— Что тебе нужно? — скрипнул Амир, выдёргивая меня из задумчивости. Интересно, как вообще заметил, что я подошла? Глаза закрыты, услышать тут что-то невозможно, да и унюхать за пропитавшим стены духом курева, мне кажется, не получится...
— Поговорить, — ответила осторожно. С опасением покосилась на шкуры под ногами и опустилась на корточки, чтобы не нависать над стариком.
— Говори, — разрешил он безо всякого выражения.
— Что случилось с духами, которые создали это место? Что вообще произошло с этим миром?
— Мира нет. Духов нет, — с расстановкой и всё так же равнодушно проговорил хозяин дома. — Всего, что случилось, не было.
Зелёна мать! Кажется, я начинаю понимать, в чём его ненормальность. Он не чудаковатый, он действительно болен на голову.
А с другой стороны, не слишком ли странный бред для старого дикаря? У инчиров вся философия в зачаточном состоянии, они, кроме духов, вообще никаких вариантов существования мира не рассматривают, да и там очень много пробелов. И тут вдруг — такое. Уж очень сильно он опередил своих сородичей...
Несколько секунд я помолчала, прикидывая, что можно спросить у старейшины, и, главное, пытаясь определиться, надо ли мне вообще продолжать этот разговор?
От того, чтобы сразу уйти, в первую очередь остановила мысль о долгом и трудном пути, проделанном ради этой встречи. Обидно было убраться отсюда, не получив совсем ничего. В итоге я решила немного передохнуть перед обратной дорогой и заодно развлечься, познакомившись со всеми подробностями бреда мужчины. Преодолев брезгливость, плюхнулась на шкуры, скрестила ноги и вкрадчиво, осторожно заметила:
— Но мы же с тобой сейчас разговариваем, верно?
— Да, — согласился Амир. — Но меня нет. А ты... — он запнулся. — Ты иная, ты можешь быть. Можешь сделать мир настоящим.
— И что мне для этого нужно сделать?
— Появиться.
Оледенеть...
— И как я могу это сделать?
Сейчас он скажет что-то в духе «сама должна знать», и разговор окончательно зайдёт в тупик.
— Сильная кровь. Она всё изменить может, — ошарашил инчир
Интересно, ему обо мне кто-то из местных рассказал? Или он всё же не настолько безумен?
— Что за сильная кровь? — уцепилась я.
— Настоящая, живая. Которой не должно быть, но она есть. Она — то, что сон правдой может сделать. Мир быть хочет, для того тебя духи и сделали.
— Как мне появиться? — продолжила упорствовать я.
— Где сон начался, там и мир начнётся, — всё так же монотонно ответил старейшина. — Начало начал — сердце Инкар, в сердце Инкар правда и сон — одно. Там все ответы, там всё будет, туда... — бормотание его сошло на нет, и Амир уронил голову на грудь.
Я несколько секунд сидела, растерянно разглядывая хозяина дома. Зелёна мать, вот только не говорите мне, что он умер!
Однако проверить предположение я не успела: старейшина вдруг звонко всхрапнул и причмокнул, а ладонь с трубкой почти соскользнула с колена.
— Эй, старейшина! — окликнула я его. — Амир!
На голос инчир не отреагировал, пришлось подняться и потрясти за плечо.
— Кто здесь?! — скрипнул он, вскинувшись, и нервно заозирался.
Ну хоть трубку поудобнее перехватил, и то радость. Конечно, на свидание с Бездной этот старейшина опоздал на много лет, но всё же смерть в пожаре — не лучший способ долгожданного воссоединения.
— Это я, сильная кровь, — напомнила я о себе.
— Какая кровь?! — взвизгнул старик. — Пошла прочь! Вон! — Он зашарил по шкурам возле колена и сцапал деревянную клюку. — Вон! Прочь отсюда, дух! — Клюка просвистела в полуметре от меня, даже отшатываться не пришлось.
«Э, да старейшина и правда слепой!» — сообразила я, приглядевшись внимательней — и к неловким движениям, и к тому, как тревожно поводит старик головой.
