ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Пленница
Рури-Рааш, пока известная как Евгения Горохова
— Привет, мышь! А что это ты делаешь в моём кабинете?
Возглас на пороге заставил меня вздрогнуть и вскинуть взгляд на вошедшего мужчину.
— Корреспонденцию принесли на подпись, — я изобразила вымученную виноватую улыбку и поспешила отойти от стола. — Семён Дмитриевич, зачем вы так подкрадываетесь, у меня чуть сердце не остановилось!
— Я не подкрадываюсь, просто мышь — существо трусливое, — ухмыльнулся он, плотоядно меня разглядывая и едва не облизываясь. Под этим взглядом я занервничала ещё сильнее.
— Ну, я пойду? — смущённо предложила, с надеждой косясь на выход.
— Ну, пойди, — разрешил он и наконец-то перестал перегораживать плечами узкую дверь, позволяя мне шмыгнуть наружу, к своему рабочему месту. Удалось даже исхитриться и проскользнуть, не касаясь его мундира.
Кто бы знал, как мне всё это надоело. Семь лет! И это не считая пяти лет подготовки; больше половины жизни. Изо дня в день, год за годом переступать через себя, прикидываться вот этой проклятой «мышью», а в последние годы ещё и общаться с этим... ничтожеством!
Но — ничего не попишешь, это важная и нужная работа, которую кто-то должен выполнять. Если говорить совсем откровенно и не придираться к мелочам, я отлично устроилась здесь, ко всему привыкла, смирилась и освоилась. Нюансы характера начальника — это, пожалуй, единственная неприятность в моём спокойном существовании. Да и не они в настоящее время портили мне настроение, заставляли дёргаться и нервничать.
Последние пару дней настойчиво преследовало ощущение пристального взгляда в спину, и это означало только одно: пора уходить как можно скорее, чутью я привыкла доверять. Желательно сегодня же ночью, запросив эвакуацию в очередной сеанс связи, запланированный на четверть первого по станционному времени. Я уже и так неплохо попользовалась безалаберностью и ленью своего прямого начальника, пора и честь знать.
Этот начальник был одновременно моим проклятьем и самой большой удачей.
Какое отвращение он у меня вызывал, не передать словами! Как, ну как можно быть... таким? Как говорят люди, на детях гениев природа отдыхает, но как у такого великолепного профессионала, как генерал Зуев, мог вырасти настолько бездарный сын? Более того, я и в генерале разочаровалась: опуститься до того, чтобы хлопотать о тёплом местечке для этого кретина!
Семён Зуев был воплощением всего того, что я терпеть не могла в людях в общем и в мужчинах в частности. Твердолобый, упрямый, безответственный, самоуверенный до тошноты, бабник, да ещё совершенно не способен держать язык на привязи. А как раздражали его потуги к остроумию, обычно сводившиеся к грубым вульгарным шуткам «ниже пояса»! И всё только осложнялось великолепным экстерьером, добавлявшим мужчине гордости за себя, любимого.
При этом, что особенно злило, пах он именно сильным и опасным мужчиной, приятно пах. Но то были голые инстинкты, им не объяснишь, что, помимо физической силы и уверенности в себе, от самца требуются некоторые другие полезные качества. И этим самым инстинктам майор Зуев очень нравился, и это тоже раздражало, и тоже помогало в работе: дополняло портрет скромной блёклой девочки, смущающейся от каждого откровенного взгляда.
С профессиональной точки зрения от такого характера начальника я только выигрывала. Через его руки проходила уйма полезной и важной информации, к которой я имела свободный доступ. Но как можно быть таким ничтожеством и рваться при этом на такое ответственное место?! Вот же... позор всего человечества! Скорее бы оказаться от него подальше.
Весь день я провела в тревоге. Она заметно сгущалась и заставляла меня то и дело нервно озираться и кусать ногти, хотя на первый взгляд ничто не предвещало проблем.
