Внезапно распахнулись, материализовавшиеся последними, глаза, сверкнув искрами, и воздух наполнился запахом озона.
- Фух. – Загремела голова раскатами грома. – Ох и тяжело выбираться из черной материи в реальный мир.
— Вот и сидел бы там. – Усмехнулся Чащун. – Чего вылез то, а то без тебя бы не справились.
- Окорочу я тебе когда-нибудь твой поганый язык, коротышка. Или забыл уже, как я в гневе страшен. Может напомнить? – Загремел небесный гость, но чувствовалось, что в голосе его нет злобы.
- Не пугай меня Перуне. За столько веков, что мы с тобой живем в этой реальности, я видел тебя разным, и воевали мы друг с другом и дружили, и выручал ты меня не раз, да и лечил я тебя как-то, от раны стрелы иномерной, видел немощь твою. Все было. Но сейчас все границы стерты. В одной повозке мы с тобой под откос катимся. Одна надежда на вытянутого сюда из будущего задохлика, не внушающего никакой уверенности, в правильности выбора.
Нам ведь с тобой в мир живых вмешиваться нельзя. С тобой так вообще связаться только через молитву можно. И потому только и остается надежда на этого парня. А вот выдюжит ли он? Не знаю.
- Я в него верю. - Загремел голос. – В нем кровь предка богатыря. Она уже сделала самое главное. Дух героя в нем вырастила, хотя пока и незаметно это, но обязательно выйдет наружу. Но хватит уже о нас. Не для того я сюда пробирался сквозь безвременье, чтобы с тобой поболтать. Я дар принес парню. Он поможет ему на ноги встать и выжить на первых порах.
Полыхнула молния такой силы, что все на миг ослепли, а от прогремевшего раската грома, оглохли. Когда же зрение вернулось, то на поляне, на одном колене, с опущенной головой, стояла девушка. Черные волосы из-под остроконечного шлема спадали водопадами до земли, открывая белоснежную шею. За спиной висел лук и колчан, с переливающимися молниями стрелами.
- Богиня. – Рухнул ниц, распластавшись по земле Вул.
Девушка подняла светящееся благодатью лицо. Какие черты!!! Воистину божественная красота неописуема. (Я, простой смертный, не возьмусь марать ее облик жалкими буквами и предложениями. Пусть это сделает ваша собственная фантазия). Она встала с колена и благородной плывущей над лугом походкой подошла к костру.
- Здравствуй Девана. Рад видеть тебя на земле и в истинном обличии. - Чащун приклонил голову в приветствии.
- И я рада видеть тебя дух жизни, живым и здоровым. – Прозвенел колокольчиками церковного перезвона ее голос. Она присела перед распластавшимся на земле оборотнем, и коснулась его светящейся ладонью. – Встань. Я рада, что волчье племя не забыло еще свою повелительницу. – Но так как замерший Вул не сделал никаких попыток выполнить ее требование, то она прозвенела уже более грозно. - Вставай я сказала. Отныне ты имеешь право не падать ниц в моем присутствии.
- Хватит. - Загремел голос с неба. - У вас еще будет возможность выяснить отношения. Сейчас нет времени. Слушай теперь меня, юноша. – Обратился он уже к еле стоящему на ногах от страха и волнения, побледневшему, но несмотря на это не сводящему восхищенных глаз с девушки, Федограну. – Это моя дочь, Девана. Дева-воительница. Отныне она будет твоим талисманом- хранителем. Достань нож, вытяни его вперед и встань на одно колено.
Парень, вынул трясущимися руками оружие. И беспрекословно выполнил все, что от него требовали, пожирая немигающим, полным обожания взглядом, подплывающую к нему богиню. Та остановилась, возвысившись над ним, и положила одну ладонь ему на лоб, а второй, сжав в щепотку тонкие пальцы, коснулась вытянутого клинка. Закрыла глаза и вдруг запела, да так, что мурашки побежали по спине. Тихим голосом, что-то торжественное, и грустное на незнакомом, видимо очень древнем языке. Волшебные, иномирные слова звучали прямо в душе, минуя недостойные такой музыки уши.
