ГЛАВА первая, долгожданная
— Когда нас эвакуируют? Последние военные уже сбежали, а мы сидим, как укоренились…
— А ты не слышал? Повилика отказалась! Сказала, пока эксперимент не проведёт, и слышать не хочет об эвакуации, а кто хочет сбежать — может катиться перекати-полем без денег и рекомендаций.
— Вот же гнилой корень!.. Есть листики ещё? У меня кончились.
— Слишком много эльфийского листа — это даже для нас вредно. Держи...
— А, плевать! Всё рано со дня на день дроу придут, всех на компост перекопают!
Балкон, на котором стояли двое эльфов, выходил в ущелье и открывал грозный и пугающий вид на голые серо-коричневые скалы и ревущую глубоко внизу узкую бурную реку. После недавних дождей вода приобрела насыщенный буро-коричневый цвет и выглядела сплошным потоком грязи. Рокот её отлично слышался, но на такой высоте не заглушал разговоры.
Уединённое место располагалось немного в стороне от основных помещений лаборатории и было одним из нескольких подобных, выходы в которые шли друг за другом в длинной галерее, опоясавшей большой демонстрационный зал, в котором раньше, когда это было жилое или административное здание, проводились приёмы или что-то подобное — бытом дикарей эти два эльфа не интересовались.
Перспективами эвакуации интересовался Илониэль Белый Ясень, техник, переведённый сюда всего полгода назад, уже после смены руководителя лаборатории. Его считали талантливым парнем из хорошего рода: вне великих кланов, носивших названия первородных долин и рощ, но достойного, плодовитого и крепкого корнями. Сюда молодого эльфа заманили перспективой карьерного роста, возможностью получить отличный опыт и высокой зарплатой. Пока сбывалось только последнее, а из всех навыков он приобрёл только привычку к эльфийскому листу. От обильного употребления наркотика кожа молодого парня приобрела едва заметный зеленоватый оттенок, нервы заметно расшатались, а пальцы — тряслись. Особенно утром. Тоже своего рода достижение: заиметь подобный порок представителю их вида не так-то просто.
Эльфийский лист, низкорослый вечнозелёный кустарник, почти во всём цивилизованном мире запрещали как опасный наркотик. На эльфов он действовал гораздо слабее, чем на представителей других народов, особенно в чистом виде, при курении, но даже эльфийское здоровье имело пределы выносливости. И здесь, в забытой первородными духами и семейными рощами лаборатории на краю дикой горной страны, находилось немало желающих этот предел испытать — в основном, из более родовитых.
Илониэль списывал свою привычку на невыносимые условия существования, в которых эльфийский лист виделся единственной отдушиной. Он уверял, что всё это место по самой своей природе противно нормальным эльфам, к каковым причислял себя, и страдал, не в состоянии развлечь себя чем-то ещё.
Компанию ему составлял старший лаборант Сантиаль Серая Сосна, который продержался здесь уже два года и гораздо меньше роптал на судьбу. Он-то ехал исключительно поднакопить денег: не лишённый тщеславия молодой мужчина из небогатого рода лелеял надежду удачно жениться, а произвести впечатление на родню будущей невесты можно только капиталом.
Сам он не употреблял, но всегда носил в кармане пару самокруток, угостить приятелей: стоила тут эта дрянь копейки, а отношение к нему таких, как Илониэль, улучшала. Сантиаль считал это полезными знакомствами и вкладом в собственное будущее. Конечно, все прочие мысли об этих коллегах эльф держал при себе, хотя искренне считал их слабаками и идиотами: никакое начальство, никакая скука и никакие обстоятельства не стоили собственного здоровья.
Край для детей леса и правда выглядел весьма неприютным, особенно голые сухие скалы вокруг, бедные на растительность. А ещё вырубленные в камне коридоры, отсутствие привычных и необходимых вещей, начиная с крайне ограниченного набора продуктов… Местные дикари предпочитали мясо, а выбор овощей, злаков и фруктов был крайне скуден.
Эльфийского листа только — хоть засыпься, но и с ним в последние недели, когда мятежники взяли под контроль основную часть Кулаб-тана, начались перебои. Дроу безжалостно уничтожали плантации, вводя за выращивание и распространение уголовную ответственность, и желающих рисковать свободой находилось немного. Благо в соседней долине он в этом году на диво задался, а «Байтала» туда ещё не добралась.
Илониэль отчаянно хотел домой, подальше от этой пустынной дикой земли и сумасшедшей начальницы, и был уже близок к тому, чтобы согласиться вылететь без денег и рекомендаций, у основания отломив эту ветвь своей жизни. Он ещё молод, ещё не потерял вкуса к жизни, а здесь, в этой глуши и постоянном напряжении, одеревенеть недолго. А учитывая начальство...
Подчиняться той, чьё место при муже и кому вообще не стоит без разрешения открывать рот в присутствии мужчин, неприятно, но будь она достойной женой и матерью, это было бы не так противно.