Рабочий день шёл как обычно. Зуев куда-то звонил, что-то читал, с кем-то разговаривал, слонялся по кабинету — в общем, изображал бурную деятельность. Потом куда-то убежал, даже не закрыв за собой дверь, и вернулся часа через два, с довольным видом обнимая Хэлен, девочку из картотеки: глупенькую, но очень красивую блондинку с умопомрачительной фигурой. Бросил мне на стол корреспонденцию к отправке и, вдруг остановившись на пороге кабинета, обернулся, как будто что-то вспомнив.
— И вот ещё, после конца дня не уходи, у меня к тебе... дело будет, — многообещающе улыбнулся он.
— Какого характера? — осторожно спросила я, стараясь не смотреть в сторону жеманно хихикающей блондинки, без всякого стеснения пытающейся залезть ладошкой в брюки мужчины.
— Профессионального, — улыбка стала довольно-ехидной: той самой, которая раздражала меня больше всего. — У нас тут все дела профессионального характера, — мечтательно добавил мужчина, с удовольствием прижимая красотку к себе. — Меня на два часа ни для кого нет! — сообщил он и, втолкнув спутницу в помещение, закрыл за собой дверь, замкнув все контуры защиты.
Хэлен выплыла из кабинета заместителя начальника станции часа через два с половиной, лучащаяся сытым довольством и распространяющая вокруг себя характерные запахи, не оставляющие сомнений в том, чем эти двое занимались за закрытыми дверями. Томная, немного помятая и взъерошенная, она вызвала у меня замешанное на зависти отвращение.
Завидовала я ей не из-за Зуева, а из-за спокойной сытости и вальяжности. Как хорошо — жить в своё удовольствие, и именно так, как тебе хочется. Я и начальнику своему по той же причине завидовала не меньше: у него было всё, и для этого не надо было прикладывать никаких усилий.
У них у всех было. Хорошо жить, когда не приходится выживать.
Мрачные мысли копошились в сознании где-то глубоко, на дне, не оформленные в слова и тщательно прикрытые другими заботами. Не только говорить, но и громко думать опасно. Мало ли кто подслушает?
Где-то через полчаса после ухода Хэлен из кабинета вышел его хозяин. Благодушный, лоснящийся, довольный, с совершенным телом и обаятельной улыбкой. Мозгов бы ему, ну хоть немного, и получился бы достойный восхищения мужчина! Лучше бы он их от отца унаследовал, а не внешность...
— Ну что, мышь, пришёл твой час! — ухмыльнулся Зуев, присаживаясь на край моего стола в опасной близости от меня. Очень хотелось съязвить что-нибудь на тему переоценки способностей и неприятия мной объедков, но пришлось смущённо отодвинуться и пролепетать:
— О чём вы, Семён Дмитриевич?
— Говорил же, вечером ты мне понадобишься для важного дела, — всё с тем же довольным видом сообщил он. — Пойдём, пойдём, а то я тебя на руках понесу. Мне не трудно, но ты чего доброго ещё в обморок от стыда грохнешься. Оно мне надо, тебя в порядок приводить? И мне не надо, и тебе не надо, поэтому пойдём по-хорошему.
— Куда? — спросила робко, судорожно прибираясь на столе и нервно оправляя форму.
— Трахаться! — радостно сообщил он и заржал. Стало совсем противно, но я поспешно смутилась и возмущённо выдохнула:
— Семён Дмитриевич, как вы...
— Шучу, охота мне с тобой нервы тратить, — скривился мужчина. — Говорю же, важное дело есть, мне потребуется твоя помощь в одном вопросе. Всё, закончила копошиться? Отлично, пойдём.
И мы двинулись по коридору. Я торопливо семенила, едва поспевая за широким шагом высокого мужчины, и чувствовала, как внутри поднимается неоформленный, но яростный протест против... всего на свете. Это было похоже на готовящийся взрыв, в который должно было вылиться копившееся двое суток напряжение. Протест против вальяжно-сытой Федерации, против надоевшей тусклой маски, против необходимости каждую секунду контролировать своё поведение, а в особенности — против моего нынешнего спутника.