Внезапно молния прострелила Федора, сорвавшись с ладони замолчавшей богини на лбу, и пройдя сквозь сердце, полыхнув на стали оружия искрами электричества, скрылась в руке девушки, касающейся острого наконечника.
- Я все сделала, отец. Как ты хотел. – Ее голос взлетел к небесам и кинулся оттуда басом ответа божественного родителя, а так же сильнейшем ливнем из пылающего рассветом неба без малейших признаков на нем, не только туч, но и облаков, но не затрагивающим собравшихся у костра: богини, духа, человека и оборотня, накрытых от стихии незримым куполом.
- Возвращайся. – Пророкотал ответ. Она полыхнула, в один миг, ярким светом и взлетела, уйдя в небо, шуршащей, мерцающей кометой, оставив после себя, только запах весенний грозы. С ее таким, воистину волшебным исчезновением, закончился и дождь.
- Ты, старый пень, не мог предупредить меня заранее. – Вдруг заорал взбешённый, грозящий в небо кулаком Чащун, пуская клубы табачного дыма, вместе с гневными словами. – Это же надо было божественную силу влить в простой нож для колки свиней. Ты совсем сдурел на старости лет. Не ужели тебе наплевать на свою репутацию. Ты бы хоть обо мне подумал? Как я теперь духам в глаза смотреть буду? Позор на мою седую голову.
В ответ на небе смеялся Перун. Федор смотрел на все это расширенными глазами, в которых плескались все существующие в мире эмоции. Там был и страх от присутствия древнего бога, и удивление поведением сумасбродного деда, и восхищение от облика улетевшей богини, и просто наполняющая душу неконтролируемая радость, все перемешалось, таких ощущений он еще не испытывал никогда в своей жизни.
- Успокойся, Дух Жизни. Не было у меня времени на предупреждения, все произошло спонтанно. И не махай кулаками, всеравно не допрыгнешь. – Перун рассмеялся раскатом грома и исчез, с хлопнув потусторонний шарик внутрь пространства.
— Вот гад. – Пробурчал Дед. – Нагадил и убежал, а еще высший бог. Ладно, что теперь делать-то. Садитесь назад на полено, попробую объяснить, что тут вообще происходит.
Он глубоко затянулся, сверкнув угольками в трубке, окутался клубами дыма, побормотал, что-то ругательное себе в бороду, и заговорил.
- Еще совсем недавно, по божественным меркам, конечно, по людским-то прошло уже четыреста с лишним лет. Боги, духи и люди жили в гармонии. Не той, слащаво-приторной, вечной и бескорыстной, платонической любовью друг к другу, какую пытаются навязать в сознание, все эти бездари философы, представляя то время - как рай на земле. Нет. Это было время правды и чести, но также горя, и страданий. Все правильно было устроено в том мире создателем. Справедливо и честно. Ведь невозможно ощутить в полной мере счастье, не испытав боль, или, на крайний случай, тяжелый труд, все мудро и справедливо, ведь все в жизни ощущается только в контрастах.
Три мира обитания в разных потоках сущего, три разных по своей природе создания, были связаны в едино. Боги, духи и люди жили одной, единой жизнью, соединенные одной нерушимой нитью судьбы. И основой этого было учение высшего строителя реальности – Бога Рода, данное нам во время сотворения этого безумного, как он сам его назвал, мира под названием – Земля.
Хранилось оно в нерушимом завете, никем не охраняемое (Кто мог покусится на фолиант самого создателя?), в пещере, на самой вершине горы Аргоран. Тысячелетиями оно поддерживало порядок в мире, наполняя его энергией самой жизни.
Дед глубоко и тяжко вздохнул дымом и задумался, погрузившись в воспоминания. Потом резко очнулся, вскочив на ноги, и забегал, туда-сюда, словно отмеряя шагами расстояние, пыхтя дымом как паровоз, выплевывая в злобе слова, и сверкая наполненные гневом глазами.
