаю в этом, — призналась Ева. — Жаль. Может, если немного доработать, это бы решило мою проблему.
— Вряд ли.
— Почему ты так думаешь?
— Жизненный опыт. Такие проблемы не решаются так просто, — пояснил он. — Временные подпорки не решают проблему, а только загоняют глубже.
— Наверное, — неопределённо согласилась она.
Несколько мгновений Сеф стоял напротив, скрестив руки на груди, и пристально разглядывал сидящую гостью, а та — рассеянно теребила браслет, с которым успела свыкнуться и почти сродниться за прошедшие дни.
— Давай сюда, — наконец проговорил он, приблизился и опустился перед женщиной на корточки.
— Что?..
— Руку давай.
Ева неуверенно протянула ладонь. Дрянин поймал её, потянул на себя, повернул руку так, чтобы видеть наружную, цельную часть браслета, и несколько секунд что-то делал. Калинина не видела, что именно, хотя и пыталась заглянуть: мешала широкая мужская ладонь. Тихий щелчок прозвучал громом, браслет соскользнул с руки в ладонь Серафима, и Ева недоверчиво уставилась на разомкнутые кандалы. Неловко потёрла запястье.
— Ты серьёзно? — спросила дрогнувшим голосом.
— Ты всё равно никуда отсюда не денешься, — он пожал плечами и поднялся, чтобы убрать браслет в ящик стола. Там и остановился, присев на край столешницы. — А если кто-нибудь загадочным образом умрёт во сне, я всегда успею свернуть тебе шею.
— Да ты романтик, — нервно усмехнулась Ева, прислушиваясь к своим ощущениям, но почувствовала только лёгкую слабость и головокружение, которые могли возникнуть и не из-за снятого браслета.
Серафим ответил кривой усмешкой и спросил:
— Как ты ощущаешь голод?
— Голод? — Она удивлённо приподняла брови.
— Как понимаешь, что пора подпитаться?
— Никак, — вздохнула она. — Говорю же, я долго не могла сообразить, что и почему происходит. Упадок сил и настроения, тревожность в одиночестве. Я вообще никак не ощущаю этой связи с Той Стороной!
— И почему думаешь, что она есть?
— По косвенным признакам. Есть способы обнаружить активные ритуальные рисунки и разрывы, ведущие на Ту Сторону, они реагируют на моё присутствие.
— А на моё?
— Я не смогу проверить. — Ева развела руками. — Здесь, вблизи Котла, они сбоят.
— Насколько вблизи? — заинтересовался Серафим.
— На всей территории кремля. Я натыкалась на исследование, даже проверила из любопытства, — пояснила Ева свою уверенность. — И в Орлицыне с этим проблемы, слишком сильно фонит Котёл, даже когда «крышка» закрыта, и чары реагируют только на него в радиусе нескольких километров. Дальше лучше. Неужели тебя не проверяли ими?
— Может, и проверяли, но я не запомнил. — Он равнодушно пожал плечами.
Некоторое время повисела редкая, неопределённая тишина. Дрянин рассматривал сидящую на его постели женщину, но едва ли видел её, взгляд словно проходил насквозь, а Ева — бесцельно блуждала взором по комнате, машинально поглаживая освободившуюся от браслета руку.
— Сеф, а как ты думаешь, ты правда один… вот такой? — Первой нарушила она молчание.
Не раз и не два Ева задумывалась о том, чтобы показать Дрянину свою находку, но всё время что-то останавливало. То не приходилось к слову, то не находились слова, то она не видела смысла в таком рассказе, а то Сеф опять чем-то раздражал, и пропадало всякое желание с ним откровенничать. А сейчас как будто наконец подходящее место и время.
— Сведений о подобных существах наука не имеет. Если бы были, я бы знал, — отозвался он, будто очнувшись, и неторопливо взялся за воротник рубашки. Поднял, ослабил галстук, стянул его через голову, через одежду придерживая на шее артефакт. — А что?