Пять лет в его компании! Уму непостижимо, как я его ещё не придушила! Кажется, я уже не просто презирала его, а в полном смысле ненавидела, хотя поначалу даже испугалась, выяснив фамилию нового начальника. Наслышана я была про генерала Зуева, очень наслышана, и опасалась, что сын пошёл в отца, тем более внешне они пугающе похожи. Некоторое время держалась в стороне: проверяла, присматривалась, собирала информацию. Чтобы в итоге разочароваться совершенно.
Майор в двадцать восемь — это, мягко говоря, стремительная карьера. Но причины для повышений были невразумительными, да и послужной список исключительно на должностях замов и помощников добавлял подозрений. Складывалось впечатление, что начальники просто хотели избавиться от такого работника, не нажив при этом проблем с его отцом, поэтому ловко подсовывали с повышением в другие отделы. И, присмотревшись поближе, я очень хорошо их поняла. Ссориться с генералом — себе дороже, а работать с этим кошмаром ни одному нормальному специалисту не захочется.
У нас он удивительным образом задержался. Впрочем, чего удивительного? Начальник станции — бывший сослуживец Зуева-старшего, по слухам обязанный ему жизнью. Надо думать, папа попросил в счёт долга.
Сейчас, впрочем, личные качества майора волновали мало. Гораздо важнее было понять, куда именно он меня тащит. Неужели устал от своих многочисленных красоток и решил попробовать чего-нибудь новенького в моём лице? Да ну, вряд ли! Не с его переборчивостью и богатством выбора, за ним едва ли не вся женская часть населения станции готова бегать. С той же Хэлен я ни в какое сравнение не шла.
Мучилась неизвестностью недолго: мы спустились к стыковочным модулям и двинулись по одному из коридоров к располагающемуся там кораблю. При ближайшем рассмотрении это оказалась небольшая комфортабельная яхта. Единственное просторное помещение совмещало в себе рубку, кают-компанию, камбуз и, вероятно, спальню. Посередине — два больших мягких дивана, полукольцом охватывающих круглый столик, впереди на возвышении — пульты управления и два кресла. Вдоль одной стены — пищеблок, вдоль другой — какие-то шкафы и стеллажи.
— Давай, давай, шустрее ногами перебирай, — мужчина слегка подтолкнул меня в спину к креслам и, пока я устраивалась, уселся сам. — Видишь ли, я решил организовать себе отпуск, — жизнерадостно сообщил он, пробуждая яхту. Рычаги управления ткнулись в ладони, и перед нами на обзорном экране открылась чёрная бездна с искорками далёких звёзд. — Работаешь-работаешь, а жизнь проходит мимо. А ты просто потом вернёшь яхту на место, чтобы она на Земле не маячила, угу? — мужчина бросил на меня весёлый взгляд.
И вот тут чутьё наконец панически взвыло: на Землю мне точно не было нужно, ни сейчас, ни потом. Да и... странное что-то мелькнуло во взгляде моего начальника, очень неожиданное и непривычное.
Тонкая отравленная игла впилась в шею мужчины прежде, чем я успела окончательно осмыслить своё положение.
— Ах ты сучка! — не злой, а даже как будто восторженный возглас.
Дальше было непонятное смазанное движение, вспышка боли в голове и темнота.
Семён Зуев
Как же мне всё это надоело!
Никогда не думал, что безделье бывает столь утомительным. Впрочем, утомляло меня не столько безделье, сколько необходимость тратить уйму времени на абсолютно бесполезную деятельность.
Я поднялся с кресла, прошёлся от стола к стене и от стены к «окну», разминая ноги. Потянулся, закинув руки за голову, разглядывая великолепный вид на галактику — с окраины и немного сверху. Потрясающее качество изображения: я твёрдо знал, что кабинет находится посреди станции, со всех сторон — другие помещения, да и вид в окрестностях не столь восхитительный. Но полная иллюзия, что смотришь в окно, даже дух захватывает от вида этой звёздной круговерти.