- Нашлась тварь. Даже, как потом оказалось две. Кацикин, бывший паромщик на реке смерти – Смородине, и охранник у Калинова моста, по имени Горын. Они служили рядом, один, перевозил, а другой направлял умершие души в объятия Мораны, вот и сдружились там, затеяв недоброе. Недовольны были, видите ли, они, своим положением, все им хотелось больше славы да власти.
Дед злобно сплюнул, и опустился снова на поваленный ствол, выпустив облако дыма из никогда не затухающей трубки.
- Никто не знает, как это у них получилось. Но они забрались на гору Аргоран, и перекрыли выход силы из фолианта. С тех пор гибнет наш мир. Медленно, но, верно. Боги теряют искры веры от прихожан в храмах, и истаивают в небытие. Духи больше не питаются энергией природы, и теряют силы, а люди, постепенно меняют честь на злато. Конечно, этот процесс не быстрый, но его последствия уже ощущаются.
Не знаю, как у вас там обстоят дела в будущем, мал ты еще для таких откровенных знаний, но мне кажется, что богов вы давно уже не видели, а про нас духов только сказки остались. Я прав?
Он посмотрел Федору в глаза, и увидев его подтверждающий догадку кивок, вновь укутался дымом и замотал головой, как китайский болванчик.
- Я так и думал. – Он на долго замолчал, погрузившись в себя, а двое слушателей, сидели, и не смея потревожить, ошарашенные такими жуткими сведениями, так неожиданно свалившимися на них от старого духа. – Но ладно, идти пора, и так задержались уже, со всеми этими божественными явлениями, а то не успеем до ночи из логова Ягиры выбраться. Не хватало тут еще с ней отношения выяснять. Идемте, я вас провожу, хоть и не рассчитывал на такое приключение, но что же теперь поделаешь. Заодно и расскажу по дороге, про то, что от ожидаю от появления в нашем мире нового богатыря.
Он встал, потянулся, хрустнув позвонками, и махнув рукой, пригласив следовать за ним, скрылся в тени деревьев.
Дед оказался шустрым путешественником. Вроде неторопливо переставляя свои короткие ноги, он умудрялся так быстро перемещаться в пространстве, что Федор еле за ним успевал, натужно вдыхая воздух в горящие огнем легкие, и уже с большим трудом сгибая похрустывающие колени. Спазмы боли все чаще прожигали мышцы, и только чудом он еще не упал.
Поначалу он еще с любопытством рассматривал доисторический лес, где соседствовали елки и тропические лианы, которые переплетали колючие верхушки, увешанные шишками, своими побегами-змеями. Можжевельник, такой вроде привычный в его мире - невысокий, здесь вытягивался до исполинских размеров, пугая треском, пересушенных стволов, а вот родные березки, наоборот, кучковались, собираясь островками кустарника, найденная же им полянка черники, вообще привела парня в шок. Сорванная, одна единственная ягода с трудом помещалась в ладони.
Все было перевернуто в этой доисторической природе с ног на голову. Здесь совершенно не соблюдались привычные в его прошлом мире пропорции, а сочетания тропической растительности, с растениями северных лесов его родины, просто создавало впечатления нереальности происходящего. Но любовался он эти всем не долго. Скоро навалилась усталость и боль, а все мысли свелись только к одному - как не упасть, и не завыть от бессилия, и потому проснувшееся было любопытство, пришлось засунуть далеко за пазуху своего хриплого дыхания.
Высокая трава, густым ковром покрывающая сырые, болотистые края, хлюпающей под ногами хвоей, тропы, медленно раздвинулись, и от неожиданного появления из зарослей огромной морды, наш герой ойкнул, и упав, быстро принялся перебирать ногами, в попытке отползти подальше.
То, что он увидел, действительно могло привести в трепет, не только его ранимое, изнеженное цивилизацией сердце, оно также, могло заставить замереть дух и у проставленного воина спецназовца, которого так любят расписывать в героических книгах, как и своим внезапным появлением, так и совсем не дружественным оскалом белоснежных клыков.