— Это странно. В природе нет ничего настолько уникального, даже если это случайный сбой. Даже если в момент Волны ты был единственным, неужели никто не появился после? Может, они тоже скрываются? Как и ты? Считая себя слишком странными даже для переродцев.
— Может, — легко согласился он, аккуратно достал крестик вместе с лопнувшей сзади на шее цепочкой, выложил на стол. — И что?
— Не знаю, — смешалась Ева. И правда, какая разница?..
Переродцев не зря так называли, и дело не только в Волне и её прямых последствиях. Помимо того, что многие из них размножались вполне традиционным для двуполых существ способом, иногда перерождались те, кто появился на свет людьми. Достоверных случаев наука знала немного, исследовано явление было плохо, однако некоторые необходимые условия всё-таки удалось установить. Такое происходило неподалёку от разрывов, естественных или искусственных, а также обязательно в состоянии крайнего психического напряжения и истощения — на краю гибели, в момент тяжёлой утраты. Поэтому уверенности Дрянина Ева не понимала даже до того, как нашла записи. Но если у него нет желания найти себе подобных, то зачем лезть? Не ей оценивать чужое одиночество...
А с другой стороны, при чём тут вообще его одиночество? Нет, всё же это глупо — умалчивать о подобном, тем более она-то ничего плохого не сделала! А что хочет использовать полученную из заметок информацию — так не для убийства же.
— Сеф, я нашла странные заметки в библиотеке, — наконец решилась она. — О существе, подобном тебе. Нечто вроде лабораторного журнала исследования.
— И насколько подобном? — усмехнулся он, кажется, не поверив.
— Идентичном, если не считать формы рисунка на груди, в описании — круг.
Вот здесь Дрянин уже явно проникся, подобрался и глянул гораздо внимательнее.
— Что за записи и как ты их нашла? — спросил требовательно.
Ева принялась объяснять, а Серафим, несколько мгновений поколебавшись, продолжил раздеваться. Он явно рассудил так же, как рассуждала она, откладывая этот разговор на потом: старые записи пролежали в книге несколько лет, а значит, вполне могут подождать до утра и нет смысла бежать за ними прямо сейчас. За галстуком последовала рубашка, пуговицы которой он расстёгивал медленно не только из боязни повредить, но явно увлечённый предметом обсуждения и оттого — задумчивый. Расстегнул, снял со спинки стула другую, ощупал порезанный рукав — кажется, именно в ней он был в момент драки с полосатиком, — и, поморщившись, бросил испорченную вещь на стол, освобождая место для нормальной.
А Ева невольно любовалась, отмечая, что уже окончательно привыкла к этой наружности. К серой коже, острым когтям, зелёному пламени вместо глаз. Всё это уже не просто интриговало, а казалось привлекательным. Да и сложён он великолепно, независимо от остальных деталей, таким телом только любоваться.
Впрочем, почему — только?
Прода от 31.07.2023, 19:13
Она поднялась с кровати, неспешно приблизилась к мужчине, обняла его, с удовольствием прижавшись к широкой сильной спине. Ноздрей деликатно коснулся едва уловимый запах; не своеобразный парфюм, как она подумала вначале, а почему-то так пахла его кожа. Приятно пахла.
Ева погладила ладонями плоский твёрдый живот, потёрлась носом вдоль позвоночника.
Всё же каким бы он ни был тяжёлым человеком, трогать его было приятно. Пожалуй, как любовник он превосходил всех, с кем Ева встречалась за свою жизнь.
Серафим повёл плечами, накрыл её ладони своими, погладил.
— Завтра дашь мне прочитать эти заметки и книгу, в которой они были. Передам на большую землю, пусть проверят. Вдруг найдут какие-то следы.
— Хорошо. Ты думаешь, это может быть как-то связано с происходящим?
— Вряд ли. Но такие преступления не имеют срока давности, а книга на той полке стоит не с Волны, её явно издали гораздо позже.
— Хорошо, — повторила Ева, вновь потёрлась щекой о гладкую кожу. — Как расследование? Ты из-за него такой задумчивый?