— Спокойно, старейшина Амир, свои. Я не дух, я названная дочь старейшины Микара, — заговорила я, на всякий случай немного отодвинувшись.
Ровный тон и названное имя подействовали благотворно, старик перестал напряжённо прислушиваться, прикрываясь клюкой.
— Чего тебе надо? — буркнул он.
— Я хотела спросить, откуда взялись тайюн. Мне сказали, что только ты знаешь.
— Духи ушли, стали приходить как тайюн. Духи как инчиры — есть добрые, есть злые... — ответил он, но бормотание снова сошло на нет, а голова упала на грудь.
Поговорили.
— Эй, Амир! Старейшина! — я в третий раз потрясла его за плечо.
— Кто здесь?! — вскинулся он.
В общем, я попыталась ещё пару раз, но так и не добилась от старика чего-то нового. Каждый раз он забывал меня и приходилось начинать сначала, с представления. Когда Амир в очередной раз уронил голову на грудь, я плюнула и решила оставить его в покое. Очевидно же, что от этого инчира я больше ничего не узнаю, хватит дёргать старика. Тот вариант старейшины, который рассуждал про сильную кровь, больше не возвращался, да и в его полезности я сомневалась.
Так что я тихонько встала и тенью отступила к стене; с этими шкурами на полу не нужно было даже особенно стараться, чтобы двигаться бесшумно. Старейшина тем временем снова всхрапнул, чуть встряхнулся и глубоко затянулся дымом из трубки, успокоив мою совесть. Будем надеяться, не сгорит. Да и не отнимать же у него трубку, в самом деле!
Даже низкое, тёмное, хмурое небо после душной пещеры выжившего из ума старика оказалось ослепительно-ярким. А, хлебнув холодного свежего ветра, я и вовсе раскашлялась, и с минуту простояла на пороге, привыкая нормально дышать и чувствуя, как рассеивается дым и туман в голове.
Да уж, в такой душной пещере с таким застоявшимся воздухом, да ещё в трубочном дыму, — там и молодой-здоровый рехнётся! Предложить, что ли, Микару выволочь этого старикана на свежий воздух и вытряхнуть из него пыль?
Нет, не лучшая идея. Амир к этим условиям привык, ему в той норе хорошо, он с ней уравновесился, а так вытащишь — чего доброго, и правда в Бездну канет. А мне бы не о нём подумать, а о его словах. И стоит ли принимать всерьёз бред этого явно нездорового инчира? Хотя бы его часть. Тем более здесь, снаружи, я уже могла мыслить здраво.
Ощущение от визита было мутным и тяжёлым. Отмахнуться бы и забыть, но — не получалось. Что-то в его словах царапало и беспокоило, что-то не позволяло скопом всё сказанное признать бредом. Но что?
Точно не сама философская идея. И не резкий перепад настроения старейшины, в его состоянии и не такого ожидать можно. Уснул, забыл последние несколько минут — мелочи какие.
Слова про «сильную кровь»? Вот это, пожалуй, ближе. Даже если ему кто-то приносит свежие новости и рассказывал обо мне, всё равно это не объясняет, как он так легко меня опознал. Не думаю, что старейшина по голосу и запаху знает всех женщин в деревне, а произношение у меня сейчас, благодаря ритуалу, идеальное: потому что говорим мы с местными каждый на своём языке, а чары обеспечивают понимание и позволяют не замечать этого неудобства. Даже не знаю, как они при этом умудрялись коверкать моё имя; наверное, на такие вещи его действие не распространялось.
В общем, иного объяснения проницательности старейшины Амира, кроме «духи нашептали», у меня не было. И вот именно тут вставал вопрос: а что ещё из того бреда нашептали духи и можно ли им верить?
Рекомендация поискать подсказки и объяснения в священной долине не была чем-то новым, я и сама о ней задумывалась, просто наивно надеялась управиться раньше, не выходя из дома. Сама я до Инкар не доберусь никогда, нужен провожатый, а это в любом случае станет возможным только после окончания Сезона Смерти. Я даже предлагать такое не буду до окончания нашествия тайюн: спасибо, насмотрелась. Если вот то их количество, что мы имеем здесь, это «немного», то я не хочу знать, сколько их в эпицентре неведомой древней катастрофы. Которым, скорее всего, Инкар и являлась.