Тигр. Даже простого представителя этого кошачьего племени следует обходить подальше, а тут, нос к носу столкнуться с саблезубым экспонатом палеонтологического музея. Даже представить трудно, чувства юноши в тот момент, когда огромная голова, с клыками штырями по сторонам подернутой легким рычанием, приподнятой верхней губы, нависла над ним, принюхиваясь черным, влажным носом к потенциальному обеду.
- Ты тут чего делаешь? - Раздался смешок Чащуна, вернувшего посмотреть, что тут происходит, и в чем задержка. Его резиновая рука молниеносно вытянулась, и ухватила за ус, присмиревшую, и сразу вдруг ставшую какой-то несчастной, жуткую животину.
– Ты в горах должен охотится? Какого лешего тебя сюда занесло? Ах там голодно, а тут место пустует. – Вступил дед в диалог с молчащим, но явно ка-то отвечающим, львом. – А ты в курсе, что это место принадлежит Ягире, и ты можешь скоро продолжить жить ковриком у ее кровати? Нееет. – Он с издевкой протянул последнее слово, и вдруг резко дернув затрещавший обиженно, от такой несправедливости, ус, развернул, в двадцать раз превосходящего его ростом зверюгу, и взревев дымом, пнул того под зад коленом. - Пошел вон отсюда, тупая скотина, не испытывай судьбу, вас и так уже мало осталось!
Потом обернулся к Федору, почесал задумчиво голову, сдвинув на бок гриб-шляпу и передумал.
- А ну стоять. Иди сюда. Остановил он стремительно улепетывающую фигуру хищника, которая, не смея противоречить, понуро побрела назад. – Поможешь нам до опушки добраться. Надо этого богатыря вывезти отсюда, а-то смотри-ка умаялся бедолага.
Пока дед решал судьбу бедного животного, в голове застывшего от страха и удивления Федора звучал голос:
- Полученное тобой оружие, как только ты покинешь владения Ягиры, станет невидимым и неосязаемым физически, для сторонних существ этого мира. Это твой последний шанс на победу. Помни это богатырь, и используй только тогда когда почувствуешь, что дальше только смерть. Запомни мои слова, воин.
Дорога.
Федогран ехал на саблезубом льве.
Попробуйте прокатится на спине не то, что саблезубого, а хотя бы нашего, простого, уссурийского тигра? Даже представить такое тяжело. Ваш покорный слуга даже в цирке такого номера припомнить не может, что уж тут говорить про реальную жизнь, а вот наш герой, который подобную зверюгу видел только в клетке зоопарка, на данный момент сидел на холке ее дальнего предка, свесив ноги и улыбался.
Вроде и веселиться особо нечему. Ноги гудят усталостью, спина ноет, а то, что ее пониже саднит от последствий ушиба недавнего падения. А также нарастающими в этом интимном месте мозолями, от жесткой, колыхающейся при ходьбе, острыми впивающимися в тело, лопаткам зверя. Да и спина, этого проклятущего льва — это тебе не седло лошади, на котором удобно кататься, даже такому никчемному наезднику, как наш герой, который в своей, недолгой жизни, не разу - не то, что не сидел на лошади, но даже не имел теоретического познания об искусстве верховой езды. А вот теперь ехал, постанывал, сквозь сжатые в упрямстве зубы, но все же улыбался, вспоминая как забирался на это экзотическое транспортное средство:
Саблезуб, уныло опустив голову, подошел к Чащуну, и покорно замер. Всем своим видом выражая такую тоску, и безысходность, что создавалось впечатление, что он не свирепый хищник, а маленький ласковый котенок, который сейчас расплачется. Федору даже стало его жалко.
Улыбающийся дед, по-хозяйски, похлопал льва, вытянувшейся рукой, по спине, потрепал по холке, зачем-то заглянул в рот, зверюге, оттянув нижнюю губу. Стукнул, щелчком пальцев, но торчащему оттуда клыку, и одобрительно крякнув, ловко запрыгнул, оседлав загривок.
