- Не желаете ли водочки, Пётр Кузьмич? - осторожно спросил Разгуляев.
- Я не пью! - гордо ответил действительный статский советник и налил себе полный стакан сельтерской воды.
- Может, винца красненького бургундского?
- Не пью я!
Нервно посмотрев на часы, Разгуляев сел напротив Хабалкина и демонстративно налил полный фужер рубинового нектара.
- Ах, какой цвет, какой букет, ей-Богу, урожай этого года особенно хорош, - стал он восхищаться бургундским, разглядывая его на просвет и обнюхивая, словно собака. Осторожно отпив глоток, он, причмокивая, закатил глаза и изобразил на лице полное блаженство.
- Я не пью! - повторил в который раз Хабалкин и наложил себе полную с горкой тарелку салата от знаменитого повара Оливье.
- Ах, какое шампанское мне прислали на днях из Парижа, прямо амброзия, а не шампанское! Не хотите отведать?
- Я не пью, и вообще все проблемы нашего общества от пьянства. Вон поручик Кудяплин на днях застрелился, а всё почему?
- Почему же-с, Ваше превосходительство? - подобострастно спросил Разгуляев.
- Потому что пил много и в карты играл! - не терпящим возражения тоном сказал Пётр Кузьмич и, размазав по куску французской булки вологодское масло, стал укладывать поверх него паюсную икру.
- Трезвость должна стать в нашем обществе нормой жизни! - продолжил он нести свет высокой морали и нравственности в массы. - Вот ты, Разгуляев, давно ли приходил домой трезвый? Давно ли спрашивал у жены, как здоровье её любимой мамочки?
- Не помню-с! - ответил купец первой гильдии и нервно дёрнул плечом.
- Вот видишь, до чего довела тебя водка! - поучительно произнёс Хабалкин.
- А всё от чего? Оттого, что в водке мы топим все прекраснейшие порывы нашей души. Как говорил старина Кант, "есть только две тайны вселенной, которые действительно волнуют меня - звёздное небо над нами и нравственный закон внутри нас", но разве есть сей закон в душе пьющего человека? Молчишь? А на звёздное небо давно ли смотрел? Не смотрят люди на звёздное небо с пьяных-то глаз!
- Как точно вы выразились, Ваше превосходительство! "Звёздное небо над нами и нравственный закон внутри нас"! Ей-Богу, сегодня же брошу пить! Хотя нет, лучше завтра, но завтра обязательно брошу пить, обещаю! Хотя... завтра я приглашён... Что же делать? Вы мне сегодня открыли глаза, а я...
- Да полно, братец, тебе обещания-то дурацкие раздавать. Смотри - вот уже и двенадцать! Ну что, плакали твои деньги?
- Эх, плакали, кто ж мог знать, что Вы всю неделю капли в рот не возьмёте?
- Ну вот, будет, значит, тебе наука. Ты вексель выпишешь или ассигнациями изволишь платить?
- Ассигнациями! Вот сто, двести, пятьсот рублей, как в аптеке! Изволите пересчитать?
- А как же! Деньги счёт любят. Ты, кстати, не тяни, наливай бургундское своё и шампанское из Парижу, а после водочкой это дело запьём. Быть трезвым, конечно, правильно и морально, но уж больно скучно. Намаялся я преизрядно за эти-то дни.
- А как же Кант и закон нравственный, Ваше превосходительство? - лукаво прищурившись, спросил купец.
- Что Кант? Тоже выпить, говорят, был не дурак, да и знают все, что человек, приняв водки, обычно добреет, а скажи-ка ты, разве может быть нравственность без доброты?
- Я не пью! - гордо ответил действительный статский советник и налил себе полный стакан сельтерской воды.
- Может, винца красненького бургундского?
- Не пью я!
Нервно посмотрев на часы, Разгуляев сел напротив Хабалкина и демонстративно налил полный фужер рубинового нектара.
- Ах, какой цвет, какой букет, ей-Богу, урожай этого года особенно хорош, - стал он восхищаться бургундским, разглядывая его на просвет и обнюхивая, словно собака. Осторожно отпив глоток, он, причмокивая, закатил глаза и изобразил на лице полное блаженство.
- Я не пью! - повторил в который раз Хабалкин и наложил себе полную с горкой тарелку салата от знаменитого повара Оливье.
- Ах, какое шампанское мне прислали на днях из Парижа, прямо амброзия, а не шампанское! Не хотите отведать?
- Я не пью, и вообще все проблемы нашего общества от пьянства. Вон поручик Кудяплин на днях застрелился, а всё почему?
- Почему же-с, Ваше превосходительство? - подобострастно спросил Разгуляев.
- Потому что пил много и в карты играл! - не терпящим возражения тоном сказал Пётр Кузьмич и, размазав по куску французской булки вологодское масло, стал укладывать поверх него паюсную икру.
- Трезвость должна стать в нашем обществе нормой жизни! - продолжил он нести свет высокой морали и нравственности в массы. - Вот ты, Разгуляев, давно ли приходил домой трезвый? Давно ли спрашивал у жены, как здоровье её любимой мамочки?
- Не помню-с! - ответил купец первой гильдии и нервно дёрнул плечом.
- Вот видишь, до чего довела тебя водка! - поучительно произнёс Хабалкин.
- А всё от чего? Оттого, что в водке мы топим все прекраснейшие порывы нашей души. Как говорил старина Кант, "есть только две тайны вселенной, которые действительно волнуют меня - звёздное небо над нами и нравственный закон внутри нас", но разве есть сей закон в душе пьющего человека? Молчишь? А на звёздное небо давно ли смотрел? Не смотрят люди на звёздное небо с пьяных-то глаз!
- Как точно вы выразились, Ваше превосходительство! "Звёздное небо над нами и нравственный закон внутри нас"! Ей-Богу, сегодня же брошу пить! Хотя нет, лучше завтра, но завтра обязательно брошу пить, обещаю! Хотя... завтра я приглашён... Что же делать? Вы мне сегодня открыли глаза, а я...
- Да полно, братец, тебе обещания-то дурацкие раздавать. Смотри - вот уже и двенадцать! Ну что, плакали твои деньги?
- Эх, плакали, кто ж мог знать, что Вы всю неделю капли в рот не возьмёте?
- Ну вот, будет, значит, тебе наука. Ты вексель выпишешь или ассигнациями изволишь платить?
- Ассигнациями! Вот сто, двести, пятьсот рублей, как в аптеке! Изволите пересчитать?
- А как же! Деньги счёт любят. Ты, кстати, не тяни, наливай бургундское своё и шампанское из Парижу, а после водочкой это дело запьём. Быть трезвым, конечно, правильно и морально, но уж больно скучно. Намаялся я преизрядно за эти-то дни.
- А как же Кант и закон нравственный, Ваше превосходительство? - лукаво прищурившись, спросил купец.
- Что Кант? Тоже выпить, говорят, был не дурак, да и знают все, что человек, приняв водки, обычно добреет, а скажи-ка ты, разве может быть нравственность без доброты?