Халлела же Безродная, отрезанная от корней, которую называли Повиликой, считалась позором всего народа. При этом она отказывалась оставаться на месте, которое предписывала ей роль изгоя и выродка, а презрительным прозвищем невзрачного паразита словно бы даже гордилась. Давно бы нашлись желающие поучить её и поставить на место, и наверняка находились, но по какой-то причуде первородных духов эта женщина родилась с даром столь сильным, что второго такого не сыщешь во всём Новом Абалоне. А нападать толпой на одного, больше того, на женщину, — покрыть себя и свой род позором.
Илониэль начальницу презирал и боялся. Сантиаль — предпочитал держаться подальше и уклонялся от высказывания оценочного суждения. Серая Сосна была семьёй малоизвестной, но гордой, и главным поводом для последнего служили живучесть и умение приспосабливаться к новым обстоятельствам. Так и лаборант приспособился к новой начальнице. Раз прислали — значит, так надо, да и…
При ней тут впрямь начались интересные эксперименты. Порядка стало больше. Да и в магии Повилика, при всех недостатках, разбиралась отлично, причём не только общей.
— Скучаем, мальчики?
Вкрадчивый глубокий голос лёгкой на помине начальницы, прозвучавший вдруг за спинами, заставил обоих подпрыгнуть. Илониэль выронил самокрутку и чуть не прыгнул следом в пропасть, но тут же поджал губы, обернулся и выцедил надменно, сверху вниз глядя на женщину:
— У нас законный перерыв. Имеем право.
Для этого пришлось выпрямиться, потому что ростом Повилика тоже удалась и уступала технику лишь самую малость.
— То есть мне всё-таки отправить вас сдавать кровь на содержание метаболитов и антител к действующим веществам эльфийского листа? — ласково оскалилась она.
— Простите, сэла Халлела, мы уже закончили и возвращаемся. — Более дипломатичный Сантиаль прервал начинающийся скандал и, уцепив товарища за локоть, потащил его прочь. Илониэля, выкурившего подряд три или четыре самокрутки, переполняла шальная бравада, он настраивался на бой до последнего и даже немного поупирался. Но лаборант победил.
Халлела проводила парочку насмешливым взглядом и вышла за ними следом. Только направилась не в испытательный зал, где сегодня намечался большой эксперимент и куда двигалась изначально, а прогулялась к охране и уже в компании — к начальнице медицинской службы. Повилика не любила бросать слова на ветер и дорожила репутацией мстительной твари и колючки в заднице, а репутация требовала подкормки, полива и прочего тщательного ухода.
Тем более юбилей, как пропустить? Уже двадцатый служащий лаборатории, которому предстояло уехать с позорной отметиной.
Ах нет, двадцатый и двадцать первый, их же было двое! Но это к лучшему, можно сразу и третий десяток разменять. Никогда нельзя останавливаться на пути к совершенству.
В рабочий зал после этого Халлела явилась с десятиминутным опозданием, но в прекрасном расположении духа — ещё лучшем, чем было после пробуждения. Волнения она не испытывала, только жгучий азарт и восторг, а встреча на балконе пошла особенно на пользу: помогла немного переключиться и, не потеряв в настроении, приобрести в концентрации. Идеально. Вообще-то она именно для этого решила прогуляться по галерее, вид голых скал и рокот реки успокаивали, но пара идиотов-сородичей сказалась ещё лучше.
Сегодня предстоял момент истины: проверка гипотезы, занимавшей Халлелу уже не первый год. Именно ради этого перспективного исследования ей выделили эту лабораторию с неплохим лабораторным оснащением и превосходным экспериментальным материалом. Рабочие руки вот только оставляли желать лучшего: из всех сотрудников не вызывала сомнений компетентность только пятерых, среди которых охранник-человек и полукровка-врач. Но хотя бы количество паразитов и дармоедов Повилика сократила с тридцати до десятка, после чего в небольшом лабораторном комплексе стало гораздо тише. Это радовало.
Большой двусветный зал с высоким сводом украшали декоративные каменные панели — диковато, странно, но по-своему красиво. После отречения семьи Халлела утратила то острое восприятие живого, какое отличало эльфов от остальных народов, но тяжело это было только поначалу, зато после, когда удалось выжить и привыкнуть, нашлись плюсы. Например, она начала куда отчётливей видеть мёртвую красоту, недоступную многим сородичам. Да и нахождение среди голых камней, почти лишённых растительности, её, в отличие от подчинённых эльфов, не угнетало, а даже наоборот, казалось новым интересным опытом. Особенно на фоне страданий сородичей, доставлявших мелочное удовольствие.
Зал делился на две зоны. Ближняя ко входу состояла из нескольких универсальных рабочих мест, позволявших прямо здесь производить замеры, магические и химические и анализы, сюда же притащили пару шкафов со справочной литературой, которая могла понадобиться в любой момент, и архивами. У стены стояло несколько кадок с крупными растениями, облегчавшими эльфам даже общемагические операции.