- Фух. – Загремела голова раскатами грома. – Ох и тяжело выбираться из черной материи в реальный мир.
— Вот и сидел бы там. – Усмехнулся Чащун. – Чего вылез то, а то без тебя бы не справились.
- Окорочу я тебе когда-нибудь твой поганый язык, коротышка. Или забыл уже, как я в гневе страшен. Может напомнить? – Загремел небесный гость, но чувствовалось, что в голосе его нет злобы.
- Не пугай меня Перуне. За столько веков, что мы с тобой живем в этой реальности, я видел тебя разным, и воевали мы друг с другом и дружили, и выручал ты меня не раз, да и лечил я тебя как-то, от раны стрелы иномерной, видел немощь твою. Все было. Но сейчас все границы стерты. В одной повозке мы с тобой под откос катимся. Одна надежда на вытянутого сюда из будущего задохлика, не внушающего никакой уверенности, в правильности выбора.
Нам ведь с тобой в мир живых вмешиваться нельзя. С тобой так вообще связаться только через молитву можно. И потому только и остается надежда на этого парня. А вот выдюжит ли он? Не знаю.
- Я в него верю. - Загремел голос. – В нем кровь предка богатыря. Она уже сделала самое главное. Дух героя в нем вырастила, хотя пока и незаметно это, но обязательно выйдет наружу. Но хватит уже о нас. Не для того я сюда пробирался сквозь безвременье, чтобы с тобой поболтать. Я дар принес парню. Он поможет ему на ноги встать и выжить на первых порах.
Полыхнула молния такой силы, что все на миг ослепли, а от прогремевшего раската грома, оглохли. Когда же зрение вернулось, то на поляне, на одном колене, с опущенной головой, стояла девушка. Черные волосы из-под остроконечного шлема спадали водопадами до земли, открывая белоснежную шею. За спиной висел лук и колчан, с переливающимися молниями стрелами.
- Богиня. – Рухнул ниц, распластавшись по земле Вул.
Девушка подняла светящееся благодатью лицо. Какие черты!!! Воистину божественная красота неописуема. (Я, простой смертный, не возьмусь марать ее облик жалкими буквами и предложениями. Пусть это сделает ваша собственная фантазия). Она встала с колена и благородной плывущей над лугом походкой подошла к костру.
- Здравствуй Девана. Рад видеть тебя на земле и в истинном обличии. - Чащун приклонил голову в приветствии.
- И я рада видеть тебя дух жизни, живым и здоровым. – Прозвенел колокольчиками церковного перезвона ее голос. Она присела перед распластавшимся на земле оборотнем, и коснулась его светящейся ладонью. – Встань. Я рада, что волчье племя не забыло еще свою повелительницу. – Но так как замерший Вул не сделал никаких попыток выполнить ее требование, то она прозвенела уже более грозно. - Вставай я сказала. Отныне ты имеешь право не падать ниц в моем присутствии.
- Хватит. - Загремел голос с неба. - У вас еще будет возможность выяснить отношения. Сейчас нет времени. Слушай теперь меня, юноша. – Обратился он уже к еле стоящему на ногах от страха и волнения, побледневшему, но несмотря на это не сводящему восхищенных глаз с девушки, Федограну. – Это моя дочь, Девана. Дева-воительница. Отныне она будет твоим талисманом- хранителем. Достань нож, вытяни его вперед и встань на одно колено.
Парень, вынул трясущимися руками оружие. И беспрекословно выполнил все, что от него требовали, пожирая немигающим, полным обожания взглядом, подплывающую к нему богиню. Та остановилась, возвысившись над ним, и положила одну ладонь ему на лоб, а второй, сжав в щепотку тонкие пальцы, коснулась вытянутого клинка. Закрыла глаза и вдруг запела, да так, что мурашки побежали по спине. Тихим голосом, что-то торжественное, и грустное на незнакомом, видимо очень древнем языке. Волшебные, иномирные слова звучали прямо в душе, минуя недостойные такой музыки уши.