— Из-за него. Точнее, из-за места возможного проведения возможных ритуалов. Подземелья.
— Ничего не удалось выяснить?
— Ничего. Карты нет. Похоже, и подземелья как такового нет.
— В каком смысле? — Заинтригованная, Ева отстранилась от мужчины и обошла его, чтобы видеть лицо.
— В обыденном, — пояснил он. — Это не обыкновенная цепь коридоров. Такое ощущение, что они разные, и именно поэтому при обысках ничего не удалось найти. От чего это зависит — непонятно, но преступник явно в курсе. Мы ищем, но слишком много теорий и предположений и никакого внятного ответа, — скривился Дрянин. — Никакой системы, никаких признаков централизованного изучения, только работы отдельных энтузиастов. И в ГГОУ, и тем более за его пределами.
— Действительно странно, — согласилась Ева. Дотянулась, подняла свесившийся рукав лежащей рубашки. Хотела просто положить на стол, но зацепилась взглядом за порез. — Хочешь, попробую зашить?
— Попробуй, но незаметно всё равно не получится.
— Этот заикающийся историк работает на тебя, да? — предположила она, обернувшись к мужчине. — Который пишет работу о подземельях.
— Отчасти, — поколебавшись, подтвердил Серафим. — Сейчас занят этим, но вообще он из тех, кто будет наводить тут порядок.
— Он же приехал до того, как выяснилось, что тут творится?
— До того, как выяснились масштабы, — уточнил Дрянин. — Некоторым людям в верхах окончательно надоело, что ГГОУ — вещь в себе. Помимо расследования, это начало очень большой серьёзной проверки. Закрыть не закроют, но контроль станет жёстче.
— И ректора снимут? — предположила Ева.
— Не исключено.
— Ложкин странный. Если бы он был потустом, я бы его первого заподозрила… Почему ты думаешь, что он не замешан? Ты же знаешь, что с ним не так?
— Что ты имеешь в виду?
— Да брось. — Ева поморщилась. — Например, на нём был костюм без пуговиц и вообще без застёжек, это нормально?
Дрянин усмехнулся и, взяв её за локоть, потянул ближе к себе, чтобы заняться пуговицами на блузке. Она не возражала, а сама в ответ охотно проследила ладонями узоры на его торсе, огладила сильные грудные мышцы.
— Артефакт сбоит. А ты могла бы догадаться, он просто не человек, переродец. Сообразишь, какой?
— Неужели домовой? — после нескольких секунд раздумий предположила она.
— Он самый.
— С ума сойти, — пробормотала Ева. — Хочешь сказать, он застал Волну и оказался привязан к этой крепости?! Домовой же…
— Да. Но ты зря радуешься, ничего о причинах и сути Волны он не знает, допрашивали неоднократно. Он был тут кастеляном, так что крепость знал хорошо, но понятия не имел, кто тут чем занимался… Руки! — неожиданно одёрнул Дрянин, когда Ева попыталась помочь и сама взялась за мелкие пуговицы.
Она послушалась, но от насмешки не удержалась.
— Тебе не надоело мучиться?
— А ты куда-то спешишь? — парировал он, с прежней неторопливой аккуратностью вытаскивая новую пуговичку из петли, старательно отводя когти, чтобы не зацепить тонкую ткань.
— Видимо, уже нет, — улыбнулась Ева. — Ты не придумал, как ещё можно сократить список подозреваемых?
— У меня связаны руки, — скривился Серафим. — Идеи есть, реализуемых имеющимися средствами — ни одной.
Он наконец управился с пуговицами блузки, аккуратно спустил её с плеч женщины и повесил на спинку стула. Потом поймал Еву за талию, притянул ближе, прижал спиной к себе. Взял за запястье перебинтованную руку, придирчиво изучил.
— Болит?
— Ноет, но терпимо, — повторила она, с удовольствием опёршись на мужчину и пристроив голову ему на плечо. — Спасибо твоей скорости и реакции, всё могло кончиться печальнее. Было бы обидно умереть от когтей несчастного мелкого полосатика…
— Обидно, — бездумно повторил он, уткнулся лицом в её волосы.