Да и с силой понятно. Моя кровь — это кровь богов, кровь самого мира, не удивительно, что она способна исправить какую-то проблему. Я, собственно, именно этому всю жизнь училась: своей кровью исправлять чужие ошибки.
А всё остальное... Нет остального. Ничего нового мне Амир не сказал.
И никто здесь не скажет, пора взглянуть правде в глаза. Инчиры считают, что духи ушли добровольно, точка. Если бы существовала какая-то другая версия, думаю, я бы уже с ней столкнулась. Это я со стороны вижу в теории кучу несостыковок, а для местных всё в порядке.
Значит, стоит запастись терпением и дождаться конца Сезона Смерти. А пока — разузнать побольше об Инкар и выяснить, как можно туда попасть.
Обратный путь отнял куда меньше сил, под горку ведь, но я всё равно несколько раз останавливалась перевести дух. Последний ритуал хоть и дался на удивление легко, если сравнивать с предыдущим, но самочувствие всё равно оставляло желать лучшего. Надо бы поберечь себя и в ближайшую луну поэкономить силы, а ещё попросить у Майан чего-нибудь кроветворного вместо знакомых средств, которых здесь не найдёшь. Что-то она мне, конечно, передала через Микара, но нелишне поговорить с ней самой. Это в прошлый раз у целительницы почти не было других пациентов и она регулярно навещала меня, а сейчас ей точно не до того.
В госпиталь я в итоге и направилась. Сделать это надо, из дома я сегодня вряд ли ещё выйду, а так — крюк небольшой, выходит почти по дороге.
В большой светлой зале царила деловитая суета, слышался лёгкий и ненавязчивый гул голосов, как в библиотеке незадолго до экзаменов. Добровольные помощницы разносили еду и занимались перевязками; те раненые, что чувствовали себя неплохо, развлекались болтовнёй, но вежливо, тихонько, стараясь никому не мешать. А особенно — целителям.
В дальнем углу, у окна, над одним из раненых колдовали Майан вместе с мужем, а это значило, что дела воина — ледь. Я решительно двинулась в ту сторону, но через пару шагов притушила пыл и сбавила скорость. Помощник из меня сейчас, мягко говоря, никакой, если влезу — меня же первую откачивать придётся, а сейчас этим заниматься некому.
А ещё через пару шагов меня заметили.
— Привет, Стай! Как ты себя чувствуешь?
— С Чингаром всё хорошо, не волнуйся. Ты ведь его проведать пришла? Он вон там, сейчас ещё спит.
— Ой, Стай! Какая ты смелая — рискнуть жизнью за любимого! Я бы, наверное, так не смогла...
— Ох уж эти женщины... То хвостом вертит, а то проведывать прибежала!
— Стай, мне кажется, ты гораздо бледнее, чем обычно. Может, тебе прилечь?
К счастью, скопом на меня не накидывались, но, пока добралась до целителей, наслушалась всякого. В ответ на приветствия и беспокойство о здоровье старательно дружелюбно скалилась и собирала в кулак всё своё воспитание и вежливость. Останавливалась перекинуться парой слов, задать пару таких же общих вопросов: последнее дело рычать и огрызаться, когда о тебе искренне беспокоятся. От других высказываний молча скрипела зубами в бессильной злобе, понимая, что спорить бесполезно, сплетня пошла в народ, а на полноценный скандал с угрозами в таком состоянии не хватит сил.
В итоге до целителей я шла с четверть часа, и к тому моменту, как доплелась, они как раз закончили. Увы, в этот раз конец был печальным: когда я всё же добралась, Майан отослала одну из девочек за Микаром, а Карчин вдумчиво и аккуратно расплетал косу на виске молодого воина. Смотреть на него я не стала, только мельком отметила залитую кровью развороченную грудь. Вот выяснится, что я могла бы его спасти, окажись здесь в полной силе, и толку от этих мыслей?