Внезапно молния прострелила Федора, сорвавшись с ладони замолчавшей богини на лбу, и пройдя сквозь сердце, полыхнув на стали оружия искрами электричества, скрылась в руке девушки, касающейся острого наконечника.
- Я все сделала, отец. Как ты хотел. – Ее голос взлетел к небесам и кинулся оттуда басом ответа божественного родителя, а так же сильнейшем ливнем из пылающего рассветом неба без малейших признаков на нем, не только туч, но и облаков, но не затрагивающим собравшихся у костра: богини, духа, человека и оборотня, накрытых от стихии незримым куполом.
- Возвращайся. – Пророкотал ответ. Она полыхнула, в один миг, ярким светом и взлетела, уйдя в небо, шуршащей, мерцающей кометой, оставив после себя, только запах весенний грозы. С ее таким, воистину волшебным исчезновением, закончился и дождь.
- Ты, старый пень, не мог предупредить меня заранее. – Вдруг заорал взбешённый, грозящий в небо кулаком Чащун, пуская клубы табачного дыма, вместе с гневными словами. – Это же надо было божественную силу влить в простой нож для колки свиней. Ты совсем сдурел на старости лет. Не ужели тебе наплевать на свою репутацию. Ты бы хоть обо мне подумал? Как я теперь духам в глаза смотреть буду? Позор на мою седую голову.
В ответ на небе смеялся Перун. Федор смотрел на все это расширенными глазами, в которых плескались все существующие в мире эмоции. Там был и страх от присутствия древнего бога, и удивление поведением сумасбродного деда, и восхищение от облика улетевшей богини, и просто наполняющая душу неконтролируемая радость, все перемешалось, таких ощущений он еще не испытывал никогда в своей жизни.
- Успокойся, Дух Жизни. Не было у меня времени на предупреждения, все произошло спонтанно. И не махай кулаками, всеравно не допрыгнешь. – Перун рассмеялся раскатом грома и исчез, с хлопнув потусторонний шарик внутрь пространства.
— Вот гад. – Пробурчал Дед. – Нагадил и убежал, а еще высший бог. Ладно, что теперь делать-то. Садитесь назад на полено, попробую объяснить, что тут вообще происходит.
Он глубоко затянулся, сверкнув угольками в трубке, окутался клубами дыма, побормотал, что-то ругательное себе в бороду, и заговорил.
- Еще совсем недавно, по божественным меркам, конечно, по людским-то прошло уже четыреста с лишним лет. Боги, духи и люди жили в гармонии. Не той, слащаво-приторной, вечной и бескорыстной, платонической любовью друг к другу, какую пытаются навязать в сознание, все эти бездари философы, представляя то время - как рай на земле. Нет. Это было время правды и чести, но также горя, и страданий. Все правильно было устроено в том мире создателем. Справедливо и честно. Ведь невозможно ощутить в полной мере счастье, не испытав боль, или, на крайний случай, тяжелый труд, все мудро и справедливо, ведь все в жизни ощущается только в контрастах.
Три мира обитания в разных потоках сущего, три разных по своей природе создания, были связаны в едино. Боги, духи и люди жили одной, единой жизнью, соединенные одной нерушимой нитью судьбы. И основой этого было учение высшего строителя реальности – Бога Рода, данное нам во время сотворения этого безумного, как он сам его назвал, мира под названием – Земля.
Хранилось оно в нерушимом завете, никем не охраняемое (Кто мог покусится на фолиант самого создателя?), в пещере, на самой вершине горы Аргоран. Тысячелетиями оно поддерживало порядок в мире, наполняя его энергией самой жизни.
Дед глубоко и тяжко вздохнул дымом и задумался, погрузившись в воспоминания. Потом резко очнулся, вскочив на ноги, и забегал, туда-сюда, словно отмеряя шагами расстояние, пыхтя дымом как паровоз, выплевывая в злобе слова, и сверкая наполненные гневом глазами.