Дальняя половина зала была почти пустой. Гладкий каменный пол создавал отличные условия для проведения сложных экспериментальных воздействий, которые люди называли ритуалами. Достаточно расстелить большой лист специально обработанной бумаги, на которой заранее, на стоящих здесь же чертёжных столах, наносились все нужные векторы, расставить опорные предметы — и готово. Просто и удобно. В этой части голые стены затягивал густой тёмно-зелёный плющ особого сорта, гасящий магические возмущения и поглощающий лишний фон. В плотном покрове, незаметные случайному взгляду, прятались разнородные датчики — и простые детекторы магического поля, и куда более интересные и сложные вещицы.
Ну и в самом конце зала — главный лабораторный образец, ради которого Халлела сюда и приехала.
Её давно занимал вопрос различий расовой магии, она же — родовая или видовая, кому какое название ближе. Как выходило, что общая магия едина для всех, а эта, вроде бы черпающая силы из тех же источников, настолько различна? А самое главное, недоступна представителям других народов и не смешивается в полукровках.
Конечно, последнее утверждение оставалось спорным и бездоказательным из-за скудной статистики: полноценных исследований наследственности полукровок и последующих поколений до сих пор никто не проводил, слишком их мало. Можно сказать, они начали более-менее регулярно появляться только в последнюю пару веков, но и то — не в количествах, пригодных для изучения и столь серьёзных выводов.
Да и не так уж сильно интересовали Халлелу полуэльфы: магия близкородственная, её наличие или отсутствие в смесках мало что значит. Эльфы умели воздействовать на растения порой в фантастических пределах, люди специализировались на себе подобных и, в меньшей степени, на животных; не так уж далеко.
То ли дело потомки троллей! Шайтары умели двигать горы. Сокрушительная, невероятная мощь — недоступная кому-то другому. Во всяком случае, так считалось.
Халлела не любила существования вещей, которые утверждались как непреложные факты, но не имели строгих доказательств. Зачастую нерушимые истины достаточно было только как следует пнуть, чтобы они освободили горизонт, заодно придавив обломками некоторых особо ретивых приспешников.
Каждый раз, сталкиваясь с подобными задачами, Халлела следовала одной и той же простой и надёжной схеме: откинуть убеждения, традиции и аксиомы, а явление рассматривать само по себе, без призмы традиций и правил, принимая за данность только доказанные, всячески проверенные экспериментально законы Природы.
Теорию, которую эльфийка взяла за основу, сформулировали ещё веков пять назад. Согласно ей, вся магия была едина, а разница заключалась только в механизме сплетения сил, этакая магическая аллотропия. Она имела своих последователей-энтузиастов и свои веские доказательства, но сколько-нибудь целенаправленных, значимых исследований в этом направлении не велось: и денег требовалось много, и ресурсов, что куда важнее, да и мировое научное сообщество с неприязнью относилось к этим энтузиастам. Не в последнюю очередь благодаря эльфам: традиционно они считали себя старшим видом, и конечно их родовая магия не могла иметь одну природу со способностями дикарей.
Расчёты и гипотетические планы экспериментов Халлела вела давно, сделала несколько теоретических публикаций, но всё это вяло тянулось параллельно с другими, более приземлёнными работами, пока перспективой использования чужой магии не заинтересовались «бешеные огурцы», как брезгливо называли военных в некоторых слоях эльфийского общества. В использовании чужой магии они наконец увидели не оскорбление, но — возможность. Повилика эту породу не любила и работать на армию — тоже, но отказываться от предложения не стала. Вряд ли где-то ещё ей бы довелось спокойно работать с практическим материалом.
Халлела искренне благословляла существование в некоторых высокопоставленных эльфах расчётливого цинизма и холодной меркантильности: они здорово облегчали жизнь.
— Как наши дела? — спросила Повилика, подойдя к своей помощнице — сильному классическому магу и третьей обитательнице лаборатории, которую начальница считала компетентной.
Дариналь Дикий Вереск родилась в очень бедной маленькой семье, мать-Природа не наделила её особой красотой и статью, но зато наградила умом и способностями к математике и общей магии. Девушка с детства привыкла работать и прокладывала дорогу в жизни своим умом и способностями. В эльфийском обществе это требовало немалых усилий, Повилика прекрасно знала это на собственном опыте и потому взяла девочку под своё крыло. Можно сказать, относилась предвзято, но за это Дариналь платила старательностью и ответственным подходом к делу, так что симбиоз выходил прекрасный.
— У нас всё готово. Я набросала рисунок по твоим схемам, сэла, но некоторые моменты не поняла.
— Раскладывай, сейчас посмотрим вместе. А я пока поздороваюсь, — улыбнулась Халлела и подошла к бесценному лабораторному образцу.
Безымянного шайтара уже подняли на ноги и зафиксировали: тяжёлые тугие лианы, усиленные цепями, надёжно удерживали могучее тело, не позволяя лишний раз пошевелиться. Они уходили в стену, натягивались во время работы, а после — ослабевали, давая возможность подопытному спокойно стоять и перемещаться в пределах нескольких квадратных метров, очерченных на полу красной линией. Остальные сотрудники лаборатории боялись дикаря до откровенной паники, поэтому даже к этой линии не приближались без крайней нужды.