— А тебя-то чего принесло?! — проворчала Майан вместо приветствия. — Спи да ешь, сил набирайся, нечего тебе тут делать!
— Да я, собственно, за этим и пришла. У тебя есть какое-нибудь средство, помогающее восстановиться после большой потери крови? Или Микар меня именно им поит?
— Им, да не тем. — Хмурая складка на лбу целительницы разгладилась, и инчира взглянула на меня гораздо теплее. — Пойдём, я тебе ещё кое-что дам.
— А-а... — я выразительно кивнула на лежащее тело. — Не отвлекаю?
— Нет, — она устало вздохнула. — Микар и Карчин сами всё сделают, это мужское дело.
— Похороны? А как, кстати, у вас вообще происходит прощание с покойниками?
— А ты не знаешь? — она бросила на меня озадаченный взгляд. — Ты же дочь Микара!
— Ну... Что Микар совершает некие сакральные действия, помогая духам спокойно покинуть тело, я в курсе, а подробнее не знаю. Он же сам этим занимается, без моего участия, а самой спросить раньше как-то к слову не приходилось, — пояснила я.
— Ах да, откуда бы тебе знать, — опомнилась она.
К этому вопросу инчиры, оказывается, подходили достаточно спокойно — в той степени, в какой это возможно при потере близкого, родного существа. Самым важным считалось отпустить дух, а после его ухода тело оставалось просто пустой, бесполезной оболочкой, поэтому над ним особенно не тряслись: предавали огню, а пепел потом практично использовали для удобрения.
Помогали Микару в его деле обычно ближайшие родственники того же пола, что и покойник, в нынешнем случае — сын или отец. Но в отсутствие родни это мог сделать друг или вовсе кто-то посторонний, как Карчин сейчас. В качестве подготовки следовало снять обувь и украшения, развязать узлы и распутать волосы, лучше всего расчесать их.
Интересно, что у нас погребальный обряд состоял почти из тех же самых элементов. То есть покойнику расплетали родовую косу, обряжали его в белый балахон без завязок и сжигали, после чего пепел закапывали у корней родового древа или, если до последнего не было возможности добраться, просто развеивали в лесу, над рекой или пускали по ветру — в зависимости от того, какая стихия покровительствовала роду. Просто совпадение?
— А почему этим занимается именно родственник того же пола? — полюбопытствовала я. — У нас вот, как и уход за ранеными, это дело женщин.
— Женщина не может помочь духу воина и особенно марю, — пояснила Майан. — Хуже того, внимание женщины, родной и близкой, может удержать дух здесь, в нашем мире. И любимый мужчина может удержать женщину, а так нельзя. Связь двух противоположностей, мужчины и женщины, коль образовалась, куда крепче иных.
— Любопытно, — пробормотала я. — И логично. Впрочем, у вас всё вполне объяснимо, кроме тайюн.
— Сравнила, тоже мне! — фыркнула целительница. — Духов наши мужчины видят, говорят с ними, а с тайюн как поговорить?
Я в ответ только трагически вздохнула. От невозможности взглянуть на старших духов я нешуточно страдала, но молча, потому что этой проблемы никто из инчиров не понимал. Местные женщины с ними в принципе не сталкивались, да и мужчины напрямую общались всё больше через тот пресловутый «сон, который не сон», тоже явление загадочное и моему вниманию недоступное, и всех всё полностью устраивало. Примерно как тайюн.
На пороге появился Микар и, оглядевшись, почти сразу заметил меня. Нахмурился, но как раз в этот момент Майан вручала мне глиняный кувшинчик с лекарством и наставляла, как именно нужно принимать средство. Старейшина сделал верные выводы и, приветственно кивнув, направился прямиком к Карчину, не отвлекаясь на воспитание великовозрастной дочери.
— Ты больше ничего не хочешь у меня спросить? — закончив с инструкциями, чуть в сторону проговорила Майан.
— А? — встрепенулась я, провожавшая взглядом названого отца: было любопытно выяснить, как именно выглядит его работа, но не настолько, чтобы лезть под руку. — Да вроде бы нет, я только за лекарством зашла. Пойду вот домой, отсыпаться и лечиться. А что?