Руки огладили талию, нашли застёжку юбки. С ней долго возиться не пришлось, через мгновение шелковистая ткань скользнула по ногам, осела на пол. И вновь чуткие пальцы скользят по коже — помех почти не осталось, и Серафим с явным удовольствием этим пользовался. Расстегнул бюстгальтер. Когти приятно, едва ощутимо царапнули кожу, спуская тонкие лямочки, ладони накрыли освобождённую от ткани грудь, лаская очень бережно, неспешно.
Сегодня вообще всё было неожиданно неторопливо, мягко, чувственно. Привыкнув к другому Сефу, Ева сейчас знакомилась с новой его гранью, и знакомство это оказалось волнующим. Медленные чувственные ласки, сквозящая в каждом прикосновении нежность и осторожность — непривычно, что он мог быть и таким. А больше — что хотел быть таким. Когда что-то не получалось и шло не так, он обычно становился ещё более резким и стремительным, чем обычно, за время их знакомства Ева успела заметить эту закономерность, а сейчас…
И хотя обычная грубоватость любовника ей нравилось, оказалось особенно приятно погрузиться в эту доводящую до исступления томность и медлительность. Отзываться на прикосновения, со стоном выгибаться в его руках, умолять о большем… А самое главное, не иметь возможности остановиться и задуматься о происходящем. Сейчас это было особенно кстати.
Прода от 01.08.2023, 19:43
***
Ночь выдалась лунной и по-осеннему холодной. Если дни, даже хмурые и дождливые, ещё радовали теплом, то сейчас было отчётливо видно: год неуклонно поворачивал к зиме. Да и небо за высоким и ярко-белым полумесяцем своей чернильной темнотой напоминало совсем не о лете. Фонари горели, но здесь, возле старой церкви, удивительно тускло — не то смущённо, не то тревожно.
Ева сунула выключенный фонарик в карман, поплотнее запахнулась в куртку и глубоко втянула сухой прохладный воздух. Здания на территории кремля располагались с умом, здесь почти никогда не было ветра, а если и был — то излётный, приглушённый. Сейчас не дуло вовсе, а Ева была бы не против немного проветриться: казалось, она пропахла пылью и старым трухлявым деревом. Тряхнув головой, она сбежала по трём крутым и коротким каменным ступеням — и едва не запнулась на последней, когда её окликнули по имени.
— Ева! Привет, а что это ты ночами бродишь? — Весело улыбающаяся Ольга шагала откуда-то со стороны студенческих общежитий.
— Привет. Гуляю вот, решила воздухом подышать. Не спится, — быстро нашлась она.
— Ну да, в церкви такой свежий воздух! — рассмеялась Томилина. — Не тушуйся, в любопытстве нет ничего зазорного, ты ещё долго держалась.
— Всё равно стыдно, — вздохнула она. — Тебя за катакомбы ругала, а сама…
— Про катакомбы правильно ругала, — возразила Ольга. — Туда и правда лучше не соваться, особенно одной. А в церкви ничего такого, кроме пыли. Главное — за алтарь не ходить, и ничего не будет. Ты же не ходила?
— Нет. Я не религиозная, но знаю же, что женщине нельзя, поэтому рефлекторно получилось, даже мысли не возникло. А что там такое?
— Сложно сказать, — пожала плечами Ольга. — Люди пропадают, причём только там. Видится всякое. Говорят, и выскакивает порой. Но если серьёзно, то очень похоже, что там нечто вроде мерцающего разрыва, дыра на Ту Сторону. Кто-то как будто пытался исследовать и ловить его, но не преуспел. Оказалось проще запереть церковь и оставить как есть.
— А почему на звоннице бьёт колокол? Которого там нет. Или тоже не исследовали?
— Пытались, но тоже безуспешно, тут только чёрт знает. Ну или Смотритель, но он молчит. — Ольга пожала плечами. — Ты не обратила внимания? Двери на колокольню нет.