Несколько секунд стоял, любовался и думал о постороннем. Например, о том, как давно не был на Земле. Семь лет, даже почти восемь. Последний раз, когда Варькин дориец на голову свалился, да. Младшего брата только на картинке видел. Дожил.
Нет, точно, сейчас с этим делом закруглимся, и рвану, отгуляю всё, что накопилось за годы службы без перерывов и выходных, включая премиальные и больничные.
С трудом разогнав приятные посторонние мысли, я решительно развернулся на месте и двинулся к выходу. Сегодня должен был прийти ответ на докладную записку о нецелесообразности дальнейшего участия моего отдела в операции под кодовым названием «Свинцовый щит», ради которой я последние пять лет безвылазно прозябал на этой станции. И, если генералитет согласится с моими выводами, мечты об отпуске вполне могут стать реальностью.
Да я и без отпуска обойдусь, лишь бы сменить место прописки! Надоела эта бесполезная суета. Терзали некоторые неясные подозрения и мучили нереализованные желания. Хотелось чьей-нибудь крови и спать.
Начальство предсказуемо минут сорок трепало нервы нравоучениями и выговором. Старый параноик не доверял никаким защитным средствам, поэтому подчинённым оставалось только читать по глазам и догадываться по смыслу об истинных настроениях командира станции. Самое смешное, почти весь коллектив в совершенстве владел искусством толкования начальственной мимики.
Соотнеся профиль искривления полковничьих губ и уровень громкости нотаций с набором употреблённых ругательств (их было удивительно немного, и все — исключительно литературные), я сделал вывод, что операция действительно подходит к концу, о чём ему пришёл соответствующий приказ. Стало быть, там согласны, что мы выжали из всех двадцати четырёх объектов максимум возможного и пора передавать их в застенки смежного ведомства для дальнейшего дознания и экспериментов. Желательно поскорее.
Я не имел ничего против такой поспешности, даже радовался ей и очень желал разделить с кем-нибудь эту радость. Вариантов было два: отражение в зеркале и прекрасная во всех отношениях женщина. Разумеется, предпочёл второе и завернул по дороге в картотеку, к горячо любимой коллеге и даже почти напарнице.
Хэлен настолько хороша, насколько вообще может быть хороша женщина. Красива, изящна, чувственна и нечеловечески умна. Была бы чуть глупее, я бы, наверное, женился. Шучу, конечно, это не единственная причина: Хэл слишком любвеобильна, чтобы ограничивать себя одним мужчиной, а я слишком консервативно воспитан, чтобы делить с кем-то жену.
Предупредив свою секретаршу (и по совместительству дежурную головную боль) о том, что вечером она мне понадобится, я заперся в кабинете под благовидным предлогом маленьких шалостей и удовлетворения низменных потребностей.
Выпустив стройное тело женщины из рук, прошествовал к своему месту и со стоном рухнул в кресло.
— Всё так плохо? — иронично спросила Хэлен, присаживаясь на подлокотник и гладя меня по голове.
— Нет, всё отлично! — я расплылся в довольной улыбке. — Пора сдавать объект на опыты. Поразвлёкся сам — передай другому. Будь человеком, сделай мне кофе, а? Как ты умеешь, такой, чтобы — ух! А я пока позвоню, обрадую смежников.
— Бедненький, — сочувственно улыбнулась красавица, слегка коснулась губами моих губ и отправилась к бару. — Папе привет передавай. Может, тебе в кофе чего покрепче плеснуть?
— Нельзя, — с сожалением отклонил я заманчивое предложение, настраивая служебную болталку и лишний раз перепроверяя все системы шифрования. — Работа. Ну ничего, сейчас своих ребят обрадую, сдам зверушку, сдам отчёт и смогу отдохнуть от этих глупостей. Чего и вам желаю!
— А я не устаю, — мне подарили солнечную улыбку, и жизнь стала легче.
Действительно, что-то я раскис. Зуев, возьми себя в руки, не мальчишка уже, чай — четвёртый десяток пошёл. Пора звонить папе!