— Поговорить, — ответила осторожно. С опасением покосилась на шкуры под ногами и опустилась на корточки, чтобы не нависать над стариком.
— Говори, — разрешил он безо всякого выражения.
— Что случилось с духами, которые создали это место? Что вообще произошло с этим миром?
— Мира нет. Духов нет, — с расстановкой и всё так же равнодушно проговорил хозяин дома. — Всего, что случилось, не было.
Зелёна мать! Кажется, я начинаю понимать, в чём его ненормальность. Он не чудаковатый, он действительно болен на голову.
А с другой стороны, не слишком ли странный бред для старого дикаря? У инчиров вся философия в зачаточном состоянии, они, кроме духов, вообще никаких вариантов существования мира не рассматривают, да и там очень много пробелов. И тут вдруг — такое. Уж очень сильно он опередил своих сородичей...
Несколько секунд я помолчала, прикидывая, что можно спросить у старейшины, и, главное, пытаясь определиться, надо ли мне вообще продолжать этот разговор?
От того, чтобы сразу уйти, в первую очередь остановила мысль о долгом и трудном пути, проделанном ради этой встречи. Обидно было убраться отсюда, не получив совсем ничего. В итоге я решила немного передохнуть перед обратной дорогой и заодно развлечься, познакомившись со всеми подробностями бреда мужчины. Преодолев брезгливость, плюхнулась на шкуры, скрестила ноги и вкрадчиво, осторожно заметила:
— Но мы же с тобой сейчас разговариваем, верно?
— Да, — согласился Амир. — Но меня нет. А ты... — он запнулся. — Ты иная, ты можешь быть. Можешь сделать мир настоящим.
— И что мне для этого нужно сделать?
— Появиться.
Оледенеть...
— И как я могу это сделать?
Сейчас он скажет что-то в духе «сама должна знать», и разговор окончательно зайдёт в тупик.
— Сильная кровь. Она всё изменить может, — ошарашил инчир
Интересно, ему обо мне кто-то из местных рассказал? Или он всё же не настолько безумен?
— Что за сильная кровь? — уцепилась я.
— Настоящая, живая. Которой не должно быть, но она есть. Она — то, что сон правдой может сделать. Мир быть хочет, для того тебя духи и сделали.
— Как мне появиться? — продолжила упорствовать я.
— Где сон начался, там и мир начнётся, — всё так же монотонно ответил старейшина. — Начало начал — сердце Инкар, в сердце Инкар правда и сон — одно. Там все ответы, там всё будет, туда... — бормотание его сошло на нет, и Амир уронил голову на грудь.
Я несколько секунд сидела, растерянно разглядывая хозяина дома. Зелёна мать, вот только не говорите мне, что он умер!
Однако проверить предположение я не успела: старейшина вдруг звонко всхрапнул и причмокнул, а ладонь с трубкой почти соскользнула с колена.
— Эй, старейшина! — окликнула я его. — Амир!
На голос инчир не отреагировал, пришлось подняться и потрясти за плечо.
— Кто здесь?! — скрипнул он, вскинувшись, и нервно заозирался.
Ну хоть трубку поудобнее перехватил, и то радость. Конечно, на свидание с Бездной этот старейшина опоздал на много лет, но всё же смерть в пожаре — не лучший способ долгожданного воссоединения.
— Это я, сильная кровь, — напомнила я о себе.
— Какая кровь?! — взвизгнул старик. — Пошла прочь! Вон! — Он зашарил по шкурам возле колена и сцапал деревянную клюку. — Вон! Прочь отсюда, дух! — Клюка просвистела в полуметре от меня, даже отшатываться не пришлось.
«Э, да старейшина и правда слепой!» — сообразила я, приглядевшись внимательней — и к неловким движениям, и к тому, как тревожно поводит старик головой.
— Спокойно, старейшина Амир, свои. Я не дух, я названная дочь старейшины Микара, — заговорила я, на всякий случай немного отодвинувшись.