- Нашлась тварь. Даже, как потом оказалось две. Кацикин, бывший паромщик на реке смерти – Смородине, и охранник у Калинова моста, по имени Горын. Они служили рядом, один, перевозил, а другой направлял умершие души в объятия Мораны, вот и сдружились там, затеяв недоброе. Недовольны были, видите ли, они, своим положением, все им хотелось больше славы да власти.
Дед злобно сплюнул, и опустился снова на поваленный ствол, выпустив облако дыма из никогда не затухающей трубки.
- Никто не знает, как это у них получилось. Но они забрались на гору Аргоран, и перекрыли выход силы из фолианта. С тех пор гибнет наш мир. Медленно, но, верно. Боги теряют искры веры от прихожан в храмах, и истаивают в небытие. Духи больше не питаются энергией природы, и теряют силы, а люди, постепенно меняют честь на злато. Конечно, этот процесс не быстрый, но его последствия уже ощущаются.
Не знаю, как у вас там обстоят дела в будущем, мал ты еще для таких откровенных знаний, но мне кажется, что богов вы давно уже не видели, а про нас духов только сказки остались. Я прав?
Он посмотрел Федору в глаза, и увидев его подтверждающий догадку кивок, вновь укутался дымом и замотал головой, как китайский болванчик.
- Я так и думал. – Он на долго замолчал, погрузившись в себя, а двое слушателей, сидели, и не смея потревожить, ошарашенные такими жуткими сведениями, так неожиданно свалившимися на них от старого духа. – Но ладно, идти пора, и так задержались уже, со всеми этими божественными явлениями, а то не успеем до ночи из логова Ягиры выбраться. Не хватало тут еще с ней отношения выяснять. Идемте, я вас провожу, хоть и не рассчитывал на такое приключение, но что же теперь поделаешь. Заодно и расскажу по дороге, про то, что от ожидаю от появления в нашем мире нового богатыря.
Он встал, потянулся, хрустнув позвонками, и махнув рукой, пригласив следовать за ним, скрылся в тени деревьев.
Дед оказался шустрым путешественником. Вроде неторопливо переставляя свои короткие ноги, он умудрялся так быстро перемещаться в пространстве, что Федор еле за ним успевал, натужно вдыхая воздух в горящие огнем легкие, и уже с большим трудом сгибая похрустывающие колени. Спазмы боли все чаще прожигали мышцы, и только чудом он еще не упал.
Поначалу он еще с любопытством рассматривал доисторический лес, где соседствовали елки и тропические лианы, которые переплетали колючие верхушки, увешанные шишками, своими побегами-змеями. Можжевельник, такой вроде привычный в его мире - невысокий, здесь вытягивался до исполинских размеров, пугая треском, пересушенных стволов, а вот родные березки, наоборот, кучковались, собираясь островками кустарника, найденная же им полянка черники, вообще привела парня в шок. Сорванная, одна единственная ягода с трудом помещалась в ладони.
Все было перевернуто в этой доисторической природе с ног на голову. Здесь совершенно не соблюдались привычные в его прошлом мире пропорции, а сочетания тропической растительности, с растениями северных лесов его родины, просто создавало впечатления нереальности происходящего. Но любовался он эти всем не долго. Скоро навалилась усталость и боль, а все мысли свелись только к одному - как не упасть, и не завыть от бессилия, и потому проснувшееся было любопытство, пришлось засунуть далеко за пазуху своего хриплого дыхания.
Высокая трава, густым ковром покрывающая сырые, болотистые края, хлюпающей под ногами хвоей, тропы, медленно раздвинулись, и от неожиданного появления из зарослей огромной морды, наш герой ойкнул, и упав, быстро принялся перебирать ногами, в попытке отползти подальше.
То, что он увидел, действительно могло привести в трепет, не только его ранимое, изнеженное цивилизацией сердце, оно также, могло заставить замереть дух и у проставленного воина спецназовца, которого так любят расписывать в героических книгах, как и своим внезапным появлением, так и совсем не дружественным оскалом белоснежных клыков.