Ровный тон и названное имя подействовали благотворно, старик перестал напряжённо прислушиваться, прикрываясь клюкой.
— Чего тебе надо? — буркнул он.
— Я хотела спросить, откуда взялись тайюн. Мне сказали, что только ты знаешь.
— Духи ушли, стали приходить как тайюн. Духи как инчиры — есть добрые, есть злые... — ответил он, но бормотание снова сошло на нет, а голова упала на грудь.
Поговорили.
Прода от 17.12.2018, 19:48
— Эй, Амир! Старейшина! — я в третий раз потрясла его за плечо.
— Кто здесь?! — вскинулся он.
В общем, я попыталась ещё пару раз, но так и не добилась от старика чего-то нового. Каждый раз он забывал меня и приходилось начинать сначала, с представления. Когда Амир в очередной раз уронил голову на грудь, я плюнула и решила оставить его в покое. Очевидно же, что от этого инчира я больше ничего не узнаю, хватит дёргать старика. Тот вариант старейшины, который рассуждал про сильную кровь, больше не возвращался, да и в его полезности я сомневалась.
Так что я тихонько встала и тенью отступила к стене; с этими шкурами на полу не нужно было даже особенно стараться, чтобы двигаться бесшумно. Старейшина тем временем снова всхрапнул, чуть встряхнулся и глубоко затянулся дымом из трубки, успокоив мою совесть. Будем надеяться, не сгорит. Да и не отнимать же у него трубку, в самом деле!
Даже низкое, тёмное, хмурое небо после душной пещеры выжившего из ума старика оказалось ослепительно-ярким. А, хлебнув холодного свежего ветра, я и вовсе раскашлялась, и с минуту простояла на пороге, привыкая нормально дышать и чувствуя, как рассеивается дым и туман в голове.
Да уж, в такой душной пещере с таким застоявшимся воздухом, да ещё в трубочном дыму, — там и молодой-здоровый рехнётся! Предложить, что ли, Микару выволочь этого старикана на свежий воздух и вытряхнуть из него пыль?
Нет, не лучшая идея. Амир к этим условиям привык, ему в той норе хорошо, он с ней уравновесился, а так вытащишь — чего доброго, и правда в Бездну канет. А мне бы не о нём подумать, а о его словах. И стоит ли принимать всерьёз бред этого явно нездорового инчира? Хотя бы его часть. Тем более здесь, снаружи, я уже могла мыслить здраво.
Ощущение от визита было мутным и тяжёлым. Отмахнуться бы и забыть, но — не получалось. Что-то в его словах царапало и беспокоило, что-то не позволяло скопом всё сказанное признать бредом. Но что?
Точно не сама философская идея. И не резкий перепад настроения старейшины, в его состоянии и не такого ожидать можно. Уснул, забыл последние несколько минут — мелочи какие.
Слова про «сильную кровь»? Вот это, пожалуй, ближе. Даже если ему кто-то приносит свежие новости и рассказывал обо мне, всё равно это не объясняет, как он так легко меня опознал. Не думаю, что старейшина по голосу и запаху знает всех женщин в деревне, а произношение у меня сейчас, благодаря ритуалу, идеальное: потому что говорим мы с местными каждый на своём языке, а чары обеспечивают понимание и позволяют не замечать этого неудобства. Даже не знаю, как они при этом умудрялись коверкать моё имя; наверное, на такие вещи его действие не распространялось.
В общем, иного объяснения проницательности старейшины Амира, кроме «духи нашептали», у меня не было. И вот именно тут вставал вопрос: а что ещё из того бреда нашептали духи и можно ли им верить?
Рекомендация поискать подсказки и объяснения в священной долине не была чем-то новым, я и сама о ней задумывалась, просто наивно надеялась управиться раньше, не выходя из дома. Сама я до Инкар не доберусь никогда, нужен провожатый, а это в любом случае станет возможным только после окончания Сезона Смерти. Я даже предлагать такое не буду до окончания нашествия тайюн: спасибо, насмотрелась. Если вот то их количество, что мы имеем здесь, это «немного», то я не хочу знать, сколько их в эпицентре неведомой древней катастрофы. Которым, скорее всего, Инкар и являлась.
Да и с силой понятно. Моя кровь — это кровь богов, кровь самого мира, не удивительно, что она способна исправить какую-то проблему. Я, собственно, именно этому всю жизнь училась: своей кровью исправлять чужие ошибки.
А всё остальное... Нет остального. Ничего нового мне Амир не сказал.
И никто здесь не скажет, пора взглянуть правде в глаза. Инчиры считают, что духи ушли добровольно, точка. Если бы существовала какая-то другая версия, думаю, я бы уже с ней столкнулась. Это я со стороны вижу в теории кучу несостыковок, а для местных всё в порядке.
Значит, стоит запастись терпением и дождаться конца Сезона Смерти. А пока — разузнать побольше об Инкар и выяснить, как можно туда попасть.
***
Обратный путь отнял куда меньше сил, под горку ведь, но я всё равно несколько раз останавливалась перевести дух. Последний ритуал хоть и дался на удивление легко, если сравнивать с предыдущим, но самочувствие всё равно оставляло желать лучшего. Надо бы поберечь себя и в ближайшую луну поэкономить силы, а ещё попросить у Майан чего-нибудь кроветворного вместо знакомых средств, которых здесь не найдёшь. Что-то она мне, конечно, передала через Микара, но нелишне поговорить с ней самой. Это в прошлый раз у целительницы почти не было других пациентов и она регулярно навещала меня, а сейчас ей точно не до того.
В госпиталь я в итоге и направилась. Сделать это надо, из дома я сегодня вряд ли ещё выйду, а так — крюк небольшой, выходит почти по дороге.
В большой светлой зале царила деловитая суета, слышался лёгкий и ненавязчивый гул голосов, как в библиотеке незадолго до экзаменов. Добровольные помощницы разносили еду и занимались перевязками; те раненые, что чувствовали себя неплохо, развлекались болтовнёй, но вежливо, тихонько, стараясь никому не мешать. А особенно — целителям.
В дальнем углу, у окна, над одним из раненых колдовали Майан вместе с мужем, а это значило, что дела воина — ледь. Я решительно двинулась в ту сторону, но через пару шагов притушила пыл и сбавила скорость. Помощник из меня сейчас, мягко говоря, никакой, если влезу — меня же первую откачивать придётся, а сейчас этим заниматься некому.
А ещё через пару шагов меня заметили.
— Привет, Стай! Как ты себя чувствуешь?
— С Чингаром всё хорошо, не волнуйся. Ты ведь его проведать пришла? Он вон там, сейчас ещё спит.
— Ой, Стай! Какая ты смелая — рискнуть жизнью за любимого! Я бы, наверное, так не смогла...
— Ох уж эти женщины... То хвостом вертит, а то проведывать прибежала!
— Стай, мне кажется, ты гораздо бледнее, чем обычно. Может, тебе прилечь?
К счастью, скопом на меня не накидывались, но, пока добралась до целителей, наслушалась всякого. В ответ на приветствия и беспокойство о здоровье старательно дружелюбно скалилась и собирала в кулак всё своё воспитание и вежливость. Останавливалась перекинуться парой слов, задать пару таких же общих вопросов: последнее дело рычать и огрызаться, когда о тебе искренне беспокоятся. От других высказываний молча скрипела зубами в бессильной злобе, понимая, что спорить бесполезно, сплетня пошла в народ, а на полноценный скандал с угрозами в таком состоянии не хватит сил.
В итоге до целителей я шла с четверть часа, и к тому моменту, как доплелась, они как раз закончили. Увы, в этот раз конец был печальным: когда я всё же добралась, Майан отослала одну из девочек за Микаром, а Карчин вдумчиво и аккуратно расплетал косу на виске молодого воина. Смотреть на него я не стала, только мельком отметила залитую кровью развороченную грудь. Вот выяснится, что я могла бы его спасти, окажись здесь в полной силе, и толку от этих мыслей?
— А тебя-то чего принесло?! — проворчала Майан вместо приветствия. — Спи да ешь, сил набирайся, нечего тебе тут делать!