Тигр. Даже простого представителя этого кошачьего племени следует обходить подальше, а тут, нос к носу столкнуться с саблезубым экспонатом палеонтологического музея. Даже представить трудно, чувства юноши в тот момент, когда огромная голова, с клыками штырями по сторонам подернутой легким рычанием, приподнятой верхней губы, нависла над ним, принюхиваясь черным, влажным носом к потенциальному обеду.
- Ты тут чего делаешь? - Раздался смешок Чащуна, вернувшего посмотреть, что тут происходит, и в чем задержка. Его резиновая рука молниеносно вытянулась, и ухватила за ус, присмиревшую, и сразу вдруг ставшую какой-то несчастной, жуткую животину.
– Ты в горах должен охотится? Какого лешего тебя сюда занесло? Ах там голодно, а тут место пустует. – Вступил дед в диалог с молчащим, но явно ка-то отвечающим, львом. – А ты в курсе, что это место принадлежит Ягире, и ты можешь скоро продолжить жить ковриком у ее кровати? Нееет. – Он с издевкой протянул последнее слово, и вдруг резко дернув затрещавший обиженно, от такой несправедливости, ус, развернул, в двадцать раз превосходящего его ростом зверюгу, и взревев дымом, пнул того под зад коленом. - Пошел вон отсюда, тупая скотина, не испытывай судьбу, вас и так уже мало осталось!
Потом обернулся к Федору, почесал задумчиво голову, сдвинув на бок гриб-шляпу и передумал.
- А ну стоять. Иди сюда. Остановил он стремительно улепетывающую фигуру хищника, которая, не смея противоречить, понуро побрела назад. – Поможешь нам до опушки добраться. Надо этого богатыря вывезти отсюда, а-то смотри-ка умаялся бедолага.
Пока дед решал судьбу бедного животного, в голове застывшего от страха и удивления Федора звучал голос:
- Полученное тобой оружие, как только ты покинешь владения Ягиры, станет невидимым и неосязаемым физически, для сторонних существ этого мира. Это твой последний шанс на победу. Помни это богатырь, и используй только тогда когда почувствуешь, что дальше только смерть. Запомни мои слова, воин.
Дорога.
Федогран ехал на саблезубом льве.
Попробуйте прокатится на спине не то, что саблезубого, а хотя бы нашего, простого, уссурийского тигра? Даже представить такое тяжело. Ваш покорный слуга даже в цирке такого номера припомнить не может, что уж тут говорить про реальную жизнь, а вот наш герой, который подобную зверюгу видел только в клетке зоопарка, на данный момент сидел на холке ее дальнего предка, свесив ноги и улыбался.
Вроде и веселиться особо нечему. Ноги гудят усталостью, спина ноет, а то, что ее пониже саднит от последствий ушиба недавнего падения. А также нарастающими в этом интимном месте мозолями, от жесткой, колыхающейся при ходьбе, острыми впивающимися в тело, лопаткам зверя. Да и спина, этого проклятущего льва — это тебе не седло лошади, на котором удобно кататься, даже такому никчемному наезднику, как наш герой, который в своей, недолгой жизни, не разу - не то, что не сидел на лошади, но даже не имел теоретического познания об искусстве верховой езды. А вот теперь ехал, постанывал, сквозь сжатые в упрямстве зубы, но все же улыбался, вспоминая как забирался на это экзотическое транспортное средство:
Саблезуб, уныло опустив голову, подошел к Чащуну, и покорно замер. Всем своим видом выражая такую тоску, и безысходность, что создавалось впечатление, что он не свирепый хищник, а маленький ласковый котенок, который сейчас расплачется. Федору даже стало его жалко.
Улыбающийся дед, по-хозяйски, похлопал льва, вытянувшейся рукой, по спине, потрепал по холке, зачем-то заглянул в рот, зверюге, оттянув нижнюю губу. Стукнул, щелчком пальцев, но торчащему оттуда клыку, и одобрительно крякнув, ловко запрыгнул, оседлав загривок.