— Да я, собственно, за этим и пришла. У тебя есть какое-нибудь средство, помогающее восстановиться после большой потери крови? Или Микар меня именно им поит?
— Им, да не тем. — Хмурая складка на лбу целительницы разгладилась, и инчира взглянула на меня гораздо теплее. — Пойдём, я тебе ещё кое-что дам.
— А-а... — я выразительно кивнула на лежащее тело. — Не отвлекаю?
— Нет, — она устало вздохнула. — Микар и Карчин сами всё сделают, это мужское дело.
— Похороны? А как, кстати, у вас вообще происходит прощание с покойниками?
— А ты не знаешь? — она бросила на меня озадаченный взгляд. — Ты же дочь Микара!
— Ну... Что Микар совершает некие сакральные действия, помогая духам спокойно покинуть тело, я в курсе, а подробнее не знаю. Он же сам этим занимается, без моего участия, а самой спросить раньше как-то к слову не приходилось, — пояснила я.
— Ах да, откуда бы тебе знать, — опомнилась она.
К этому вопросу инчиры, оказывается, подходили достаточно спокойно — в той степени, в какой это возможно при потере близкого, родного существа. Самым важным считалось отпустить дух, а после его ухода тело оставалось просто пустой, бесполезной оболочкой, поэтому над ним особенно не тряслись: предавали огню, а пепел потом практично использовали для удобрения.
Помогали Микару в его деле обычно ближайшие родственники того же пола, что и покойник, в нынешнем случае — сын или отец. Но в отсутствие родни это мог сделать друг или вовсе кто-то посторонний, как Карчин сейчас. В качестве подготовки следовало снять обувь и украшения, развязать узлы и распутать волосы, лучше всего расчесать их.
Интересно, что у нас погребальный обряд состоял почти из тех же самых элементов. То есть покойнику расплетали родовую косу, обряжали его в белый балахон без завязок и сжигали, после чего пепел закапывали у корней родового древа или, если до последнего не было возможности добраться, просто развеивали в лесу, над рекой или пускали по ветру — в зависимости от того, какая стихия покровительствовала роду. Просто совпадение?
— А почему этим занимается именно родственник того же пола? — полюбопытствовала я. — У нас вот, как и уход за ранеными, это дело женщин.
— Женщина не может помочь духу воина и особенно марю, — пояснила Майан. — Хуже того, внимание женщины, родной и близкой, может удержать дух здесь, в нашем мире. И любимый мужчина может удержать женщину, а так нельзя. Связь двух противоположностей, мужчины и женщины, коль образовалась, куда крепче иных.
— Любопытно, — пробормотала я. — И логично. Впрочем, у вас всё вполне объяснимо, кроме тайюн.
— Сравнила, тоже мне! — фыркнула целительница. — Духов наши мужчины видят, говорят с ними, а с тайюн как поговорить?
Я в ответ только трагически вздохнула. От невозможности взглянуть на старших духов я нешуточно страдала, но молча, потому что этой проблемы никто из инчиров не понимал. Местные женщины с ними в принципе не сталкивались, да и мужчины напрямую общались всё больше через тот пресловутый «сон, который не сон», тоже явление загадочное и моему вниманию недоступное, и всех всё полностью устраивало. Примерно как тайюн.
На пороге появился Микар и, оглядевшись, почти сразу заметил меня. Нахмурился, но как раз в этот момент Майан вручала мне глиняный кувшинчик с лекарством и наставляла, как именно нужно принимать средство. Старейшина сделал верные выводы и, приветственно кивнув, направился прямиком к Карчину, не отвлекаясь на воспитание великовозрастной дочери.
— Ты больше ничего не хочешь у меня спросить? — закончив с инструкциями, чуть в сторону проговорила Майан.
— А? — встрепенулась я, провожавшая взглядом названого отца: было любопытно выяснить, как именно выглядит его работа, но не настолько, чтобы лезть под руку. — Да вроде бы нет, я только за лекарством зашла. Пойду вот домой, отсыпаться и лечиться. А что?
